Тёмные поленья

Он распахнул дверь резким движением, но тут же придержал её рукой, не давая удариться о стену. Сделав шаг, стянул с головы фуражку со звездой и протянул руку сначала кудрявому интеллигенту в пенсне, затем широколобому коротышу с хитрым прищуром и аккуратной бородкой. Покончив с ритуалами, перешёл к делу. Выразительно глянул на часы, приподнял бровь и произнёс единственное слово: —Товарищи? Из этой пантомимы даже ружейный приклад догадался бы, что государственный человек с трудом выкроил драгоценные минуты своей жизни и хочет знать, на что ему предлагают их потратить. — Батенька, да бросьте вы эти формальности. Садитесь, не стойте. Чайку хотите? — Широколобый гостеприимно указал на аристократический фаянсовый чайник с имперским орлом, окружённый голытьбой — гранёными стаканами. Вошедший нехотя сел. Широколобый тут же услужливо наклонил чайник, и густая ароматная жидкость побежала в стакан. — Пейте, пейте, дорогой мой, — продолжал говорить он. — Поди, за делами даже не завтракали. И сахарок берите, у нас найдётся. Сухим жестом гость поднёс дымящийся стакан ко рту, сделал символический глоток и поставил сосуд ровно на то место, где взял. Помолчали. Широколобому первому стало неуютно под немигающим взором холодных глаз с кошачьей прозеленью. — Что ж… — Он бросил взгляд на интеллигентного соседа в пенсне и с трудом сдержал улыбку. — Ммм… — Вот что, дорогой друг, — перехватил инициативу интеллигент. — Вопрос, который мы хотели бы с вами сегодня обсудить, касается не столько текущих необходимостей, сколько… эээ, мировоззрения. Гость молча кивнул. — Видите ли, известно, что даже в кругу старых товарищей у вас совершенно особая репутация — человека жёсткого, так сказать, железного… Гость скривил угол рта. — У нас с товарищами вышел спор, — продолжал кудрявый. — До какой степени может простираться стальная воля революционного борца? И в какой момент наступает усталость металла? — Верно, батенька, — подхватил широколобый. — И мы решились на эксперимент. Возьмём… чекиста. Вот вас. Ведь любой человек может сломаться, если придётся допрашивать, скажем, родственника. Или кого-то… кто ему архисимпатичен? А вы человек, хоть и железный! Вы и сами говорили на этот счёт, эээ… Как там цитировал товарищ Урицкий? — Чекист должен иметь, — вступил интеллигент, — не только холодную голову, но также горячее сердце иии… что же там было еще? Он замолчал. Нерушимой статуей командора гость вырос из-за стола. — Где я могу вымыть руки? — осведомился он тоном холодного профессионала, почувствовавшего, что пришёл его час. — Мм… вот, пожалуйста, умывальник в углу, — растерянно отозвался интеллигент. Гость кивнул и прошествовал в указанном направлении. Он скоблил руки долго и упорно, не жалея мыла, а затем тщательно высушил их крахмальной салфеткой, не упуская ни единого миллиметра кожи. Вернувшись к столу, он с хрустом размял пальцы и деловито спросил: — Где объект? Двое переглянулись. Уголки их губ поползли вверх. Интеллигент поднялся, обошёл стол, наклонился, крякнул и водрузил на стол большую плетёную корзину… В корзине что-то попискивало. Обменявшись заговорщицкими взглядами с широколобым, он поднял крышку. Внутри был трогательный дымчатый котёнок сибирской породы. Месяцев двух, не более. Он беззащитно разевал маленький ротик, выдавая нежное «мяу», и с доверчивым любопытством заглядывал людям в глаза. Гость замер, прицельно уставившись на котёнка. Тонкие усики и аристократическая бородка делали его похожим на Дон Кихота, впервые увидавшего ветряную мельницу. И широколобый и интеллигент впились жадными взглядами в лицо гостя, отыскивая следы хоть каких-то эмоций. Они явно возлагали большие надежды на свой розыгрыш. Секунды шли за секундами. Ничего не происходило. Гость пристально разглядывал объект. Затем, не меняясь в лице, он перевёл взгляд куда-то за окно, постоял, задумавшись, кивнул своим мыслям и сказал: — Я попрошу вас, товарищи, оставить нас наедине. Интеллигент, кажется, даже несколько растерялся, но широколобый поспешил ответить: — Конечно, конечно, батенька. Мы подождём в фойе. — Он легонько толкнул товарища в плечо, а затем подмигнул в сторону ширмы, отгораживающей угол комнаты. Только выйдя за дверь, они позволили прорваться наружу долго сдерживаемому хихиканию. Ходоки и курьеры, ожидавшие в коридоре, с удивлением воззрились на них, а затем окружили смеющуюся парочку, торопясь ухватить за хвост неожиданную удачу. Широколобый с интеллигентом подписывали документы почти не глядя, не различая прошения о помиловании и расстрельные списки. Их куда больше занимало происходящее внутри комнаты. Вооружённая охрана, наконец, вытеснила из фойе остатки просителей, и они остались одни. Время тянулось и тянулось как патока, но эти двое обучались искусству ожидания в лучших школах. Широколобый, правда, пару раз припадал ухом к скважине, надеясь расслышать, что происходит за дверью. Но там была мёртвая тишина. И вдруг грянул выстрел. С треском распахнули дверь. Ворвались внутрь. Охрана выступила вперёд, прикрывая лидеров революции. В комнате пахло пороховым дымом и кровью. Котёнок был цел. Безо всяких следов насилия. Его только колотило крупной дрожью. Он съёжился в углу корзины, сделавшись словно втрое меньше. Гость стоял рядом, аккуратно промакивая трудовой пот на лбу свежей салфеткой. Обернувшись к вошедшим, он взял со стола и протянул им несколько бумажных листов, исписанных ровным мелким почерком. — Что… что это?! — ошарашенно произнёс широколобый. — Признательные показания, — дружелюбно ответил гость. — Тесные связи с деникинским подпольем, шпионаж в пользу Британской империи, заговор с целью устранения членов Коминтерна, широкомасштабная… — А выстрел, выстрел? Вы стреляли?! — Я? Нет, конечно. Зачем? Это, — Он махнул рукой в сторону ширмы. — застрелился ваш соглядатай. Товарищ Урицкий. Видимо, тяжело стало смотреть. Слишком горячее оказалось сердце.