* * *
— Тебе чаю сделать? — Ким отводит гостя в свою комнату и делает всё, чтобы этот странный сводный брат чувствовал себя комфортно. Чону еле сдерживает смех, когда видит, что Донхёк, одетый в чёрные джинсы в облипку, в чёрную футболку со Slipknot, носит розовые носки с Китти. — Нет, я не люблю горячие напитки. Что-нибудь холодное есть? — Ли внаглую устраивается на диване Чону, но тот ему ничего не говорит. — В такую холодину? Холодное? Ты угараешь? — Ким не может понять логики этого парня даже в выборе напитков. — А что? Некоторым нравится мочу пить, а я просто спросил, есть ли холодный напиток. Тебе не надоело удивляться каждому взмаху моих ресниц? Как будто впервые человека увидел, ей-богу, — Донхёк вовсе не злится и не язвит, он говорит это максимально расслабленно, рассматривая свои носки. Они ему, видимо, очень нравятся. Чону игнорирует брата и надеется привыкнуть ко всем его странностям. Может быть это с Кимом что-то не так, раз он считает Хёка не с этой планеты? Он идёт на кухню в надежде найти что-то, чем можно угостить брата, но ничего не находит, кроме пачки чипсов, которую он приберёг для Юкхея. Подумав, что этот придурок обойдётся даже если они и помирятся, он высыпает содержимое пачки в миску и идёт в комнату, где Донхёк уже давно роется в его вещах. А конкретнее – читает его писанину про Юкхея, которую он не успел выбросить. — Отдай! — Чону подлетает к брату и вырывает у него скомканные листы, вырванные вчера из блокнота. Хоть и написано дерьмо полное, но это сокровенное. — Про кого ты писал? — Хёк ни разу не смущён, что его поймали с поличным. Он не видит в своих действиях ничего такого. — Это не твоё нахуй дело. Нет, ты, конечно, меня прости, но какого чёрта ты роешься в моих вещах? — Ким разозлился не на шутку. Мало того, что это было написано про человека, о котором он сейчас точно не хотел бы говорить, так ещё и как написано? Отвратительно. Но несмотря на это, этот лист бумаги содержал в себе чувства Чону. — Воу-воу, спокойно. Как будто я нашёл твою коробку с дилдо и взял в рот парочку. Это просто бумажка с буковками, ты чего взъелся? — снова шедевральные сравнения. — Донхёк, я понимаю, что у тебя нет понимания личного пространства и каких-либо рамок. Если для тебя это бумажка с буковками, то для меня эта вещь имеет немного другое значение, и я не хотел бы, чтобы ты читал это, — Чону чувствует себя маленькой девочкой, мама которой прочитала её дневник с принцессой на обложке, закрытый на маленький пластиковый замочек. — Это просто текст, посвящённый кому-то, кто тебе дорог. Могу поспорить, что вон тому парню на фотографии рядом с тобой. Как будто, прочитав его, я буду смеяться над тобой или что-то ещё. Успокойся, — Донхёк снова становится серьёзным. Стоп, что блять? Как он понял, что этот текст посвящён Юкхею? — В тексте нет никаких отсылок к полу человека, для которого он написан. С чего ты взял, что это не моя, например, одноклассница? — Ким сам не понял, что только что выдал себя Хёку. — Так и думал, — рыжий заваливается обратно на диван и потягивается, показывая, что ему как-то не особо весело в компании Чону. — Что ты думал? — брюнету становится почти плохо от общества Донхёка. Слишком странный, всё знает, очень красивый, подозрительный, но в то же время Ким знал, что этот парень не желает ему зла. — Как его зовут? Хватит юлить, — он встаёт с дивана и идёт к фотографии, чтобы получше разглядеть двух детей, изображённых на ней. Чону он узнаёт сразу же по кислой мине. — Юкхей. Это мой лучший друг, — Киму становится почти плохо, потому что первым человеком, который узнаёт о его самом большом секрете, становится парень, с которым он познакомился сегодня утром при не самых хороших