Осколки

Инквизиция столкнулась с настоящей проблемой, которая была пострашнее зияющей Бреши в небе или же самого Корифея, — Инквизитор совсем не умела танцевать, а до бала осталось всего-ничего! Жозефина и так была суетливой леди, но сейчас она просто места себе не находила: перо едва ли не воспламенялось от быстроты письма — писала всем лучшим учителям танцев со всего Тедаса. Многие тут же откликнулись на клич о помощи посла Инквизиции: большая часть из них просто хотела получить побольше лавр в свою сторону. У Лавеллан, когда та прознала, что в Скайхолд будут съезжаться всевозможные учителя, тут же закрутило живот. Она пряталась по всем углам, пыталась отмахнуться от щебетания Жози о важности навыка танца своими «инквизиторскими» делами, но встреча с наставниками была просто неизбежна. Танцы не были чужды детю леса. Она любила резвиться со своими подругами под звуки лютни тёплыми вечерами. Но то было беспечное баловство, когда можно было позволить себе громко смеяться, хватать всех за руки и под локти и кружиться. Тело тогда само находило ритм, музыка проникала в каждую пору кожи, звучала в душе. Может потому что это было родным, тёплым и уютным. В кругу семьи-клана Паприка не стеснялась и позволяла телу расслабиться. Тут же было другое дело. — Спину прямо, леди Инквизитор, — прошипела наставница, приехавшая аж из самого Вал Руайо. Паприка, закатив глаза и скорчив неприязненную физиономию, подчинилась. Она понимала, что в Халамширале все взгляды будут устремлены прямо на неё, а опозориться, наступив кому-то на ногу во время вальса, Инквизитор вовсе не хотела. Все-таки от этого бала в Зимнем дворце зависело слишком много. Сначала учительница учила Паприку основам основ: прямой осанке, положению ног и рук, мягкости и плавности движений. Но Лавеллан была слишком напряжена, чтобы хоть как-то откликаться на наставления. Ей были противны жёсткие упрёки, прикосновения и вообще все, что касалось этой шемской женщины. В итоге нервы сдали у обеих: Лавеллан, смачно ругаясь на эльфийском, выскочила из залы, отведённой для уроков, а наставница в тот же вечер покинула замок, гордо и обидчиво вскинув острый подбородок. — Что, леди Инквизитор не покорится не то, что Корифею, но и орлесианской учительнице танцев? — голос Соласа звучал одновременно насмешливо и тепло. — Она в сто раз страшнее. — Паприка позволила себе усмехнуться. — «Леди Инквизитор, ваши движения отвратительны! Криволапый наг танцует лучше, чем вы!» — Инквизитор без труда изобразила орлейский акцент. Солас коротко рассмеялся и присел рядом. Наступал вечер, солнце давно скрылось за высокими башнями и крепкими стенами, а небо окрашивалось в синие цвета. Если днём во дворе приходило много посетителей, то сейчас он был почти пуст. Ветер шутливо шелестел ветками деревьев, игрался с травинками и, будто самостоятельно вдыхая приятный аромат цветов, лично пожелал распространить его по двору. — В клане было проще, — с грустью вспомнила Лавеллан, — Знаешь, было весело танцевать со всеми в такие вечера, как этот. Один из наших охотников так импровизировал, из лютни лилась такая музыка, отчего ноги сами пускались в пляс! А это — она кивнула головой в сторону, намекая на неудачные уроки танцев, — это разве танцы? Пытка какая-то. Повисло недолгое молчание. Лавеллан уже начала себя корить за излишнюю эмоциональность. Что мог про неё подумать Солас? То, что она неуклюжая недотёпа? Щеки от этой мысли тут же залились румянцем. — Бродя по Тени, я видел роскошные балы, где знать кружилась в вальсе по несколько часов, — начал Солас, вставая со скамейки, — думаю, я смог чему-то научиться, — театрально и излишне галантно он сделал поклон и протянул руку Лавеллан, приглашая, — и мог бы научить тебя. Лавеллан такая идея пришлась по душе и она, подыгрывая, вложила свою ладонь в руку мага. Музыку заменил шёпот листвы и биение сердец. Сначала Паприка нервничала, оказавшись практически вплотную к Соласу. Переживала, не вспотела ли у неё ладонь, которую сейчас держал маг, следила за тем, чтобы случайно не наступить ему на ногу. Взгляд то и дело блуждал где-то за его плечом, мимолётно задерживаясь на цветущих растениях. — Ты слишком напряжена, — заметил Солас, хотя сам едва сдерживал волнение. Казалось, что во дворцах Арлатана скрывать свои эмоции было проще, чем сейчас, когда шею ему греет взволнованное дыханье Лавеллан. — Представь, что ты находишься в своём клане. Паприка не ожидала от Соласа таких слов. Между ними часто были жаркие споры по поводу менталитета долийцев: Лавеллан гордо вскидывала подбородок, скрещивала руки на груди и воинственно отстаивала задетую эльфийскую гордость, Солас же отвечал тем, что не имеет ничего общего с её народом. Паприка задумалась, как же так вышло, что она сейчас чувствует на своей талии тепло ладони своего главного оппонента в спорах. Но, тряхнув головой, она представила. Прикрыв глаза, ей хватило нескольких секунд, чтобы вспомнить запах костра, отдалённую, будто сквозь толщу воды, игру лютни и смех своих собратьев. Паприка почувствовала, как тело расслабляется, а движения перестают быть скованными. Солас также заметил изменения. Почувствовал лёгкость и податливость эльфийки, что немало его удивило. Паприке скорее была присуща баранья упёртость, нежели уступчивость. Но всегда было приятно открывать что-то новое и неизведанное в этой многогранной и непостоянной натуре. Паприка чувствовала, как у неё замирает дыхание, когда Солас вытягивал руку, а она, словно балерина из шемленской музыкальной шкатулки, закружилась. Если бы ей, долийской охотнице, кто-то бы сказал, что она будет танцевать людские танцы, да с эльфом, который не чтит традиций собственного народе, она бы, возможно, сочла это оскорблением, а потом посоветовала бы обидчику бежать. Время бежало неумолимо быстро, словно куда-то спешило. Небо совсем потемнело и сложно было даже разглядеть силуэты растущих деревьев. — Думаю, что урок усвоен, — подытожил Солас, останавливаясь, но ни отпуская ладони Паприки, ни убирая с её талии свой руки. Губы крепко коснулись девичьего виска и задержались там на несколько секунд. Эльф зажмурил глаза, словно пытаясь остановить этот момент, задержать торопящееся время. Как же ему не хотелось, чтобы это заканчивалось.