HJ8

Дворецкий расплачивался с возницей, а Хайд придумывал план, как бы встретиться с Джекиллом и объяснить ему всё понятно и доходчиво, но не вызвать подозрение людей вокруг. Эдвард с необъяснимым предвкушением стоял на пороге дома доктора, Пул открыл дверь и оповестил хозяина о визите некого пациента: — Сэр, я доставил послание вашему другу, но потерялся в густом тумане вместе с извозчиком. На наше счастье, этот молодой господин подсказал, где мы оказались. Я узнал, что ему необходима помощь врача. — Что с ним? — в такт медленным шагам Джекилла, эхо его голоса разлетелось по всем комнатам. Хайд ощутил нарастающую злобу. — Провалы в памяти, сэр, — дворецкий привык смотреть человеку в глаза, это успокаивало, раскрывало душу собеседника. Он пытался создать зрительный контакт с Эдвардом, но его глаза скрывали очки с затемнёнными стёклами. Наконец, Пул отбросил бесполезные попытки и стал молить Бога, чтобы хозяин спустился быстрее, а он сам ушёл готовить чай для «дорогого гостя». И вот, в прихожей показался доктор Генри Джекилл. Страх и нервная дрожь всех членов доктора не ускользнули от внимательного взгляда Эдварда. Ярость разлилась по всему телу, мышцы напряглись, взгляд начал испепелять, благо, очки скрывали ненависть. Он посчитал до двенадцати, сжал трость, представляя, как всаживает её конец в череп Генри, натянул самую широкую и искреннюю ухмылку, которой он пользовался при каждой встрече с Люси. А затем медленной походкой направился в сторону мужчины со схожей внешностью. Тот предпринял тщетную попытку взять ситуацию в свои руки: — Какая неожиданная встреча… — но доктор едва мог выдавить из себя хоть слово. Казалось, это всё мираж, что развеется в любой момент. Его собственное отражение в каких-то обносках. Страшно изуродованное, жаждущее смерти мужчины, глядело на него и не шевелилось. Доктор протянул тому руку, надеясь сгладить неловкость ситуации. — Что ж, здравствуй, Хайд. Рукопожатие вышло сильным, но несколько рваным. Гость быстро выхватил свою ладонь. — Здравствуй, Джекилл! — Хайд дружелюбно раскинул руки в стороны и притянул Генри к себе. Практически выкатившиеся из орбит от удивления и резкой боли глаза доктора и опасный хруст позвонков молили о пощаде. — Давно не виделись. Мне казалось, ты уехал навсегда, — проговорил мужчина слабым голосом, акцентируя внимание на последнем слове. Настаивая на своей правоте, Генри попытался сделать ему больно: поцарапать кожу сквозь слишком прочную одежду, уколоть, сдавить часть позвоночника. Остановились эти попытки только после непонятной дрожи, пробежавшей по спине Эдварда. То был его издевательский гогот. — Ты ничуть не изменился, Джекилл, — не выпуская того из медвежьих объятий и сжимая шею сильнее, угрожающе подметил он. — Сэр, я пойду и заварю особый чай, — дворецкий не позволил своему размеренному голосу смениться на удивлённый. Пул откланялся и поспешил удалиться. Сквозь тёмные стёкла пробилась жажда расправы. Джекилл почувствовал это и пригласил Хайда в свой кабинет. Там они могли говорить на любую тему, даже браниться — стены не пропускали звуки и голоса. Последним заходит Хайд, неторопливо затворяет дверь, растягивает момент и любуется ужасом на лице создателя. Тёмная комната заперта. Эдвард мгновенно превращает улыбку в оскал, устраивает болезненную встречу лица доктора со стеной и с силой хватает мужчину за горло. Генри отчётливо слышал, как стены затрещали по швам, а шкафы с книгами едва не начали ходить ходуном. — Не делай этого, тебя закроют в тюремную камеру! И ты никогда не получишь свободу! В ответ раздался издевательский голос. — Ты мне больше не указ! — тяжёлая ладонь хлопнула по щеке. В ушах щёлкнуло, жжение лица усилилось, едва доктор приложил к нему руку. — Ты не поймёшь, как я мечтал о