Люси казалось, что Онибас вряд ли будет интересен маленькому ребенку. Но она ошибалась.
Они приехали на такси в центр города и поселились в отеле настолько знаменитом, что ей с трудом верилось. Хеппи не мог дождаться, когда они пойдут гулять по городу.
Он был прав в своих ожиданиях — все было грандиозно, все вызывало море восторга.
В кафе Хеппи с жадностью поедал мороженое,Люси пила кофе, отказавшись от аппетитных пирожных, от которых — к ее досаде — не отказался Нацу.
— Зря вы не уступаете соблазнам,Люси, — пробормотал он, сверкнув глазами.
Люси сжала губы. Лучше бы он был таким, как на Тенрю — придирался бы к ней, уничижительно отзывался о ее сестре, оскорблял ее бриллиантами. Он ведь совсем иной…
Зачем ему меняться?
Она здесь ради Хеппи, вот и все. И ничто не уничтожит яд, которым уже отравлены их отношения. Как бы Нацу ни был хорош.
Однако вечером, когда Хеппи заснул — Люси жила в смежной с ребенком комнате, — в дверь номера тихо постучали.
— Можем пообедать внизу. Я заказал няню, она будет с Хеппи до нашего возвращения. И поскольку, Люси, это грандиозный отель, мы и обедать будем в грандиозном стиле, — он замолчал на мгновение, краткое, опасное мгновение. — Наденьте свое вечернее платье. Уверяю, вы не будете слишком нарядны.
Она должна была сослаться на головную боль, усталость, что угодно — чтобы избежать обеда с ним в ресторане знаменитого отеля в центре Онибаса. Но не сделала этого.
Когда они шли к столику в ресторане, он, конечно, привлек все взгляды. Нацу в смокинге — невозможно глаз отвести…
Что касается ее — она старалась не смотреть на него и в номере, и сейчас в ресторане. И не очень замечать на себе его восторженный взгляд. Причесываясь и накладывая грим, она помнила, что идет в самый роскошный ресторан с роскошным мужчиной. И, посмотрев в зеркало, удовлетворенно улыбнулась — усилия были не напрасны.
Еда соответствовала славе ресторана — потрясающе вкусно! И ошеломляюще красиво. Она наслаждалась.
Нацу смотрел на нее с веселым изумлением, но когда она подняла глаза, выражение его лица изменилось.
Он отпивал вино из бокала.
— Итак, чем мы займемся завтра, Люси?
— Метро в любом направлении… Хеппи будет счастлив, — улыбнулась Люси, довольная тем, что можно перейти на разговор о Хеппи.
А это гораздо безопасней, чем чувствовать на себе взгляд красивых, затененных длинными ресницами глаз.
— Надеюсь, он не понял, что на метро можно приехать в парк с аттракционами.
— Рай для Хеппи. Эти каникулы — восторг для него. Любой малыш был бы счастлив.
На миг в ее глазах мелькнула тень. Мимолетно, но Нацу успел заметить.
— Что такое? — спросил он.
Она улыбнулась немного печально:
— Хеппи не знает, какой он счастливый по сравнению со многими другими детьми.
Лицо Нацу помрачнело.
— Да, если говорить о материальной стороне. Но у него нет родителей.
— У многих детей нет ни семьи, ни денег, и о них некому заботиться. Все же, надеюсь, никто ни на секунду не позавидует тому счастью, которое у него есть. И он нисколько не избалован — ни в малейшей степени.
— Нет-нет. Нисколько. Мы стараемся. Я, мама, Леви — мы все делаем, чтобы он не стал капризным надоедливым ребенком.
— Никогда не будет! Он ангельское дитя! — с жаром воскликнула Люси.
— О, заговорила слепо любящая тетка! Это ведь так, Люси? Ведь не шоу для меня? Вы действительно его любите.
— Это так удивительно? — насмешливо спросила она.
— Возможно, нет, — с непонятным выражением лица ответил Нацу.
Он сказал это в раздумье. Не может поверить, что она по-настоящему любит племянника, которого продала.
Неожиданно, неизвестно почему, ей захотелось развеять впечатление о себе как о бессердечной, корыстной женщине.
— Я думаю, вы полюбили Хеппи за это время, — медленно проговорил Нацу. — Вы были с ним на Тенрю, потом здесь, изо дня в день. Именно сейчас, когда он не крохотный ребенок, не нагрузка и обуза, которую обрушила на вас смерть вашей сестры, и не непосильная ответственность, от которой нельзя уклониться.
