Жертва обстоятельств

Некоторое время Макс так и просидел в тишине, крепко прижавшись к Дэвиду. Он слишком испугался, что останется совсем один, чтобы вновь показывать характер и демонстративно огрызаться. Теперь его почти подсознательно тянуло к живому теплу и обществу. Ему было необходимо немного успокоиться и прийти в себя, а это почему-то лучше всего получалось возле вожатого. Создавалось впечатление, будто именно там возникла та самая безопасная зона, в которой он так нуждался. Постепенно его сердце стало биться медленнее, а дыхание нормализовалось, но отстраняться от Дэвида почему-то не хотелось. Казалось, будто вожатый каким-то образом создавал вокруг себя ауру спокойствия и уюта. Макс дал себе несколько минут, чтобы удостовериться в существовании такого странного явления. А потом ещё немного времени, чтобы точно в этом убедиться. И лишь затем он медленно отодвинулся от Дэвида и довольно ощутимо стукнул его в плечо кулаком. — Не думай, что я простил тебя, еблан! Дэвид лишь поморщился, потирая место удара, а потом криво ухмыльнулся. — Легче стало? — поинтересовался он, намекая то ли на недавнее объятие, то ли на свой будущий синяк. — Стало, — буркнул Макс и шумно шмыгнул носом. — Что теперь делать будем? Дэвид почесал затылок, изобразив бурную работу мысли. Думать в таком состоянии ему явно было непросто. Похоже, он даже забыл, что до сих пор держит в руке помятый бутерброд, так как с удивлением на него уставился. — Главное пережить эту ночь. А уж потом решим, как отсюда выбираться, — проговорил в итоге Дэвид. — Да неужели. У тебя просветление? — сыронизировал Макс, состроив презрительную мину. — А как же твой гениальный план с подачей сигналов? Дэвид ему не ответил, так как принялся за еду. Он моментально расправился с остатками бутерброда, словно целью его было не притупить голод, а получить хоть какие-то силы. И действительно, как только с едой было покончено, Дэвид со стоном попытался подняться. Получилось у него лишь со второго раза. Он осторожно выпрямился и тут же схватился за ближайшую стену, чтобы не упасть. Вожатого заметно пошатывало, но на лице у него застыло выражение непоколебимой решимости. Казалось, он был готов вытерпеть любую муку для выполнения какой-то особо важной миссии. — План всё ещё актуален. Я не собираюсь сдаваться, — сообщил Дэвид, сверкая глазами. — И сделаю что угодно, если это даст хоть минимальный шанс на спасение. Подобное преображение Макс видел всего лишь раз, когда вожатый пытался разжечь костёр для праздника прямо под проливным дождём. Что сейчас, что тогда он словно сорвал с себя маску рохли, обнажив жёсткое ядро готовое вот-вот сломаться. И было в этом порыве нечто безумное и отчаянное, что заставляло его хоть чуточку уважать. Ведь Дэвид действительно умел вселять надежду. Он словно выворачивал душу наизнанку и делился крупицами своего внутреннего света, неоправданно жертвуя собой. И это было ужасно глупо. — Не строй из себя сраного Терминатора, — пробормотал мальчик, наблюдая за какими-то дёрганными передвижениями вожатого, старающегося нагнуться за фонариком. — Ты сейчас больше похож на ходячего мертвеца, чем на героя боевика. Хватит уже быть таким… таким… — Каким? Макс промолчал. Впервые он не смог подобрать нужного слова, чтобы достойно обозвать Дэвида. На ум приходили лишь совершенно неподходящие для этого эпитеты вроде «хороший» или «добрый», но никак не «бесящий» или «ебанутый». Было как-то неправильно называть человека, пытающегося быть полезным, «тупым долбоёбом», поэтому Макс просто перевёл тему разговора. — Почему ты всё это делаешь? Что в лагере, что здесь… Какой в этом грёбаный смысл? — спросил он, не особо рассчитывая, что получит нормальное объяснение. — Кто-то ведь должен, — ответил Дэвид, повторяя уже однажды произнесённую фразу. — К тому же мне есть за что бороться. — Ага. За то, чтобы провести весь остаток лета в компании малолетних дебилов. Не многовато ли пафоса для такой херни? — фыркнул Макс, смотря, как вожатый ковыляет к завалу. — Мне этого более, чем достаточно, — сообщил тот на удивление твёрдым тоном, направляя луч фонаря в расщелину между