Любить пересмешника

      Чувствительность возвращалась медленно, но неотвратимо.       Мир со скрипом повернулся, встав на своё место. Время вновь обрело протяжённость. Всё усиливающийся холод отрезвлял, как нашатырный спирт. Никем не поддерживаемый костёр догорел, и ночная темнота обступила её со всех сторон. Джокер ушёл и оставил её одну больше часа назад.       Не развязав.       Плакать Харли перестала быстро — невозможность вытереть лицо была пыткой, по сравнению с которой даже наждачное жжение в бедре отступало на второй план. Задняя лука пластикового седла врезалась в её рёбра, кровь приливала к голове, а если девушка пыталась её поднять, затекала шея. Ударная порция боли обессилила её, и в какой-то момент ей даже удалось отключиться, нырнув то ли в глубокий сон, то ли в неглубокую кому, но увы, ненадолго. Звать на помощь было бессмысленно, и она время от времени лишь жалобно и протяжно мычала, не в силах молчать. Игла патефона в её голове раз за разом воспроизводила музыку предательского стона и царапающих смешков мистера Джей, прикосновения его латексно-белых пальцев, близость его зубов, его кожи — и это было почти медитацией, которая помогала ей оправдывать и выносить всю безысходность своего положения.       Харли совершенно не боялась, что тот, кто её здесь найдёт, осмелится воспользоваться её беспомощностью, но всерьёз опасалась, что отнимутся руки и ноги — они онемели ещё в самом начале и теперь медленно приобретали изысканный фиолетовый оттенок. Казалось, она висела так вечность, прежде чем ощутила спиной чьё-то присутствие.       — Ну-у, дела… Ты что, на каруселях никогда не каталась, принцесса? Надо задницей садиться на седло и держаться за ручки, а это у тебя что за блядский цирк с конями?..       — Крошка Ру!.. — не помня себя от облегчения, узнала арлекинша и с трудом вывернула задеревеневшую шею на его голос. — Развяжи меня, пожалуйста, пожалуйста, развяжи…       Хромающей походкой поднявшись по ступенькам на помост, карлик остановился возле неё и поставил рядом фонарь, явно любуясь и не торопясь выполнять её просьбу. Харли даже думать не хотела, как выглядит — растрёпанная, в задранном платье, с опухшим лицом в потёках чёрной туши, следах помады, слёз, слюны и не только.       — Ночка у тебя, я смотрю, выдалась горячей, — Румпель обошёл её, увидел запёкшееся бурое клеймо в форме буквы «J» и весело присвистнул. — Да-а, уж в чём в чём, а в чувстве юмора боссу всегда было не отказать…       — Ру, давай потом, я ног не чувствую!.. — взмолилась Харли.       Карлик с сожалением наклонился и ловко расстегнул ремень. Восстанавливать кровообращение оказалось куда мучительнее, чем просто терпеть фантомную боль — ступни налились жаром, а затем в них словно вонзились сотни мелких электрических игл. Девушка сделала шаг и со стоном опустилась на пол. Её руки были всё ещё связаны.       — Не-не-не, ты давай вставай, — карлик потянул её за цепочку, как за поводок. — Пойдём, надо ожог обработать. Загноится — придётся ногу отрезать. А кости, чтоб ты знала, пилить тяжело и долго…       Маленький изверг настойчиво дёрнул за цепь — он откровенно издевался и наслаждался своей властью. Впрочем, не зря говорят, что питомцы всегда похожи на своих хозяев… С трудом доковыляв до ступенек, пленница замялась и оперлась о поручень.       — Слушай, отпусти меня, а… мне нужно в туалет.       — Ну так давай. Здесь все свои.       Румпель выдержал театральную паузу в ответ на её обалдевший взгляд, а потом знакомо хрюкнул.       — Да ладно, шучу я, — он отпустил цепочку и помог ей высвободить запястья из тугих петель. Девушка наконец-то почесала лицо и растёрла перемёрзшие кисти, испытывая поистине райское блаженство. — Вон там какая-то бумажка, возьми, пригодится…       Харли оглянулась и подобрала комок, прибитый ветром к подножию карусели — чудом избежавший огня и ночной росы, пресловутый договор был помят, но цел, с читаемыми подписью и печатью.       — Франко… — округлив глаза, вспомнила она и запустила в волосы пятерню. — Боже мой, Франко! Мистер Джей ведь всё знает, он же убьёт его, он же его убьёт!.. — Харли закусила костяшки пальцев, не зная, куда себя деть, и вдруг порывисто зачастила. — Ру, послушай, нам надо… этот парень, Медико, нам нужно срочно его предупредить, может, мы ещё…       — Эй, фьюить, ты всё ещё бредишь, что ли? — осадил её карлик, косо взглянув исподлобья. — О чём предупредить? И кому это «нам»? Тебе нужно — ты и предупреждай.       — Ты не понимаешь, мне теперь нельзя с ним видеться, никак нельзя, а кроме тебя, мне больше некому доверять! Мистер Джей на мне не остановится, ты не видел его глаза, он был просто вне себя… Нужно как-то передать сообщение Медико, чтобы он залёг на дно на какое-то время, а ещё лучше…       — Не, у тебя память, как у рыбки, что ли? Тебя последние два часа твоей дурацкой жизни совсем не научили ничему? Или ты серьёзно не соображаешь, кого хочешь обмануть?..       — Но я должна хотя бы попытаться!— упрямо воскликнула Харли, обеими руками отводя волосы назад. — Я не смогу себя простить, если даже не попытаюсь…       — Да что ты так за него впряглась вообще? — с сомнением прищурился карлик. — Ты в него часом не втрескалась, а? В аптекаря этого?       — Что?.. Нет, что ты, конечно же нет, — ответила девушка, пожалуй, даже слишком быстро, нервно ломая ногти. — Он был моим другом, моим хорошим другом, а я… так его подставила…       — Я понял — ты головой вниз перевисела. Белоснежка, очнись! — Румпель щёлкнул пальцами у неё перед носом. — У тебя нет и не может быть друзей без одобрения босса. И тем более таких, которые без его ведома лижут тебя в дёсны. Аптекарь твой теперь такой же жмурик, как и все остальные. Смирись.       Харли закусила губу, из последних сил борясь со слезами, а потом вдруг в отчаянии опустилась перед коротышкой на колени, как раз оказавшись почти одного с ним роста.       — Ру, ну ты же умница, — заклинала она, подползая ближе, — ты же любимец мистера Джей, на тебя он никогда не подумает… Пожалуйста, помоги! Хотя бы потому что ты, получается, мой единственный…       — О-о, нет, — хладнокровно и очень отчётливо оборвал её Румпель, отступив на шаг и как можно более красноречиво покачав головой. — Я — тебе — не друг.       Харли осеклась на вдохе, не веря своим ушам.       — Но ведь… я ведь спасла тебе жизнь, — потрясённо прошептала она.       Карлик по-лошадиному фыркнул.       — И что мне теперь, в ладоши тебе похлопать?.. Ой, вот досада — не могу, у меня только одна.       Харли горько оскалилась, будто смеясь над собственной наивностью, часто-часто заморгала, пытаясь спрятать глаза, а потом наконец сдалась, закрыла лицо и уткнулась лбом в колени — спутанные светлые волосы ссыпались по её плечам в траву, обнажив беззащитно выступающие позвонки. Красная Королева была не в силах уберечь своего фаворита от ярости ревнивого шута. Вся её жизнь до побега из Аркэма была обречена сгореть дотла в безумном цирке мистера Джей — а зажигалку она вручила ему сама, предварительно любезно облившись бензином.       