Он задумчиво смотрел на нее все с тем же непонятным выражением на лице, и она не перебивала, хотя ей хотелось закричать, что он ошибается, ошибается. Никогда Хеппи не был для нее нагрузкой и обузой, он был самым бесценным сокровищем, отдавая его, она отрывала кусок себя, и все кровоточило, все так страшно болело…
А Нацу продолжал говорить, тихо и мрачно, и глаза ее все шире и шире раскрывались в удивлении.
— В тот вечер, четыре года назад, я пришел к вам прямо с самолета. Я был в ужасном горе. Смерть Грея — единственное, что кричало и стонало во мне. И еще был страх. Да, Люси, страх. И гнев. Гнев и злость. Не на вашу сестру — за то, что она захватила моего брата. На самого себя. Потому что… — он перевел дыхание, видно было, как труден ему этот разговор. — Именно я ручался, что Хеппи не сын Грея, я не верил Джувии. И только из-за меня Хеппи оказался незаконнорожденным сыном моего покойного брата. Я настаивал на тесте ДНК. Знаете, я боялся вас.
— Меня? — Люси не могла этому поверить.
— Вас, Люси, вас. Грязнулю из мрачной лачуги, державшей на руках ребенка, в котором я отчаянно, безумно нуждался и которого вы могли мне не дать, — он снова перевел дыхание. — Вы знали, какая сила была в ваших руках? Тогда, когда я пришел за Хеппи?
Что знала? — невыразительно спросила Люси.
— Что могли требовать огромный выкуп! Бог мой, у вас были все права на сына моего брата. После гибели вашей сестры вы стали легальным опекуном Хеппи. Узнав, что я хочу взять его, вы в тот же момент приобрели неограниченную власть надо мной. Если бы Грей и Джувия были женаты, я легко отобрал бы мальчика. Любой суд на свете решил бы дело в мою пользу. Но как опекун Хеппи вы держали в руках все карты.
В глазах девушки отражалось недоверие. Он коротко рассмеялся.
— У меня было единственное оружие — деньги. Вы могли расхохотаться мне в лицо, заставить меня умолять вас. Вы ведь не отвечали за поступки сестры, я это понимал. И все же моя злость на нее и страх перед вами, ваша власть надо мной — все это перешло в ненависть к вам. Я вас возненавидел заочно, — он прикрыл на мгновение глаза. — Но неожиданно все оказалось легко. Я увидел женщину очень молодую, очень бедную, для которой было достаточно жалких грошей.
— Десять миллионов — жалкие гроши? — Люси сглотнула.
Но Нацу продолжал говорить. В голосе звучала горечь — словно он стыдился своих поступков:
— Вы понимаете, как я вас обманул в тот день, Люси? Вы могли требовать что угодно. Я бы все отдал за Хеппи. Вы могли прогнать меня, поставить в безвыходное положение, поняв, как я нуждаюсь в Хеппи. Могли бы потребовать за него бог весть что. Скажем, долю в состоянии Драгнилов. Могли бы раздуть скандал, бурю в газетах, могли бы с кучей хищных юристов глубоко запустить руки в наше состояние, мотивируя это интересами ребенка. И даже когда вы взяли эти деньги, я продолжал ненавидеть вас за прошлую власть надо мной. И за то, что вы так легко, так дешево продали Хеппи — хотя мне так хотелось этого. С тех пор я осуждал и порицал вас.
— Я… я заметила, — Люси произносила слова с трудом.
Он продолжал, не сводя с нее глаз:
— Я всю жизнь знал только богатство, роскошь, легкую жизнь, унаследовал это, не прилагая никаких усилий. Какое право я имел осуждать кого-то, кто был рожден в бедности, за то, что он взял легкие деньги? А как бы я сам поступил, окажись на вашем месте? Не хотел бы встать перед таким выбором, не хотел бы быть на вашем месте.
Люси попыталась заговорить. Она должна сказать ему, должна! Сказать, что…
Но Нацу вновь заговорил. Настойчиво, торопливо, с неожиданной убедительностью:
— Пусть все это останется в прошлом, Люси. Ничто из того, что я видел, что знал о вас — ни в чем нет причин для плохого мнения о вас. Во всяком случае, с тех самых пор, как вы приехали на Тенрю. — Его голос стал вкрадчивым: — И вы показали мне, что у вас совсем другое отношение к сексу, чем у вашей сестры, ведь так, Люси?
Она покраснела, а он продолжал смотреть на нее внимательно, с чуть заметной улыбкой:
— Возможно, мое мнение о вас изменилось, когда вы не приняли колье. Я думал, вы схватите его своими жадными ручками. Хотел, чтобы вы его взяли.
— Да, я поняла, — коротко ответила Люси, еще больше краснея.
— Затем, чтобы укрепиться в своей антипатии к вам. Потому что… — он прикрыл глаза длинными ресницами, и у нее снова перехватило дыхание, — потому что хотел, чтобы вы вернулись в мою постель. Любым способом, любой ценой.
