В своё удовольствие

Гилдерой, не открывая глаз, распахнул окно, достал почтовый ящик, вытряхнул его содержимое на стол, и, повесив обратно, закрыл окно. К таким мерам он начал прибегать, когда понял, что совы, долбящиеся с утра пораньше, его не прельщают, а очень даже достают, особенно когда только-только умудрился ещё даже не заснуть, а задремать. Не то, чтобы на прикреплённый снаружи ящик изначально была какая-то надежда, но грёбаные птицы каким-то магическим образом всё-таки сообразили, что от них требуется, и стали бодренько складировать свою ношу туда (за исключением разве что особо наглых торопящихся экземпляров и тех, что доставляли посылки). Маглоотталкивающие чары не давали простым людям обратить внимание на столь нетривиальное поведение пернатых братьев и сестёр своих меньших и незапланированное украшение окна одной из квартир (хотя Локхарт и надеялся, что в случае форс-мажора оно сойдёт за необычный цветочный горшок, а этого добра было пруд пруди и у соседей). Разбирая корреспонденцию, юноша сразу отложил в сторону газеты и журналы, намереваясь просмотреть их за завтраком, в другую стопку ушли официальные документы — письмо из Министерства и деловая переписка с поставщиком редких ингредиентов, которые лень было добывать самому, — в третью ушла личная переписка, а самозародившаяся четвёртая подлежала немедленному уничтожению. Этот идиотизм под кодовым названием «Ми-и-истер Локхарт, а вы никогда не задумывались о карьере писателя?» длился уже почти чёртов месяц. Порой Гилдерою казалось, что мордредов Аткинс сейчас выползет из-под кровати, схватив за ноги или пощекотав усами выпростанную из-под одеяла пятку, либо вывалится из кухонного шкафа на волне из пакетов с крупами и макаронами, либо приветливо выглянет из унитаза и задаст свой дурацкий вопрос, от которого уже потихоньку начинал дёргаться глаз. Вот уж где впору пожалеть, что являешься одиночкой, и не на кого спихнуть обязанность отшивать нахала и защищать себя любимого! Хотя нет, кое-кто всё-таки есть… «Давай его убьём?» — в который раз любезно предложили Гилдерою. Тот отказался, хотя внутренне уже начал сомневаться в правильности своего решения. И надо же было ему поддаться на чужие уговоры и написать тот рассказик, пусть и слегка его приукрасив! Вскрыв письмо из Министерства, Локхарт быстро пробежал его глазами и отложил в сторону: там сообщалось расписание экзаменов. Затем настало время для периодики и чашки чая со свежей выпечкой, которую юноша достал из духовки, в спешке ухватив противень голыми руками. Выругавшись, он поставил раскалённый предмет на плиту и подул на пальцы, с которых стремительно исчезали ожоги. Дальше дело было за малым: переложить булочки на тарелку и поставить на стол. Разрезав одну из булочек пополам, Гилдерой намазал половинки сливочным маслом и приступил, наконец, к завтраку, развернув «Ежедневный пророк». Волна арестов и судов потихоньку сходила на нет, и на страницах, наконец, начало появляться хоть что-то, что могло представлять собой интерес для такого читателя, как он. «Мне скучно. Покорми меня», — капризно заявили ему. — Нет, и тебе прекрасно известно, почему, — пробормотал Гилдерой, откусывая от булочки. «Сам сидишь и жрёшь, а меня на голодном пайке держишь!» — По крайней мере, я для этого никого не убивал. «Я считаю, что тебе пора завести себе врагов». — Ещё чего. «Ты обещал!» — Да, конечно. А потом ты обожрёшься и, на минуточку, опять начнёшь закатывать мне концерты «Ненавижу тебя, Франкенштейн» на разные голоса, как в девяносто пятом или сорок втором? Нет уж, благодарю покорно. «Это было всего-то пару раз», — чуть смущённо буркнули в ответ. — За последний век? Да. А до этого? Голос пристыженно промолчал. — Вот то-то же. Хватит с меня. Мне мой спокойный сон ещё, между прочим, дорог. Новости, впрочем, тоже не особо радовали: целый разворот заняло описание