Уродец стоял над скорчившейся девушкой с видом победителя и молча смотрел на её дрожащие острые лопатки, словно что-то соображая.       — Ладно, — неожиданно сказал он.       — Что? — всхлипнула Харли, подняв заплаканное лицо.       — Да всё я понял, что. Просто хотел посмотреть, как именно ты будешь унижаться, пока опять не разревёшься, — ухмыльнулся Румпель, поднимая фонарь. — Чёрт с тобой. Сделаю, что смогу. Но о последствиях я тебя предупредил.       Луч надежды заблестел в распахнутых голубых глазах арлекинши.       — Ты правда… о господи, спасибо тебе, Ру, спасибо, спасибо! — истово сжав кулаки возле груди, зажмурилась она. — Я знала, что ты на самом деле лучше, чем…       — Аптечка в гримёрке, — перебил её карлик. — Чтобы сразу занялась ногой, поняла? Я за твою жопу головой отвечаю — а это, между прочим, ни хрена не одно и то же… Эй, эй, ты только на радостях не обоссысь прямо здесь, ладно?..       Поборов желание от души поцеловать вихрастую сивую макушку, Харли со второго раза поднялась на ноги и, спотыкаясь, почти бегом бросилась в кусты.              ***              После этого разговора Румпель как сквозь землю провалился. И что вдвойне настораживало, мистер Джей тоже.       То, что Харли успела передумать за это время в своей голове, не уместилось бы ни в одном криминальном архиве. Ей казалось, что она ввязалась в какую-то безумную шахматную партию, где по собственной глупости подставляет под удар последние оставшиеся у неё фигуры, а злобный Чёрный Ферзь напротив просто методично жрёт их одну за другой, неумолимо приближаясь к тому, чтобы сожрать и её тоже.       При этом страх перед яростью хорошо знакомого ей Джокера и голодная тоска по нему новому, вывернутому на нестерпимо чувствительную изнанку, сливались в столь гремучую смесь, что от возбуждения Харли не находила себе места. На вторые сутки под покровом ночи она прокралась к пресловутой карусели и отыскала на деревянном настиле под лошадиными копытами брошенный ремень мистера Джей — обоюдоострый союз лиловой крокодиловой кожи и тонкой, но тяжёлой металлической пряжки. Воровато оглядываясь, Харли-зверушка утащила трофей в свою нору, где, затянув его на горле тугим ошейником, довела себя до трёх таких оглушительных оргазмов подряд, что потом её трясло ещё добрых минут десять. Полностью лишившись контроля над собственным телом, она на мгновение вновь оказалась перед потайной дверцей с манящей надписью «Безумие» и даже успела заглянуть в замочную скважину, но увы, внутрь её никто не пустил — и Харли смутно подозревала, что без сопровождения мистера Джей ей туда путь заказан.       Сама она сейчас, казалось, вообще была не в состоянии предпринять хоть что-то: высовываться ей решительно не стоило, а из-за ожога шевелиться и так хотелось как можно меньше, поэтому арлекинше оставалось лишь тоскливо отлёживаться в гримёрке в обнимку с куклой. После экскурсии к рыбкам та серьёзно пострадала, но хозяйка залатала все ножевые порезы, заново набила её и в качестве извинения даже сделала новый фиолетовый в полоску костюм. Кукле впрочем, было всё равно — она неизменно широко улыбалась, а швы на лице только добавляли её улыбке выразительности.       Лежать пластом было ещё мучительнее, чем терпеть приглушённую анальгетиками боль, а горький опыт подсказывал, что терять форму нельзя, даже если на тебе не осталось ни одного живого места, поэтому Харли осторожно разминалась, сидя на полу, когда в дверь гримёрки за её спиной кто-то постучал.       — Открыто! — крикнула она.       Ещё немного подождала в полной тишине и обернулась.       На полу под дверью рубашкой вверх лежала игральная карта.       На четвереньках подобравшись ближе, девушка подняла её и перевернула — это был бубновый валет из покерной колоды. Поверх лица почерком мистера Джей был нацарапан адрес и приписка: «Одевайся и выезжай. Сейчас».                     Когда Харли подъехала на окраину промзоны, была глубокая ночь.       Находящийся здесь гигантский завод стройматериалов был заморожен больше года назад, ибо, как и большинство предприятий Готэма, нарушал все мыслимые и немыслимые экологические нормы. Из ниоткуда в никуда тянулись пустынные железнодорожные пути, через горизонт тяжело переваливались неповоротливые тучи, в траве пустыря за рельсами молчали кузнечики. Было темно, душно и очень тихо — в воздухе висело ощущение близкой грозы.       Харли медленно двинулась вдоль безликих бетонных построек. Она ожидала услышать привычный гомон собиравшейся на дело банды или хотя бы увидеть огни лагеря, но вокруг не было ни души. Через сотню ярдов у дальнего ангара из гофрированной жести показался изумрудный «Феррари» мистера Джей, крайне дико выглядевший в этом безлюдном месте. Раньше арлекинша страшно обрадовалась бы перспективе вот так оказаться со своим боссом наедине, но в тот момент, видит бог, именно это её скорее пугало.       Припарковавшись рядом, Харли обнаружила, что его машина пуста, и растерянно её обошла. У стены склада возвышалась какая-то устрашающая суставчатая конструкция, едва различимая в темноте.       Сверкнула яркая вспышка, и девушка зажмурилась.       Вдали загрохотал грузовой состав.       — Ты же любишь кукол, Арлекин? — произнёс въедливый голос совсем рядом, и сквозь плавающее пятно на сетчатке Харли неожиданно различила силуэт Джокера прямо перед собой. В руках он держал большой плёночный фотоаппарат, держащийся на плечевом ремне. — Мне тут такую чудную марионетку привезли, хотел тебе показать, совсем как живая!..       Щёлкнул выключатель, и Харли вздрогнула — оказывается, они были не одни.       Ярко-белый свет промышленного прожектора, висевшего над воротами ангара, театрально выхватил многоэтажное перекрестье строительной вышки-туры, на которой был распят обнажённый до пояса человек. Его вес держали шесть длинных рыболовных крюков, глубоко продетых сквозь кожу на лопатках, плечах и предплечьях, и тонкие тросы тянулись от каждого из них к закреплённой на верхней перекладине пластине траверсы. Голова несчастного безжизненно висела на груди, скрывая лицо под спутанными тёмными волосами — похоже, он был без сознания. Крепкое мускулистое тело сплошь покрывали синевато-багровые гематомы.       — Его немного помяли во время транспортировки, но не переживай, всё, что нужно, у него цело. Я тут немного поиграл с ним, пока ждал тебя, и поверь, вещица просто уморительная, хи-хи-хи…       Чёрные тени от перекладин, расчертившие железнодорожную платформу, делали пленника похожим на мёртвого мотылька, пойманного в жуткую стальную паутину. Белые паучьи пальцы Джокера с удовольствием подкрутили объектив и щёлкнули затвором.       — Я не понимаю… — одними губами произнесла Харли, боясь признаться даже себе, что уже давно слишком хорошо всё поняла.       У подножия вышки виднелся какой-то уродливый короб типа зарядного устройства для автомобиля, только намного больше. Парализованная ужасом девушка проследила взглядом за цепью и с холодком на спине поняла, что крюками оканчиваются идущие от него провода.       — Да-да, он на батарейках! — маниакально подтвердил Джокер. — Смотри!       Он нажал пару кнопок, а затем повернул ручку реостата. Короб угрожающе загудел, и подвешенный со стоном поднял голову, охваченный мелкой дрожью. Волосы приоткрыли его лицо, и самые страшные опасения Харли вмиг подтвердились.       — Франко!.. — выдохнула она, прихлопнув рот ладонью.       Джокер вернул ручку на ноль. Мужчина наткнулся мутным взглядом на загримированную арлекиншу в трико и с трудом разодрал запекшиеся губы.       — Харли? — удивлённо просипел он, и пальцы его невольно дёрнулись, так, словно хотели к ней прикоснуться.       — О, вы узнали друг друга? Это чудесно! Я могу продолжать?..       — Господи, Франко...       Девушка на голом инстинкте рванулась к вышке, но тут же больно натолкнулась диафрагмой на выброшенную в сторону руку мистера Джей.       — А ну стоять! — рявкнул он и тут же укоризненно заворковал. — Харли, детка, имей совесть — ты с ним уже долго играла, теперь папочкина очередь…       — Мистер Джей! Он же тут ни при чём, это… зачем вы… о, боже!.. — бессильные слёзы навернулись ей на глаза. Всё, всё напрасно. Бесполезно. Безнадёжно. Разумеется, у неё ничего не получилось, просто потому что не могло — ни она, ни Румпель, ни сам господь бог не были способны спасти никого из сетей этого монстра…       — Показать, что он умеет? Эй ты, манекен по имени Кен! — не слушая её, окликнул Джокер. — А ну-ка спой мне песенку!       Маринетти с ненавистью перевёл на него взгляд, но не проронил ни звука.       — Ты слышишь? Я хочу песенку! Или ты желаешь, чтобы я рассердился?       Он крутанул регулятор, и в ту же секунду Франко напряжённо выгнулся, глухо замычав сквозь зубы. Клоун закрыл глаза и поднял брови с выражением такого блаженства на лице, будто слушал классическую симфонию в концертном зале, и, когда Харли неловко попыталась ему помешать, отшвырнул её в сторону, даже не поднимая век.       — Мистер Джей, пожалуйста, прекратите! — в слезах крикнула она, сползая спиной по стене ангара. — Он ведь ни в чём не виноват!..       — Здорово, а? Так это ещё что-о! — всё ещё игнорируя её, протянул Джокер. — Ты представляешь, он умеет ещё и танцевать, и притом преотлич-чно!..       Стрелка амперметра поползла вправо. Франко перешёл на громкий мучительный стон и крупно задёргался, суча ногами. Глаза его закатились, изо рта пошла пена.       — Хватит, пожалуйста, хватит! — надрывалась Харли, тряся головой. — Оставьте его в покое, дайте мне всё объяснить!..       …да что же это, да сколько она их уже таких повидала, чужих, безразличных ей, замученных до смерти, и не испытывала ничего, кроме радостной сопричастности веселью хозяина, а боль этого мальчишки из прошлого сейчас чувствовала всем телом, как свою — почему, чёрт возьми, почему, почему?..       Джокер выключил ток, сфотографировал её и рассмеялся. Франко за его спиной безжизненно обвис, капая на пол ошмётками кровавой слюны.       — Что, хотела спрятать его от меня, кукла, да? Забыла, что прятки — моя любимая азартная игра?       — Пожалуйста, отпустите его… это я во всём виновата… Это моя вина!       Шут наклонился к ней с высоты своего роста, с любопытством заглядывая в глаза.       — Твоя вина? Ну-ка поподробнее… Обожаю подробности!       — Я… сделала это специально, — едва слышно произнесла Харли, опуская мокрые ресницы и снова вскидывая их со всей своей смелостью, — чтобы уязвить вас. Заставить ревновать. Чтобы вы наконец заметили меня, — её голос креп с каждым словом. — Чтобы поняли, чего я стою!       Джокер хлопнул себя по колену и непритворно расхохотался.       — Нет, Кен, ты слышал?! В городе, где каждый молится о том, чтобы не попасться мне на глаза, эта юная леди делает всё с точностью до наоборот! Такая маленькая — а сама лезет дёргать тигра за усы… Ну разве она не прелесть? — одной рукой он панибратски обнял арлекиншу за плечи и встряхнул, а другой сжал её щёки, собрав губы в бантик, и тоненько заговорил за неё, в такт двигая пальцами. — «Я просто использовала тебя, Франко, чтобы набить себе цену в глазах мистера Джей. Ради этого тебе сейчас и предстоит сдохнуть в стра-ашных мучениях…» Слушай, этот её иудин поцелуй хоть стоил того? — клоун вдруг опустил взгляд на её губы, и от шальной мысли о его намерениях рассудок резво попытался ускользнуть от Харли, как нить воздушного змея. Но Джокер лишь весело щёлкнул зубами, и девушка жалобно вздрогнула.       — Отпусти её, ты, ублюдок!.. — сквозь пену на губах прорычал Франко.       — А то ты мне — что? — борясь с хохотом, фыркнул Джокер и в ту же секунду бросил девушку, как слабоумный ребёнок игрушку, возвращаясь к своей подмигивающей лампочками установке.       — Харли, беги от него… — хрипло взмолился Маринетти.       — О да, Харли, беги от меня, — беззаботно поддакнул клоун, спиной к ней подстраивая объектив.       — Зачем он вам? — в последней отчаянной попытке воззвала арлекинша. — Я ведь вам уже во всём призналась, это я виновата, наказывайте же меня!…       Мистер Джей со вздохом упёрся ладонями в металлическую крышку и хихикнул.       — То есть ты всё ещё думаешь, — произнёс он в пол, — что это наказание для него?       Он не спеша обернулся и прыжком уселся на короб сверху.       — Я ведь играю по твоим же правилам, дорогая, — провозгласил шут, патетически растопырив в стороны длинные руки и ноги. — И это в твоей игре наш висячий друг — не участник и даже не зритель, а реквизит. Инструмент, клюшка для гольфа, орудие для причинения боли, так? Ты сделала им свой ход. Я сделал свой. Твоя очередь, — он склонил голову набок, насмешливо прищурившись. — Или ты сдаёшься?       — Чего вы хотите? — дрожа всем телом, спросила Харли, чувствуя, что сейчас или ударит его, или закричит.       — Того же, чего и любой мальчишка, Харлс, — Джокер легко закусил губу, улыбаясь до ушей. — Наиграться и сломать. Чтобы посмотреть, что внутри.       Он не глядя сунул руку вниз и повернул реостат. Разозлённый зуд электрического улья слился со страшным криком боли, высверливающим ей мозг прямо через уши, и этому адскому кошмару не было видно ни края, ни конца. Франко было уже не спасти. Но прекратить эту пытку было можно. Всего одним-единственным способом.       Решение созрело мгновенно. Харли бросилась вперёд, вцепилась в пальцы мистера Джей и выкрутила ручку на максимум до упора.       Брови Джокера изумлённо поползли вверх. Их лица разделяли всего каких-то несколько дюймов, глаза в глаза, и в россыпи голодных зелёных искр, сейчас же вспыхнувших в его взгляде, отчётливо читалось восхищённое торжество.       — Аха-ха-ха-ха-ха!!! Да-а!!! Вот это моя девочка!.. — воскликнул он с обожанием, шутливо пытаясь ей помешать, но Харли, задыхаясь, упрямо гнула свою линию, со всей силы крутя регулятор вправо, и от этого клоун хохотал ещё громче. — Умница! Отлично! Я знал, что ты сама захочешь это сделать! Давай, покажи ему своё истинное лицо!..       