Любить пересмешника

      Лето склонилось к закату, позолотив весь Готэм в ажурное великолепие будущего тлена.       Сирены ловили последние тёплые лучи на залитой светом мансарде оранжереи. Под потолком вились солнечные мошки, дощатый пол устилал мох и опавшие листья, рамы скошенных, разбитых кое-где окон увивали заросли китайского лимонника, свешиваясь вниз лиственными гирляндами с гроздьями кроваво-красных ягод. Харли монотонно покачивалась в гамаке из лоз, который сделала для неё Памела, и бормотала что-то своей драгоценной кукле. Поверх лифчика на девушке был надет старый фрачный пиджак Джокера — бьющее по глазам фиолетовое пятно среди приглушённых естественных цветов мансарды. В петлицу она вдела свежий маковый цветок и время от времени с тоской склоняла голову, нюхая его. Айви сидела рядом, обняв колени, и явно нервничала. Она выглядела осунувшейся, хрупкой и какой-то тусклой, словно растение, которому не хватает то ли воды, то ли воздуха, то ли света.       По ступеням бесшумно поднялась полностью обнажённая Кошка, плюхнулась на нагретую солнцем перевёрнутую цветочницу и растянулась на ней во всю свою изумительную длину.       — Это ещё что за маскарад? — вместо приветствия поморщилась она в сторону фрака.       — Понятия не имею, — неохотно ответила Плющ. — Я думала, это опять твоих рук дело.       Кошка вскинула брови:       — Благодарю покорно, но у моих рук сейчас есть дела и поважнее.       — Значит, сама где-то откопала, — апатично пожала плечами Айви. — Я ей больше не сторож. Сутками её не вижу, гоняется по всему городу за химерой. Облазила уже, наверное, каждую крысиную нору…       — Где же вы, мистер Джей? — неожиданно внятно простонала блондинка, завесившись растрёпанными хвостами и уткнувшись лбом в свою игрушку. — Просто скажите, где вы, и ваша Харли приедет… Харли не умеет так хорошо играть в прятки, как вы… Харли сдаётся…       — Какая драма, — безмятежно обронила Кайл, игриво ловя пальцами ноги свисающие с потолка ягоды. — И давно её так ломает?       — С тех самых пор, как узнала, что её псих снова сбежал. И что ему в Аркэме не сидится? Там ему самое место…       — Слушай, что ты вообще так на нём повёрнута, а, Барби? — вдруг заинтересованно спросила Кошка, перекатившись со спины на живот. Арлекинша рассеяно подняла голову, не сразу найдя глазами источник звука. — Он хоть раз сделал тебе что-нибудь приятное?       — Мистер Джей? — замявшись, переспросила Харли. — Как… конечно. Он… он так касался меня… — и она с тоской прижалась щекой к затрёпанной кукле.       — Да уж, знаю я, как он тебя касался, — многозначительно вставила Плющ, положив ладонь на обожжённое бедро подруги. Арлекинша сразу убрала её руку и нервно натянула фалды на бурое клеймо.       Селина бархатно рассмеялась, обнажив крохотные кошачьи клыки.       — А кстати, — томно потянулась она, — мне всегда было интересно, каков этот маньяк в постели, м?..       Харли вспыхнула.       — Это… не твоё дело, — запнувшись, огрызнулась она.       — Вот только не говори, что ты об этом до сих пор не узнала, — лукаво прищурилась Кошка. Однако затянувшееся неловкое молчание становилось слишком красноречивым, и уголки губ Селины невольно поползли вниз в гримасе плохо сдерживаемого смеха. — Барби? Да ты серьёзно? Пф… аха-ха-ха, да быть того не может!.. Я всегда думала, что уж у тебя-то за этим дело не станет. Вы с Пэм вон разве что только на кактусах не…       — Не смей судить о том, чего не знаешь! — вдруг взорвалась Харли, ударив кулаком по гамаку, и Кошка удивлённо подняла веки. — Я и мистер Джей любим друг друга! Необязательно трахаться, как животные, чтобы это доказать!..       — О, о, ладно, ладно… — Селина примирительно помахала кистью руки. — Если тебе так угодно. В конце концов, в этом тоже есть свои плюсы. Никаких тебе проблем с залётами, например…       Харли втянула носом воздух.       — А об этом мне волноваться и так не надо, если ты не в курсе, — невесело оскалилась она. — Во мне было столько отравы, что… я уже давно бесплодна.       