Любить пересмешника

      Она до последнего не верила показаниям сотен и сотен людей, знакомых с Джокером гораздо ближе, чем им бы того хотелось, но теперь у неё были все шансы лично убедиться в их правоте. Лично придумывать оправдания всему, что он делал, даже если от этого у неё волоски на хребте вставали дыбом, а временами появлялись долго незаживающие синяки и кровоподтёки, которые очень кстати скрывало глухое трико и плотный слой белил. Теперь у неё были все шансы сполна ощутить на себе всю извращённую жестокость одержимого, изуродованного кислотой маньяка, в котором едва ли осталось что-то человеческое. И все ничтожные шансы хотя бы украдкой заглянуть по ту сторону вечно улыбающегося лица.       У маленькой, преданной, ясноглазой Харли.       У маленькой, безумно и неизлечимо влюблённой Харли.              ***              …— Более громкий и бестолковый способ придумать было трудно. Похоже, я тебя переоценил, — Джокер шагнул к ней и довольно жёстко выхватил пистолет, который она всё ещё сжимала в руке, едва не вывихнув ей запястье. Вытряхнул магазин, придирчиво осмотрел его, щелчком загнал обратно. — Этого мало. Есть ещё?       Харли испуганно помотала головой, просто смятая и растоптанная этой безжалостной холодностью. Глаза Джокера блестели ясно и трезво, без следа какой бы то ни было прежней придурковатости, и арлекинша невольно отступила, рефлекторно проглотив обиду и лишь затем почувствовав её нестерпимую горечь. Это было всё, что она получила вместо благодарности.       — Паршиво. Ладно, для начала сойдёт. С дороги!       Он широким, хромающим шагом устремился мимо неё по коридору, так что девушка за ним еле успела, пинком распахнул входную дверь, первым делом вошёл на пост охраны и в три быстрых движения отключил блокировку на дверях всех палат отделения. Харли похолодела. На это она совсем не рассчитывала.       — Э-эм… мистер Джей… подождите, вы это зачем…? Я не…       — Так, а ну-ка слушай меня один-единственный раз.       Он развернулся к ней — пожалуй, даже слишком резко, так что Харли едва не столкнулась с ним нос к носу и вздрогнула. Она впервые осознала, насколько он её выше.       — Всё, что от тебя требовалось, ты уже сделала. Понимаешь, о чём я? Вот так сделай головой, если да, — он несколько раз глумливо кивнул, и потрясённая девушка машинально повторила за ним. — Поэтому если мне вот сейчас просто послышалось что-то похожее на твоё мнение, окей, я просто сделаю вид, что ничего не было. Но всё это только при условии, что мне сейчас послышалось. А теперь, — и он поднял запасной магнитный ключ на уровень её глаз, — ты пойдёшь и сама откроешь те двери, которые заело по твоей же милости.       Девушка едва приоткрыла губы, как в них тут же упёрлось дуло пистолета.       — И молча, ладно? — на миг зажмурившись, как от очень сильного раздражения, добавил он, и его лежащий на спусковом крючке палец неприятно дёрнулся. В глаза Джокера смотреть было страшно. Откровенно страшно, без каких бы то ни было прежних посторонних двусмысленных намёков. Харли молча кивнула.       Через пару минут благодаря ей на свободе оказалась дюжина пациентов разной степени невменяемости, ещё трое по каким-то своим причинам остались в камерах, но выманивать их оттуда у Харли отчего-то не было ровным счётом никакого желания, тем более что для полной катастрофы хватило бы уже и каждого из них поодиночке. Один лысый темнокожий здоровяк, как-то особенно гнусно хихикая, сразу же направился прямо к ней и даже успел грубо схватить за талию, прежде чем Харли, взвизгнув, ударила его локтем по лицу и почти неосознанно заехала кулаком куда-то в живот. Двое других, в одинаковых жуткого цвета смирительных рубашках, привлечённые движением, пугающе синхронно приблизились, и девушка с неприятным чувством обнаружила, что у них на двоих четыре разных глаза — почти бесцветный зелёный, карий, чёрный и ярко-голубой. Когда левая фигура оказалась совсем рядом, явно заинтересовавшись бубенцами на концах её колпака, Харли со смесью ужаса и отвращения поняла, что это женщина.       — Мистер Джей! Помогите!!! — закричала она вдруг каким-то совершенно чужим высоким и дрожащим голоском, почувствовав, что её охватывает совершенно нешуточная паника, когда чьи-то жёсткие пальцы схватили её за запястье. Неожиданно ей стало отчётливо ясно, что все эти люди — ох, да и люди ли? — которых она сама только что выпустила своими собственными руками, абсолютно безумны, и в их безумии нет ровным счётом ничего привлекательного. Они могут прямо сейчас вполне реально убить её, даже не поняв, что сделали — как слабоумные дети.       В самом лучшем случае.       Внезапно где-то на проходной с сухим треском раздался выстрел, затем ещё один, и следом, как эхо посыпавшейся штукатурки, постепенно нарастающий прерывистый хохоток, от которого становилось холодно шейным позвонкам. «Простите, ребята, обознался! Ничего личного!» — донеслось до неё, и после этих слов в коридоре, визгливо отсмеиваясь, пятясь издевательскими реверансами и размахивая рукой с ещё дымящимся пистолетом, снова возник Джокер. Отбросив волосы с лица, он вернулся к ней всё теми же широкими нелепыми шагами, бесцеремонно растолкал сгрудившихся вокруг Харли незваных гостей, а саму её ещё более грубо схватил за конец колпака и потащил за собой назад к взорванной палате, даже не оглядываясь. На глазах девушки от боли выступили слёзы, но он держал её так крепко, что проще было подстроиться под него, чем попытаться вырваться. Джокер остановился возле искорёженной взрывом решётки воздуховода и неожиданно отпустил Харли, резко указав вперёд и вверх подбородком:       — Лезь. Быстро. Давай, давай, давай!       Она неуверенно подняла взгляд — в шахте вентиляции стояло красное пыльное марево, а дальше всё терялось в непроглядной и гулкой жестяной темноте. Харли этого ожидала. В эту огромную, влажно дышащую аркэмскую машину не совались, наверное, уже с десяток лет, так что через неё можно было беспрепятственно протащить хоть пару концертных роялей, не то, что двух худых изворотливых клоунов. Вот только лезть туда отчего-то совсем не хотелось — из этого прогнившего, как и всё в Аркэме, лабиринта, раз забравшись, можно было больше не выбраться — но что-то продолжало ей настойчиво подсказывать, что лестницей воспользоваться им точно не удастся, а других вариантов было в общем-то немного. Они не успели. Возможно, из-за неё. Так что теперь с этого представления можно было уйти только через чёрный ход — у парадного актёров уже поджидала крайне враждебно настроенная публика, вооружённая до зубов.       И тут Харли вдруг поняла, для чего были выпущены из клеток другие. Шестёрки. Пешки.       Голодной красной глотке этих коридоров нужно было очень много крови, чтобы выпустить их отсюда.              — Ух!.. Отличное всё-таки получилось представление, а ведь мы даже не репетировали!       — Ну не знаю, как ты, а лично я репетировал… как бы тебе не соврать — раз десять…              Кухня в этот час выглядела безлюдней, чем после ядерного взрыва: впечатление красноречиво оттенял пол в странных пятнах, зияющие битыми стёклами электрические лампы, текущие трубы вдоль стен и следы местами отколовшегося грязного кафеля, напоминающие кариес на плохо вычищенных зубах. Харли соскользнула на пол первой с почти десятифутовой высоты, неосторожно выбив ногой едва державшуюся на вытяжной трубе ржавую решётку, и больно упала на пыльный бетон. Джокер по-кошачьи приземлился за её спиной, не издав ни звука, и медленно выпрямился. Из-за внешней стены в глубине кухни, сквозь массивные ворота, через которые на грузовиках подвозили продукты, Харли сразу услышала то, что ей совсем не понравилось — пронзительный вой полицейский сирен. Значит, они уже здесь…       — Слишком долго, — с раздражением выплюнул Джокер, и девушка невольно сжалась — на долю секунды ей показалось, что сейчас он просто возьмёт, пустит со злости пулю ей в лоб, и на этом всё закончится. Для неё. — Значит, сейчас будем играть, — неожиданно осклабился он, и от его жутковатого, обращённого к ней взгляда у Харли мучительно засосало под ложечкой. Она вдруг поняла, что волшебная химическая смелость начала стремительно её покидать, и к оглушённому организму совсем не вовремя стали потихоньку возвращаться ощущения холода, боли в ноге и внезапно накатившей смертельной усталости. Её спасало только то, что всё это заслонял собой чудовищной силы страх перед этим человеком, заслонял до неконтролируемой крупной дрожи и привкуса металла на нёбе — так, что она даже нашла в себе силы заставить свои уже почти не слушающиеся, покрытые краской, пылью и кровью растрескавшиеся губы растянуться в улыбке. Ох, как же больно…       — Играть? Во что? — спросила она чересчур воодушевлённо, так что получилось слишком высоко, испуганно и фальшиво.       — Вот именно «во что» — будешь до поры до времени изображать немую куклу, и если только каким-то ну невероятным образом у тебя получится испоганить и эту роль так же, как вышло с врачом и героиней-спасительницей, ей-богу, я признаю, что у тебя талант, — пока Харли через силу глотала его слова, словно крупные куски колотого льда, он, прищурившись, рассматривал дальний конец кухни. Там, абсолютно уверенные в своей незаметности, подавая друг другу беззвучные сигналы, проскользнули внутрь помещения двое полицейских. Джокер расплылся в широкой довольной улыбке, и Харли невольно сглотнула, едва сдержав пронзившую позвоночник судорогу очень неприятного предчувствия. Но сразу же вслед за этим, как после быстрого укола в крупную артерию, ощутила приступ безудержного счастья — мистер Джей повернул к ней изуродованное лицо, смерил взглядом и приглашающим жестом протянул ей руку.              …— Сержант Доусон, как слышите? Приём!.. Они выходят! Всем приготовиться! Оцепить выход!!!       Пространство вдоль полукругом выстроившихся игрушечных машин с красно-синими мигалками тут же ощетинилось вооружёнными людьми. Толстый темнокожий лейтенант, сжимающий рацию в потной руке, как-то даже слишком сильно закусил усы, не отводя взгляда от грязно-рыжих ворот, соединённых сомнительной пользы провисшей цепью с болтающимся висячим замком. Какое-то время ничего не происходило, и на площадке перед пристройкой, озаряемой то кроваво-красными, то мертвенно-синими всполохами, царила гробовая тишина. Это длилось с добрый десяток секунд, а потом в темноте между створок что-то зашевелилось, и тут же послышалось нестройное клацанье взводимого оружия.       — Что бы ни случилось, на поражение не стрелять, — внезапно охрипшим голосом скомандовал лейтенант. — Личный приказ комиссара Гордона!       Из здания им навстречу уже выходили двое, предупредительно поднимающие правые руки с зажатыми в них пистолетами. Один из них вёл закованного в наручники Джокера, другой — вырывающуюся Харли со связанными за спиной руками. У обоих были скотчем заклеены рты.       Поначалу повисла тишина, пока лейтенант жестом не приказал снять вышедших с прицела. Снова послышалось клацанье, чуть снизив градус напряжения, но почему-то не разрядив атмосферу.       — Доусон, доложите, что…       — Нам всем лучше побыстрее уехать отсюда! — перебив его, крикнул высокий сержант, прижимавший к лицу застиранное полотенце. — Там какой-то газ, не знаю, сколько у нас времени, но явно немного…       Сам он тем временем уже обеспокоенно подталкивал своего пленника дулом между лопаток к стоящему справа от него открытому фургону. Кое-кто из полицейских на всякий случай поднял оружие, и здоровяк сдавленно его осадил.       — Сержант Доусон! Стойте! Я приказываю вам доложить, как следует!       Тот уже так уверенно садился в машину, предварительно втолкнув пленника в кузов и захлопнув за ним тяжёлую зарешеченную дверь, что вздрогнул, когда его окликнули, и резко обернулся.       — Мисс Квинзел задержана при попытке помочь сбежать заключённому Джокеру, сэр! Оба преступника у нас, сэр! Задержанная сообщает, что в здании больницы заложена бомба, сэр! — оттараторил он из-за полуоткрытой дверцы и закашлялся. Вокруг заволновались. Харли в руках второго полицейского противно захихикала сквозь скотч и несколько раз кивнула. — Поверьте мне, эта особа только выглядит так, как будто шутит. По её словам, у нас буквально несколько минут, чтобы удалиться на безопасное расстояние, серьёзно, сэр, я бы не стал испытывать судьбу, сэр!       Лейтенант с выступившими на лбу каплями пота сжал зубы так, что те скрипнули, и его передёрнуло.       — Люди… уже все эвакуированы?       Несколько полицейских переглянулись и утвердительно кивнули.       — Так точно, сэр, весь персонал был выведен на безопасное расстояние согласно инструкции ещё в первые минуты тревоги.       — А пациенты?       Повисла неловкая пауза. Все поняли, что думают сейчас об одном и том же.       — Сэр, мы теряем время, — напомнил сержант и захлопнул дверцу, заводя двигатель. Его напарник вместе с Харли уже ожидал наготове в другой машине.       — Лейтенант Дэнвилл, что у вас происходит? Доложите обстановку! — послышался квакающий голос из рации. — Вы их задержали?       — Господь всемогущий, спаси и помилуй нас грешных, — закрыв глаза, негромко произнёс лейтенант, снизу вверх вытирая лоб ладонью. — Так точно, задержали, сэр!.. Давайте, по местам, живо! Стягивайте оцепление с остальных выходов! Доусон, Уоррен, вы поедете в середине колонны. И не спускать с них глаз! Не дай бог что-то случится — за этих клоунов вы ответите мне головой, я клянусь вам!..              — Поверить не могу, что мы так просто их провели… всё-таки правы вы были, мистер Джей — с полицией иметь дело чертовски скучно. Эти тупоголовые офицеры вообще, ну вот ни капельки не понимают шуток! Пришлось оставить того копа в живых, чтобы они хотя бы так смогли оценить ваш гениальный план…       — Запомни, Арлекин, объяснять соль шутки — дурной тон. Согласен, большинство зачастую неспособно даже понять, что ты только пошутил, но в нашем деле, видишь ли, это только на руку…              …Потом при выяснении обстоятельств произошедшего ни один из полицейских так и не смог объяснить, как же так получилось, что двое особо опасных преступников, обезвреженных по всем правилам, сбежали прямо из-под конвоя в двенадцать машин. И почему на съезде с моста, где всем полагалось остановиться, фургон с Джокером вдруг резко ушёл направо, растолкав несколько легковушек и с ходу набрав бешеную скорость, а авто, в котором везли Харли, в тот же самый момент рвануло в другую сторону, выехав на встречную полосу и каким-то чудом проскользнув на перекрёстке прямо перед носом у грузовика. Его потеряли из виду практически сразу; организовавшаяся же в итоге погоня за фургоном завершилась в каком-то тупике на окраине Готэма тем, что полицейские нашли оставленный разбитый автомобиль с распахнутой передней дверцей, завалившийся одним боком на кучу строительного мусора. Когда сотрудники полиции вскрыли кузов, то обнаружили внутри труп связанного по рукам и ногам сержанта Доусона в форме аркэмского заключённого с нарисованной поверх скотча на лице кривой улыбкой. Позже выяснилось, что погиб он от кровоизлияния в результате черепно-мозговой травмы — очевидно, во время недолгой, но сумасшедшей езды обездвиженного бедолагу швыряло из стороны в сторону, как мешок с песком, пока он не напоролся лбом на угол находившейся внутри скамьи. На водительском сиденье нашли полицейскую фуражку, кухонное полотенце и косо намалёванное чем-то красным на лобовом стекле «Ха Ха Ха». Вот и всё. Никаких других следов Джокера отчаявшиеся стражи порядка, как ни старались, отыскать не смогли — не помогли ни ультрафиолет, ни собаки. По одной из версий, он скрылся где-то в подземных коммуникациях, о чём свидетельствовал неплотно прикрытый близлежащий канализационный люк, однако спустившихся туда добровольцев не встретило ничего, кроме весьма агрессивно настроенных крыс и удушливой вони от токсичных стоков какого-то завода, так что от дальнейших поисков было решено отказаться.       Что касается второго сержанта, то он вернулся в участок только через сутки с убитым лицом, заплывшим глазом и рукой на перевязи, и от него наконец-то удалось узнать некоторые подробности. Как выяснилось, на кухне Аркэма арлекинша оглушила его напарника прежде, чем он даже успел понять, что произошло, а самого Уоррена кто-то схватил сзади, зажал рот рукой и очень тихо сказал на ухо, что если сейчас всё будет происходить не так, как он скажет, то доктор Квин сначала сделает ему укол с «техасским коктейлем», а затем отыщет его семью и проделает с ними то же самое. И голос этот был таким, что ему почему-то верилось.       — Его подружка держала Теда на прицеле, я не мог рисковать… Он подошёл со спины, абсолютно бесшумно, я сначала подумал ещё, что ослышался, а потом у меня просто сердце в пятки ушло, когда я понял, что… это был он, Джокер, понимаете? Он приказал мне… раздеть Теда, только без глупостей, хотя вообще, мол, глупости он очень любит. И я сделал всё, как он сказал, я не знаю, я не мог по-другому, меня словно парализовало, слышали бы вы его голос… — Уоррен передёрнул плечами, словно от холода. — В общем, вы уже поняли, да? Этот маньяк поменялся с Тедом одеждой, размалевал его под себя, а свою рожу закрыл полотенцем, якобы там был газ… Я должен был вести девчонку. От меня требовалось только молча держать её и сесть вместе с ней в машину, когда будет нужно, а если я что-то выкину кроме этого, он сказал, что пристрелит Теда, а затем и меня… Ну, а дальше… вы всё сами видели.       — А потом? В машине? — допытывались сослуживцы, пока лейтенант чуть ли не рвал на себе волосы, а кто-то дрожащей рукой подливал парню виски в стаканчик с кофе.       Уоррен вздохнул, глотнул обжигающей жидкости и закашлялся, так что сразу несколько человек похлопали его по спине.       — А что в машине… руки у девчонки, естественно, связаны не были. Как только мы отъехали, она перебралась ко мне на переднее сиденье, я даже опомниться не успел, руль схватила и как выкрутит налево, сумасшедшая баба! Как мы не разбились, до сих пор не пойму… и главное, её не остановить было, глаза бешеные, зубы скалит, по-моему, она под наркотой была, ну не может нормальный человек так себя вести… и откуда только силы брались, я даже скрутить её не мог, изворотливая, как змея… В общем, на первом же светофоре она меня хватила рукояткой пистолета по затылку, и всё — очнулся уже где-то в рабочем квартале на заднем сиденье, голова раскалывается, в окно кто-то стучит. Понимаю, что я в наручниках, ключа нигде нет. А снаружи… ну, в общем, какие-то… афроамериканцы, — покосившись на лейтенанта, сквозь зубы произнёс он. — И безоружный связанный коп в открытой машине. Дальше рассказывать надо?       Остальные офицеры молчали, понимающе глядя на его сломанную руку и синяки на лице. Кто-то обнял его одной рукой за плечи. Парню действительно было не позавидовать.       — Ну хорошо, — послышался вдруг из-за их спин охрипший голос лейтенанта Дэнвилла, и все обернулись к нему. — Он взял в заложники Теда. Но ты тогда почему в ответ не взял в заложницы его напарницу?       Уоррен бросил на него волчий взгляд.       — Интересный вопрос, сэр. Вообще-то, я именно это и сделал, как только мы уже собрались выходить. Пистолет к виску, всё как надо… А этот паяц сначала заржал, как ненормальный, потом вдруг резко прекратил — это у него страшно до одури выходит, честное слово — схватил Теда за волосы, открыл какой-то здоровенный холодильный ларь на полу, сунул туда его голову и сказал, что если я сейчас же не перестану быть идиотом, то лично в считанные секунды увижу, как много… много места занимаю у моего друга в голове… — на этих словах голос сержанта сорвался, лицо его исказилось, и он зажмурился. — Он уже очнулся тогда, Тедди, он на меня так смотрел… но… я ещё сдержался, я сказал, что девка-то его у меня на мушке, и что я всажу ей пулю в лоб гораздо быстрее… и тогда, — глубоко вздохнув и немного успокоившись, заключил он, — этот шут мне сказал, что никакая она не его девка, и вообще ни на кой чёрт ему не сдалась, так что если я хочу, то могу стрелять в неё прямо сейчас, но о последствиях он меня вроде как предупредил, — немного помолчав, медленно отхлебнув кофе и пожевав губами, Уоррен добавил. — А вообще, говорит, дубина полицейская, пистолет у тебя разряжен, потому что я хоть и дурак, но знаю, что копу доверять оружие страшней, чем обезьяне. Но это не из-за девки, естественно, а просто так, от греха подальше. Так что хватит уже, мол, и пошли.       Все молчали, а Уоррен смотрел в стол прямо перед собой, на свои ладони, и плакал как-то совсем беззвучно, одним, не заплывшим глазом.       — Она же у меня в этих самых руках была, сучка чокнутая… я же видел, как она на него снизу вверх смотрела, и подумал ещё, что ну конечно, не может ему быть на неё всё равно, и так бесился тогда, ведь поверил же, кретин, ведь повёлся, действительно же думал, что безоружен и ничем не могу ему ответить, как в голове помутилось всё… а потом знаете, что? — он обвёл присутствующих покрасневшим глазом, никто в ответ не проронил ни слова. — Пистолет я уже потом нашёл в машине, он под сиденьем валялся. Так и бросила, дура. Так вот он заряжен был, с самого начала, никто его не трогал, ясно? Я её убить мог. Слышите, сэр, почему я её в заложники не мог взять? Джокеру плевать на неё было. Ему действительно было на неё плевать!              ***              …Харли тем временем было невыносимо плохо. Сбежав из брошенной машины, ведомая уже почти что одними животными инстинктами, она забилась в тесный проулок между домами, сжалась в один чудовищно напряжённый чёрно-красный комок, и её наконец-то вырвало, в несколько мучительных полусухих приступов, до выступивших на глазах слёз. В ушах стоял вой полицейских сирен, и ей то и дело мерещилось, что погоня ещё здесь, так что всё её тело, исхлёстанное беспощадной адреналиновой плетью, поминутно вздрагивало. Какое-то время ей жутко хотелось умереть, чтобы наконец-то хоть на немного перестать двигаться и бороться с раздавливавшим её страхом, и кажется, длилось это очень долго. Пока в её увенчанной печально поникшими бубенцами голове не тренькнул новый звоночек: всё кончено. Они на свободе. Мистер Джей сбежал, снова, и на этот раз благодаря ей. Сейчас ей непременно нужно его найти, очень нужно, ей нужно столько всего ему сказать, и к тому же, ей ведь некуда теперь больше бежать, кроме как к нему… Совершенно некуда.       И как только эта беспросветная мысль вдруг вполне дошла до её сознания, одурманенного до грани самопотери, Харли медленно свернулась в самый жалкий клубок, на который только способно человеческое существо, зажмурилась и вдруг тоненько-тоненько завыла от отчаяния, судорожно вцепившись в землю пальцами в разноцветных рваных перчатках.              — …по данным полиции, на этот раз побег был инициирован бывшей сотрудницей лечебницы для душевнобольных преступников имени Элизабет Аркэм, доктором Харлин Квинзел, которая некоторое время проработала лечащим врачом Джокера и, очевидно, подверглась с его стороны психологическому внушению. Переодевшись в трико арлекина, украденное ею же в магазине карнавальных костюмов, девушка при помощи ряда взрывов посеяла панику в здании и освободила из палат в отделении интенсивной терапии не только самого Джокера, но и нескольких находившихся там кроме него заключённых, в лице которых прибывший на этаж полицейский отряд встретил, возможно, неосознанное, но ожесточённое сопротивление. В то время как сотрудники правопорядка ликвидировали это препятствие, преступники скрылись с места происшествия через систему вент…       Щелчок пульта — и кадр замер на подёрнутом полосами помех лице девушки в чёрно-красном, зафиксированном аркэмскими камерами видеонаблюдения за несколько минут до взрыва. Узкие губы пренебрежительно поджались, так и не коснувшись края чашки.       — Я знал, что это произойдёт, — глубоким и низким голосом произнёс смотревший новости.       — Что именно, сэр? — поинтересовался дворецкий, протиравший неподалёку лакированную дверцу напольных часов.       — Эта доктор, — пояснил мистер Уэйн, кивнув головой в сторону экрана, и всё-таки отхлебнул чай. — Я знал, что он ей воспользуется, с того самого момента, как вернул его в Аркэм. Это был только вопрос времени. Но я всё же позволил этому случиться.       — Хотите сказать, сэр, что последствия могут быть опасны?       — Честно говоря, Альфред, — мужчина поднялся во весь рост, со стуком поставив чашку на столик, и бросил строгий взгляд на замершее на экране белое лицо в чёрной маске, — теперь я начинаю сомневаться в том, кто из двоих более безумен и может представлять большую опасность — Джокер или влюблённая в него женщина.       …Первые десять минут Харли пыталась просто подняться на ноги, и дело было даже не в распухшей после падения щиколотке, которая постоянно её подводила. Страшная усталость, отчаяние и отсутствие Джокера снова будто вынули из неё какие-то важные проволочки, на которых всё держалось, превратив её в безвольную марионетку без кукловода, стоящую в пыли на четвереньках. До её возвращавшегося рассудка постепенно доходило осознание того, что никто за ней сюда не придёт. Что она теперь вне закона. Что адрес пункта назначения, который перед самым представлением назвал ей Джокер, вполне мог оказаться выдуманным, а у неё сейчас, кроме тонкого арлекинского трико и спрятанного за голенищем кухонного ножа, больше ничего нет. И самое болезненное и тяжёлое — что мистеру Джей, похоже, действительно было на неё плевать. Самая главная, с силой погнутая пружина, из-за которой почти новая точёная кукла с золотыми волосами оказалась безнадёжно поломанной.       На ноги её всё-таки подняли голод и вновь проснувшийся панический страх оставаться одной. Ей очень повезло, и на ближайшей свалке она нашла сильно потрёпанное мужское пальто, под которым ей удалось спрятать изорванное трико. Колпак Харли стянула с головы и одним из когда-то белых плюшевых бубенчиков попыталась убрать остатки грима, так что на её обычно такое миловидное личико теперь было просто страшно взглянуть из-за въевшейся чёрной краски вокруг глаз и плохо стёршейся помады. Неудивительно, что девчонка-подросток, возвращавшаяся с продуктами из ближайшего магазина и столкнувшаяся с ней в переходе, до предела расширив глаза, сразу беспрекословно отдала ей свой бумажный пакет, Харли могла бы даже не доставать нож. Она была уверена, что её лицо уже показали в новостях по всем каналам, так что теперь подолгу задерживаться на том месте, где её видели и узнали, было опасно по вполне понятным причинам — полиция висела у неё на хвосте, как у загнанной легавыми лисицы.       В пакете, кроме коробки кукурузных хлопьев, листьев салата, нескольких бутылок молока, туалетной бумаги и мёрзлой курицы, оказалась дёшево сделанная тряпичная кукла в немыслимо разноцветной одежде с широченной улыбкой и остекленевшим взглядом прозрачно-зелёных пластмассовых глаз. Харли довольно долго тупо смотрела на эту чужую игрушку, держа её перед собой, а потом вдруг молча и как-то очень тихо осела на ступени, обняла её и, не удержавшись, заплакала, уткнувшись что-то шепчущими губами в нитяные волосы и слегка покачиваясь вперёд-назад, словно утешала любимого ребёнка и себя заодно.              