Франко затрясся так, что загремели перекладины вышки, исходя нечеловеческим рёвом сквозь конвульсивно сжатые челюсти. Ему скрючило пальцы. Хрустнули зубы. На грудь из-под волос густо закапала кровь — не выдержали глаза. Силы небесные, да когда же, когда это закончится?! Если она всё правильно рассчитала, всего минуты должно хватить, чтобы…       — Аха-ха… ха… Эй, ну всё, хватит, хватит!.. Ха-ха-ха… — не дав ей довести дело до конца, Джокер отпихнул Харли, от души потрепал её по макушке и выключил ток, спрыгивая на землю. Нет, нет, нет, он ведь ещё живой, господи, он ведь там ещё ЖИВОЙ!.. — Увы, синьор марионетти, леди сделала свой выбор, и он явно не в твою пользу, сам види… а, кхм, прости, уже не видишь. Хи-хи-хи!.. Так что ты там говорил, искра между вами проскочила? — он вдруг выдрал клеммы и с силой толкнул вышку ногой. Та покатилась прямо на рельсы, на ходу зацепив верхними перекладинами контактный провод. Харли даже не успела понять, что произошло — с треском полыхнул ослепительный разряд, и Франко задымился, за считанные секунды превратившись в живой факел. Ещё через несколько мгновений пережжённая кожа его рук, не выдержав, оборвалась, и он жёсткой пластмассовой фигуркой повалился вниз. Отвратительно запахло палёным мясом и волосами. Джокер даже запрыгал от восторга с каким-то бесноватым кудахтаньем, делая серию снимков.       — Уху-ху! Двадцать семь тысяч вольт! Вот это я понимаю, искра так искра! А?! А тебе нравится, Харли?..       И тут Харли закричала.       Панический ужас охватил её — она царапала себе щёки судорожно изломанными пальцами, её сгибало пополам от крика. Все эти пытки, все эти убийства невинных были лишь извращённым развлечением, волнующим снафф-видео на голубом экране ровно до тех пор, пока не коснулись её саму. Это её приговор был только что приведён в исполнение, это она теперь была обречена больше никогда и ни с кем не заниматься любовью, потому что отныне всякий раз, как к ней прикоснётся мужчина, перед глазами она будет видеть это. Потому что мистер Джей точно так же истребит их всех, не давая ей ничего взамен, как собака на сене, а потом просто выставит её за стеклом в Комнате Смеха как памятник собственной фанатичной наивности. Это был её приговор на пожизненный срок, и обжалованию он не подлежал.       — Господи, нет… только не так… я не хотела… — рыдала она в спасительную темноту ладоней, но подошедший со спины Джокер обхватил её за нижнюю челюсть и силком вздёрнул её вверх. Харли содрогнулась от отвращения — это были пальцы не возлюбленного, но палача.       — Нет уж, смотри, — приказал он, возбуждённо сжав зубы. — Смотри! Ты ведь так им любовалась! Полюбуйся ещё…       По платформе тянулся тошнотворный смрад горелой плоти. Тело Франко меланхолично оседало внутрь самого себя, догорая на рельсах. Когда-то красивое лицо зияло дырами ослепших глазниц и провалившегося рта, а кожа его почернела и сморщилась, как кожура гнилого грецкого ореха. Джокер явно упивался этим чудовищным зрелищем и собственным триумфом, но Харли больше не испытывала ничего, кроме дикого, животного страха. Она оттолкнула его руки и, спотыкаясь, бросилась прочь, на ходу расстёгивая и срывая душащий её колпак, скидывая перчатки, безотчётно оттягивая трико на груди, словно желая содрать его вместе с кожей…       — О, что это, мисс «Я-вся-ваша» дала задний ход? Это для тебя слишком серьёзно?.. И куда же это, интересно знать, ты собралась? А ну вернись!..       Налетев на капот автомобиля, девушка едва не свалилась с ног, и беспощадные жёсткие пальцы ухватили её за запястье, рванув назад.       — Я вообще-то с тобой разговариваю, кукла!..       — …ХВАТИТ!!! — истерически взвизгнула Харли, дёрнувшись в другую сторону, но настойчивые руки сжимали её крепко, как тиски. — Я ВАМ НЕ КУКЛА! Я НЕ ХОЧУ ТАК БОЛЬШЕ!.. НЕ МОГУ!.. С МЕНЯ ХВАТИТ! ОТПУСТИТЕ МЕНЯ!..       Мистер Джей с рычанием отвесил ей звонкую пощёчину, приводя в чувство.       А потом вдруг рывком притянул к себе и поцеловал.       Что…?       Земля у Харли под ногами обвалилась куда-то вниз — и уплыла в небо.       Жадно обхватив ладонью её обожжённое бедро, Джокер с наслаждением проглотил её удивлённый вскрик боли, превратив его в какой-то полузадушенный всхлип, и почти силой заставил запрокинуть голову. Шрамы не давали его губам сомкнуться, и он беспомощно вгрызался в её мгновенно распухший рот, как хищник в окровавленную кость, всем телом буквально подминая её под себя — Харли не могла ни выдохнуть, ни вдохнуть, лишь пару раз жалко трепыхнулась, как пойманная рыбка, загоняющая себе всё глубже в нёбо остро отточенный крюк. Язык жгло едкой солью её слёз, наждаком растрескавшейся помады, горячими укусами оскаленных влажных зубов — это был хлёсткий кнут, а не пряник, её бич, наказание, а вовсе не ласка, но Харли была готова умереть на месте, чтобы остаться в формалине именно такой — зарёванной, смятой, с нелепо зажмуренными глазами, навечно пойманной в момент наивысшего блаженства в своей жизни, как муха, захлебнувшаяся в вязком золотом янтаре. [арт от VayuVayu - https://i.ibb.co/f1Q9Xy9/U7-T3-RWju-WH0.jpg]       С трудом оторвавшись, мистер Джей неожиданно грубо её оттолкнул, словно его раздирали надвое два одинаково безумных, но прямо противоположных желания.       — Всё-таки сдаёшься? — тяжело отдышался он, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Ну значит, это был твой утешительный приз. А я-то уже почти поверил, что ты и впрямь готова быть со мной до конца… Херня. Не по зубам я тебе, доктор, — он длинно сплюнул себе под ноги и горько усмехнулся. — Отпустить тебя? Назад, в твой мир розовых единорогов и сахарной ваты? Давай, уходи, — он широким жестом указал на колышущуюся на ветру траву пустыря. — Уходи! — прикрикнул он, видя, что от потрясения девушка не может даже пошевелиться. — ВОН! ПОШЛА ВОН!!! ТЫ СВОБОДНА! ВАЛИ!!!       Сверкнула настоящая молния. Харли вздрогнула, как от удара, и безотчётно коснулась пальцами полураскрытого рта, точно пытаясь удержать ускользающий мираж. Целую минуту золотой ключ к счастью лежал прямо у неё на ладони, а теперь этот ключ на её же глазах стремительно уходил под воду. И она ничего, ничего не могла сделать, чтобы его остановить.       — Нет, пожалуйста, постойте, я…       — Я СКАЗАЛ, ТЫ СВОБОДНА!!! — проорал Джокер.       Он сел за руль, захлопнул дверцу, едва не переломав девушке пальцы, и с места дал по газам. Колёса взвизгнули на повороте, и Харли соскользнула по багажнику на асфальт, чувствуя, что случилось непоправимое.       — Я ЛЮБЛЮ ВАС! — разрывая горло, крикнула она вслед удаляющемуся автомобилю. — Я ЛЮБЛЮ ВАС!.. Я же не знала, что вы… тоже… постойте… вернитесь же…       Её голос сел. Воздух не проникал в лёгкие, перед глазами всё плыло. Девушка распласталась на земле, сгребая в кулаки пучки чахлой травы и рыча от злобы, как раненый зверь. Невероятным усилием, словно эти безжалостные колёса, уезжая, переломали ей позвоночник, она поднялась на ноги, доковыляла до своей машины и упала за руль, трясущимися руками заводя двигатель.       