Нацу протянул руку через стол и одним пальцем погладил тыльную сторону ее кисти. Его легкое прикосновение обожгло ее.
— Я все так же хочу вас, Люси, — тихо сказал он.
Люси не могла ни дышать, ни говорить. Нацу смотрел не отрываясь, и ей казалось, что она парит в воздухе. А он говорил и говорил, и слова его звучали чувственно, обольстительно, чарующе.
— Боже, как же вы хороши, как невероятно прекрасны…
Люси чувствовала, что слабеет. Она не может, не должна быть слабой. Ее захватывала та же магия, что и во время танца в его объятиях на свадьбе. Все, как в волшебном сне…
Люси слабо помнила, как они вышли из ресторана и добрались до их двойного номера. В памяти четко сохранился один момент: Нацу наклонился к ее губам.
— Это… не очень хорошая идея… — она попыталась сопротивляться.
Но он не слушал. Люси взывала к своему здравомыслию — помнила же, как правильно все решила еще там, на Тенрю. Но здравомыслие исчезло. Потом Нацу в комнате Хепп тихо разговаривал с женщиной, видимо с няней, и эта женщина проскользнула мимо нее к выходу. Люси не могла произнести ни слова, только позволила Нацу взять себя за руку и повести за собой, в его спальню.
Здесь ей удалось выговорить одно слово — только одно.
— Нацу, — выдохнула она.
Она принадлежит ему. Снова ему. Но совсем иначе. Теперь он не злится на нее, не опасается ее корысти. Он не собирается цинично и расчетливо соблазнять ее, уступая своему желанию.
Сейчас она с ним, потому что он хочет, чтобы она была с ним, рядом, хочет чувствовать ее присутствие, потому что это счастье. Хочет нежно гладить обнаженное шелковое плечо, хочет осторожно освободить второе плечо и прижаться к нему губами, хочет расстегнуть молнию и уронить на пол платье, чтобы еще раз задохнуться, онеметь от красоты этого дивного тела.
Прижать его к себе.
Хочет отдать нежность, всю ту нежность, которой так много в его сильном теле, этой восхитительной женщине. Обнять ее, обнять крепко-крепко и защитить. Защитить от сурового мира, от недобрых людей, от коварных мужчин, таких как… таких как он.
Хочет быть с ней открытым, искренним и честным.
Хочет вместе с ней подниматься и парить в невыразимом, бесконечном, счастливом, сладостном и щемящем блаженстве!
***
Хеппи оживленно рассказывал обо всем, что он видел,а Люси и Нацу счастливо улыбались. Они завтракали в ресторане и… держались под столом за руки.
Так просто — и так много для меня значит, думала Люси. Вызывает чувство светлой нереальности.
Весь мир заполнился этим пьянящим чувством.
Определенно она сошла с ума. Это сумасшествие — поддаться Драгнилу. Но как ему сопротивляться? Невозможно! Этого не получалось даже тогда, когда он так откровенно презирал ее, а теперь… Внутри все сжимается, стоит только вспомнить о… Он так нежен, так хорош… Нет, нечего и думать о каком-то сопротивлении.
Нацу не говорил о своих планах, но скоро из свадебного путешествия вернется Леви, она собиралась пока работать. И тогда оба дорогих ей человека уедут…
Возможно, у меня в запасе несколько дней — может быть, один или два, — но пусть они будут мои. Не надо ни о чем думать!
Только это хотя бы немного разумно в том безумии, которое она совершает. Что же делать? Поздно призывать себя к благоразумию. Поздно!
После ланча Хеппи играл там с другими детьми, и оказалось, что рытье ям в песке нисколько не потеряло для него своей привлекательности — несмотря на обилие новых чудес, метро, бесчисленных захватывающих аттракционов. Потом они ели мороженое в кафе, посмотрели кукольное представление и еще раз прокатились на метро.
Вечером, когда утомленный Хеппи уснул, они обедали в номере, не слишком затягивая еду. И снова была магия сказки, снова она заснула в надежном кольце сильных и нежных рук.
Но сон резко прервался. Солнце уже давно светило, и Хеппи, нетерпеливо ожидая следующих развлечений, пошел разыскивать свою тетю.
— Пора вставать! — выкликал он, хлопая в ладоши.
Открыв глаза, Люси и Нацу увидели, что мальчик смотрит на них с большим интересом.
— Мамы и папы спят в одной кровати, — авторитетно заявил он.
— Иногда дяди и тети тоже, — ответил Нацу, садясь и потягиваясь и нисколько не смущаясь оттого, что их обнаружили.
— А что мы делаем сегодня? — Хеппи не возражал дяде.