Она уткнулась взглядом в куклу, наморщила порозовевший нос, и глаза её влажно заблестели.       — Честно, никогда не понимала, почему ты так переживаешь об этом, цветочек, — серьёзно сказала Плющ, кладя руки на плечи подруги. — Сама знаешь, у вас ведь всё равно никогда не могло бы быть детей…       — Да она же чокнутая, — напомнила Селина. — Даже не пытайся понять, что у этих чокнутых на уме. Некоторые просто обожают всё усложнять, так уж у них голова устроена… Но, между нами говоря, у неё всё равно было больше шансов завести ребёнка от тебя, Пэм. Вы-то хотя бы трахаетесь, — не удержавшись, Кошка фыркнула и добавила. — Как животные.       Харли обозлённо вскочила на ноги и бросилась прочь с мансарды, пробарабанив по деревянным ступеням голыми пятками.       — Это было зря, Кайл, — строго сказала Айви. — Плодородие — не повод для шуток.       — О, ещё ты будешь за меня решать, что смешно, а что нет, — сощурилась Кошка, лениво заваливаясь на бок. — Тоже мне каннабис.       Памела молча поднялась, бросив на неё гневный взгляд, и быстро вышла вслед за Харли.       — И почему я, настоящая женщина, которая хочет настоящего мужчину, чувствую себя здесь самой ненормальной? — задумчиво произнесла Селина и прихлопнула ладонью пробегавшую мимо мышь. А затем, недолго думая, целиком отправила её прямо в рот.                     Айви догнала её в конце галереи, зарастив дверь на выход стремительно разросшимися ветвями розового куста.       — Харли! — окликнула она, хватая подругу за локоть и разворачивая её к себе. — Подожди!.. Не надо… не слушай ты её, ты ведь знаешь эту стерву, она всегда считает себя умнее всех…       — Она права, рыжик, — вытерев нос слишком длинным рукавом, всхлипнула арлекинша и неожиданно смело подняла на неё распахнутый взгляд. — Пора посмотреть правде в глаза. Я чокнутая! Та-даа! — она широко улыбнулась и с фальшивой театральной радостью раскинула руки в стороны, совсем как Джокер. — Ты хочешь, чтобы я навсегда осталась с тобой, но ты ведь даже не знаешь, кто я на самом деле. Я же Арлекин! Обманщица! Слуга двух господ! Да, я всё это время только и делаю, что занимаюсь с тобой любовью… но любовью не к тебе, а к мистеру Джей.       Плющ замерла, а затем нехотя отпустила её с выражением такой безутешной горечи на лице, словно выбирала между депрессией и принятием.       — Ты… действительно так его любишь? — упавшим голосом спросила она.       — До безумия, — зажмурившись, горячо подтвердила Харли и вцепилась в лацканы пиджака, стянув их на груди. — До одури, до потери пульса! Никто его не любит, а я люблю. Не пытайся понять, просто прими это, я… не смогу тебе объяснить…       — О, как раз это я прекрасно понимаю. Каково это — любить кого-то всем сердцем и не уметь объяснить, за что, — негромко произнесла Айви, с безнадёжной нежностью касаясь её щеки и проводя большим пальцем по девчоночьим, кукольно-красивым губам.       — Плющик, прошу, отпусти меня, — взмолилась Харли, накрывая её ладонь своей. Она вдруг заговорила удивительно связно, словно вынырнула из своего транса в «светлый промежуток». — Ничего ведь из этого не получится… Я знаю, ты хотела через меня отомстить мистеру Джей, но меня от одной мысли, что ему может быть плохо, наизнанку выворачивает! Его боль — всегда моя боль, и даже тебе это не вылечить… Он навсегда у меня здесь, — она положила одну руку Айви себе на правое бедро, — и здесь, — положила вторую возле левой груди. — Да, я могу стать похожей на тебя, но я не могу стать тобой... Прошу, давай наконец перестанем мучить друг друга? Надо вовремя выходить из игры, пока ещё не поздно и есть шанс — уж поверь мне, я знаю, о чём говорю…       — Ах, так вот оно что… то, что между нами… значит, для тебя это была всего лишь игра? — Памела в отчаянии закусила губу, сморгнула непрошеную влагу на ресницах, не зная, куда деть взгляд, и понуро опустила голову, словно большая огнегривая лошадь. На неё жалко было смотреть.       