твоей смерти. Гнусный и трусливый лицемер. Ты ощутишь мою недавнюю беспомощность на своей шкуре. Никто не остановит, — он приблизился к нему вплотную, так, чтобы расширенные зрачки жертвы отразились в стёклах, — И не придёт спасать тебя. От себя ты не сбежишь! В ужасе отвернувшись от отражения, он потянулся рукой к шкафу, выхватил увесистый том и ударил в солнечное сплетение. — О, я вижу, что ты хочешь пожить, Джекилл. А помнишь, как ты хотел меня уничтожить, хотя знал, что я люблю эту жизнь, и кроме неё у меня ничего нет? Но тебе не было до этого дела! Что ж, я буду более милосерден к тебе и растяну свою пытку на весь день. Он извлёк нож и добавил: — Или до того момента, как сюда не начнёт ломиться престарелый дворецкий, — Хайд покачал головой и убрал нож. Генри облегчённо выдохнул, а Эдвард позволил язвительной улыбке вселить в того ужас. Он достал верёвку, особым образом намотал её на руку невольного слушателя и стиснул его локоть до животного визга. В оцепенении, Джекилл выпустил из рук подобие орудия. — Если дёрнешься — я начну ломать все части твоего тела. В приглушённом свете помещения верёвка змеёй обвивала руки и шею, стягивая кровоток с жадностью. Отметины алели, трение заставило вздрогнуть. За это Генри был вынужден терпеть ладони убийцы, сжатые на его кистях и проворачивающие их с хрустом, как безвольные руки марионетки. Вот-вот должен был раздаться глухой и короткий треск, вывиху способствовала и верёвка. Она тянула к жуткому в своём торжестве, проклятому самим дьяволом лицу. Но она скоро исчезла в бездонных карманах существа напротив. Раздались непрошеные хрипы, а слёзы потекли без причины. Эдвард точил нож не спеша. Специально для умерщвления человека, ничем не отличающегося от других. Один из десятков, если не из сотен. — Что ж, Джекилл, приготовься к страданиям. После желанной смерти ты отправишься в Ад, где муки превратятся в ежедневную рутину, — скрипучий голос смаковал фамилию создателя раз за разом, а притворно нежный шёпот заставлял Генри напрячься. — Вот тогда ты поймёшь, что я обошёлся с тобой слишком ласково, и воспоминания об этом станут спасением. До тебя наконец дойдёт, чем отличается обычная пытка от неторопливых мучений, где каждое движение совершается в особом порядке, как в приготовлении формулы. Когда-нибудь и я попаду в неугасимое пламя, встречусь с тобой и повторю этот шедевр. Каждый порез и шрам вновь покроют тело. Конечно же, особое внимание будет уделено лицу. Очки не позволяли разглядеть мечтательного выражения глаз, но доктор мог поклясться, что видел жажду пыток в дрожащих зрачках. — С чего начнём? Пожалуй, я проломлю тебе череп. Генри вздрогнул при одной мысли о подобном и инстинктивно попробовал дотронуться до нахмурившегося лба. Но полный снисхождения и жалости взгляд, а также ловкие руки, схватившие его запястья, не дали случиться подобному. Пронзительный смех заглушил некогда утешающую, а не давящую, тишину просторной комнаты: — Нет, твою ценную голову, которая смогла придумать такую чудную формулу, я не снесу. Видел бы ты своё лицо, Джекилл! — насмешливый тон плавно перешёл в угрожающий. Доктор не спешил вытянуть руки из стальной хватки. Прошло несколько минут, наглый хохот прекратился, а Хайд разглядывал пальцы доктора. — Знаешь, Джекилл, твои руки заслуживают куда большего наказания, чем голова. Оглянись вокруг себя и пойми, что всё это — гениальность твоего разума. А что же делали шаловливые руки? Держали перо и записывали идеи? Смешивали «противоядие», душили подушку, полагая, что это — моя шея. Сейчас они ударили меня, а завтра что? Убьют? Ну уж нет. Если тебя это не беспокоит, то меня, как твоего самого близкого друга… — Хайд коснулся предплечья создателя и с нажимом провёл незримые узоры до кончиков пальцев