обстоятельствах. — Как ты понял? — У тебя на заставке тоже вы стоите, да? — Хёк берёт телефон Чону и смотрит на недавнюю селку Кима и Юкхея, которую первый с любовью поставил на заставку, не в силах отпускать друга от себя даже на метр. — Как я понял, спрашиваешь? Я просто предположил, потому что у меня глаз упал на вашу фотку. А ты подтвердил моё предположение. Ты начал говорить про пол в первую очередь, и тебя даже не смутило, что я заподозрил, что ты влюблён в своего, якобы, лучшего друга. Точнее смутило, но ты неправильно пытался выкрутиться, — Донхёк с какой-то нежностью смотрит на детскую фотографию Чону и Юкхея, будто эти двое были его то ли старыми друзьями, то ли потерянными братьями, которых он не видел лет двести. Взгляд, полный тепла и какой-то тоски. От него ничего не скрыть. Чону чувствует себя нагим перед Донхёком, не зная, куда себя деть. — Не будешь плеваться, что я гей? — Ким не может не задать этот вопрос, будучи гражданином консервативной страны. — Гей, лесбиянка, умный, тупой, лысый, худой, толстый – к чему эти ярлыки? Все мы люди и все мы говно. А единственное, что в нас хорошего – это любовь, — Донхёк ставит фотографию на место и улыбается Чону самой тёплой и ободряющей улыбкой, которую Ким только видел в своей жизни. От этого всего Ким совсем растерялся. Он просто смотрел в одну точку и не понимал рад ли он, что согласился провести время с братом или нет. Он заставляет чувствовать себя странно. Будто понимает настолько, насколько Чону хочет быть понятым. Будто знает то, что скрыто от всех остальных живущих на земле. Будто живёт на земле не одно столетие. Это пугает. И Киму правда не нравится это идиотское чувство. Но с другой стороны так спокойно. Он испытывает в данный момент синтез спокойствия и тревоги, сидя на стуле возле своего рабочего места. Донхёк его ломает. — Ну, че сидим, как говна нажравшись? — внезапно Ли возвращается в своё привычное состояние. — Будешь чипсы? — Чону и сам хочет отвлечься от того, что произошло, поэтому судорожно протягивает брату миску со снэком. — Не, брат. К сожалению, организм создаёт на моём теле только прыщи и жир, вместо того, чтобы сделать меня горячим парнем, а чипсы только усугубят ситуацию, — Хёк похлопал себя по животу, которого нет. Между ними возникла неловкая тишина, пока Чону пытался разглядеть на лице брата хоть один прыщ или хоть одну складку на теле. Он смотрел на парня и думал, что он довольно-таки симпатичный, и ведь Ким считал так с первого дня как его увидел. Про отца говорить не было уже никакого желания. Хотелось только завалиться на диван, воткнуть наушники и думать о чём-нибудь. — Насчёт твоего отца. Я понимаю, что я уже сто раз отбил у тебя желание говорить о нём, но для этого разговора и рассчитано сие мероприятие, — Донхёк поднял руки над головой и водил сквозь воздух пальцами, будто рисуя узоры. — Он алкаш. И вечно издевается над мамой и сестрой, а меня благополучно пиздит, — он даже не хочет смотреть на лицо Чону в этот момент. — Но.. он же работает, так? И по нему вообще ведь не видно. Он никогда не пил! — Киму сложно в это поверить, но у Хёка нет повода врать. Или есть? Может, он что-то задумал? Втёрся в доверие своими речами, затуманил Чону разум? А зачем? — Работа не мешает ему пить. Знаешь, чтобы работать механиком трезвого ума не надо, — Ли переваливается на другой бок и смотрит на Чону, который выглядит, как бы выразился сам Донхёк, как хуй обмякший. — Механиком? Но у вас такая шикарная квартира в дорогом районе. И когда я спросил его... Точнее... — брюнет растерялся, потому что отец ему ничего такого не говорил. Не говорил, что работает на престижной работе или что-то ещё. — Что он тебе сказал? — Хёк поднялся, впервые