Харли порывисто бросилась ей на шею, зарылась в волнистые волосы лицом и крепко-крепко прижалась к этому прохладному вечнозелёному телу — изученной до последней точки брайлевской книге джунглей, ядовитой королевской кобре, демону соблазна, грозе Готэма, смертельно опасному монстру, вся мощь которого была бессильна против её дурацкой клоунской любви.       — Рыжая, прекрати! — сердито сопя, зашептала Харли в мягкие кудри. — Прекрати, а то я тоже разревусь!.. Ты же самая лучшая! Самая крутая, самая сильная, самая прекрасная, ты великая и ужасная, ты… да ты самая, блядь, дикая штучка, которую я вообще знаю! — они обе фыркнули сквозь слёзы и обнялись ещё крепче. — Мне с тобой было очень, очень хорошо, и я страшно рада, что встретила тебя, но я должна вернуться… Я не могу иначе, я иначе погибну! Тебе вот для жизни нужны вода и свет, а мне нужно быть рядом с мистером Джей. Даже если он гонит меня, даже если делает больно, я… просто вспоминаю, что это такая игра, и никогда не обижаюсь. Мы ведь клоуны, оба. Клоунов в цирке постоянно унижают и бьют, над ними смеются, но они всё равно каждый раз выходят на сцену, снова и снова, просто для того, чтобы слышать смех… и это для нас единственная игра, которая стоит свеч. Ты ведь сама говорила, что цепляет лишь то, за что нужно бороться, помнишь?       — Язык мой — враг мой, — всхлипнув, улыбнулась Плющ, и Харли укоризненно укусила её за плечо.       Памела тяжко вздохнула, прижалась щекой к её щеке и просительно нашла её губы своими, отдавая в этом поцелуе всю свою не нужную больше нежность, и арлекинша понимающе прильнула к ней в ответ. Стянув с худеньких плеч пиджак ненавистного фрака и бросив его под ноги, Айви на прощание скользнула ладонями под широкую резинку спортивного белья, запоминая на ощупь это любимое стройное тело, такое тонкое и сладкое, как у девочки-нимфетки, которое она сделала почти безупречным, а теперь должна была добровольно отдать на растерзание чудовищу с дырой вместо сердца… Сквозь стёкла галереи за ними ревниво подглядывало пунцовое закатное солнце, освещая две сплетённые женские фигуры в кущах потерянного рая — рыжее на белом, красное на зелёном.       — Делай, что хочешь, цветочек, — наконец на выдохе произнесла Плющ, с грустью оторвавшись и глядя в доверчиво поднятое на неё лицо. — Ты на своём пути. Я не буду преследовать тебя. Но учти, что твоего проклятого психа я ненавижу теперь ещё больше и буду по-прежнему пытаться прикончить его при каждой встрече, ты же это понимаешь?       — А то, — белозубо улыбнулась Харли. — Но Киска ведь не обижается, что мы с тобой при каждой встрече дрючим Бэтса… Это же Готэм, детка. У всех свои личные счёты. Главное — точно знать, на чьей стороне ты.       Она отстранилась, бережно подняла пиджак, отряхнула его и закинула на плечо.       — А ты можешь… оказать мне одну услугу? — умилительно склонив голову набок, вдруг спросила Харли.       — Всё, что в моих силах, — медленно моргнула Плющ.       — Скажи мне, где он. Просто… — увидев, как сразу, не дожидаясь продолжения, заартачилась Айви, арлекинша поспешно взяла её за руку и горячо сжала, с мольбой заглянув в оранжевые птичьи глаза. — Ты ведь можешь узнать это прямо сейчас, ну что тебе стоит? Просто спроси своих деток, а дальше я сама…       — Ягодка, тебе не кажется, что, если он так хорошо спрятался, это значит, что он действительно не желает тебя видеть? — в последней попытке воззвать к благоразумию подруги спросила рыжая, постучав указательным пальцем по её лбу.       — Да я же знаю, что он меня ждёт! — упрямо тряхнула головой Харли. — Как ты не понимаешь… знаю, и всё. Только сначала я должна доказать ему, что сама хочу вернуться. А это не должно быть легко.       Памела вздохнула.       — Вы просто на голову ебанутые, — устало сказала она. — Оба. И он, и ты.       — Я знаю, — радостно повторила Харли, выжидательно уставившись на неё во все глаза — две аквамариновые бусины с капельками зрачков. — Найди его, лисонька моя, ну пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-алуйста…       Ничего не говоря, Плющ неторопливо встала на одно колено, упёрлась в землю кончиками пальцев, как бегун на низком старте, и смежила веки. Кисти её рук неожиданно разветвились от запястий на длинные узловатые корни, ушедшие глубоко в почву — выглядело это диковато и довольно-таки мерзко, так что арлекинша, поморщившись, сделала пару шагов назад. Казалось бы, сколько мутантов она уже повидала, а всё равно ей до сих пор становилось от подобных фокусов не по себе… Кожа Айви тем временем до самых локтей покрылась тонкой терракотовой корой, лицо побледнело и застыло, словно у деревянного идола, и вся её согнутая фигура, скрытая водопадом бесконечно длинных волос, стала напоминать изваяние какой-то лесной нежити. Долгое время ничего не происходило, и Харли даже показалось, что её рыжая ведьма опять уснула, как во время своих солнечных медитаций. Присев на край тянущейся вдоль стены мраморной клумбы и подобрав под себя длинные голые ноги, девушка уткнулась носом в дорогую шерстяную ткань фрака и тоскливо принялась разглядывать цветущий розовый куст, оплетающий дверь, словно на иллюстрации к какой-нибудь волшебной сказке…       — Вы не знаете, где Кай? — спросила Герда у роз. — Правда ли, что он умер и не вернется больше?       — Он не умер! — отвечали розы. — Мы ведь были под землей, где лежат все умершие, но Кая меж ними не было…       — В Готэме его нет, — металлическим голосом вдруг произнесла Плющ, и Харли вздрогнула от неожиданности.       — Нет? — тупо переспросила она, опуская ноги на землю. — Как это нет? — Готэм без Джокера казался ей таким же абсурдом, как кофе без кофеина.       — Мы видели его в Бладхейвене, мама, — по-прежнему не открывая глаз, изрекла Айви — или, вернее, кто-то, кому принадлежал её бесполый потусторонний голос, пугающе расслаивающийся на три разных тона. — И мы видели. Он там, сестра. Прячется от света.       — Ох… Бладхейвен! Так это же совсем рядом! — с облегчением выдохнула Харли и взволнованно подалась вперёд. — А где, где именно?       Идол с лицом Памелы сдвинул брови, словно напряжённо рассматривая что-то с внутренней стороны век.       — Институт… радиологии… Бладхейвена, — медленно, по слогам прочитал он и тут же резко добавил. — Гиблое место.       Передёрнувшись от отвращения, оракул смолк. Вросшие в землю корни его рук втянулись назад, как кошачьи когти. Айви глубоко и судорожно вдохнула — так, словно всё это время не дышала вовсе — и открыла глаза. Выглядела она неважно: кожа её будто покрылась патиной, волосы потускнели, и казалось, у неё даже не осталось сил на то, чтобы подняться.       — Стебелёк, — надтреснутым голосом позвала она с земли. — Бладхейвен — мёртвый город. Там почти нет растений, а те, что есть, какие-то… странные. Мне с трудом удалось удержать с ними связь… Ты ведь знаешь, этот институт горел два года назад, вокруг него сейчас запретная зона. Ты собираешься в настоящий ад, послушай, это…       Харли ящеркой юркнула к подруге и в два счёта заткнула её, бесцеремонно стиснув в объятиях, как дети стискивают котов.       — Если там мистер Джей, — чмокнув Памелу в щёку, лучезарно улыбнулась она, — значит, этот ад не такое уж плохое место.       Блондинка любовно огладила шёлковые кудри рыжей и взяла её лицо в ладони.       — Ты столько для меня сделала… — сказала она, виновато заломив брови. — Как мне отблагодарить тебя?       — Просто… уйди прямо сейчас, ладно? — в слабой попытке пошутить вымученно осклабилась Плющ.       Харли бодро вскочила на ноги, как голенастый лягушонок, радостно прошлась по галерее колесом, на ходу ловко подхватив фрак, и упала спиной прямо в розовый куст у входа, даже не замечая его шипов.       — Как только ты уберёшь этот гламурный плетень, обещаю исчезнуть сию же минуту!       Листья за её спиной с шелестом расступились, и арлекинша буквально вывалилась в сгущающиеся сумерки, оставив вместо себя лишь птичий щебет и прозрачный воздух над чернеющими кронами.       Через три секунды в проёме показалась её белокурая голова.       — Можно я возьму твою машину? — очаровательно улыбнулась она. — Всё равно там все мои вещи…       — Наглость — второе счастье, да, Квин? — из последних сил любезно растягивая губы, сказала Плющ. Она была настолько измучена, что казалась блёкло-серой. — Бери всё, что хочешь. Бери и беги, пока я не передумала и не убила тебя, чтобы ты никому из нас не досталась…       — Спасибо, рыжик! Обещаю, мы ещё обязательно встретимся! — довольно зажмурившись, Харли послала ей воздушный поцелуй и картинно удалилась, победно вскинув над головой дурацкий длиннополый пиджак, как лиловое знамя своего безумия. — Я люблю тебя!.. — издалека крикнула она напоследок.       — Не ври, мерзавка, — убедившись, что девушка её уже не слышит, пробормотала Айви. — Никогда ты меня не любила…       Она обессиленно легла на землю и наткнулась взглядом на смятый маковый цветок, выпавший из петлицы фрака. Одним прикосновением машинально вернув его в почву, Плющ помедлила, а затем осторожно обвилась вокруг него, будто раненое животное, укрылась своими волосами и так замерла, словно малейшее движение сейчас причинило бы ей нестерпимую боль.       — Пф, ну и сырость вы тут развели, — фыркнул голос сверху. — Я чуть не уснула, глядя на ваши телячьи нежности…       Усеянный шипами хлёсткий прут со всей силы стеганул вездесущую Кошку, и она с шипением метнулась прочь по потолочной балке. Айви даже не подняла головы — она больше не хотела видеть эту ехидну. Она больше никого не хотела видеть.       — Телячьи нежности… — дрогнувшим полушёпотом повторила женщина, глядя в чёрную сердцевинку аленького цветочка, и слеза скатилась по её щеке каплей росы по лепестку. — Телячьи нежности…       Она вдруг уткнулась лицом в собственное предплечье и горько-горько зарыдала, совсем как Маленькая разбойница посреди своего опустевшего зверинца.                     — Прощайте, — повторил Маленький принц.       Роза кашлянула. Но не от простуды.       — Я была глупая, — сказала она наконец. — Прости меня. И постарайся быть счастливым.       И ни слова упрека. Маленький принц очень удивился. Он застыл, растерянный, со стеклянным колпаком в руках. Откуда эта тихая нежность?       — Да, да, я люблю тебя, — услышал он. — Моя вина, что ты этого не знал. Да это и не важно. Но ты был такой же глупый, как я. Постарайся быть счастливым… Оставь колпак, он мне больше не нужен.       — Но звери, насекомые…       — Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомиться с бабочками. Они, наверно, прелестны. А то кто же станет меня навещать? Ты ведь будешь далеко. А больших зверей я не боюсь. У меня тоже есть когти.       И она в простоте душевной показала свои четыре шипа. Потом прибавила:       — Да не тяни же, это невыносимо! Решил уйти — так уходи.       Она не хотела, чтобы Маленький принц видел, как она плачет. Это был очень гордый цветок…                     ***              «Добро пожаловать в Бладхэйвен», — сообщила облупившаяся светоотражающая табличка у въезда на вантовый мост. На её столбе лениво трепыхался обрывок жёлто-чёрной сигнальной ленты.       На западе уже сгустилась непроницаемая тьма, но справа вдоль горизонта ещё догорала багровая полоса, и город мёртвых, возвышающийся по ту сторону реки, выглядел на её фоне тонко вырезанной декорацией для какого-то постапокалиптического театра теней. У Харли взволнованно стучало сердце, мелко дрожали руки, и дорога через мост казалась ей бесконечной. Только безумец мог сорваться сюда на ночь глядя, но она больше не могла упускать свой шанс… Предчувствие близкой встречи не давало сосредоточиться ни на одной связной мысли, и в голове, как заезженная пластинка, почему-то крутилась старая детская считалка:       Ини, мини, майни, мо,       Стало в городе темно.       Тигра за усы хватай,       Зарычит — не отпускай…       Голос мистера Джей молчал, и все остальные голоса тоже куда-то попрятались. Снаружи не было слышно ничего, кроме шороха шин. Вместо радио по всем каналам здесь шёл белый шум.       