мужчины. — …Меня это очень беспокоит, Джекилл. Один мой друг, Роберт, сможет тебе помочь безвозмездно. Правда, его слова могут ранить больнее острого лезвия, но ты привыкнешь, ведь так? Нож сверкнул над горлом доктора. — Здравствуй, Роберт, познакомься с моим приятелем — доктором Джекиллом! — с неистово высоким воплем Эдвард замахнулся и пронзил обжигающим лезвием ладонь Генри. Насквозь. Ужасно жалкий крик разлетался по комнате, Джекилл едва ощущал подкашивающиеся ноги, упорно попытался ударить свой ночной кошмар. Но метания не увенчались успехом, и он закрыл глаза, отрекаясь от реальности. Время казалось ему бесконечным, нож не спешил покидать горячую и такую мягкую плоть. Оружие лишь сильнее вцеплялось, рвало ткани, болезненно задевало кости, но не отпускало жертву своим единственным клыком. «Скорее всего, этот кинжал — любимчик Хайда», — промелькнуло в его голове. Если ад действительно существует и от его души не останется только пепел, то Генри однажды вновь повстречает Эдварда и обязательно передаст ему свои мысли. Терять будет нечего, а разговоры и пустые размышления отвлекают от страданий лучше всего, теперь доктор уверен в этом. Вдруг, его воплю стал вторить знакомый голос Хайда. Мучитель наконец-то вырвал из руки адское лезвие. Эдвард отбросил оружие в дальний угол кабинета и, тяжело дыша, схватился за левую руку. Ладонь адски жгло, края раны щипало, а острый нож мог использоваться Хайдом довольно часто, что наталкивало на мысль о заражении. Джекилл закусил губу, чтобы не закричать ещё громче, и не спеша подошёл к Эдварду. Тот сжимал и разжимал кулаки, нервно ходил по комнате и всё время шипел при неосторожном прикосновении к своей ладони. «Аккуратно, медленно, без резких движений. Подойди и ласково погладь. И помни, он тебя не укусит, если ты не будешь смотреть в его глаза», — именно так больной отец учил юного Генри обращаться с бездомными собаками. Момент истины. Невесомое касание, порхание подушечек пальцев над плечом Эдварда. Тот вздрогнул и зарычал от негодования: — Не смей касаться меня, лицемер, — стряхнув ладонь с себя, он оскалился. Выдохнул и вернулся к ножу, приподнял его, плотоядно усмехаясь, и снова подошёл к жертве. — Я и не думал… Почему ты кричал? — Как я и сказал, нечего меня трогать. Я не котёнок, чтобы мурлыкать в ответ. Скорее, барс. И оглянуться не успеешь, как от твоей шаловливой руки не останется и сухожилия. Доктор побледнел. — Но ведь ты кричал и прежде, я тогда… — Предупреждающий о нападении вопль. — Зачем же откинул нож? — Он выскользнул из рук. Постой-ка. Да ты заинтересован в этом больше, чем я, Джекилл, — лезвие уткнулось аккурат промеж любопытных глаз, неприятный холод щипал кожу, пробуждая зуд. — Хайд… На твоей руке кровь. — Конечно, глупец, я же сейчас… — Хайд, она не моя. Убийца хохотал с усилием и наслаждением. Ради забавы он посмотрел вниз. И застыл — с кончиков пальцев сочилась свежая кровь. Неожиданно мужчина словно очнулся и не своим голосом произнёс: — Что это значит?! — он яростно взмахнул рукой и показал ладонь доктору. На ней — глубокая рана. Свежая. Какой знакомый порез… Мимолётный взгляд подтвердил подозрения. — Точь в точь, как моя рана… Что всё это может означать? — Если бы я знал, то не задавал бы вопросов! Полный брезгливости тон стремительно повышался: — Думал, что доктора, вроде тебя, знают причины подобного. — Это не так, Хайд. Я могу вылечить человека, но не объяснить данную… аномалию. — С каждым днём ты всё больше разочаровываешь меня, Джекилл. — С каждым днём я всё больше убеждаюсь в бессмысленности твоего создания… — Не говори так человеку с ножом! — лава, кипящая в глазах убийцы, угрожала сжечь доктора дотла. — Постой! Ты слышал что-либо о последней просьбе умирающего? — Нет, прежде я убивал только