Под крылом птицы обломинго. Год четвертый

В озере отражались серые облака и трибуны со зрителями. Перси за судейским столом выглядел так, будто палку от швабры проглотил. После лошадиной дозы успокоительного, которую в него влила мадам Помфри, он вообще вряд ли соображал. Час назад, когда Перси понял, что на дне озера его брат, Дамблдор еле удержал парня на берегу. Но что Близнецам, что Рону с Джинни, конечно, проще считать Перси высокомерным придурком. Бэгмен крутился вокруг Крама, как будто тот был медом намазан. Судя по попыткам похлопать по накрытому полотенцем плечу, пытался поговорить как звезда состоявшаяся со звездой восходящей. Но Краму, похоже, было не до того, он постоянно отворачивался от собеседника, чтобы посмотреть в озеро. Наверное, волновался за Гермиону. Тогда Бэгмен переключился на Гарри, видимо, в очередной раз навязывая помощь. Наконец чемпионы погрузились. Я вздохнула, начиная новый ряд вязания, и переложила левую ногу на правую. Еще через двадцать минут поменяла правую на левую. Через два ряда вязания вытянула ноги, скрестив лодыжки. Кто-то из сидящих на ряд выше громко хихикнул. Скороков с удивлением посмотрел на свои вытянутые и скрещенные в лодыжках ноги и тут же их переставил по-своему. Обхохочешься. Просто у нас обоих ноги длинные, а на трибунах мало места, поэтому менять позу одновременно гораздо удобнее. А если сидеть нога на ногу, рано или поздно захочется их вытянуть. Никакой мистики. Собиралась было ограничиться насмешливым взглядом, но залюбовалась бровями с лихим изгибом. Скороков заметил, что я смотрю на него, улыбнулся вопросительно, и на щеках появились ямочки. «Алмаз, приманчивый для самых честных глаз!»(1). Мне полагалось бы расплавиться от его восхищенного внимания, но было что-то грустное в том, насколько наше общение по своему невысказанному подтексту напоминало пинг-понг. «Я тебе нравлюсь? — Да. — А сейчас? А теперь, через полчаса ничего не изменилось? — Нравишься. — Просто нравлюсь или очень нравлюсь? — Очень. — Больше всех? — РРРР! Нррррравишься». Озеро всё еще оставалось неподвижным, трибуны слегка шелестели фантиками и транспарантами (Красные), страницами (Синие не собирались терять времени зря) и бумагой, в которую были завернуты бутерброды (Желтые). Я вязала, Скороков вполголоса рассказывал нам о забавных случаях в школе, Невилл листал какой-то ботанический справочник, Луна крутила в руках сооружение из проволоки и пробок от сливочного пива. Судейский стол на другом берегу можно было принять за филиал музея восковых фигур. Темпус показывал, что час, отведенный на испытание, подходит к концу; зрители начали волноваться. Наконец из воды показалась окровавленная Флер, и на судейской стороне все забегали, а самые предусмотрительные на нашей стороне достали бинокли. Пока мадам Помфри пыталась утихомирить француженку, чтобы обработать её раны, на берег вышел Седрик, как всегда, до безумия фотогеничный, со спасенной Чжоу на руках —прямо хоть сейчас на обложку дамского журнала. Выбрался несколько менее глянцевый Крам с Гермионой, а затем в озеро с разбега влетел Перси, потому что оттуда показался Гарри с Роном и светловолосой девочкой, к которой кинулась, оттолкнув медсестру, Флёр. — Теперь понимаешь, за что мы его так любим? — обратилась я к Скорокову. — Гарри — лучший из нас, наверняка пытался спасти всех сразу. — Но по правилам… На берегу Сириус одобрительно хлопал Гарри по плечу, потом на мальчика наскочила Флёр с поцелуями, тем временем мадам Помфри вынимала Рона из рук у Перси. — Некоторые правила просто нельзя принимать, — я решительно дернула красный клубок, освобождая нитку, — Именно Гарри победил, пусть остальные и закончили испытание раньше. *** Некоторое время после Второго Задания Рон наслаждался вниманием тех, кто хотел послушать про приключения на дне Озера. Гермиона, наоборот, бесилась, когда ей напоминали про «самое дорогое для Виктора Крама». Но со временем волнение схлынуло. Первым всё, связанное с Турниром, постарался выкинуть из головы Гарри, который переживал, что выставил себя идиотом, в чем мне так и не удалось его разубедить. Следующий этап был назначен на конец июня, и мы постепенно втянулись в школьную рутину. Пока в начале марта не пришло время ответного удара от Риты Скиттер. Я вспомнила про это, когда у класса Зельеварения увидела довольную Панси с раскрытым журналом в руках. Она что-то ехидно комментировала своим подружкам, которые прямо давились от смеха. Увидев нас, Панси расцвела.  — Тебе там есть что почитать, Грэйнджер! — громко сказала она и бросила журнал удивлённой Гермионе. Дверь распахнулась, ученики потянулись в класс. Снейп дописывал рецепт на доске, и Гермиона решила пролистать журнал под партой.  — С ума сошла, — зашипела я ей, — уж точно не здесь! — и притянула журнал к себе Акцио, чтобы убрать в сумку до переменки. Не уверена, что случилось первым: то ли я уронила журнал из-за того, что Снейп начал поворачиваться, то ли он повернулся на звук. В общем, дело стремительно приобретало запах керосина. Свой шанс упасть всем телом на выпуск «Ведьмополитена», как на гранату, я уже упустила — Снейп поднял журнал двумя пальцами и брезгливо разглядывал, как какую-нибудь мокрицу, жестом показав, чтобы я встала.  — Взялись за более доступную литературу, мисс Блетчли? Верное решение, — саркастично произнес он. — Все равно с такой успеваемостью курс Продвинутых Зелий вам не светит. Я опустила глаза, надеясь, что, когда их подниму, Снейп уже вернется на свое место. Но, похоже, профессор пустил корни рядом с нашим столом. — Пять признаков отравления Бессмертником? — Сухость и жжение во рту, жажда... ээээ... слепота? —я запнулась — Прискорбно. Зачем в рецепте на доске ягоды можжевельника? Естественно, в учебнике именно этот компонент не был указан, значит, его в состав добавил сам Снейп. Чтобы ответить, нужно было знать последствия отравления колхицином.  — Я так понимаю, насыщенная личная жизнь не оставляет вам времени на подготовку к моим занятиям, — продолжил он, бросив журнал на парту. — Очевидно, что я зря потратил на вас три с половиной года. Вы сэкономили нам обоим массу времени, обозначив свои приоритеты. Я поспешно запихала журнал в сумку и снова выпрямилась, стиснув зубы. Если Гермиона выдержала, если Гарри справляется, я тоже смогу. Наверное.  — К сожалению, вам придется еще полтора года потерпеть, мисс Блетчли. Тон профессора сделался обманчиво мягким и сочувствующим. При этом после каждой фразы он оставлял художественную паузу, чтобы слизеринцы успели отсмеяться. — Увы, придется соблюсти формальности, раньше шестого курса вам от меня не избавиться, но я не стану напрягать ваши мозги, раз вы решили сохранить их в первозданном невежестве. Кажется, к этому месту его стендап-выступления у меня покраснели не только щеки, но и пятки. — Только уж и вы постарайтесь не читать журналы, не прихорашиваться и не вести любовную переписку на моих уроках. Сделаем друг другу такое одолжение? — почти ласково осведомился он. — А чтобы вы лучше запомнили, минус пять баллов с Гриффиндора. Снейп дождался моего кивка, скорее похожего на судорогу, и наконец вернулся за кафедру. Я села на место, закусив губу. Даже если мне сейчас досталось разом за всех обезумевших этой весной от гормонов подростков, в главном Снейп прав: если бы я готовилась к уроку, как делала это обычно, я бы знала, как распознать отравление, сколько у зельевара времени, как действует каждый компонент, и что искать на вскрытии. Пусть это все и не входило в обязательную программу, но раньше я такое всегда проверяла. Когда у меня меньше времени уходило на неясное томление и, для контраста, на бодрящий флирт. На освоении программы-то это помутнение не сказывалось. Чтобы кандидат наук не вытянула школьные эссе и контрольные хотя бы на удовлетворительно? Три ха-ха на сундук мертвеца. Так что я, мягко говоря, не надрывалась. А может, и стоило бы. В общем, из Снейпа получился идеальный боггарт. Кстати, про боггарта он знал(2) и воспользовался своим знанием на полную катушку. Вот это было вдвойне обидно. Я думала, мы — … кто? Друзья? Братья по разуму? Заговорщики? В общем, настроение было препаршивым. И его не улучшили ни красные, как у кролика-альбиноса, глаза, которые я между уроками разглядывала в зеркале туалета, ни внезапно возникшая в отражении Панси с прилипалами.