показав заинтересованность. — Он просто сказал, что сменил работу, когда ушёл от нас с матерью, — Чону смотрит в пол и напрягает память, пытаясь вспомнить что вообще говорил ему отец. — Он трезвый ещё нормально себя ведёт, но когда нахуярится, это спасайся кто может. Когда я был младше, мать отправляла нас с сестрой ночевать к соседке. Иногда нам приходилось шароёбиться по улицам ночами, — впервые Ким видит брата подавленным. — Поэтому ты и твоя мама разозлились, что я у вас? Потому что вам с сестрой приходилось быть на улице, а когда я оказался в такой ситуации, то отец привёл меня к вам? — Чону действительно почувствовал себя виноватым. Сам не зная почему. — Не принимай близко к сердцу. Ты вообще не виноват. Просто.. твой папаша паршивая гнида и всё, — Хёк уселся на краю дивана, упёрся локтями в колени и начал рассматривать многочисленные браслеты на руке. Он не ожидал, что Чону поймёт всё сразу. — Хёк, я не смогу его вернуть к нам домой. Прошло не две недели с его ухода, а годы. Тем более он не станет меня слушать. А если я заявлюсь к нему с наездами типа «Ты че сука людей обижаешь?», то пизды получишь ты за то, что мне нажаловался. Я как знал, что ему нельзя верить. Но что я могу? — Киму стыдно перед Донхёком. Всё-таки речь идёт о его отце. — Ладно, ты прав. Я немного не подумал, — разочарованно выдохнул Ли и улёгся обратно на диван. На секунду он подумал, что Чону может помочь ему, но, если подумать, он действительно ничего не может. — Сколько лет сестре? — тихонько спрашивает Ким, будучи максимально подавленным. — Семь. Её зовут Хеджин, — добавляет Донхёк, забыв упомянуть важную деталь. — Мой отец ушёл как раз семь лет назад. Стоп. Она.. дочь моего отца, получается, да? — Чону немного в шоке. — Ну.. да? — говорит Ли так, будто это было очевидно с самого начала. — В смысле «да»? Это значит, что она и моя сестра тоже, — подскакивает Ким со стула, не ожидая такой новости. Сколько ещё будет потрясений за один вечер? — Во-первых, успокойся. Во-вторых, нет. Не смеши. Если у вас один отец, это ещё ничего не значит, — Донхёк говорит как ревнивый оппа. Но Чону понимает, что он имеет в виду. — Ладно, я понял тебя. Ты прав. Просто я не ожидал, — Ким падает обратно на свой стул. Ли полностью прав. Она только его сестра, потому что неизвестно сколько раз им вместе приходилось ходить ночами по улицам, пока дома зверствовал отец. Неизвестно сколько раз он пел ей колыбельные и читал сказки. — Хёк это слишком много для одного дня. Много для меня. Парень смотрит на часы. Уже десять часов вечера. Пора выгонять Донхёка нахер из квартиры и начать переваривать всю информацию. — И я тебя понял. Я пошёл. Спасибо там и всё такое. Не скажу, что было интересно или весело, но ты это короче понял, — Ли встал с дивана и, казалось бы, что он почувствовал себя неловко. Но это было не так. Может также показаться, что он не знал что сказать. И это было не так, потому что у этого человека всегда есть слова. Он сказал так, потому что захотел. — Дружелюбно, — подметил Чону с саркастической улыбкой, провожая гостя до прихожей. — Не очень. Зато правда, — очень странно, что человек, который мастерски пользовался сарказмом, не всегда понимал его. Или это сарказм в квадрате? Ким окончательно запутался. — Пиздуй давай, ты очень утомительный, знаешь, — вздыхает брюнет, наблюдая за тем, как Хёк застёгивает свой пуховик в пол. — Знаю. Бывай, — так просто прощается Донхёк, сам открывает дверь и закрывает её с той стороны. Чону ещё минуту стоит в прихожей и смотрит на входную дверь. — Да какого блять хуя??? — орёт Ким так громко, что в горле потом першит. Ли слишком много сил отнял у парня. От полученной информации хочется не выходить из комнаты как минимум