Незнакомка с ароматом ангела

Мистер Стилински начал всё ближе подходить к своему сыну, всё больше сокращая расстояние между ними. Лучи заката аккуратно проникали в лофт, окутывая всё ощущением конца, словно бы уже сейчас всё закончится и с приходом ночи все станут свободны и счастливы. Но, зачастую наши ощущения бывают обманчивы. — Хочешь одеть на своего сына наручники? — хмыкнул тот. — Если в тебе осталось хоть немного от моего сына, если он тот, кто стоит передо мной, то он сам наденет их и пойдёт, потому что он знает, что я тут, чтобы защитить его от самого себя и от других. Стайлз неуверенно выставляет свои руки вперёд и на его лице можно считать множество тревог и сомнений. Он не знает, кто он сейчас, готов ли он сдаться, а шериф аккуратно и умело надевает на него наручники, слыша лязг захлопнувшегося железа, такой привычный слуху полицейского, но внутренне он всё ещё насторожен и движения делает медленные, словно бы замедленной съёмке, чтобы не сбить привычный ему ритм, чтобы он не сорвался, превратившись в зверя. Стайлз медленно поднимает на него свой взгляд и тогда шериф может узреть наглую ухмылку на его лице, принадлежащую не ему. Как Стилински и думал, это не его сын, это лишь жалкая копия, поглотившая его разум и душу и смотрящая прямо сейчас своими бездонными глазами в глаза шерифа, словно бы разбивая того изнутри. Взгляд, проникающий в душу. — Ты не мой сын. Тогда Стайлз медленно качает головой, а в его глазах светятся играющие нотки и он резко, с первой попытки, разрывает железо наручников на куски. Они падают на пол, звонко ударяясь о камень, и эхо разносится по всему помещению. Стайлз ухмыляется, когда из-за угла выходят Эллисон, Арджент и Дерек. Для него это весёлая игра, в которой он уже заранее победил. Он обезоруживает, напавшую на него Эллисон и легко откидывает Дерека в стену, слыша потом лишь его разочарованный обессиленный вдох. Тот дышит громко, словно бы заставляя себя собраться и встать, но ногицуне совершенно плевать, он резко оборачивается на пистолет, направленный прямо него Арджентом, и просто замирает, ехидно рассматривая того со всех ракурсов, при этом ухмыляясь. Вряд ли хоть кто-нибудь из них всё-таки решится как-то навредить ему. Всё-таки удачное тело он выбрал. — Арджент, погоди, послушай меня, не делай этого. — Это почему? Я и раньше так делал, с оборотнями, берсерками, что мне мешает добавить в этот список и ногицуне? — уверенно говорит он и профессионально сжимает пистолет в своей руке, готовый в любой миг стрелять. Но он всё равно чего-то ждёт, не в силах убить того, кого знал когда-то другим. Но вдруг все эти мысли уходят на задний план. Это его работа, он сотню раз убивал других людей. Что ему стоит сделать это ещё раз? — Ты не будешь стрелять в моего сына, — сквозь зубы цедит Стилински и наводит пистолет на охотника в ответ. — Вы же сами сказали, шериф, это не ваш сын, — выплёвывает тот ему в лицо, как какую-то гадость, словно бы это может как-то решить проблему или заставить того думать иначе. — Опусти ствол, — кричит шериф, и через пару мгновений повторяет куда медленнее и с большей злобой, — Пусти. Ствол. — Папа, он же убьёт меня, — по лицу Стайлза текут слёзы, а сам он заглядывает в глаза отцу, смотря на него так жалобно и беспомощно, что тот уже сам не выдерживает и начинает легонько дрожать. Все эти психологические игры явно не для него. — Отпусти. Ствол. Живо! Ну же! — Давай, стреляй, — тихо шепчет Стайлз прямо охотнику в лицо, под раздающиеся рядом крики «опусти ствол!». А тот как-то мешкается, заглядывая в его странные глаза. И тогда он начинает кричать громче: — Стреляй! Стреляй! Все эти звуки смешиваются в голову у Эллисон и ей уже хочется начать кричать, чтобы просто перестать слышать, как кричат все вокруг. — Стойте! Именно этого он и добивается! — девушка пытается всех вразумить, чтобы они наконец перестали играть в эти странные игры. — Не совсем так, — мертвенно спокойно отвечает он. — Я надеялся, что Скотт тоже будет здесь. Но я рад, что вы принесли оружие, потому что вы здесь не для того, чтобы убить меня. Стайлз медленно разворачивается, ощущая на своей спине сразу два пистолета, и смотрит в окно, в котором уже наступила полная темнота, и увидел Они, которые словно бы вылезают из темноты, направляясь к ним. — Вы тут, чтобы защитить меня. *** Изабель распахивает двери лофта и резко вбегает внутрь, сзади неё идут Скотт и Кира, тоже переживающие за происходящее. Все трое готовы драться до последнего, жертвуя собой, но, войдя, они видят не самую лучшую картину. — Что случилось? — Они исчезли, — говорит потрясённая Эллисон. — Они просто взяли исчезли. — Так же, как и Стайлз, — обречённо добавляет шериф и тогда лофт погружается в скорбную тишину, которая, как начинало им казаться, начала становиться ощутимой. Взгляд