камней. — Возможно, я даже смогу хоть немного изменить твою точку зрения. — А вот это уже из сферы фантастики, — вынес вердикт мальчик, скрестив руки на груди. — Кстати, какого хера ты сейчас делаешь? Дэвид как раз стоял напротив дыры в завале и через определённые промежутки времени прикрывал фонарик ладонью. Пещера то озарялась тусклым светом, то вновь погружалась в темноту. За тремя короткими вспышками следовали три длинные, а затем снова три короткие. — В темноте хорошо видно свет, — пояснил вожатый, сделав небольшой перерыв. — Такой сигнал можно будет прочитать даже за несколько километров отсюда. Макс тяжело вздохнул и стукнул себя ладонью по лицу, выражая тем самым своё отношение к происходящему цирку. — Ты ведь понимаешь, что лагерь находится на другой стороне холма, а значит свет можно увидеть только из леса? Да и кто вообще будет лазить среди деревьев ночью? — Ну… Например, Никки часто сбегает в лес, чтобы «побыть в гармонии с природой». Гвен иногда уходит к озеру, чтобы подумать. Завхоз порой отлучается по каким-то важным делам на остров, — простодушно перечислил Дэвид, вновь возвращаясь к своему занятию. — Поэтому есть ещё шанс, что нас заметят. — Твою мать, то есть ты всё это прекрасно знал?! — не выдержав, рявкнул мальчик. — В смысле? — в свою очередь удивился вожатый. — Ты знал, что все вокруг страдают какой-то херней, и не вмешался! Но за мной сразу прискакал, стоило мне лишь выйти из лагеря! Что, блядь, с тобой не так? Дэвид повернулся к разъярённому Максу, опустив фонарик. Свет теперь падал вниз, скрывая выражение его лица. Мальчик мог лишь угадывать в полумраке высокий силуэт вожатого, но даже так было заметно, как тот пристыженно горбится, держа на весу раненую руку. — Да, я знал, — тихо сказал он, будто признаваясь в страшном преступлении. — Но не мне осуждать чужие увлечения. К тому же я был уверен, что Гвен и Завхоз не заблудятся, а Никки не уйдёт далеко от лагеря. У неё есть любимые места. И мы с Гвен точно знаем, где её можно найти. А вот тебя — нет. — То есть ты всерьёз считаешь, что я, в отличие от Никки, не могу за себя постоять? Ну ты и мудак, — выплюнул едкое оскорбление Макс, отчего Дэвид неосознанно поёжился, будто ему влепили пощечину. — Просто… Я беспокоился за тебя, — произнёс он, ещё больше сутулясь. — Боялся, что случится что-то плохое… Что я не смогу тебя уберечь, учитывая то, как ты в одиночку рвался в город. Это ведь с самого начала было опасной затеей. — Да что ты такое говоришь? Как же я мог забыть? В этом же и состоит твоя сраная работа — оберегать кемперов от любого возможного пиздеца! — поддел вожатого мальчик, на что тот лишь опустил голову. — Люди заботятся друг о друге не только потому, что это какая-то обязанность или повинность, Макс. Иногда они просто хотят помочь. Правда, у них не всегда получается. Жаль, что тебе так сложно понять простую истину. Дэвид вновь повернулся к завалу и продолжил бессмысленную работу, даже не потрудившись выслушать очередные обвинения в свой адрес. Он будто поставил точку в дискуссии, которая ему окончательно надоела. Хотя, возможно, в этом демонстративном жесте заключался совсем иной смысл, что был недосягаем для кемпера. Дэвид мог иногда удивлять, делая нечто совершенно несвойственное его мягкому характеру и ломая уже привычный образ мальчика для битья. И это конкретно рвало шаблон и сбивало с толку. Макс от такой невиданной наглости даже потерял дар речи. Пару секунд он просто открывал и закрывал рот, подбирая нужные фразы, но так и не нашёл, что сказать. Всё, что было можно, он уже выплеснул на вожатого, попутно смешав его с грязью. Однако это не принесло привычного удовлетворения, а лишь какую-то неприятную пустоту и осознание собственной беспомощности. Он вдруг понял, что застрял не только в пещере, но и в своих мыслях, повторяя один и тот же сценарий из раза в раз, боясь разорвать замкнутый круг. Макс постоянно искал повод для конфликта и возможность его разжечь, чтобы отвлечься и не думать, в каком дерьме они оказались. И это давало хоть какую-то иллюзию того, что ситуация находится под контролем. Но самообман не мог длиться