месяц, хочется лезть на стены и рыдать. Чону сам не до конца понимает почему. Во-первых, папаша. Из-за этого идиота Ким оказался втянут в разборки чужой семьи, чего ему хотелось меньше всего на свете. Он уверен, что ему придётся разбираться в этом во всём, и эта ситуация не обойдёт его стороной. Чону копает ещё глубже и думает об эффекте бабочки. Ведь если бы он тогда не оказался у дома отца, то тот бы не привёл его к себе домой, и его новая семья, возможно, даже не узнала бы о существовании мальчишки. А оказался он там из-за того, что Юкхей трахался с Марком, а также из-за того, что мать выгнала его из дома. Даже хочется обвинить во всём Марка. Если бы он тогда не появился в жизни Чону и Юкхея в детстве, то Киму не пришлось бы сейчас думать о какой-то хуйне. Во-вторых, Донхёк. Что это вообще за человек блять такой? Парню сложно вообще уместить в голову образ сводного брата и все черты его характера, о которых он узнал. Этот чувак – псих. Хотя Ким понимал, что на самом деле нет. Но ему хотелось так думать, потому что это проще. Не успевает Чону прийти в себя, как его вытаскивает из транса телефонный звонок. Он подбегает к телефону, берёт трубку и ни разу не удивляется услышав голос Донхёка. — Зачем? — возмущается Чону просьбе Ли спуститься. Ну что ему надо опять? — Короче, я жду, если не спустишься, то ты пидор.«И как это понимать?»
Ким выглядывает в окно и видит, как Донхёк сидит на корточках перед каким-то человеком, сидящим на скамейке. К сожалению, с десятого этажа плохо видно, что происходит внизу. Чону накидывает куртку и спускается вниз. — Чё те надо? — подходит брюнет к брату и.. Марку? — Ты его знаешь? — Донхёк продолжает гладить его по щеке, не смущаясь даже пришедшего Кима. — Лучше бы не знал. Какого хера ты вытворяешь? — Чону с каким-то отвращением смотрит на действия Ли. — Он не в состоянии дойти до дома, а я не знаю в какой квартире он живёт, — Хёк игнорирует вопрос и пытается поднять Марка. Чону молчит, потому что он не хочет помогать человеку, которого винит во всех своих бедах. Он должен сейчас развернуться и уйти, но почему-то просто стоит и наблюдает за тщетными попытками Донхёка помочь Ли. — Ну хули стоишь, помоги мне! — он реально сейчас повышает голос. — Я не буду помогать этому уроду, прости, Хёк, — теперь, наконец, брюнет разворачивается и идёт обратно в дом. — Скажи хотя бы квартиру блять, — Ли, кажется, не очень доволен ответом брата. — Не скажу, пусть отморозит себе конечности нахуй, — Чону уже почти заходит в дом. — Мне насрать какие у вас там тёрки. Если не скажешь квартиру, то я его к себе домой увезу, — Чону с этого уже смешно. — С чего это ты так за него заступаешься? — Чону бесит этот день ещё больше с каждой секундой, но он продолжает стоять на улице и мёрзнуть, слушая Донхёка. А зачем он вообще его слушает? Мог бы просто уже уйти и забыть. Но он ещё здесь. — Потому что захотел. Так и будешь выёбываться как пятнадцатилетняя девственница или уже скажешь номер его квартиры? — он продолжает стоять, с трудом удерживая Марка на себе. — Сто тридцать шесть, — сдаётся Чону не в силах больше это терпеть и возвращается домой. Ким входит в комнату, раздевшись, и чувствует запах Донхёка. Такой странный сладкий аромат жасмина и, кажется, ещё чего-то. Он уже почти выветрился, но Ким хорошо его чувствует, потому что обычно в его комнате пахнёт мёртвым душой человеком. Как обычно он заваливается и начинает думать о произошедшем с Марком, об отце, о матери, которая скоро придёт опять с балаганом, о Донхёке, который конкретно вымотал его сегодня и о Юкхее. Раз Марк приехал пьяный один, то где Вон? В какой жопе этот придурок оставил его? Может, стоит ему позвонить и узнать, всё ли в порядке?