вернись вернись вернись       По капоту заколотили крупные частые капли. Харли выехала на шоссе, лихорадочно ища глазами лаковый зелёный спорткар, но тщетно. Собственные слёзы и дождь на лобовом стекле слепили её, и она едва не попала под встречную фуру, обматерившую её громким гудком.       Ледяные осколки на столе доктора Квинзел вдруг сложились в слово «вечность» сами собой. Всё было ясно, как никогда.       Я хочу того же, чего и любой мальчишка, Харлс. Наиграться и сломать. Чтобы посмотреть, что внутри.       С самой первой встречи мистер Джей намеренно заводил её до отказа, как тугую пружину, потому что, когда напряжение больше невозможно было терпеть, она резко распрямлялась, и из неё, как из шарманки с сюрпризом, наружу выскакивал непредсказуемый бешеный чёрт в колпаке с бубенцами.       В этого самого чёртика он и был без ума влюблён, делая всё, чтобы вызвать его снова, и снова, и снова.       А она-то думала, что ему просто нравится заводить пружину и слушать жалобные стоны шарманки.       А вы удивительно настойчивы, мисс Квинзел, мне это нравится!..       Она разводит руки в стороны, как в цирке, и со смехом открывается его выстрелу. Она вышагивает из безразмерных брезентовых штанин и остаётся перед ним полностью голой.       Вот это другое дело. Сил больше не было смотреть на твои сопли…       Она вонзает его слуге в ногу кухонный нож только потому, что тот опрометчиво называет её «куклой». Она вскакивает на парапет заводской крыши и норовит прыгнуть вниз, только бы не попасться в руки копам.       Кстати, мне понравилась твоя шутка с малышом Румпелем. Это было удачно!..       Он не приходит ни на одну её драку в шатре, потому что не может видеть, как эта невменяемая малявка затыкает за пояс его бритоголовых бойцов и торжествующе хохочет в ответ на их удивлённые вскрики боли. Не может вынести вида её тонкого, девчоночьего тела, ловко отбивающегося от жадно хватающих её мужских рук, и этих игривых золотистых рожек на её макушке, когда она в конце представления срывает с головы колпак и отвешивает зрительному залу глубокий поклон…       Я здесь! Я не пустое место! Вы НЕ МОЖЕТЕ вот так просто проходить мимо!.       Она топает ногами и со всей дури дёргает тигра за усы. Она разбивает молотом чужие черепа, как грёбаную пиньяту, и в этот момент он хочет её настолько, что боится потерять над собой контроль, а потому отталкивает прочь — от греха подальше, только на деле оказывается, что ближе.       Ты стала слишком хороша, чтобы дать тебе умереть так быстро… Не дразни меня, дрянь, не дразни, не дразни…       Одна только мысль о том, что она посмела подпустить к себе кого-то, кроме него, приводит его в исступление. Ревность разъедает его изнутри раскалённой кислотой: растрёпанная, босая чертовка выпрыгивает к нему прямо из табакерки чужих жарких объятий, и её вызывающе короткое платье действует на него, как красная тряпка на быка. Она бесит его так сильно и кричит так сладко, что заставляет кончить, как мальчишку, едва прикоснувшись к себе. И он потрясён — ей, собой, ими обоими — настолько, что после этого даже оставляет её в живых.       Когда вы, аркэмские зануды, в своей слепой гордыне пытаетесь расковырять мне череп и залезть мне под кожу, это не делает никого из вас ни на вот столько «ближе» ко мне!..       А она — смогла. Забралась так глубоко, как никто до неё не забирался, а он теперь и рад бы её оттуда прогнать, но уже не может, потому что сам же — шутки ради — её туда и впустил. Его сиамская близняшка, огонь его чресел, заноза в его сердце…       Вот это моя девочка!..       Его желание обладать ей становилось сильнее всего именно тогда, когда она рвалась прочь из-под его контроля — а рвалась она лишь затем, чтобы почувствовать это желание и этот контроль. Но сегодня, в очередной раз дёрнувшись на своём поводке и не встретив сопротивления, она вдруг поняла, что он уже давно её не держит — просто потому что на самом деле никакая свобода без него ей уже не нужна.       А я-то почти поверил, что ты и впрямь готова быть со мной до конца…       Она прошла все тесты, все испытания, все посвящения — споткнулась только на последнем. Но теперь она знает, где лежит заветный золотой ключ от потайной дверцы в их общее безумие.       Она должна догнать мистера Джей. Догнать его и сказать, что готова, готова, готова остаться только с ним, готова на всё, лишь бы только снова вот так вжаться в него всем телом и утонуть в обнажённом ужасе его улыбки, и если для этого будет нужно, чтобы весь мир вокруг сгорел дотла — то пусть он сгорит.       Выжав педаль до отказа, она яростно гнала по вантовому мосту на Средний Остров, опасно проскользила на съезде по мокрому асфальту, под рёв двигателя вынеслась на Мортимер авеню через красный светофор, как вдруг на повороте к Робинсон-Парку педаль тормоза под её ногой провалилась в пол, и Харли, не справившись с управлением, на полной скорости влетела в гранитный постамент конного памятника.       Страшный толчок швырнул её непристёгнутое тело вперёд и вбок. Брызнул звон разбитого стекла, сверху опрокинулся лязг искорёженного металла, ослепительный свет взорвался в её голове — и наступила темнота.              ***              Опаловый рассвет над Готэм-сити медленно возвращал мокрым улицам их акварельные краски.       Буйно зеленеющий Робинсон-Парк дышал холодно и влажно, умытый прошедшей ночной грозой. Поверх белого шума далёкой трассы и ветра в кронах деревьев выводил трели певчий пересмешник. В столь ранний час на дорожках ещё не было ни бегунов, ни велосипедистов, ни собачников, ничьи следы ещё не тронули податливый сырой грунт — это было время земли. Время растений.       Стоящий на окраине парка бронзовый генерал Горфинкель, который должен быть служить примером для будущих поколений, а на деле служил лишь насестом для городских голубей, равнодушно делал вид, что у его подножия вовсе нет никакого разбитого автомобиля, дабы не нарушать умиротворения столь прекрасного утра.       С автомобилем тем временем происходило нечто странное. Его смятое переднее крыло, дыбом вставший от удара капот и лобовое стекло в плотной паутине трещин неестественно быстро покрывали заросли проворных зелёных стеблей. Они деловито ощупывали мокрую сталь и ныряли в салон сквозь погнутую водительскую дверь, а когда их стало достаточно много, со скрежетом взломали её и вытянули оттуда за ноги не подающее признаков жизни тело.       Через пару минут из-за ивовых прутьев, как из-за кисейной занавеси будуара, неторопливо вышла женщина. Она была полностью обнажена, но явно не испытывала при этом ни холода, ни какой бы то ни было неловкости — напротив, каждое её движение было исполнено степенности и грации античной богини, ну или как минимум дриады. Травянисто-зелёная кожа, сплошь покрытая мраморным узором тонких лиственных прожилок, и грива медно-красных кудрей длиной до крестца делали всю её фигуру похожей на один огромный, покачивающийся цветок диковинного гиацинта.       