Осколки

Соласу нужно было побыть одному. Он запомнил обеспокоенный взгляд Лавеллан и кроткий вопрос о помощи, но его боль принадлежала только ему. Возвращаясь в Скайхолд, эльфийский маг все ещё не мог поверить в случившееся. Никто не имел права извращать форму духов, выворачивать наизнанку их сущности. Люди не понимают этого, считают духов… а за кого они вообще их держат? Они бы осознали, какую ошибку совершили, окажись на месте Мудрости их товарищ, который внезапно начал всех убивать, хотя до этого мило улыбался и вообще не мог и мухи обидеть. Лавеллан стояла у ворот, словно специально дожидаясь его. Она попыталась неловко пошутить про спор с Варриком, но крайнее беспокойство, плещущееся в серых глазах, выдавало её искренние чувства с потрохами. Паприка хотела было что-то сделать, её пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались, но, не привыкшая к проявлению чувств при людях, она лишь сконфуженно стояла перед ним. Солас не стал давить на неё и, искренне поблагодарив, начал подниматься вверх по лестнице, по направлению к замку. Впереди было ещё много незаконченных дел, и отвлекаться на внезапный прилив эмоций было глупым. В зале Варрик поздоровался с ним коротким кивком, лезть с вопросами не стал, отчего эльф был благодарен дитю Камня. Солас подошёл к своему рабочему столу и, оперевшись на него руками, вздохнул. И только сейчас он заметил небольшой горшок, что стоял в углу стола рядом с таинственным осколком. Наполовину заполненный водой, в нем было несколько расцветших пар веретенок. Нахмурившись, Солас провёл пальцами по красным лепесткам и припомнил одно поверье, которое ходило среди людей: обычно веретенку дарили тем, кто пережил тяжёлое горе или утрату. Ему казалось, что его горе осталось безразличным для окружающих, что только он сам может справиться с ним. Но, кажется, ему было свойственно ошибаться. Слабо улыбаясь, Солас почувствовал, как такой небольшой жест внимания к его потере, сделал гораздо больше, чем все часы, что он провёл в уединении.

***

Лавеллан он нашёл в саду. Когда долийке предложили два варианта реставрации сада, среди которых был облагородить территорию в церковном стиле, то Паприка состроила такую физиономию, словно только что проглотила гнилого слизняка. Жозефина убеждала, что таким небольшим жестом можно было бы умаслить множество сестёр и аристократов, показав, что Вестница Андрасте носит такой титул не за зря. Но, Паприка, уставшая повторять одно и тоже, сначала смачно выругалась на эльфийском, а затем пояснила, что не собирается угождать Церкви. Упрямство Лавеллан приносило свои плоды: сад был отдан на нужды лазарета. Эльфийка, сидя прямо на земле, ковырялась в горшке, пальцами разрыхляя землю. Облокотившись на каменные перила, эльф со слабой улыбкой наблюдал за действиями девушки, которая была так увлечена, что даже чуть высунула кончик языка. Однажды Лавеллан упоминала, что в подростковом возрасте терпеть не могла травничество, и Солас охотно верил, зная неугомонный нрав долийской охотницы, которой нужно было быть всегда и везде и со стрелой в зубах. Достав из мешочка несколько зёрнышек, Паприка аккуратно разместила их в земле, потом, взяв кувшин, она полила каждое углубление и присыпала землёй, образовывая небольшие горки. Довольная своей работой, эльфийка чуть отклонилась назад, словно пытаясь оценить своё творение. И только затем она подняла взгляд чуть выше, замечая Соласа. Её щёки вспыхнули розовым румянцем, а губы растянулись в кривоватой улыбке: вверх пополз только один уголок губ. — Спасибо, — лишь сказал Солас, прекрасно осознавая, что девушка поймёт о чем идёт речь. Серые глаза Лавеллан чуть прищурились. — Не только среди шем… людей есть такое поверье, — эльфийка старалась как можно меньше пользоваться расистской речью по отношению к людям, но, все же, иногда осекалась. Однако, грусть, проскользнувшая в её взгляде, вряд ли относилась к этому. — Когда пропал мой отец, весь наш аравель был усыпан веретенкой. Каждый из клана принёс по цветку, — её губ теперь коснулась грустная улыбка. — За это не благодарят. Сейчас Паприка выглядела спокойно, немного расстроенно, значительно отличаясь от той эльфийки, что привык видеть Солас: шумной, высказывающей своё мнение, нужное или нет, безрассудно смелой. — Знаешь, это успокаивает, — неожиданно сменила тему Лавеллан, возвращаясь в своё привычное возбуждённое состояние. — Жози запретила мне пользоваться луком в Скайхолде, — Лавеллан театрально закатила глаза, — поэтому пришлось вспоминать основы травничества, которым меня учила mamae. — Наш посол прав, — отметил Солас, — иначе несколько орлесианцев покинули бы Скайхолд… вперёд ногами. Уловив нотку шутки в словах Соласа, Паприка просияла. — Да, мои горшки спасают жизни! — заявила Лавеллан, показывая грязные ладони. — Не хочешь присоединиться? Я расскажу о том, как мой клан использует различные травы. Думаю, что даже такому зануде, как ты, это будет интересно узнать. Фыркнув, Солас выпрямился, с секунду подумал, а затем направился в сторону небольшой лестницы, что вела в сад. — С радостью, — сказал эльфийский маг и сел рядом, скрестив ноги. — И я не зануда. Лавеллан рассмеялась, забыв о приличиях. — Ага, расскажешь сказки духам в Тени, — ей определённо доставило удовольствие, что Солас отреагировал на её по-детски невинное оскорбление. Затем Паприка, с умным видом, достойным лишь самого Соласа, начала длинный монолог о травах, при этом прерываясь на короткие выдержки из воспоминаний, а сам эльфийский маг внимательно слушал, хотя прекрасно знал все, о чём ему рассказывала Лавеллан. В компании Лавеллан становилось легче: это мог отметить не только Солас. Кассандра меньше хмурилась, когда рядом находилась Леди Инквизитор; Каллен как-то обмолвился, что забыл о времени, когда учил долийскую охотницу игре в шахматы. Да, она могла быть душной, неприятной и назойливой, когда дело касалось эльфийской истории, но Паприка больше двадцати лет прожила с долийскими эльфами, которые внушали её неокрепшему уму различные стереотипы. От этого так легко не отделаться, но Паприка старалась. Положив ладонь на угловатое колено Лавеллан, Солас со спокойной улыбкой продолжил слушать ей рассказ, который слегка сбился, когда девушка почувствовала на себе чужое прикосновение. Солас чувствовал, как его боль уходила на второй план.