благородных людей. — Моя ужасно проста, поэтому доверяю её выполнение тебе. — Не так быстро. Ты всё ещё не получил моего согласия. Смерти тебе не избежать. — Я и не прошу пощады. Не мог бы ты сделать порез на своей ладони? Разумеется, не глубокий. — Ты так соскучился по виду крови или надеешься убить меня с помощью одной ранки? У тебя ничего не бывает просто, Джекилл. — Послушай, Хайд, воля человека перед самой смертью — единственное, на что каждый имеет право. Может… — Хватит, ты не на том чёртовом заседании, перед тобой самый опасный человек Лондона!.. Генри и не думал останавливаться, даже успел войти во вкус, вспомнить цитаты великих лекарей и свои научные работы. — Я выполню твою просьбу только при одном условии. Ты должен молчать. — По рукам. — Ты пообещал, — раздражённо напомнил Хайд, надавив лезвием в центр широкой ладони. Несколько капель крови стекли вниз по руке, рукаву вечно надетого пальто и упали на паркет, едва достигнув локтя. Джекилл замахал руками, как сумасшедший, явно пытаясь привлечь внимание Эдварда. Тот вопросительно окинул его взглядом, начиная с убранных в хвост волос, заканчивая «шаловливыми» руками… Кровь стекала и с его второй ладони. — Джекилл, к чему тебе все эти движения? — доктор сделал многозначительный жест, означающий «мой рот на замке». — Ах, да… Говори. — Как же непривычно было молчать… Хайд закатил глаза. — Я пришёл к выводу, что все раны, получаемые одним из нас, переходят и на тело другого. — Почему? — Я не знаю. — Я убью тебя, если не скажешь больше, — убийца протянул нож к его горлу. — Попробуй, но тогда ты умрёшь сам. — Что? Ты смеешь угрожать мне?! — Нет. Видимо, наши организмы как-то связаны, особенно кожа, ткани органов… На какое-то время придётся смириться с ненавистью друг к другу и попытаться жить в мире. — И не мечтай. Я могу калечить других людей, а про тебя забуду, пока это недоразумение не пройдёт. Заодно наточу свои лезвия, найду более удобные, тонкие, специально созданные для разрезания тел… — Ты что, не понимаешь, Хайд? Когда ты находился в моём теле, всё было иначе: ты мог спрятаться в любой момент, надеть маску. Теперь ты будешь крайне подозрителен для всего Лондона, а твой внешний вид особенно заинтересует полицию. — Пусть. Какое тебе дело? — Я ещё не изучил нашу «болезнь», не знаю, как она работает. Но мне ясно одно: если тебя посадят в тюрьму, то твоё здоровье заметно ухудшится, а это, в свою очередь, отразится и на мне. Я не собираюсь расплачиваться за твои ошибки, Хайд. — Это всё очень мило, но мне всё равно, Джекилл. Если ты не заметил, что я не склонен к сентиментальности, то сейчас — самое время. — Хайд, твои угрозы бесплодны, каждое моё увечье станет и твоим. Я тоже равнодушен к твоей судьбе, но, если в данный момент я бессилен, то предлагаю два варианта. Первый — наше мирное сожительство в моём доме, где ты — «пациент с особым случаем». — Сразу отпадает. Я уверен, второй лучше. — Он нецелесообразен. Ты переедешь в дом для душевнобольных и проведёшь там всю жизнь. Кормят там отменно, шанса побега или самоустранения не жди — там работают мои лучшие коллеги, они уж проследят за тобой, а мне будет спокойнее. Так что, Хайд, лучше потерпеть меня, но остаться с частью свободы, или больше никогда не видеть мою персону, так же, как и солнце? — Иди к чёрту. Прочь с дороги! — Эдвард грубо отпихнул Джекилла локтем, хватаясь за ручку двери. — Если ты действительно не видишь смысла в этом, я помогу найти его, — Генри оказался рядом с рабочим столом, открыл ящики и вынул тёмный пузырёк. Демонстративно встряхнул и открыл. Хайд обернулся. — Что это? — Твой главный враг. Помнишь, что было после смерти?.. — когда Эдвард учуял запах миндаля, Джекилл уже поднёс склянку к губам. — Идиот, положи на место! — Хайд подошёл