Осколки

Паприка была любопытна. Паприка была любознательна. У Паприки была животная необходимость — собирать всякий хлам. Будучи рождённой в долийском клане, у неё не было возможности исследовать мир. Её ковром была щекочущая щиколотки трава, исполинские деревья высились, словно стены, а крышу заменяло звёздное небо. И всё «шемленское» было ей в новинку. Кожаные сапоги натирали широкие ступни, двери становились настоящим препятствием, так как лесная девочка не знала, в какую сторону нужно было их открывать, а пижама, купленная в Вал Руайо, стала новой отдушиной в Скайхолде, и эльфийка отказывалась вылезать из неё. Но вместе с неудобствами людского мира пришли вещи, применение которым Паприка только собиралась найти. — Ты можешь положить это к себе в рюкзак? — серые глаза смотрели так умоляюще, а цепкие пальцы так крепко сжимали резную фигурку мабари, отчего Солас не мог отказать такой невинной на первый взгляд просьбе. В конце концов только он и носил с собой рюкзак. Но с каждым походом рюкзак Соласа становился все тяжелее и тяжелее. Если в первые несколько раз Лавеллан всё ещё продолжала спрашивать разрешение у эльфа, можно ли ей положить пустую пыльную бутылку, подобранную в оставленном разбойникам лагере, то потом просто беспардонно открывала клапан, развязывала шнурки и клала вещи. В лагере, пока Инквизитора занимал интендант, Солас рассматривал содержимое своего рюкзака и дивился: «Зачем же ей столько ненужных вещей?». Тут было все: драгоценные украшения, которые эльфийка никогда не наденет, несколько кусочков железа, пара бутылок различных цветов и формы, листья и корни всевозможных растений. Лавеллан тащила все, что блестело и плохо лежало. Каждый раз Солас всё собирался спросить у Паприки, почему она занимается сбором всех самых неприметных вещей со всего Тедаса, но стоило ему увидеть, как блестят её глаза, когда она находит очередную фигурку, как она, словно маленький ребёнок, осматривает новый предмет и потом с диким восторгом показывает его своим спутникам, которые, казалось, должны были разделить её счастье, почему-то все вопросы сразу отпадали. Но Солас чувствовал, что его буквально используют. Он не был извозчичьей лошадью, даже рюкзак не был предназначен для всякого хлама (в итоге личные вещи эльфа пришлось оставлять в Скайхолде). Однако маг-отступник со слабой улыбкой терпел и всячески скрывал тот факт, что кожаные лямки начали натирать плечи. — Знаешь, Солас, — однажды поравнялась с ним Паприка во время очередного пешего перехода от одного лагеря к другому. Глаза смотрят куда угодно, но только не на него, руки неловко сцеплены сзади, а шаг слегка нервный, почти прыгучий. — я же совсем тебя не отблагодарила. За вещи. Точнее за то, что ты их носишь. — Не стоило, Инквизитор, — почему-то такие неуклюжие слова благодарности растеклись по душе эльфа тёплым бальзамом. Но тут Лавеллан резко поворачивается, рукой заставляет мага замедлить шаг и, привстав на цыпочки, слегка грубовато, наспех коснулась губами его щеки. Ошарашенный, Солас несколько мгновений стоял на месте. — Стоило, — алеющие от смущения девичьи щеки, игривая улыбка, растягивающая валласлин Гилланайн, и задорный блеск в глазах Паприки — вот, что он увидел, прежде чем Лавеллан ускорила свой шаг и вернулась во главу небольшой процессии. Такое выражение благодарности устроило Соласа, и он решил, что будет таскать вещи Лавеллан столько, сколько потребуется.