вечно и расползался по швам, стоило его лишь осознать. Сколько бы мальчик не твердил о своей лютой ненависти к Дэвиду, он не был врагом для Макса. Вечно злиться было бессмысленно и просто невозможно. Но Макс старался сохранить хотя бы крупицу нормальности в происходящем, прикрывая свой страх и неуверенность нарочитой язвительностью и презрением. И это делало его существование чуточку терпимей даже в экстремальных условиях. Макс обнял себя за плечи и поёжился. В пещере было холодно. Очень холодно. Даже толстовка не спасала от мерзкой сырости, пробирающей до самых костей. Сидеть было невозможно, стоять тоже. Он несколько раз подпрыгнул, чтобы немного согреться, а потом и вовсе начал пританцовывать на месте. Это помогло, но ненадолго. Мальчик не мог постоянно двигаться и уже чувствовал, как усталость и напряжение дают о себе знать. Он ощущал себя полностью опустошённым и разбитым: голова раскалывалась, а глаза слипались и болели от периодических вспышек света. Сил практически не оставалось, чтобы хоть как-то сопротивляться сонливости. Вдобавок где-то в глубине пещеры капала вода, ещё больше действуя на нервы. Это была настоящая пытка, которую могла выдержать не каждая психика. Максу начало казаться, что время застыло, а стены пещеры обступили его со всех сторон, не давая дышать полной грудью. Складывалось впечатление, будто воздух был чем-то отравлен и потому отдавал сладковатым запахом гнили. Он даже слышал странные шорохи, как если бы у него под ногами копошились какие-то мерзкие насекомые. Макс не мог понять — видится ли ему это или всё происходит на самом деле. Чувства будто притупились, а внимание стало рассеянным. Тьма наступала. Свет фонаря был лишь слабой искрой в бездне мрака. Единственное, что было реальным в нескончаемом кошмаре — это Дэвид, на которого всегда можно было положиться. Макс сделал шаг в сторону вожатого, дождавшись, когда в очередной раз потухнет свет. Потом сделал ещё один, будучи уверенным, что на него не смотрят. Так медленно, но верно он приближался к Дэвиду, оправдывая свои действия тем, что особого выбора у него, в принципе, и не было. Тем более, что оставаться наедине с собой Максу крайне не понравилось. Вдобавок, встав вплотную к вожатому, он уже успел придумать, как именно он может ему пригодится. Дэвид же, не подозревая о грандиозных планах кемпера, как ни в чём не бывало продолжал подавать сигналы в пустоту. Пару минут мальчик просто наблюдал за этим процессом, не вмешиваясь и не встревая с комментариями, а потом довольно грубо дёрнул вожатого за штанину. — Хочешь помочь? — тут же среагировал Дэвид. — Нет, — категорично отрезал Макс. — Я хочу спать, но мне слишком холодно. Может уже хватит страдать херней? Заебал со своими сигналами. Ты вообще в курсе, что твой «СОС» сосёт по полной? — Тогда чего ты от меня хочешь? — в свою очередь удивился вожатый, отчего мальчик ещё больше смутился. — Ты не мог бы… Ты не мог бы посидеть со мной… Пока я не усну? Подобного предложения Дэвид явно не ожидал, а потому прежде, чем ответить, немного завис. В итоге он всё же уточнил: — Что ты имеешь в виду под словом «посидеть»? Макс многозначительно закатил глаза, мысленно взывая к остаткам здравого смысла: — А что, по-твоему, это может означать? Я не хочу в одиночку морозить жопу на холодном полу. Поэтому торжественно приглашаю тебя на ёбаные посиделки в темноте. От такого резкого признания Дэвид даже чуть не уронил фонарик, настолько его поразила подозрительная сговорчивость кемпера. — Неужели ты всерьёз хочешь составить мне компанию? — спросил вожатый, будто ожидая какого-то подвоха. Впрочем, он тут как раз-таки был. — Да. Только если ты будешь выполнять собой функцию подушки, — сухо сообщил Макс. — Так что пользуйся моментом и устраивайся на моем рюкзаке. А я сяду тебе на колени. — Но это будет… Не совсем прилично, — усомнился Дэвид, видимо припомнив недавние угрозы мальчика, на что тот лишь тяжело вздохнул. — Ой, бля… Разве уже не насрать, что там прилично, а что нет? К тому же Нил мне говорил, что ниже пояса у тебя должно быть гладко, как у резинового пупса, раз уж на тебя такого идеального не