Иззи сразу же падает на раненного Дерека, лежащего на полу, и сердце сжимается в сотни раз сильнее, чем обычно, словно ничего хуже она никогда ещё в своей жизни не видела. Она, затаив дыханием, сразу же садится рядом с ним. — Дерек, — она начинает говорить о том, как переживает, как любит, но этой речи было не суждено сбыться, так как Дерек сразу же накрывает её губы своими. Поцелуй получается страстный, мокрый и захватывающий. Словно один из последних. А ей хочется ещё и ещё, хочется не отпускать его ни на шаг. Но люди вокруг, удивлённо смотрящие на них, очень мешают. Этот жест выражения любви стал для них неким признанием остальным в своих неиссякаемых чувствах. Поступки всегда говорят лучше слов. И все вокруг понимают, как те счастливы и многие очень завидуют, что вовремя такого страшного бедствия им есть за кого ухватиться и для чего бороться. *** Все разошлись, словно ничего и не было. Никаких зацепок, никаких улик, никаких идей, лишь только удушающее отчаяние и неимоверное желание поспать, просто прилечь и уснуть, чтобы не чувствовать какого-то странно груза ответственности каждую секунду, ведь каждый думал, что этот мир развалится без него. Они все будто бы застряли в этой беде Стайлза, будто бы все они бледные и уставшие продолжают бежать по тому неизведанному призрачному пути, по которому он пропал… Дерек вываливает большое количество шахматных фигур на игральную доску, пытаясь понять, кто они в этой странной битве и как им просчитать свои ходы. Но, чем больше он смотрит на эти беспорядочно разбросанные фигуры, тем больше у него сомнений в том, что правильные расстановки и ходы действительно есть. Рана около шеи сильно болит и кровоточит, но он спешит что-либо делать с этим, слепо веря в то, что он скоро исцелится. Ведь ему кажется, что времени на обработку ран у него нет, потому что нужно как можно скорее искать решения. — На одной из его фигур было моё имя. Если для него это — игра, то я должен продумать свои ходы, — отвечает он Питеру, что подкрался сзади и решил спросить про рану. Возможно, что от него вновь можно ждать какую-то издёвку или предательство, но нет, он начинает говорить действительно разумные вещи, едко впивающиеся в разум. — Это трудно сделать, когда у игры нет правил. Дерек поднимает на него свой взгляд и впивается в него, как никогда серьёзно, пытаясь докопаться до истин внутри него. Это фраза — словно ключ к разгадке, вот только слишком неуловимые и еле ощутимый. Хейл не понимает, что всё это значит, а вот Питер — кажется, да. — И что ты хочешь этим сказать? — Вы играете с духом, что живёт слишком долго, чтобы играть по людским правилам. Это — дух лисы, который решил стать человеком, а такое он может сделать только, прожив сто лет. Если кицуне — это проблема, то ногицуне, тёмная лиса, — это чёртова катастрофа. И вообще, это не игра тёмной лисы, это — игра Стайлза. И сделай одолжение, заклей уже рану. Пока туда не попала инфекция, — говорит он на последок и исчезает. Исчезает, оставляя Дерека одного анализировать все сказанные слова, по прежнему вглядываясь в пустую доску с хаотично разложенными фигурами. Он отводит взгляд, понимая, что ответ не в доске, ответ где-то витает в воздухе. Так близко, но вместе с тем так далеко. Он стоит и думает, полностью погрязнув в своих мыслях, совершенно не замечая, как в рану аккуратно залетает чёрная муха, несущая хаос и раздор, несущая то, что так нужно их общему врагу. *** Наступило утро и все проблемы словно бы покинули их. Будто бы и не было никогда никакой спешки. У всех появились свои собственные дела. Эллисон и Айзек, сбежавший из больницы, нежились в постели, тоже самое делали и Скотт и с Кирой, Лидия и Эйдан вместе поехали навестить одну их знакомую, Магнус звонил каким-то своим знакомым, чтобы узнать как можно больше информации, Иззи в это время только просыпалась после долгого сна. А Стайлз лежал. Лежал на холодном асфальте посреди одинокой улицы. Мимо на бешеной скорости проносились машины, но все они проезжали мимо, словно бы его никто не видел. Он, бледный, просто продолжал обессиленно лежать на спине, устремляя своё лицо к небу, чтобы оно наконец согрело. Все занимались своими делами, уносясь в утреннюю суету обычного дня, словно бы они совсем забыли о нём. А Стайлз просто лежал. *** Спустя какое-то время Стайлза нашли и привезли в дом МакКолов. Его, находящегося без сознания, расположили на диване и начали вглядываться, пытаясь осознать, что с ним не так. Похудевший, побледневший, он больше смахивал на распотрошённую куклу, которая, к тому же, исцелялась, как это делает всякая нечисть. Раны на нём заживали, медленно затягивались, унося с собой всю его боль, словно бы его нужно оберегать, как сгусток зла, как обитель чудовища. Вся утренняя рутина исчезла сразу же, как только стоило этому