к нему и схватил ладонь, сжимая так, чтобы склянка выпала из рук, — Ты слишком самонадеян, — хмыкнул Эдвард, ступая к выходу. Генри окликнул его и показал ещё два целых пузырька. — Нет гарантии, что я не выпью его, когда ты уйдёшь. Прими решение, — склянки звенели в его переднем кармане. Хайд зарычал, твёрдой походкой направился к нему и, наконец, ответил: — Какой же ты… заботливый, Джекилл. С радостью перееду в твой уютный дом, — фальшиво улыбнулся он, убирая нож. — Я знал, что ты не откажешься от столь заманчивого предложения! — волнение переполняло сущность доктора, бурлило в ней, как в большом котле, поэтому кончики пальцев сами собой легли на плечо Хайда. — Я бы предпочёл ходить со сломанной рукой и обойтись без твоих прикосновений, — сдёрнутая ладонь довольно быстро соскользнула в карман пиджака Генри. — Твоё пожелание уже учтено. Предлагаю перевезти твои вещи как можно скорее. — Кхэ-кхэ… Простите, сэр, я не помешаю вашей беседе? Чай готов, — Пул медленно прошагал в середину комнаты. Эдвард незаметно убрал нож на прежнее место и спрятал руки за спину. Генри последовал его примеру и, изобразив само спокойствие, вступил в разговор. — Пул, ты как раз вовремя, у меня для тебя новое поручение. Возвращайся в дом мистера Хайда и объяви слугам о его переезде ко мне, они помогут собрать вещи. — Слушаюсь, сэр. А если они захотят узнать причину, увидеть разрешение? — Значит, им придётся заглянуть в мой дом. Скажи самым любопытным из них, что главный повод смены места жительства — необычное заболевание, которое ещё не лечат в нашей стране, оно требует постоянного наблюдения и контроля. — Служанка всего одна, но говорит за десятерых. Может, Кейт справится и с вещами в одиночку… — подметил Хайд. — Есть, сэр. На деревянный стол медленно опустили блестящий поднос с двумя чашками чёрного чая, рядом покорно возвышался молочник. Дворецкий с чинным видом покинул комнату, ступая настолько тихо, словно он боялся нарушить покой кабинета. — Десять утра — самое время выпить чай в… приятной компании, — посмотрев на часы, заключил Генри. Встречая отвратительных и грубых людей, Джекилл обыкновенно скрывал своё неудовольствие от общения с ними. Но Эдвард видел ложь, чуял фальшь в любом человеке, особенно в Генри, и мстил за неё. — Я надеялся, что у тебя найдётся что-нибудь покрепче, — презрительно кивнул он на поднос, — Хотя… — он прошёл до рабочего места доктора. — Что ты собрался делать с моим столом?! — как назло, память Джекилла приказала долго жить. Он с усердием пытался вызвать в сознании отголосок того, что могло храниться в потайном ящике. — Так я тебя недооценивал! — под рабочим столом, за четырьмя папками исследований, скрывались непочатые бутылки красного и белого вина. Весьма кстати за ними находились самые нужные и необходимые в данную минуту средства — бинты с пузырьком спирта. Генри подошёл и обнаружил эти медицинские препараты. — Прежде всего нужно забинтовать руку. — Смысл? Рана мне не помеха. — Послушай, Хайд, если ты не замрёшь на пять минут и не позволишь мне обработать слишком странный порез, то немедленно будешь отправлен в… — Когда же ты прекратишь считать себя учителем, а остальных — глупыми учениками?.. Только попробуй не закончить спустя пять минут. Ты не знаешь, на что я способен! — шипение вместо голоса убедило в серьёзности обещаний.