Когда она приблизилась, побеги любовно обвили предплечье её протянутой руки, словно ручные змейки.       — Я знаю, мои маленькие… обещаю, однажды мы с вами превратим эти каменные джунгли в настоящие, и тогда ни одна жестянка больше не посмеет нарушить наш покой, — нежно сказала она, мечтательно опустив веки и прильнув щекой к взобравшейся на её плечо лиане. — Когда мы уничтожим всех двуногих, здесь станет так чисто и так тихо, что вы будете расти выше неба, и никто больше не сможет вам помешать… но пока придётся ещё немного потерпеть, — дриада жестом отпустила стебли и со вздохом открыла глаза — оранжевые глаза хищной птицы.       Она неспешно подошла к машине и сверху вниз взглянула на распростёртое в траве тело.       — Ну… и что за кукушонок на этот раз свалился в наше гнездо?       Перед ней, беззащитно раскинув руки, лежала на спине худенькая девушка в чёрно-красном трико со съехавшим на сторону белым воротником. Её тускло блестящие локоны двумя хвостами разметались по земле в золотой лихорадке, а губы были приоткрыты с выражением такой детской сонной безмятежности, что женщина невольно замерла, то ли любуясь, то ли борясь с каким-то минутным порывом. Помедлив, она опустилась рядом с пострадавшей на колени и осторожно повернула её голову набок — вся вторая половина лица девчонки была густо залита кровью из глубоко рассечённого стеклом лба.       — Похоже, детки, кому-то здесь снова требуется наша помощь. Ни дня без забот в этом проклятом городе… — рыжая поднялась на ноги, и по мановению её руки земля под спиной арлекинши зашевелилась, как живая. — Сдаётся мне, кукушонок, что я тебя знаю, — задумчиво произнесла женщина, глядя, как десяток послушных лоз осторожно передают друг другу бесчувственное тело златовласой спящей красавицы, словно фанаты нырнувшую со сцены звезду. — И если тот, о ком я думаю, опять взялся за старое, — её глаза блеснули красным, а руки сжались в кулаки, — клянусь, я раздавлю его улыбающуюся голову, как гнилую тыкву.              ***       Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне.              …всё вокруг пульсирует алой болью. Она заперта в тесной клетке — грудной клетке? — и стиснута собственными жёсткими костями. Она должна догнать мистера Джей. Догнать мистера Джей. Догнать мистера Джей. Но сначала нужно вырваться отсюда.       Ключ, где-то здесь должен быть ключ!..       Игла патефона впивается в кожу на сгибе её локтя и по капле вливает в неё какой-то вязкий клеточный сок. Она — растение, она — овощ, у неё нет ни голоса, ни зрения, ни слуха, она свёрнута в тугую пружину, закрыта в тёмной коробке и не может даже шевельнуться.       Моя маленькая…       Харли лежит в кровати. Ей снова шесть, у неё жар, и она дрожит в ознобе, плотно укутанная одеялом, как ватная белая личинка. Прохладная женская рука касается её лба. «Мама…?» — сквозь слёзы шепчет Харли.       Но это не мама, совсем не мама. У этого существа изумрудная кожа и глаза цвета расплавленного металла. Похоже на зелёную фею. Или зубную… А может, это фея-крёстная? Ну конечно, вот же она, её волшебная палочка, острая, как игла — с яркой золотой звездочкой на конце.       Игла касается Харли, и её врачебный халатик превращается в гладкий, усеянный диамантами наряд, достойный бубновой королевы бала.       Белое становится красным. Она больше не личинка. Она теперь прекрасная куколка, жаждущая встречи со своим кукловодом.       Ты слышишь меня?       Харли лежит в кровати. Вокруг неё темно, хоть выколи глаз. Рядом в темноте кто-то есть — он тяжело ворочается, рычит и шумно дышит. Она думает, что чудовище хочет её сожрать, но оно хочет не этого, о, совсем не этого…       Ей не видно его лица, но этот смех, латексные пальцы и острые зубы она узнает из миллиона даже с закрытыми глазами. Чудовище наваливается сверху и жадно вдавливает её в постель. Харли изнемогает под его тяжестью и со стоном выгибается навстречу, обхватывая его узкие бёдра ногами. Простыни под ней мокрые насквозь. Он входит в неё, как ключ в замок, штифты идеально ложатся в зазубрины, совпадая на все сто, и это переполняющее её движение внутри просто невозможно долго выносить. Пружина щёлкает, заставляя коробку раскрыться, и Харли неудержимо рвётся наружу и вверх. Влажные простыни длинно тянутся за ней, и она вдруг понимает, что никакие это не простыни. Это её собственные крылья.       Она превращается в имаго прекрасной бабочки.       Иди ко мне.       Свет, ей нужен свет. Сияющий ключ оказывается прямо в её руке — он раскалён до ярко-золотого цвета, а его загнутая бородка вблизи похожа на букву «J». И в этом неверном свете она на секунду видит его настоящее лицо.       Горячее железо жжёт её ладони, Харли вскрикивает и роняет ключ в колодец. Тот с шипением гаснет и уходит на дно.       Чудовище с рычанием пропадает во тьме, и Харли прекрасно знает, что теперь ей придётся пройти через самый настоящий ад, чтобы снова его увидеть.       вернись вернись вернись       Харли-бабочка с трудом расправляет смятые крылья и летит на свет. А свет летит на неё — фарами встречного грузовика.       Она с размаху бьётся в стекло, и стекло вспыхивает паутиной трещин. Она бьётся ещё.       И ещё, и ещё.       Стекло трескается, и Харли открывает глаза.       Харли лежит в кровати.                     — С возвращением.       Глазные яблоки царапают изнутри пересохшие веки. Она смаргивает — и на мгновение оказывается в раю.       На стеклянном потолке оранжереи пляшут солнечные лучи, вокруг высятся невиданные растения, порхают бабочки, а в воздухе разливается благоухание бесчисленных цветов. Харли лежит в длинной белой сорочке на голое тело, и у неё ничего, совсем ничего не болит. Вернее, она просто ничего не чувствует, кроме того, что под завязку накачана медикаментами.       — Ты родилась под счастливой звездой. Обычно после таких столкновений не выживают, — вслед за томным контральто на край постели невозмутимо садится абсолютно голая женщина, держащая в руках стакан с дымящейся жидкостью. Её кожа зеленая, как у игуаны, глаза ярко-оранжевые, а волосы такого кислотно-рыжего цвета, что больно глазам. — Тебе повезло, что именно я нашла тебя.       Ничего себе. Памела Лилиан Айсли. Собственной персоной.       Мимические мышцы ожили первыми. Харли слегка удивлённо приподняла бровь и отлепила язык от покрытого сухим углём нёба.       — Ого. Ядовитый Плющ? Так ты не городская легенда? А я всегда думала, что ты просто такая страшилка навроде бугимена…       — Ты на том свете всякий страх потеряла, да, милая? — невозмутимо спросила женщина, хотя уголки её губ невольно дрогнули. — Я ведь могу тебя за ним и обратно отправить.       — Язык мой — враг мой, — слабо пожала плечами Харли и тоже улыбнулась. — Я — Арлекин, — представилась она, протягивая руку для приветствия.       — Я знаю, — Плющ вложила в её пальцы дымящийся стакан. — Ты девочка, которая сама ушла за бугименом. Пей, цветочек. Тебе нужно много пить.       Харли отхлебнула, не чувствуя вкуса, лишь неясное тепло в гортани.       — Где мистер Джей? — машинально спросила она.       Айви недовольно нахмурилась.       — Я надеюсь, в прошлом.       Харли задумчиво отхлебнула ещё.       — А сколько я здесь?       — Пятый день. Тебя здорово помяло, но я и мои маленькие помощники тебя выходили. Не переживай, скоро будешь, как новенькая. И даже ещё лучше.       Девушка сделала последний глоток и опустила веки. Пятый день. Как долго… И где же вы теперь, мистер Джей?..       А я здесь! Ха-ха-ха!..       Харли дёрнулась, подскочила, как ужаленная, вдребезги разбив стакан, и четыре тут же выстреливших из земли тугих прута резво охватили её запястья и лодыжки, как фиксационные ремни. Откуда-то из-за стены прямо за её спиной послышался до боли знакомый хохот, и арлекинша завертела головой, как ненормальная, выкручиваясь из захвата всем телом — откуда только взялись силы.       — Так он здесь?! Ты прячешь его от меня?! — с ненавистью выпалила она и заорала, выгнувшись дугой. — Мистер Джей! МИСТЕР ДЖЕ-Е-ЕЙ!!!..       — Тише, тише, ты чего?! — настороженно приподнялась Айви, пытаясь усмирить разбушевавшуюся девчонку. — Что это за глупости? С чего ты взяла? Это место настрого закрыто для мужчин, и тем более для этого мерзкого…       Ха-ха-ха! Стуки-стуки, Харли! Я тебя вижу! А ты меня — нет!..       — Зачем ты врёшь?! — задыхаясь, вскрикнула Харли. — Я же его слышу! Его голос! Он тут, прямвффф…       Длинный и широкий лист в три обхвата залепил ей рот, оставив на виду только два абсолютно круглых голубых глаза с паутинкой воспалённых капилляров. Харли невольно замолчала, часто-часто дыша и, кажется, собираясь плакать.       — Час от часу не легче… — вздохнула Плющ и взяла её лицо в ладони. — Цветочек, ты сильно ударилась головой. И похоже, я слегка перестаралась с парой волшебных препаратов — они обостряют все чувства, включая шестое, а грибы — не совсем растения и почти не поддаются моему контролю… Надеюсь, что это пройдёт, но… в общем, я боюсь, что голос этот слышишь только ты.       Повисла тишина. Стебли мягко отпустили Харли и лентами соскользнули на пол, но девушка даже не шелохнулась.       — Чего? — тихонько спросила она, не моргая. — Хочешь сказать, это голос у меня в голове? Я что, по-твоему, сумасшедшая?       — Ну-у… — подняв брови, протянула Плющ.       Пф! Разумеется, ты сумасшедшая. Помнишь? Иначе ты бы сюда не попала.       Харли снова дёрнулась, отозвавшись на знакомый высокий тембр, а потом застонала и зажала уши руками. Видя, что бедняжке явно нелегко смириться с этой новостью, женщина придвинулась к ней вплотную и обняла за плечи.       — Этот зловредный гоблин засел у тебя прямо здесь, — сказала Айви, коснувшись кончиками прохладных пальцев её пылающего лба, — и засел крепко. Но если ты хочешь, мы можем вместе выгнать его оттуда.       Харли закрыла глаза, выравнивая дыхание. Объятия и прикосновения рыжей феи-крёстной неожиданно успокаивали, и арлекинша почти бессознательно к ней прильнула, прислушиваясь к непривычному ощущению лиственных прожилок на своей коже и неуловимому влажному запаху хлорофилла. Что же это такое интересное она выпила, что все её чувства словно стали вдвое острее?..       — А тебе-то это зачем? — сглотнув, спросила она.       Плющ улыбнулась и отвела прядь её светлых волос за ухо.       — Видишь ли, цветочек, я часть той силы, что вечно хочет зла, но иногда совершает благородные поступки… и любит помогать себе подобным. Ты долго разговаривала в бреду, и я слышала достаточно. Мне кажется, у нас с тобой много общего.       Харли недоумённо подняла взгляд и упёрлась в окольцованные янтарём зрачки мутанта. Общего? У неё с этой геранью-переростком?..       — Я тоже носила белый халат, — в ответ на её немой вопрос пояснила Айсли. — И тоже пострадала от вероломства мужчины. Его звали Джейсон, — ноздри Памелы дрогнули. — Джейсон Вудроу. Я была наивной студенткой колледжа, он — профессором кафедры токсикологии, и по сценарию, конечно же, он меня соблазнил. А затем заставил меня стать его подопытным кроликом. О, он был так убедителен… Мужчины вообще отличаются удивительным красноречием, когда им что-то от тебя нужно… Это был ад, — она закрыла глаза и содрогнулась. — Два раза я была близка к смерти, но терпела всё ради него. А потом он просто… бросил меня, — тонкопалая кисть, покрытая зелёной росписью мехенди, чуть крепче сжала плечо блондинки. — После его экспериментов я осталась изуродованной на всю жизнь, бесплодной и насквозь пропитанной ядом, как манцинелла. Не скрою, я даже хотела убить себя. Но там, где мы видим конец, всегда скрывается лишь новое начало… Моё проклятие обернулось даром, и оказалось, что у меня больше детей, чем у любого существа на этой планете. Я — Флора, я — великая мать, я — сама жизнь. Я перешагнула через свою потерю и стала совершенной. И я могу сделать тебя такой же.       У меня на «Эйс Кемикалс» есть красители и отрава на любой вкус, я тоже могу сделать тебя такой же — детка, послушай, по-моему, ты просто зря теряешь с ней время…       Харли поминутно жмурилась, пытаясь не отвлекаться на реплики мистера Джей. Реальность вокруг продолжала едва заметно меняться: листья над ними наперебой шептали что-то на своём языке, солнечные блики отливали голографической радугой, а изумрудные узоры пейсли на коже Плюща медленно двигались, извиваясь фракталами, как живые, и их почему-то очень хотелось потрогать…       — Подумай, в кого ты превратилась. Половая тряпка, девочка для битья, пристяжная лошадка, заклеймённая, как скот — разве о такой участи ты мечтала, когда помогала своему возлюбленному клоуну бежать? Вспомни, как он увлёкся тобой тогда, в Аркэме: доктором, которая сама выбирала, смеяться его шуткам или быть с ним строгой, которая могла в любой момент уйти и закрыть за собой дверь, у которой была власть делать с его телом и мозгом всё, что захочет… Джокер может быть трижды виртуозным преступником, маньяком и гением, но он всего лишь мужчина, Харли. И ему неинтересно обладать тем, что само идёт в руки. Цепляет лишь то, за что нужно бороться.       