Бладхейвен был городом тишины.       Два года назад здесь произошло что-то, о чём до сих пор спорили журналисты, министры по чрезвычайным ситуациям, диванные активисты и уличные пророки, потому что ни одного живого свидетеля у катастрофы не осталось. Её эпицентром стал тот самый Институт радиологии, который посреди бела дня ни с того ни с сего сгорел, как спичка, за считанные секунды, истребив всех живых существ в радиусе десятка миль. В тот же день связь всякая с городом была потеряна, равно как и с двумя подряд посланными туда спасательными отрядами. Отправленный на вторые сутки беспилотник прислал лишь панораму полностью обезлюдевших улиц, напоминающую сцену из дешёвого фильма ужасов, а затем благополучно и бесследно пропал.       Общественность строила догадки, одну другой фантастичнее: грешили на вспышку радиации, биологическую атаку, божью кару и даже нашествие инопланетян; полное отсутствие трупов худо-бедно объясняла только последняя версия, но скептики её, разумеется, отвергали. Поговаривали также, что никакой радиации там никогда не было, в институте случился обычный пожар, а жителей то ли отравил ядовитый дым, то ли выкосила какая-то неведомая болезнь, возникшая в результате вышедшего из-под контроля эксперимента. Однако загадочная зараза не только не оставила никаких видимых следов, но даже не выходила за пределы городской черты, наводя на мысли разве что только о проклятии и предоставляя раздолье для мистиков самого разного толка. Религиозные фанатики воодушевлённо вспоминали Содом и Гоморру и пророчили неизбежную гибель Готэма в самое ближайшее время. Одни говорили, что горожане вовсе не умерли, а просто ушли жить под землю. Другие говорили, что из-за таинственного излучения все они стали невидимками. Говорили, говорили, говорили… а факт оставался фактом — на улицах Бладхейвена не осталось ни единой живой души; те же, кто отправлялся сюда мародёрствовать или пытался укрыться здесь от легавых, один за другим пропадали без вести.       К сожалению — или к счастью? — романтическая часть истории на этом закончилась, и началась реалистическая. То ли последствия катастрофы со временем ослабели, то ли так своеобразно работал естественный отбор, но среди смельчаков стали появляться счастливчики, которые по какой-то причине оказались городу-призраку не по зубам. Так в нём нашли своё прибежище сначала самые отбитые готэмские сталкеры, диггеры и психонавты, а затем мутанты, бродяги, наркодилеры и прочий сброд, включая даже известных маньяков вроде Пугала или Убийцы Крока. Оставалось до конца неясным, почему Бладхейвен их не трогал, но самой популярной была не вполне серьёзная теория о том, что в городе якобы открылись двери прямиком в царство мёртвых, а это отребье отказывался принимать даже сам ад, настолько они были невероятными отморозками.       С виду ничего не изменилось: город оставался закрытым, и попадающие туда люди по-прежнему регулярно пропадали, только теперь объяснить их исчезновение было гораздо проще. Бладхейвен стал чем-то вроде сундука циркового фокусника — жить здесь было физически невозможно, зато можно было замечательно прятаться, а ещё никогда нельзя было предугадать, что именно с тобой случится, если ненароком оказаться внутри.              Харли сверилась с картой и свернула на очередную мрачную длинную улицу. Лучи фар выхватывали несколько десятков ярдов серой дороги впереди, серый тротуар и безликие, как под копирку, дома. Ни горящих фонарей, ни деревьев, ни даже ветра.       Пусто, пусто, всюду пусто.       Вокруг не было видно ни души, но при этом за каждым новым поворотом её неотвязно преследовало чувство, будто эти слепоглухонемые с виду стены за ней пристально наблюдают. Инстинкт самосохранения тревожно завозился в центре живота. Пожалуй, ехать сюда по темноте действительно было не самой удачной идеей…       Надо было не тормозить и всё-таки напасть тогда на Аркэм…       А вдруг Айви что-то напутала, и на самом деле мистера Джей здесь нет? Удастся ли ей вообще выбраться отсюда?       