вешаются девушки. Поэтому я, мать его, в полной безопасности. Дэвид издал странный приглушённый звук, который можно было расшифровать как смех, старательно замаскированный сухим кашлем. — С чего вы вообще так решили? — поинтересовался он, наконец перестав трястись. — Знаешь что? Забей, — вынес вердикт Макс. — Не заставляй меня задумываться о том, о чём я буду сожалеть. Просто сделай то, что просят… Пожалуйста? Последнее слово было произнесено таким умоляющим тоном, что вожатый сдался без боя и лишних вопросов. Ведь обычно Макс ни о чём не просил. Он требовал и приказывал, давил и манипулировал, но никогда раньше не говорил настолько искренне, что вспоминалась одна очень важная истина, которую почему-то все забывали, ведясь на внешнюю невозмутимость мальчика. Макс, несмотря на вредный характер и грязный язык, был всего лишь беззащитным ребёнком. И порой даже ему требовалась помощь и поддержка взрослого. Потому Дэвид молча проковылял в нужный угол пещеры и кое-как устроился на полу, подложив под себя многострадальный рюкзак. — Если ты кому-нибудь когда-нибудь об этом проговоришься, я тебя убью, — строго предупредил Макс, усаживаясь ему на колени с таким видом, будто делал огромное одолжение. — Хорошо, — безропотно согласился вожатый, даже не пытаясь притронуться к кемперу. Выглядело это так, будто его ноги кто-то заминировал, а сам Дэвид боялся лишний раз пошевелиться и случайно спровоцировать взрыв. Он даже руки держал строго по швам, видимо не желая получить очередной синяк или оплеуху. В принципе, Макса это полностью устраивало. — Я серьёзно, — повторил он, прижавшись щекой к груди вожатого и стараясь мысленно отстраниться от этого не совсем приятного факта. — Я тоже, — кивнул Дэвид и выключил фонарь, чтобы сберечь батарейки. Макс вскоре понял, что совершил большую ошибку, понадеявшись на свою усталость. Уснуть, сидя на острых коленках, у него никак не получалось. Хоть в голове план казался довольно простым, с его реализацией сразу же возникли проблемы. Темнота безжалостно давила на подсознание, странные шорохи действовали на нервы, а холод просовывал пальцы под одежду. Вдобавок Дэвид совсем не походил на плюшевого медведя и не годился для объятий из-за своей общей костлявости. Зато он был на удивление тёплым, в отличие от всего окружающего пространства. Макс даже подумал, что это может быть из-за того, что у вожатого поднялась температура. И вообще недолго ему осталось, раз уж он больше не пытался морализировать. — Сейчас в лагере, наверное, уже подают ужин, — вдруг мечтательно проговорил Дэвид, разом развеяв мрачные мысли мальчика. Было что-то уютное в его беспечном тоне и мягком голосе, что разрушало любые ужасы, таящиеся в темноте или воображении. — Я бы даже не отказался от макарон а-ля размазня или картофельного пюре с сюрпризом, — подтвердил Макс, прислушиваясь к руладам собственного желудка. Теперь даже отвратительная стряпня Завхоза представлялась ему чем-то восхитительным и прекрасным. — А я с большим удовольствием бы компота попил, — признался вожатый, а потом быстро сменил тему, будто постеснявшись своей минутной слабости. — После ужина ребята наверняка развели костер и пропели гимн. — Кроме тебя его всё равно никто не знает. Так что не пизди. И не путай свои мечты с реальностью, — проворчал Макс, но больше по привычке, чем из желания насолить. Разговор ни о чём почему-то начал его успокаивать. Неосознанно он даже крепче прильнул к вожатому, просто потому что так ему было удобнее. — Сегодня мы с Гвен планировали устроить день оригами. Интересно, провела ли она его без меня или нет? — продолжил Дэвид, словно не слыша ироничных комментариев собеседника и не чувствуя его копошений. — Шутишь? Гвен глубоко насрать на твоё оригами. Наверняка вся бумага для поделок давно отправилась в сортир, — не выдержав, фыркнул мальчик. — А мне кажется, что Дольф опять отличился на конкурсе, — уже откровенно фантазировал вожатый. — Ага, соорудив свастику, — не преминул поддеть его Макс. — Что? — Что? А чего ты удивляешься? В этом нет ничего особенного. Как ты вообще не замечаешь всю херню, что тебя окружает? — Я просто