— Сюрприз, — ответил Нацу. Сюрпризом оказался очередной парк с аттракционами.
Это время было для Люси невероятно счастливым, нереально счастливым. Два самых дорогих существа на свете рядом с ней. Восторг днем, упоение, чудо, которому даже нет названия, — ночью. Только иногда не удавалось подавить щемящую мысль. Страшную и жуткую — еще день, и…
И вторую… Никто, никакой мужчина не займет для нее место Нацу. А она для него всего лишь очередная женщина…
Было чудесно. Иногда она забывалась, ей казалось, что они семья…
Трудно поверить, что это временно, иллюзорно.
Но когда на следующее утро Нацу объявил за завтраком, что они проведут уик-энд в деревне Солнца, ее настроение сразу поднялось.
Он забронировал номера в элегантном отеле у моря. Дни они проводили на бесконечных песчаных пляжах с Хеппи, ночи на двухместной кровати, а Хеппи крепко спал в смежной комнате.
Как-то утром, когда они неспешно завтракали в номере, а Хеппи в соседней комнате смотрел мультики, Нацу заговорил:
— Вот и пришел конец нашим маленьким каникулам, надо возвращаться.
Так-то. Она — в Магнолию. Нацу и Хеппи — в Фиор. Переживать это хуже, чем представлять. Как будто в нее вонзили нож. И кровь стучит в ушах.
Но она сумела держать себя в руках. Он говорил еще:
— Я хочу, чтобы ты поехала с нами. Пусть твой дом будет на Тенрю.
Она молча смотрела на него. Он криво улыбнулся:
— После всех гадостей, которые я наговорил о тебе и о твоей сестре, тебе трудно сказать «да». Но сейчас все иначе. Это идеальное решение. Смотри: ты будешь с Хеппи, а он с тобой. У тебя прекрасные отношения с мамой и Полюшкой, они непрерывно восторгаются тобой. И главное — мы будем вместе! — Его глаза радостно светились.
Она ждала, что в ней все всколыхнется от счастья. Не случилось. Наоборот, по коже прошла холодная дрожь. Как со стороны, она с удивлением услышала собственные слова:
— Я не могу вернуться на Тенрю.
— Что?!
— Я не могу вернуться на Тенрю.
Слова звучали кратко и невыразительно. В этот момент мужчина перед ней был не ее любовник Нацу, не человек ее последних ночей, а Нацу Драгнил, которому никто не говорит слова «нет».
Она сделала глубокий вдох:
— У меня есть собственная жизнь.
У него окаменело лицо.
— Это было для тебя краткое развлечение, так?
— А что еще, Нацу? Праздник, блестящий, сверкающий, но он сейчас закончился.
Даже когда она произносила это, все внутри протестовало и кричало! Не говори так! Не отвергай его предложения! Схвати его и держи крепко, обеими руками!
Но, но…
Если я вернусь на Тенрю сейчас, это будет означать для меня одну-единственную судьбу.
Я влюблюсь в него — это и сейчас почти так, я и сейчас чувствую его власть над собой. Но для него я одна из многих. Однажды он потеряет ко мне интерес. Хеппи же станет подростком, будет жить собственной жизнью… А я буду свидетелем новых увлечений Нацу…
Нет, сейчас страшно плохо и больно, но такая судьба — непереносима. Я должна остановить это безумие.
— А Хеппи? Уйдешь от него?
— Это к лучшему. Я не уйду из его жизни. Смогу приезжать или мы встретимся где-нибудь.
— Тогда больше не о чем говорить. Но скажи ему сама. Мне придется вытирать ему слезки, когда он будет плакать после того, как ты от него уедешь, — зло сказал Нацу.
Говорить Хеппи было очень трудно. И утирать слезы пришлось ей, потому что он тут же расплакался.
— Я обязательно приеду к тебе, мой малыш. Ты же знаешь, и йа-йа говорила. Скоро приедешь домой, а там уже будет Леви. Ты ей все расскажешь про свои восхитительные, чудесные каникулы.
— Я хочу тебя и Леви тоже, — не соглашался Хеппи.
***
Когда ее самолет приземлялся, она поняла, что сбежала слишком поздно. Она не стояла на краю пропасти. Она уже летела, глубже и глубже.
***
— Дядя Нацу, когда тетушка Лю вернется? — жалобный голосок задел Нацу за живое.
— Не скоро. Но… — он постарался говорить веселее, — у меня для тебя хорошие новости. Леви вернется к тебе. Она будет приезжать к завтраку каждый день, а вечером уезжать. Мария будет тебя укладывать спать, а целый день ты станешь проводить с Леви.
— Я хочу тетушку Лю тоже, — уныло сказал Хеппи.
— Ее у нас нет.