Может, стоило вернуться и подождать, пока…       Арлекинша норовисто потрясла хвостами, отгоняя осаждавших её чертей. Ну уж нет.       У неё не было пути назад — как не было больше права на трусость.       Сначала в свете фар показались прутья чугунной ограды, а за ней из пыльной темноты неторопливо выплыл и сам институт — ничем не примечательное научное здание, стоящее посреди наголо выжженной территории, как корабль в пустыне. Горелым выглядел только один из трёх корпусов, лишённый стёкол в оконных рамах и сплошь покрытый угольно-чёрной копотью; зато два других имели такой вид, словно здесь только что закончился рабочий день. Даже непонятно было, что именно создавало такое странное впечатление — то ли нетронутый разрушением фасад…       …то ли горящий в окнах свет.       Ровный голубоватый огонь в этом богом забытом месте манил, но пугал до жути: Харли как-то очень некстати живо вспомнилась хищная рыба-удильщик, её светящаяся удочка в черноте океанского дна и два ряда несчётных игольчатых зубов, терпеливо поджидающих свою добычу…       Автомобиль у самых ворот вдруг конвульсивно дёрнулся, закашлялся — и заглох, точно вагончик, намеренно остановившийся в самом ужасном месте Комнаты Страха. Сама по себе включилась и замигала аварийка.       — Ну, отлично, — почти без эмоций сказала Харли. — Приехали.       Она огляделась по сторонам и машинально нашарила рюкзак на заднем сиденье. Харли собиралась в такой лихорадочной спешке, что даже не подумала про трико, успев нацепить то, что валялось в машине — свои городские ботинки, джинсы и коротенькую байкерскую куртку, судя по всему, принадлежавшую Кошке. Мистер Джей наверняка спросит, что это за идиотский на ней наряд, а впрочем о господи боже, да пусть говорит, что угодно — лишь бы это снова делал он сам, а не его въедливый бесплотный голос…       Харли повернула к себе салонное зеркало, поправила макияж и подтянула резинки хвостов — ад или нет, а для мистера Джей она всегда должна выглядеть на высоте. Затем отыскала в бардачке фонарик, проверила его и сняла с приборной панели свою куклу-клоуна.       — Не волнуйся, сладенький, я тебя тут ни за что не оставлю, — она чмокнула куклу в нос, сунула её в рюкзак, закинула его на одно плечо и вышла из машины.              Воздух здесь был прохладным, но затхлым, пыльным и наэлектризованным, словно перед экраном кинескопа, а земля под ногами мягко и противно пружинила. Харли посветила фонариком вниз и увидела какой-то толстый красный мох, устилавший всю территорию института сплошным ржавым ковром.       Там почти нет растений, а те, что есть, какие-то… странные — вспомнила она.       Шаги глохли в тишине, тьма расступалась перед ней и тут же смыкалась позади, Харли вязла в этой смолистой черноте, плотном воздухе и мягком мхе, но не переставала двигаться. Почему-то ей казалось, что стоит ей усомниться в своём решении и остановиться хотя бы на секунду, как эта противоестественная поросль поглотит её, точно трясинное болото.       Свет в окнах звал её к себе, и она смотрела только на него.       Лети на свет. Харли-мотылёк. Харли-бабочка…       Слушая только собственное дыхание, девушка обошла тёмный главный корпус, обвела задний двор лучом фонаря… и вдруг увидела то, от чего её сердце подпрыгнуло от радости.       Бочки! Бочки! Десятки кислотно-жёлтых бочек с нарисованными смайликами! Значит, он и правда здесь! Совсем рядом! Аха-ха!..       Она даже подскочила от восторга, точно маленькая девочка при виде рождественской ёлки, развернулась и со всех ног бросилась бежать к входной двери, размахивая хвостами. Сердце стучало, губы сами собой расползались в дурацкую улыбку, горло щекотали звонкие ликующие смешинки… Ура, теперь ей ничего, ничего не страшно!.. Пятно от фонаря плясало по стенам, как безумный солнечный зайчик: ступени, крыльцо, холл — пусто, дыра гардероба, неработающий лифт — пусто, снова ступени, заваленная мусором рекреационная, длинное учебное крыло — пусто, снова ступени, коридор, двери, двери, двери, вот же он, долгожданный свет в конце… шаги, тень на полу… Ах, как же он удивится!.. У неё всегда так хорошо получалось его удивлять…       — Мистер Джей! — запыхавшись, крикнула она. — Мистер Джей!..       