 Смоченная спиртом ткань прошлась по свежей ране без свойственной Джекиллу осторожности, поэтому с одного края шрама кожа отделилась от мяса ещё больше. Спирт обеззаразил раны мужчин, но бинты не хотели держаться на ладони Эдварда. Наконец, доктору удалось закрепить их, а Хайд мог удовлетворённо вздохнуть и вернуться к вину. Генри было потянулся к бутылке, надеясь спасти себя от похмелья, но Эдвард прервал это движение, застав того врасплох: — Какое предпочитаешь? Для меня это сложный выбор… Белое вино напоминает кожу человека, нетронутую и чистую. Но это только снаружи. Нутро же являет совершенно противоположную картину, туда стекают все грехи, тщательно скрываемые от остального мира. Всё, что вы называете «неправильным» имеет красный оттенок, как и второе вино. Ты же знаешь, Джекилл, я вижу каждого насквозь, невинность — всего лишь фасад, у меня нет желания им любоваться. Другое дело — порочность, мне не улыбнулась удача встретить её в чистом виде, впрочем, как и идеально пахнущую кровь. Вино позволяет тебе забыться и дарит ощущение, что ты обладаешь всем, чем захочешь… Пожалуй, я выпью красное. — Красное? К-как скажешь… Я возьму белое, — нежелание делиться запасами на «чёрный день» испарилось само собой, на его месте возникло фальшивое, как и улыбка Эдварда, гостеприимство. Генри очень понравилось рассуждение Эдварда про скрытый за фатой святости уродливый облик людей, Джекилл даже почувствовал странное шевеление в груди, сообщающее о его согласии со многими обвинениями Хайда. Он вздрогнул от этих рассуждений. Алкоголь отогнал все ненужные мысли прочь, почему-то не тронув логику и здравый смысл. Напротив, Генри давно не ощущал подобного прилива сил, бодрости. Доктор смог рассмотреть ситуацию со всех сторон и пришёл к выводу, что примирение с мнением Эдварда — побочный эффект неожиданной встречи. «Попробую изучить проблему, выявить положительные и отрицательные стороны. Начнём с хорошего: Хайд не сможет убить меня или кого-нибудь ещё, так как боится смерти или заточения. Возможно, я смогу изучить это «недоразумение»… эту аномалию… этот феномен более подробно, что определённо повлияет на прогресс современной науки… Отрицательных сторон куда больше: соседство с убийцей, его подозрительная внешность, которая принесёт мне множество проблем и не один допрос от полиции, его ужасная кровожадность, что вряд ли позволит этому существу долго продержаться без новых жертв, необходимость изобретения новой сыворотки, вопросы всех моих знакомых… Что, если я не успею избавиться от него до нашей с Эммой свадьбы? Нет, я должен! Пусть это станет моей целью. Клянусь Богом, что избавлюсь от Эдварда Хайда до наступления срока». Встрепенувшись от неожиданного умозаключения, Джекилл подошёл к стеллажам своей библиотеки и начал искать всю имеющуюся информацию о химических элементах, соединениях, новых открытиях. Эдвард из любопытства посмотрел на скучные обложки, провёл по некоторым из них ножом, оставляя пятна крови и разрывая ни в чём не повинную бумагу. Затем, подняв глаза, он заинтересовался одним экземпляром научной книги, которую весьма успешно смахнул ладонью. Но книга упала на голову Джекилла, приземлилась на пол и попала в руки Хайда, который на мгновение отставил в сторону вино. — «Философия и психология, исследования Д.» Что за чушь? — Это собрание всех научных работ некоего учёного Д. Он никогда не говорил своей фамилии, но исследования поведения, жизни и причин поступков человека прославили его на весь Лондон, — ответил Генри, потирая больное место. — Д… Это, случайно, не ты, Джекилл? Первая буква фамилии совпадает, род деятельности тоже… — с усмешкой поинтересовался Эдвард. — Нет! Мне некогда заниматься подобным. У меня другие исследования, также направленные на психологию. Но я все семь лет готовился к своему эксперименту по этой книге. Захочешь узнать, с чего началась идея твоего создания — прочитай на досуге… И не смей портить мою библиотеку. — Как остроумно… Может, и прочту, — нарочное игнорирование последнего замечания в очередной раз напомнило Генри, кто перед ним. Бокалы мужчин медленно опустели, на дне остался только осадок пугающей неизвестности, что лишь предстояло испить им обоим.