Арлекинша вспомнила, как мистер Джей почти насильно её поцеловал, стоило ей впервые всерьёз его оттолкнуть. Воспоминание тут же вызвало приятные спазмы и тепло внизу живота, заставляя невольно сомкнуть колени. Голос Плюща журчал, обволакивая их обеих невесомым шёлковым коконом, и сомлевшая в её прохладных объятиях Харли удивилась, что нагота зелёной феи кажется ей такой естественной, а потом ещё раз удивилась тому, как глупо было требовать одежды от цветка…       — Ты для него, как йо-йо на верёвочке: он снова отшвырнул тебя и ждёт, пока ты сама к нему приползёшь. Не делай этого, малыш, не ищи с ним встречи. Это путь в никуда. Давай-ка лучше покажем этому надутому попугаю настоящую Харли Квин, — Айви с улыбкой заглянула в осовелые глаза подруги и ободряюще потрепала её по плечу. – Ту, которая не знает, что такое контроль. Представь, как он позеленеет от злости, когда увидит твои фото на первых полосах газет вместо своих? Останься со мной, и мы славно над ним пошутим…       …конфетка, уверяю тебя, эта жимолость ни черта не понимает в шутках — по крайней мере, всё, что она говорила до сих пор, решительно не смешно. На твоём месте я бы уже давно перестал её слушать и отправился искать папочку; а папочка очень хорошо спрятался и ждёт — не дождётся, когда же умница Харли его найдёт…       — Ты спрашиваешь, зачем это мне? — размеренно журчала Айви. — Я поклялась жестоко отомстить мужчинам. Всем мужчинам. А Джокер у меня и так давно стоит, как кость поперёк горла: во всём Готэме нет ни одной твари, которая была бы мне более противна по самой своей сути. Я Созидаю — он Разрушает, и не просто разрушает, а сперва непременно высмеивает… Когда он рубит лес на свои треклятые театральные подмостки, и во все стороны щепки летят, ему плевать на то, что это мои щепки и мой лес!.. — Плющ глубоко вдохнула, гася красные искры в глазах. На секунду её голос изменился до неузнаваемости, словно повторённый вибрирующим многократным эхом, но Харли списала это на очередную слуховую галлюцинацию, коих сейчас вокруг неё было в избытке. — Я давно уже мечтаю стереть эту мерзкую ухмылку с его лица и поставить его на место, но наши токсины друг против друга бессильны, и мы всегда расходимся вничью. Ты, цветочек — мой козырь. Мой шанс открыть счёт. Ты можешь помочь мне — и себе заодно.       В райских кущах оранжереи Плющ с её узорчатой кожей и золотыми глазами смотрелась вылитым змеем, спустившимся с ветвей, чтобы искусить белокурого ангела. Художник написал бы с них в тот момент изумительную картину, жаль только, что ни один мужчина видеть это завораживающее зрелище не мог.       — В конце концов, нужно быть и впрямь сумасшедшим, чтобы отказаться от такой очаровательной спутницы, как ты, — Айви легонько боднула лбом её лоб, и каскад пышных рыжих локонов упруго качнулся, обдав Харли тонким горько-сладким ароматом цветущего миндаля. — Я видела объявления о твоём розыске и знаю, на что ты способна. Ты талантлива, ты упряма, бесстрашна, своенравна, артистична, а ещё, знаешь, у тебя просто потрясающее тело…       Польщённая блондинка довольно хихикнула, поёрзав у Айви на плече, мол, я такая, да. Её голова, язык и веки были такими далёкими, тяжёлыми и чуть-чуть смешными, и говорить совсем не хотелось, тем более что приходилось слушать сразу так много голосов…       — Скажи, ты ещё помнишь, что женщины созданы для удовольствия? Как давно твоё замечательное тело приносило тебе удовольствие, а не боль?..       Всё — боль, и всё — удовольствие, определят только доза!.. Тьфу ты, а ещё доктора называются, что одна, что вторая…       Памела взяла девушку за руку и скользнула между её пальцев своими. В нежности этого пожатия было что-то далеко не дружеское, и Харли, вдруг поняв, на что она намекает, вздрогнула и нервно потянула ладонь на себя. Рой растревоженных голосов и теней тут же поднялся со дна её почти усыплённого сознания — память о том, что случилось с Франко, была ещё слишком свежа.       — Не-е… извини, рыжая, но это не ко мне… мне нельзя…       — Ты думаешь, что тебе нельзя больше заниматься любовью с мужчинами, — понимающе кивнула Плющ. Осторожно повернула к себе лицо арлекинши, нашла её глаза своими и вкрадчиво произнесла. — Но я же не мужчина.       …Харли вдохнула — и осеклась.       Эй, эй, ЭЙ! Это подлый ход! Так играть НЕЧЕСТНО!..       Хищный взгляд гипнотизировал её, как удав кролика. В воздухе плыло неуловимое сладостное марево, тонкое и пьянящее, его аромат кружил голову, и всё, что говорила Айсли, звучало до крайности убедительно. А ещё сквозь дрожащий феромоновый морок эта рыжая нимфа вдруг показалась Харли очень красивой. И очень соблазнительной…       — Посмотри на меня. Мне не страшен ни один яд на свете. Мои детки способны крошить бетон и сминать автомобили. Я — неуязвима. И пока ты со мной, ты под моей защитой. Ну, что нам с тобой сможет сделать какой-то чпокнутый фигляр?..       Харли, эта личи с манией величия начинает меня не на шутку бесить… скажи ей, кто я на самом деле! Скажи же ей наконец, что ты только моя!.. Эй, ты вообще меня слышишь?!..       — Ты, кажется, ещё не до конца поняла, что я тебе предлагаю, — снисходительно улыбнулась Айви. — Я могу сделать тебя такой, что даже твой ненаглядный шут будет кусать локти, увидев, чего лишился. Всё, что тебе нужно — перестать унижать себя и довериться мне…       Памела мягко толкнула её своим весом на постель, и Харли неуверенно отползла, приподнимаясь на локтях.       Р-р-руки… руки убери прочь от моего Арлекина, ты, невеста Франкенштейна! Я отстригу тебе все твои блядские пальцы самыми ржавыми садовыми ножницами, которые найду в этом штате!..       — Плющик, не надо, мистер Джей мне не…       — Мы заткнём мистера Джей раз и навсегда, — блеснув глазами, отрезала Айсли и тут же смягчилась. — Я знаю уйму способов доказать мужчине, что ты прекрасно можешь обойтись без него. И прямо сейчас готова продемонстрировать тебе самый действенный и приятный из них…       Харли плюхнулась затылком на подушку, и Айви нависла над ней, как бархатная пчела над орхидеей. Густые волны волос по обе стороны её лица заслонили собой весь остальной мир полотном закатного солнца в цветущем миндале, и блестящей медью, и хной, и охрой… Уплывающая в это многообещающее великолепие арлекинша опустила взгляд на красиво очерченные губы подруги и запоздало встрепенулась:       — Подожди-подожди, ты же сказала, что ты… ну, ядовитая…       — Глупенькая, — нежно усмехнулась Плющ, незаметно задирая всё выше её тонкую белую сорочку. — Я ведь обещала, что ты сможешь стать почти такой же, как я? Пока ты спала, мои волшебные капельницы дали тебе иммунитет ко всем известным токсинам, начиная с моего. Считай это первым подарком от феи-крёстной… Но если ты всё ещё боишься меня целовать, — Памела улыбнулась и неторопливо заскользила ниже, раздвигая её ноги своим телом, — давай подойдём к этому с другой стороны…       Харли прерывисто вдохнула и покрылась мурашками.       — Тш-ш… у моего снадобья есть ещё один побочный эффект, который мне не терпится тебе показать, — низко промурлыкала Айви, покрывая невесомыми поцелуями впалый живот между двух трогательных хрупких косточек, — но для этого тебе нужно будет полностью расслабиться… М-м… ты, оказывается, такая сочная, нектаринка… и могу поспорить, что очень сладкая… — тёплый шёпот спустился по внутренней стороне её бедра, и подрагивающее жало с наслаждением окунулось в самую сердцевинку медоносных розовых лепестков.       — Ох, рыжая… — тотчас выдохнула Харли, изумлённо закатив глаза, — что же ты… таким языком… целый час зря чесала?.. С этого… о боже… с этого и надо было начинать… а-ах…       Химически чистое блаженство брызнуло в кровь, омывая самые кончики обнажённых нервов. Позвоночник выгнулся дугой, тонкие пальчики скомкали простыни, длинные девчоночьи голени требовательно притянули к себе гибкую зелёную спину…       …и мистер Джей действительно ошалело смолк. Ему просто нечего было вставить.