Peter's Stories

      Питер неловко вытер покрасневшие глаза.       Он не совсем понимал, что конкретно с ним происходит. Это не была паническая атака — благодаря мистеру Тумсу он очень хорошо знал, что это такое. Это не была депрессия — смерть дяди Бена, а затем и мистера Старка, дали ему и такой опыт.       Ему не было скучно: благодаря Пеппер, не пожелавшей услышать его возражений, он весьма успешно учился в одном из престижнейших университетов мира, успевал тусоваться с друзьями в редкие выходные и с удовольствием ловил мелких нарушителей, выходя на патрули.       Он, определенно, не перерабатывал и, конечно, уставал, но… Вряд ли это его состояние можно было принять следствием усталости. В конце концов, он успевал отдыхать достаточно, чтобы это не отразилось на его повседневной жизни.       Питер помнил, до чего переработки довели тётушку Мэй в те годы, когда сам он был ещё слишком мал, и не собирался допускать подобных ошибок в то время, когда это возможно.       Тем не менее, сейчас он, спрятавшись под пушистым пледом в общежитии, никак не мог заставить себя просто успокоиться.       Слезы не переставая стекали по его щекам, впитывались в наволочку… Но не давали ни облегчения, ни такого желанного сейчас спокойствия.       Питер, честно сказать, сейчас все что угодно отдал бы за звонок мистеру Старку или дяде Бену, объятия от тёти Мэй или ЭмДжей, предложение от Неда погонять в приставку или от малышки Морган — собрать огромный розовый замок из желто-зеленого конструктора.       Питер даже пытался набрать хоть кого-то из этого списка. И тут же сбрасывал, потому что не мог позволить себе напугать близких таким своим состоянием. Он был уверен, что уже завтра снова будет в порядке, так стоило ли оно того?       Питер снова потёр глаза, уже немного побаливающие от этого нескончаемого потока воды.       — Питер?       Голос Карен, с недавних пор вмонтированной в его наручные часы, звучал немного приглушённо — рука, на которую они были надеты, находилась под подушкой.       — Да? — его голос — сиплый и все же немножечко усталый, внезапно показался ему чужим. Но ИИ, всегда такая понимающая и искренняя в своей заботе, даже не пыталась указывать на это.       — Мне кажется, стоит запустить протокол «Колыбельная», — тихо, словно и сама не знала, права она или нет, проговорила Карен.       Питер не создавал подобного протокола. Он в принципе никогда не слышал о нем.       А значит…       — Запускай, — не сдержав всхлипа, пробормотал Питер, устраиваясь так, чтобы часы оказались прямо перед глазами.       — Протокол «Колыбельная» активирован, — отозвалась она уже куда более уверено. А в следующее мгновение затаивший дыхание Питер услышал знакомый до боли голос.       — Хей, Карапуз, — теплый голос наставника, кажется, разом заполнил собой все пространство под пледом. Питер, думавший до этого момента, что пережил и отпустил, едва сдержал рвущееся наружу рыдание, прижимая свободную руку к раскрывшемся в безмолвном крике рту. — Кажется, тебе не спится, а я оказался никудышным наставником и не могу составить тебе компанию, — в голосе его прозвучал лёгкий, только Тони Старку присущий спокойный смешок. — Я… Знаешь, за те годы, что тебя нет рядом, я настолько привык быть отцом, что… Одна только мысль, что ты, где-то там, можешь чувствовать боль, или страх, усталость… Что угодно, на самом деле — делает мне больно тоже. Я отдал бы весь мир за то, чтобы оказаться сейчас рядом с тобой.       Тихое «я тоже» сорвалось с губ Питера совершенно автоматически.       И Тони… Слишком хорошо его знал, кажется.       — О, я и не сомневаюсь, что ты тоже, малыш-паучок, — Тони снова мягко рассмеялся. Помолчал немного, заставляя вслушиваться в его спокойное дыхание. Задумчиво хмыкнул. — Знаешь… Я планировал сделать этот протокол чем-то, что поможет успокоить тебя, но, если честно, у меня ни единой мысли, как сделать это, не зная причины твоей боли. Поэтому… Надеюсь, ты не возражаешь, если я сыграю?       Питер с недоумением уставился в потухший в какой-то момент дисплей, из которого, одна за другой, полились неуверенные нотки, складывающиеся в мелодию, с каждым тактом набирающую силу.       Питер не заметил, когда слезы вдруг перестали жечь его щеки, застывая на них одинокими солёными дорожками.       Он лишь вслушивался в тихие переливы абсолютно незнакомой мелодии, выходящей — он не сомневался — из-под мозолистых пальцев его наставника, и не мог заставить себя думать о чем-либо другом.       Одна композиция сменила другую, за ней пришла ещё одна…       Питер прикрыл глаза, пытаясь представить мистера Старка за инструментом — это, если честно, получилось наудивление легко. Картинка словно бы сама отпечаталась у него в сознании.       — Надеюсь, тебе стало хоть немного легче, сын. Доброй ночи, — хрипловато произнес голос Тони в тишине комнаты, прерываемой лишь едва слышным сопением из-под пледа. — Я люблю тебя.       Питер тихонечко всхлипнул… И тепло улыбнулся сну.