Имя «Арлекин» происходит от Эллекена — инфернального предводителя нечисти в старинных этрусских легендах. Аликино звали и одного из бесов, встреченных Данте во время его знаменитого нисхождения. Долгое время этот персонаж комедии масок был весёлым лентяем и обжорой, постоянно попадавшим в глупые ситуации и получавшим за это нагоняй. Одет он был в лохмотья в разноцветных заплатах, указывающие на его бедность, и шапочку с символизирующим трусость заячьим хвостиком или лапкой, к которой иногда пришивали бубенчики.       Затем на сцену вышел Доменико Бьянколелли, актёр, который сильно изменил образ и повадки второго венецианского дзанни. Костюм его превратился в обтягивающее трико из правильных ромбов красного, зелёного и жёлтого цветов, говорившее об увёртливости и ловкости, да и сам Арлекин из простоватого дурачка превратился в изысканного, ядовитого, острого на язык интригана и счастливого любовника юной Коломбины, жены вечно минорного белого клоуна Пьеро.       А веком позже в площадном театре Европы уже возник особый жанр — арлекинада, в которой бывший слуга и объект насмешек вдруг стал главным действующим лицом. Ему удалось пережить породившую его комедию дель арте на несколько столетий и превратиться в символ, в миф, в декадентский культ шута, ведущего игры со смертью. Белая карнавальная маска в чёрно-красном трико и колпаке с бубенцами зажила самостоятельной жизнью, забыв и о сатире, которой так долго служила, и обо всех тех подмостках, на которых когда-то заставляла стольких зрителей хохотать и плакать одновременно. Теперь Арлекин, которому за все эти годы уже до смерти надоело развлекать серую толпу, мог незаметно сойти со сцены и затаиться среди узких мостов и каналов Венеции, чтобы наконец-то развлечься самому.       Давно, о, как же давно он перестал быть смешным…              Харли брела по обочине шоссе пошатывающейся походкой, голосуя проезжавшим мимо машинам, пока возле неё не остановился чей-то автомобиль. Когда девушка, не поднимая головы, села позади водителя и назвала адрес, тот удивлённо фыркнул и обернулся к ней, очевидно, собираясь что-то спросить, но не успел — Харли обхватила его за шею, приставила к судорожно сглотнувшему горлу свой острый ножик и прошипела:       — Жми на газ. Быстро. Без глупостей!       Видимо, по лихорадочному блеску её обведённых чёрным глаз, отражающихся во внутреннем зеркале салона, хозяин авто понял, что шутить пассажирка явно не намерена, так что на всякий случай решил не испытывать судьбу и с места выжал педаль до отказа. Разумеется, он тоже узнал её, думала Харли. Разумеется, он сообщит о ней в полицию. А наводить полицию на тот адрес, куда она направлялась, даже если он ненастоящий, было никак нельзя. И ей заранее было очень противно от того, что ей предстояло сделать, как только они прибудут на место.              — Ты куда это? Эй! Фьюить! Слышь? Стоять, я к тебе обращаюсь! — окликнул её голый до пояса татуированный верзила, и Харли медленно, как сомнамбула, обернулась на звук. Её раскрашенное лицо не выражало никаких эмоций, только брови были чуть растерянно заломлены вверх, как у ребёнка, который хотел вот-вот расплакаться, но забыл, отчего. Раскрытое мешковатое пальто, трико под ним, спутанные светлые волосы, схваченные в два растрепанных хвоста, и левая щека её были густо забрызганы кровью. В одной руке она держала красный, влажно блестящий нож, с другой устало свешивалась нелепая разноцветная кукла. [арт от VayuVayu - https://i.ibb.co/LtsRzj7/Prp-Do-YC8c-J0.jpg]       — Срань господня! Чак!.. Чак, иди сюда! Это что за херня?!       Мрачный рыжий здоровяк с битой, утыканной гвоздями, неохотно поднялся со своего места и с довольно пугающей решимостью направился в их сторону.       — Эй, леди!       Ссохшиеся губы Харли произнесли какое-то слово, но его никто не расслышал.       — Ты случайно не заблудилась, а? Какого хрена тебе здесь надо? Ты хоть знаешь, где ты? Ты откуда взялась вообще?       Оба мужчины приблизились к ней почти вплотную, обходя кругом и не сводя с неё взгляд. Харли не шевелилась, только поминутно закрывала глаза на несколько секунд, и тогда по всему её телу пробегала мелкая дрожь.       — Д… Джокер… — сложили наконец непослушные губы. — Мне н… нужен Джокер… — проговорила она совсем тихо и зажмурилась, словно хотела очнуться от какого-то слишком бредового кошмара, а он всё никак не хотел заканчиваться.       Один тип толкнул другого в плечо.       — Ты слышал?       — Чего?       — По ходу, она к боссу.       — Слушай… это же вроде бы та докторша, не?       — Да ладно, он сказал, ей не жить!       — Ну блядь, я тебе точно говорю! На ней вон ещё костюм клоунский, тот самый…       — Босс приказал на территорию никого не пускать, значит, и её тоже.       — Тогда как она нас нашла? Адрес откуда узнала?       — Эй, ты! — рыжий Чак ткнул Харли. — Ты откуда адрес знаешь?       Девушка молча перевела взгляд на говорившего, но видимо, не поняла, что обращаются к ней. Наверное, поэтому её брови по-прежнему сохраняли болезненно плаксивое, неестественное выражение. Татуированный заметил куклу и только успел с тупым любопытством протянуть к ней руку, как Харли вдруг в одно мгновение ощетинилась и рывком выставила нож, крепко прижав игрушку к груди. Её волчий оскал и безумный взгляд заставили поспешно отступить на шаг назад громилу почти вдвое больше неё размером.       — Она какая-то странная, парень, — скривился Чак. — Не нравится мне вся эта хрень… давай бросим её в бассейн, и дело с концом, а?       — Я тебе брошу.       Все трое обернулись на голос, и лицо Харли мгновенно ожило, блаженно опустив веки и расплывшись в нежной узнающей улыбке. По железной лестнице, слегка прихрамывая на левую ногу, спускался Джокер — высокая фигура, кажущаяся непривычно худой без больничной униформы. Здесь он выглядел совсем другим, даже двигался по-другому. Контраст между нелепым костюмом дешёвого комика и взглядом сбежавшего из психиатрической лечебницы маньяка вселял какой-то поистине запредельный ужас — ощущение непредсказуемой опасности волнами исходило от него, как от камня, брошенного в воду. При виде гостьи что-то в застывшей маске его оскала неуловимо дрогнуло, как не вовремя вставленный двадцать пятый кадр, и Джокер нервно дёрнул головой, словно вправляя шейные позвонки.       — Мистер Джей, это я… пришла… — только и смогла вымолвить Харли, умоляюще подняв дрожащие ресницы, и тихонечко, никем не поддерживаемая, опустилась на колени прямо перед ним. [арт от VayuVayu - https://i.ibb.co/1Xt1Jmy/qt-VHMe-Ffl8-Y.jpg]       — Вон, — отрезал он сквозь зубы, и девушка поначалу даже вздрогнула, как от удара, не сразу поняв, что адресовано это не ей.       — А как же… — начал рыжий, но сразу осёкся, когда Джокер выдернул из-за пазухи абсолютно игрушечный с виду пистолет и очень уверенно направил его на говорившего. В сочетании с карикатурно-серьёзным выражением его лица выглядело это довольно комично, так что второй верзила не удержался и сдавленно хмыкнул. Одним быстрым, рассчитанным движением Джокер перевёл прицел на него, грянул выстрел, и Харли взвизгнула, зажмурившись и с силой зажав уши руками. Детина в татуировках за её спиной безропотно осел на пол, почти не издав ни звука. Острый металлический стержень вошёл ему ровно между глаз, развернув над упавшим телом красно-жёлтую тряпочку с довольно невесёлым «bang».       — Давай-давай, я тебя внимательно слушаю, — не дрогнувшей рукой вернув рыжего на мушку, опасно тихо поторопил шут и приглушённо загоготал. Улыбка его была широкой и совершенно безумной. Чак глухо зарычал, но всё-таки, не поворачиваясь спиной, медленно попятился и, волоча за собой биту, скрылся в сумерках за воротами. Джокер неторопливо подошёл к убитому охраннику, наступил ему носком туфли на волосы и выдернул дротик. Потом придирчиво осмотрел его, беспечно что-то напевая, вытер, одним движением, как ручку, загнал в карман жилета, где угадывались ещё два таких же, и только после этого вернулся к сидящей на полу девушке, опустившись на корточки рядом с ней.       — А вот теперь, дорогая, скажи мне, — начал он, наклоняя голову набок, чтобы заглянуть ей в лицо. Харли всё ещё жмурилась, часто и судорожно всхлипывая, и шут почти бережно убрал дулом спутавшиеся пряди волос с её лица, хотя она очень хорошо ощутила, как металл сначала задумчиво уткнулся ей в центр лба, а потом в левый висок. — Скажи мне, сколько ещё раз ты успела засветиться, прежде чем попала сюда? Только давай я тебе подскажу — отвечать нужно быстро и очень-очень честно, потому что сегодня я, как ты видишь, очень злой клоун, и эти назойливые копы, которых ты уже наверняка привела за собой, меня сейчас очень расстроят… понимаешь, о чём я? А? Ты вообще меня воспринимаешь, кукла? Живо прекращай истерику и смотри мне в глаза!       Хлоп! — голова её безвольно мотнулась, и Харли вмиг затихла, потрясённо глядя куда-то в пол прямо перед собой. Во всю щёку стремительно разгоралась горячая, обидная боль, и поверить в неё было гораздо труднее, чем во весь тот кошмар, в котором она оказалась, от начала и до конца. Девушка как-то совершенно по-детски вытерла нос тыльной стороной ладони и медленно, очень медленно подняла на своего мучителя покрасневшие от слёз глаза с двумя дрожащими огоньками. И вот в этот самый момент, наверное, в них появилось что-то новое, до мурашек яростное, что заставило готэмского маньяка номер один на короткий, очень короткий миг измениться в лице. На нём мелькнуло — не восхищение, нет (ох, да и в самом-то деле!), — но нечто куда более опасное. Одобрение.       — А ну-ка признавайся, сколько людей ты уже убила? — жёстко беря её под подбородком, как собаку, осведомился Джокер. — Давай, маленькая лгунья… «Нет, ни за что, никогда… Я не хочу сесть в тюрьму!.. Отнимать чужую жизнь — это слишком серьезно!..» А? А?!       Он злорадно и довольно расхохотался. Харли испуганно дёрнула головой, но Джокер держал её слишком крепко, безжалостно ловя её взгляд всякий раз, как она переставала жмуриться, и это было больнее любых пощёчин. У неё в голове в реальном времени какой-то злобный арлекин здоровенным молотом забивал насмерть маленькую, ни в чём неповинную Харлин Квинзел, и она чувствовала каждый его удар всеми своими нервами, как по сорванным ногтям.       — Я не знаю, так просто… было нужно… — проскулила она, всё так же тщетно пытаясь отвернуться и поминутно закрывая глаза, словно искала поддержки у этой пустой спасительной темноты. — Я знала, что нельзя… полицию, и я… убила… водителя, — девушка взглянула на потемневшие брызги на пальто, на свои окровавленные руки и поджала губы с такой силой, что они почти исчезли с её лица. Рваную рану рта Джокера перекосило в гримасу плохо сдерживаемого триумфа.       — М-м? — вопросительно мурлыкнул он и вдруг провёл большим пальцем по её щеке, от уголка губ почти до самого уха, превращая уже застывающие капли чужой крови в сплошную мутно-красную линию. Сначала с одной стороны лица, а потом, не встречая у заворожённой этим невероятным действом девушки никакого сопротивления, и с другой. — А может, — почти задумчиво прикрыв веки, тремя пальцами повернув за подбородок её голову и придирчиво оглядывая своё творение, произнёс Джокер, — тебе просто понравилось, а? Понравилось… убивать?       Харли прерывисто вздохнула, приоткрыв рот. От одного этого почти ласкового прикосновения земля ушла у неё из-под ног, и ей вдруг так остро захотелось поймать эту руку и прижать её к губам, что свело скулы… Он словно приглашал её в своё безумие этой мрачной пародией на миропомазание, и она знала: стоит ей сейчас принять это приглашение или отказаться от него — пути назад больше не будет. Впрочем, её ответ был предопределён ещё давным-давно.       — Мне нравится… всё, что позволяет стать ближе к вам, — подняв глаза и собрав в этом взгляде всю свою смелость, благоговейно прошептала она.       Его лицо изменилось мгновенно, словно удар молнии. В одно движение Джокер больно схватил её за хвост и рванул вперёд и вверх — до жути близко к себе, так что она почуяла его запах, стерильно-горький, как в операционной, со слабым тошнотворным привкусом крови. Вопреки всем её ожиданиям, эта внезапная предельная близость ничуть ей не понравилась — в той бешеной ярости, с которой в её волосы вцепились эти жёсткие пальцы, не было ни намёка на ту двусмысленность, которой она всё это время так отчаянно желала, только чудовищно реальная угроза жестокой расправы.       — Заткнись! — прошипел он, с силой ткнув стволом ей под нижнюю челюсть, так что Харли невольно сглотнула, очень отчётливо ощутив гортанью снаружи твёрдое железо. — Не смей портить мне всё веселье! Когда вы, аркэмские зануды, в своей слепой гордыне пытаетесь расковырять мне череп и залезть мне под кожу, это не делает никого из вас ни на вот столько «ближе» ко мне! Меня раздражала твоя глупая маска тюремного докторишки, я снял её с тебя и получил от этого удовольствие. Всё! Теперь ты свободна. Можешь поблагодарить меня и отправляться на все четыре стороны, можешь остаться работать на меня, хоть и продлится это недолго, потому что ты баба. Но если ты вздумала продолжать трахать мне мозги ещё и на свободе, лучше тебе успеть сбежать отсюда на счёт «три», иначе я сделаю сквозным какое-нибудь отверстие в твоей чудесной головке и вытрясу через него все твои розовые фантазии. Мне ты больше не нужна. Ты мне не нужна, поняла? — глядя ей то в один зрачок, то в другой, настойчиво повторил он и встряхнул её до выступивших на глазах слёз боли. Что-то очень глубоко в его безумном взгляде никак не вязалось с жестокостью этих слов, вот только обескровленная Харли этого уже не замечала, сломанной марионеткой обвиснув в его руках. Она попросту отказывалась слышать всё это, как он мог вот так просто прогонять её после всего, что она сделала, как, почему, за что?..       — Если это действительно так, — проговорила она севшим голосом, — можете убить меня прямо сейчас…       Джокер резко встал, с рычанием вздёрнув её за волосы и заставив подняться на ноги. Пальто упало на пол, обнажив разорванное в нескольких местах, грязное от крови трико с когда-то белыми манжетами и воротником, и Харли инстинктивно прижала кулаки к груди, словно хотела прикрыться. Джокер толкнул её спиной к стене и одним чётким и выверенным движением вытянутой руки взял её на прицел.       — Смелая до конца, а? — огрызнулся он, и одна его бровь невротически дёрнулась. — Или просто боишься… начинать с нуля?       Парализованная первобытным ужасом, Харли впервые в жизни смотрела прямо в зияющее дуло направленного на неё пистолета, и страх захлестывал её волнами, сильный до тошноты, до того самого панического, безысходного отчаяния, когда вдруг понимаешь, что с человеком, который собирается тебя убить, нет вообще никакой возможности разумно договориться — просто потому что если в следующую секунду ему захочется нажать на спусковой крючок, он его нажмёт, и всё тут. При этом Джокер с такой силой стиснул зубы, что Харли почти физически чувствовала его напряжение, не понимая, чего же он тогда так долго ждёт. На самом деле, если бы он сейчас пустил пулю ей в лоб, это был бы самый лёгкий выход для них обоих, и арлекинша успела даже удивиться тому, как эта простая мысль раньше не приходила ей в голову. Ей вдруг самой захотелось, чтобы это наконец произошло, прямо сейчас, прямо здесь, рядом с ним, по его желанию. В конце концов, разве не этого она хотела — любым способом доставить ему удовольствие? И разве она не знала, что он способен испытывать удовольствие лишь от чужих страданий и смерти?..       Отдать всю себя ради его улыбки — о да, вот это было бы идеальное завершение.       Харли перевела взгляд с чёрной дыры пистолетного дула в так же опасно направленные на неё глаза.       И страх отпустил её.       Словно лопнула до предела взведённая пружина, и по венам разлилось как-то само собой возникшее восхитительное чувство безразличия и готовности абсолютно ко всему, что произойдёт дальше. Девушка опустила скрещённые на груди руки, в одной из которых всё ещё был зажат окровавленный нож, и развела их в стороны, как в конце акробатического элемента, открываясь для выстрела. Выжить в череде взрывов, в путешествии по ржавой вентиляционной шахте, в экстремальной автомобильной погоне и умереть от руки того, ради кого она всё это делала и к кому так стремилась — это, в конце концов, даже смешно… Откуда-то изнутри, из самого солнечного сплетения в лёгкие хлынула и начала стремительно подниматься вверх жгучая щекочущая пена, на миг застрявшая в горле коротким сдавленным смешком, а потом вдруг выплеснувшаяся в какое-то абсолютно ненормальное хихиканье. Через секунду Харли запоздало поняла, что смеётся, запрокинув голову, даже не задумываясь о том, как страшно выглядит с этой гримасой на своём перемазанном кровью и чёрной краской девчоночьем личике.       Помедлив, Джокер опустил пистолет и криво оскалился.       — Вот это другое дело. Сил больше не было смотреть на твои сопли.       Харли с трудом заставила себя заткнуться, вот только стереть дурацкую улыбку так и не смогла — губы словно свело. Оглушенная, она искала внутри себя мисс Квинзел, но больше нигде не могла её найти — вместо неё из каждого отражения в ответ смотрел сумасшедший смеющийся арлекин.       Джокер убрал оружие в наплечную кобуру, провёл рукой по волосам и подошёл вплотную к ней. Харли всё так же блаженно улыбалась, раскинув руки, и даже не шевельнулась, когда он приблизился, лишь запрокинула голову ещё дальше, подстраиваясь под высоту его роста.       — Похоже, что мне больше нечего терять, мистер Джей, — тихонько сказала она, влюблённо глядя на него из-под полуопущенных век.       — Думаешь? — полюбопытствовал Джокер, упершись руками в стену по обе стороны от неё. — Ну тогда послушай-ка, что я тебе скажу, только внимательно послушай. Знаешь, о чём я думал всё это время, пока ты ходила ко мне в палату, доктор? Я думал о том, какая ты хорошенькая. Улыбаешься, да? А нет, ты подожди! — он со злобой ударил ладонью в штукатурку над её головой, так что Харли от неожиданности зажмурила один глаз. — Слишком хорошенькая, соображаешь? Каждый раз, как ты начинала делать вид, что сострадаешь — или нет, что понимаешь, о да, вот оно, это слово, понимаешь меня! — каждый грёбаный раз мне хотелось тр-рахнуть тебя головой об стол и повозить этим хорошеньким личиком по осколкам твоих очков, чтобы ты потом сутки выла, как сучка, катаясь по полу от боли, чтобы тебя на всю жизнь изуродовали десятком кривых швов, и чтобы ты после этого содрогалась от отвращения всякий раз, когда смотришь на себя в зеркало, вот, слышишь, что мне хотелось сделать с тобой! — Харли вжалась спиной в стену так, словно хотела с ней срастись — кажется, она уже догадывалась, к чему он клонит. — А знаешь, почему я тебе говорю об этом сейчас? — перескочив с повышенного голоса на опасно тихий, зашептал он и жёстко стиснул пальцами её щёки, так, что рот девушки сложился нелепым кукольным бантиком. — Потому что когда ты пищишь, что тебе якобы «нечего больше терять», у меня опять очень, очень чешутся руки это сделать. И ты сильно удивишься, если узнаешь, как много ещё я смогу у тебя отнять, если ты вовремя не остановишься… Даю тебе последний шанс. Не испытывай моё терпение. Уходи. Уходи сейчас. Уходи же.       Никогда прежде Харли не видела, чтобы он всерьёз боролся с самим собой, и это зрелище почему-то показалось ей пугающим, удивительным и почти… интимным. И в то же время ей было предельно ясно, что если она уже стала причиной этой борьбы, уйти сейчас было бы верхом глупости. Глядя на него странно блестящими глазами, арлекинша медленно подняла на уровень глаз руку с всё ещё зажатым в ней ножом и довольно отстранённо отёрла его о манжету. А потом, едва поколебавшись, протянула Джокеру.       — Если дело только в этом… я готова, — и она слегка повернулась, подставив ему беззащитное лицо.       Клоун тут же вырвал нож, крепко схватил свою жертву за волосы и сунул лезвие ей за щёку. Харли невольно напряглась и торопливо зажмурилась. Она знала, что сейчас будет, знала с самого начала. Одно быстрое движение — и она уже никогда не станет прежней. Только бы это скорее закончилось, господи, только бы скорее…       — Никогда не дразни меня этим, слышишь? — прошипел он ей прямо в ухо, так что она почувствовала его тяжёлое дыхание в своих волосах у самой шеи. И в этот момент с ужасом поняла, что он возбуждён. Но хочет он не её. А её боли.       — Я бы ни за что не посмела… вас дразнить, — осторожно, чуть невнятно выговорила она, невольно касаясь языком холодного острого металла во рту. — Сделайте это, если вам так хочется, пожалуйста… прошу… [арт от VayuVayu - https://i.ibb.co/DtgMWKr/MYo8-Oa3-AMw-A.jpg]       Лезвие вздёрнуло уголок её губ, и Харли сделала быстрый вдох, как перед прыжком в воду… но ничего не произошло. Нож вдруг дрогнул, выскользнул из её рта и одним ударом вонзился в стену рядом, сухо брызнув на пол осколками штукатурки. Харли недоверчиво подняла веки. Её истязатель смотрел прямо на неё, по-прежнему тяжело дыша сквозь судорожно сжатые зубы, и в его глазах недовольно гасли голодные зеленоватые огоньки.       — Ну уж нет, кукла, — глухо прорычал он. — Я найду другой способ тебя испортить.       Джокер раздражённо повёл плечами, оттолкнулся от стены и отошёл широкими нервными шагами, словно зверь в клетке. Харли молча проводила его взглядом в спину, пытаясь справиться с откуда-то нахлынувшим чувством острого сострадания к нему, увы, столь же беспомощного, как желание приласкать оголённый высоковольтный провод.       — В конце концов, ведь я же пошутил… почему здесь никто не понимает моих шуток? Это что, так сложно?! Чёрт подери, чёрт! Чёрт!.. — вдруг заорал он и со злостью пнул стоявшее неподалёку жестяное ведро, с оглушительным грохотом полетевшее по каменному полу, так что Харли зажмурилась, втянув голову в плечи. — Хочешь в игры играть, значит? — он резко обернулся, впившись в неё озлобленным взглядом. — Веселья хочешь? Ну давай, я покажу тебе цирк, Арлекин, — за секунду опустившись до охрипшего полушёпота, Джокер склонился в издевательски услужливом поклоне и гостеприимно развёл руки. — Давай, если ты такая смелая. Я тебе покажу такой цирк, в котором умереть можно со смеху.       Харли жадно втянула воздух ноздрями, и от счастья у неё закружилась голова. Мистер Джей позволил ей остаться! Она смогла, она не испугалась ни его жестоких слов, ни жизни вне закона, ни угрозы изуродовать её, ни даже смерти, и теперь знает, что он просто пошутил, просто проверял её на прочность, ну конечно!.. Она доказала мистеру Джей, что готова абсолютно на всё ради него, и это уже было всерьёз, куда серьёзнее, чем их аркэмские кошки-мышки… А ей в какой-то момент показалось, что за этой сумасшедшей маской она мельком разглядела кого-то ещё, кому на неё, маленькую безрассудную Харли Квин — о, какая неописуемо дерзкая мысль! — было не до конца наплевать.       Арлекинша схватилась правой рукой за нож, торчащий из стены рядом с её лицом, одним резким движением выдернула его — откуда только взялись силы? — и жестоко улыбнулась: сквозь слой грязи, крови и грима в два ряда влажно блеснули белые зубы.       — Скорее бы.              ***              — Как будто вы просто завели себе личного психиатра, ха-ха-ха…       — Умоляю, Харли, ты никогда не была психиатром.       — Ну, неплохую гимнастку с запасом интересных боевых трюков…       — …которым я же тебя и научил.       — Значит, верную помощницу…       — Последствия твоей «помощи» мне иногда слишком дорого обходятся.       — Рррр… зачем же тогда вы оставили меня, мистер Джей?       — Мне просто очень понравилось делать тебе больно…              ***              Губы у Айви были просто изумительно мягкими, и к лёгкому жжению и покалыванию на языке Харли уже почти привыкла, каждый раз невольно постанывая от предвкушения этих влажных лепестков на своей коже. Сплетая тонкие пальцы, они с наслаждением утопали в пышных, благоухающих завитках её рыжих волос и ласкали друг друга так одержимо, словно виделись в последний раз — что, впрочем, учитывая непредсказуемость их каждого нового дня, могло в любой момент стать вполне реальным риском для обеих.       — Когда ты наконец бросишь его? — сквозь зубы прошипела Плющ, отстраняясь и беря лицо подруги в ладони. — Я же вижу, что ты снова думаешь о нём. Меня это скоро с ума сведёт!..       — О, меня тоже, — почти беззвучно обронила Харли куда-то в сторону.       — Когда ты бросишь его? — настойчиво повторила Айви, покрывая поцелуями горячие щёки в следах грима. — Когда перестанешь унижаться? Когда ты будешь моей, совсем моей?..       — Рыженькая, пожалуйста… — опуская ресницы и отворачиваясь, запросила Квин. — Ты же знаешь… зачем спрашивать? Я ещё никого, никогда не любила сильнее, чем его. Я умру за него. Я умру без него, и с ним тоже умру… Прости, это выше меня, только он один знает, чего я хочу…       — Да чего? Чего ты хочешь?! — с раздражением перебила Плющ, встряхивая её и впившись в неё взглядом. — Он ведь использует тебя, ты что, не видишь? Полоумный клоун вытирает об тебя ноги, а ты и рада — да, давай, ещё, сильнее, да!.. Чёрт, разве тебе самой не противно?! Ты же хочешь невозможного, Харли, сколько можно повторять, он тебя никогда не полюбит, никогда, просто потому что вообще не способен любить никого, кроме себя…       — Да нет же… нет-нет-нет… Айви, рыженькая, послушай, нет… — перебивая почти севшим от потрясения голоском, отрицательно замотала головой арлекинша, и в её широко распахнутых глазах заблестели две маленькие звёздочки. — Ты не понимаешь, на самом деле он… ненавидит себя. Никто на свете не ненавидит его так же… сильно, как он… сам.       Сверху упала какая-то ужасная, тяжёлая тишина, такая тяжёлая, что под её весом Харли наморщила носик, скривила губы и, не удержавшись, тихонечко заплакала. Её подруга сразу же изменилась в лице и порывисто прижала к себе гибкое, стройное тело, которое она, Айви, сделала почти совершенным, а этот чокнутый шут лишь уродовал с безжалостной регулярностью — кое-где на молочно-белой коже виднелись следы синяков и ссадин, а на правом бедре отчётливо читался кривой шрам жуткого, неровно зажившего ожога.       — Девочка моя, тише, тише… — горячо зашептала Айви, прижимаясь губами к золотистому пробору на макушке прямо между двух растрепавшихся хвостов и поглаживая длинную шелковую спину. — Тшш… ну что ты, в самом деле, ты же такая сильная… зачем ты так?..       — Я же каждый миг думаю только о том, как облегчить его боль, Айви, — жмурясь и всхлипывая, тоненько выговорила Харли, уткнувшись в зеленоватое плечо, покрытое рельефными, как шрифт Брайля, узорами. — Ему очень больно, а мне больно оттого, что я ничего не могу с этим поделать… Вы же оба ядовитые, только вот чтобы целовать тебя, у меня хотя бы есть противоядие, а чтобы целовать мистера Джей, такого противоядия нет, и никогда не будет, понимаешь?.. Ох, рыженькая, если бы ты только знала, как отчаянно мне хочется сделать это, так хочется, хотя бы один-единственный разочек… но тогда мистер Джей точно меня убьёт, а я больше всего на свете боюсь его разозлить. Он просто… не умеет жалеть, никого, ни себя, ни меня, понимаешь? Понимаешь ведь? Скажи, что хотя бы ты понимаешь меня, ну пожалуйста, пожалуйста, скажи…       — Мой несчастный цветочек, — шепнула Айви, обеими руками прижимая к себе вздрагивающую от всхлипов обнажённую подругу, чтобы скрыть покрасневшие то ли от ярости, то ли от ревности, то ли от осознания собственного бессилия глаза. — Честное слово, иногда я бы очень хотела тебя не понимать…