стараюсь смотреть на всё с позитивом, — простодушно протянул Дэвид, оставаясь в своём репертуаре. — Пусть Дольф и имеет несколько… необычный взгляд на мир, но он определённо обладает художественным талантом. — Да? И какой же позитив можно найти здесь — в пещере? — спросил Макс, уже догадываясь каким будет ответ. И действительно — Дэвид тут же подтвердил свою абсолютную непрошибаемость: — Мы ведь стали немного ближе друг к другу. Разве не так? — Ага, в прямом смысле. Никогда не думал, что мне придётся к тебе прижиматься, чтобы не сдохнуть от холода, — прокомментировал ситуацию мальчик, но тем не менее не отстранился. — Но главное, что мы оба живы? А это уже неплохо, — не сдавался Дэвид, но Макс слишком устал, чтобы продолжать бессмысленный спор. — Вот скажи честно: ты сам хоть веришь в то, что мы действительно отсюда выберемся? Поклянись своим чёртовым знаменем, что не соврёшь. Некоторое время Дэвид просто молчал, видимо собираясь с мыслями. А потом сказал, тщательно подбирая слова: — Я отвечу. Но только когда ты мне объяснишь, зачем пытался сбежать. — Решил меня на понт взять, да? — хмуро осведомился Макс, не признавая поражения. — Нет. Просто меняю правду на правду, — тихо произнёс вожатый безумно усталым голосом. — И хочу наконец разобраться в том, что тобою движет. — Не знаю. А что обычно движет подростками? Бушующие гормоны? Личные загоны? Психологические травмы? Это ты должен разбираться в таких вещах, а не я. — А если серьёзно? — не отставал Дэвид. — Серьёзно? Макс надолго задумался. В принципе, не было уже никакого смысла что-либо скрывать, потому что будущее могло вообще не наступить. Казалось, они застряли тут вне времени и пространства, и происходящее за пределами пещеры уже не имело никакого значения. Мальчик слушал свои мысли, стараясь их расшифровать. И это оказалось довольно легко. Истина давно была на поверхности, ожидая своего часа. Оставалось лишь правильно её сформулировать и подобрать нужные фразы, чтобы выплеснуть всю накопившуюся черноту, сдавившую горло тугим комком. — Мои попытки свалить из лагеря были протестом, — сообщил Макс, делая паузу. Можно было на этом закончить, но неожиданно ему нестерпимо захотелось поделиться своими переживаниями хоть с кем-то — даже с тупым вожатым, который уже почти не подавал признаков жизни. — Я надеялся, что таким образом смогу привлечь внимание родителей. Что ты наконец позвонишь им и скажешь, чтобы они забрали меня из этого ебаного ада. А потом я узнал, что в моей личной карточке даже не указана фамилия и домашний телефон. Им было настолько насрать, что они даже не удосужились нормально заполнить грёбаную анкету, сдавая меня в первый попавшийся лагерь. Макс ощутил, как на глаза наворачиваются злые слёзы. Он с таким остервенением стал вытирать рукавом лицо, что даже не почувствовал, как на голову ему легла тёплая ладонь; не понял, что Дэвид его легонько приобнял одной рукой, словно в отчаянной попытке защитить. Мальчик в тот момент слышал только себя и своё горе. Он говорил и говорил, как раньше жаловался лишь своему старому плюшевому медведю, рассказывая ему все обиды, пока этого никто не видел. Хвалённый самоконтроль дал трещину и то, что так тщательно скрывалось и замалчивалось, вылезло наружу уродливым признанием. — Мне нравится дружить с Никки и Нилом, но скоро нам всё равно придётся расстаться. А я боюсь привязываться. Боюсь, что опять будет больно. Я знаю, как это бывает — когда кого-то подпускаешь слишком близко. Люди начинают забывать и отдаляться… Дэвид, какого хера ты делаешь?! Охуел совсем? Вожатый уже без стеснения обнял кемпера. Макс сначала сопротивлялся «телячьим нежностям», но стоило Дэвиду прижать его к себе покрепче — и всё, оборона с треском рухнула. Он прекратил вырываться из объятий и сдался, приняв чужое тепло и участие. Ведь на самом деле ему это было нужно. Нужно было выговорится и получить хоть какое-то утешение, пусть и в виде обещания почти невозможного: — Макс, я клянусь знаменем нашего лагеря, что вытащу тебя отсюда. Чего бы мне это не стоило. Да, Макс никогда не доверял взрослым. Но Дэвид стал для него единственным исключением.