произойти. Как будто всё, что было для этого, являлось наигранным и ненастоящим, словно бы они через силу пытаются стать нормальными, вместо этого раз за разом всё глубже ныряя в сверхъестественную пучину. Все вокруг менялись, начиная звереть, начиная выходить за грани без любых на то причин. И лишь только бледный Стайлз на диване оставался неизменным. *** Дитон, сверхъестественный врач медленно подносит ко рту Стайлза какую-то жидкость в шприце и аккуратно выливает тому прямо в рот. Он по прежнему лежит без сознания и по этому им без проблем удаётся проделать это. Но, как только последняя капля попадает к нему в рот, он резко раскрывает свои глаза, в которых светится ярость и маниакальная тяга к насилию, и он изо всех сил хватает, стоящего рядом, Эйдана за шею и начинает душить изо всех своих сил, надавливая всё сильнее и пытаясь сломать эту шею к чертям. Он вгрызается в него взглядом, полным ненависти, словно бы он мстит за что-то страшное, но на самом деле ему просто нравится чувствовать власть в своих руках, чувствовать, как чья-то жизнь медленно утекает сквозь пальцы, как, когда-то сильный человек, не может даже пошевелиться из-за столь сильной хватки на его шее. Эйдан болезненно хрипит и руку ногицуне удаётся отодрать от него, но тому по прежнему больно, а Стайлз победно ухмыляется и смотрит на то, как он пытается сделать первые вдохи, которые даются ему нереально тяжело, из-за чего тому приходится переступать через себя, чтобы лишь только выжить. Знали бы остальные, сколько удовольствия это принесло Стайлзу… — Яд кенемы, умно придумано, — тянет тот, видя как его рука болезненно трясётся и уже спустя пару мгновений он не может ей пошевелить. — Знаешь, говорят, близнецы чувствуют, когда другому больно. Надеюсь, ты не потерял этот талант. Он тебе понадобиться, — тихо говорит он, всматриваясь в самую душу одного из близнецов, чтобы видеть собственными глазами, как в нём разгорается ужасающий страх потерять самого близкого человека… — Ладно, дам небольшую подсказу. Итан сейчас в школе. Тот сразу же выбегает за дверь, даже не закрывая её за собой, в страхе не успеть, а Стайлз сладостно смотрит ему вслед, улыбаясь этой ауре ужаса, что едким шлейфом тянется за ним. — Надеюсь, он успеет. Обожаю близнецов. Вспыльчивые, склонные к насилию, они гораздо веселей, чем вы, бесконечно пытающиеся спасти мир, — рассуждает Стайлз, рассматривая собравшихся и особо уделяя своё внимание на фразе о спасении Скотту, их местному ангелу-хранителю. — А для рта что-нибудь есть? — спрашивает Мелисса, сочувственно разглядывая эти странные попытки философствовать. Пусть лучше помолчит, пока всё равно никому не нужен. На самом деле, никто из них не признается, но подобные случаи жутко пугают. пугают всех их. Дитон подходит к ногицуне и закрывает рот скотчем, чтобы тот не смог ничего сказать, но тот начинает кричать, кричать громко, сильно, безумно. А в глазах, едко впивающихся во всех присутствующих, плещет то самое безумие. И сейчас он говорит куда больше слов. Сейчас он куда страшнее. Он парализован и не может говорить, но его убийственные взгляды всецело говорят о том, что они сейчас полностью в его власти и кто бы что не говорил, мне они так или иначе будут преклоняться перед ним, участвуя в этой его игре, что ломает людей изнутри. Он просто смотрит — а у них выворачиваются желудка от неимоверного желания бежать как можно дальше. Но бежать просто некуда. Он повсюду. Он это тьма, разливающаяся у них внутри. А от тьмы не убежишь. От духа тёмной лисы не убежишь. *** — Это скорее война разума, а не тела, — задумчиво произносит Питер, смотря Стайлзу в самые глаза. С тем же безумием, с тем же рвением что-то доказать. И все вокруг верят каждому его слову, потому что видно, что он действительно разбирается в маниакальных устремлениях ко тьме. — Есть другой способ победить эту войну. Он показывает свои длинные, тонкие, но сильные когти и видит в глазах ногицуне… вызов и нездоровую усмешку. Когда два серьёзных игрока наконец встречаются, банальный интерес и жажда победить складываются у всех, особенно когда оба ходят по грани. Все они видят, как далеко всё заходит и какие обороты обретается эта война. Нужно показать ему выход из этой темноты, чтобы он смог выйти. Забраться в самый разум и достать его оттуда. Того настоящего Стайлза, что где-то по прежнему дышит и ждёт, ждёт, пока кто-то спасёт его. Всё самое нужное и тайное всегда скрывается в глубине, в тех местах, до которых трудно достать и почти невозможно дотронуться, в таких местах, как наши сознание, живущие глубоко внутри нас и прячущие все наши тайны и секреты, прячущих нас самих. Нужно лишь нырнуть глубже, увидеть ту самую истину. Ту, что среди старых запутанных дорожек сидит и играет с врагом в старую японскую игру. Ту, что они сегодня спасли.