благотворительного бала у каких-то Малфоев, потом взгляд Гилдероя зацепился за статью о людях, открывших магазин на компенсацию за ущерб, причинённый кем-то из нынешних арестантов, в нижнем левом углу страницы оказалась реклама пансионата на берегу моря — мол, смена обстановки как прекрасный способ набраться сил, питание трёхразовое, комната от галеона в день, присылать сов с заявкой на бронирование по такому-то адресу. — Хм… может, стоит съездить? — подумал Локхарт вслух. — После экзаменов… посмотрим, вдруг хоть такой сервис здесь будет приличный? «Разочаруешься», — пророчески заявили ему. — Ну-ну. «Ой, ещё скажи, ''вдруг с симпатичной девушкой познакомлюсь'', ага». — Почему бы и нет? «Уж себе самому-то не ври, дорогой». — Ревнуешь, что ли? «Вот ещё!» Гилдерой хмыкнул и продолжил чтение. * * * — Я лучше сломаю свою палочку, чем соглашусь на ваше предложение, — угрожающе направив на Аткинса указательный палец, произнёс Локхарт, едва завидев то, как встретившийся ему на выходе из паба доставучий агент заметил объект своих притязаний и открыл рот. — Ми-и-истер Локхарт, ну, что вы! Это в вас говорит юношеский максимализм, проверьте! Послушайте, я точно знаю, как помочь вам стать великим! — Я не ищу дешёвой славы, — презрительно ответил Гилдерой и потянулся за палочкой. Та, впрочем, была уже немолода, а потому намерения хозяина чувствовала и понимала, и, поскольку они её совершенно не устраивали, то воспротивилась. Юноша зашипел и поспешно отдёрнул обожжённую болью ладонь, недовольный ещё и тем, что другое, вдобавок ревнивое, оружие тоже подняло голову. — Ну-ка угомонись! — рыкнул он им обоим сразу, не заметив, что и Аткинс тоже невольно вытянулся в струнку от такого тона. — А что касается вас… если я сказал «нет» — это значит «нет», и своего решения я не изменю. И прекратите меня преследовать! — после чего раздражённо крутнулся на месте и аппарировал к себе домой. Скинув обувь и верхнюю одежду, которые сами заняли положенное им место на полках и в гардеробе, в прихожей, Локхарт сунул ноги в тапочки и протопал в мастерскую, взмахом руки заставив загореться магические светильники, которые, впрочем, с трудом разогнали сгустившийся вокруг его фигуры мрак. Следовало срочно занять чем-нибудь себя и успокоиться. — Мордредов Аткинс, уже условный рефлекс на него выработался, — бормотал Гилдерой, вытачивая из седого гранитного бруска мужскую фигуру, вооружённую тяжёлым даже на вид копьём. Не удержавшись от шалости, закрутил пару идущих от висков прядок волос, подняв их кончики на манер рожек. Хмыкнул, полюбовавшись на своё творение, подправил немного бороду, брюки и поставил на полку к хрупкому малахитовому ангелу, которого уже стерегли другие воины: гранитный с забранными в длинный хвост волосами, стремительный и вооружённый парой коротких клинков, мраморный, сидящий на троне, опираясь на меч, и стоящий к ангелу ближе прочих обсидиановый, чьё оружие и руки по локоть словно полыхали чёрным огнём. Вообще Гилдерой подумывал зачаровать всю эту компанию, как закончит. Или уничтожить. А пока, посмотрев и поперебирав материалы, взял со станка незаконченный деревянный болванчик под подставку для книг и начал вырезать на нём растительный узор в виде переплетённых веток, листьев и ягод рябины. Неплохо было ещё устроить в пределах жилища хотя бы небольшую лабораторию, но для этого придётся выкупить соседнюю квартиру. А для этого следовало обзавестись более-менее легальным доходом в обоих мирах, чтобы ни у кого не возникало вопросов, откуда у столь молодого человека такие средства, на которые можно без особых проблем шиковать. Достать деньги — не проблема, а вот над легальностью ещё надо было подумать, и какую-нибудь интересную идею Гилдерой надеялся отыскать в литературе, для чего и засел через полчаса с до сих пор не тронутыми художественными книгами из «Флориш и Блоттс».