Дверь с надписью «Лаборатория радиационной химии» со скрипом распахнулась, и улыбка на лице Харли автоматически выключилась.       На пороге стоял Румпель.              …— А ты что здесь делаешь?! — после секундной немой сцены в один голос спросили они с одинаково неприятным удивлением.       — Где мистер Джей? — добавила Харли и невольно попятилась, почему-то стыдливо пряча фонарик за спину. — Я знаю, что он тут…       — Давно ты здесь? — быстро перебил карлик и зачем-то посмотрел в коридор за её спиной, вытянув шею.       — Только пару минут, а…       Не дослушав, коротышка втащил её за собой в лабораторию и захлопнул дверь.       — Эй, что происходит? — девушка раздражённо вырвала руку и окинула взглядом залитое стерильным светом белое помещение, холодное, как операционная, и такое же неуютное. Алюминиевые стеллажи, лабораторный стол с мойкой, сушильный шкаф, дюжина газовых баллонов, реакторы, тонкие резиновые трубки, батареи химической посуды — здесь явно шла оживлённая работа, и далеко не первый день. Да уж, неплохо… Электричество и водяные насосы обеспечивал генератор, а значит, топливо для него и реактивы должны были поставляться кем-то извне. Мёртвый город на поверку оказывался не таким уж мёртвым…       Карлик проковылял к манипуляционному столику, позвенел в лотке стеклом и металлом и через минуту обернулся, держа наполненный чем-то шприц.       — Дай руку, — потребовал он.       Харли отрицательно покачала головой:       — Нет, Ру, если это очередное противоядие, то мне больше не нужно. У меня теперь иммунитет ко всем…       — Это радиопротектор, дубина. От радиации у тебя тоже иммунитет? Дай руку, — повторил Румпель, подойдя к ней вплотную и ощутимо ткнув ребром крюка в предплечье.       Его настойчивость настораживала, но Харли не могла объяснить себе свою тревогу ничем, кроме интуиции. Если здесь и правда высокий фон, то он даже прав: чем скорее начнёт действовать защита, тем лучше… Она замешкалась, возясь с рукавом куртки, и карлик нетерпеливо рванул его сам, почти насильно впрыснув содержимое шприца. Игла выскользнула, и девушка вся покрылась мурашками от этого противного ощущения, на которое почти сразу же стали наслаиваться странное головокружение и слабость.       — Всё, с любезностями покончили? — нервно спросила Харли, потерев болезненное место укола. Стены продолжали качаться, и ей почему-то невыносимо захотелось присесть, а ещё лучше лечь… — Смотрю, вы тут неплохо устроились… Так где мистер Джей? Я вернулась, Ру, — с улыбкой сказала она. — Насовсем.       — Вернулась? — вместо ответа враждебно переспросил Румпель. Гримаса сдержанности на глазах стекала с его лица, как расплавленная краска с горящей свечи, обнажая раскалённый обугленный парафин. — А какого хрена ты вернулась? Ты нам больше не нужна.       — Не нужна? Вам? — вскинув брови, фыркнула арлекинша. — Чушь какая… Может, мистер Джей сам будет решать, нужна я ему или нет? Скажешь уже наконец, где он?..       — Он в порядке, — огрызнулся карлик. В его взгляде было столько ненависти, что Харли едва его узнавала. Слабость усиливалась, в глазах двоилось. Происходило что-то не то… — Я о нём позаботился. Заметь, я, а не ты. Всё то время, пока ты кувыркалась в оранжерее со своей дайкой, я был рядом с ним. Так что он уже давно понял, кто ему по-настоящему предан…       Страшное подозрение закралось в голову Харли.       — Что?! Да я до последнего вздоха буду ему верна! — яро воскликнула она, не помня себя от негодования. — Он только потому меня и отпустил, что знал это! Да, мне нужно было время, чтобы разобраться в себе, так и что с того? Судя по тому, как старательно он прятался, кстати, ему оно было нужно тоже…       — Долго ты думала, доктор, — злорадно процедил коротышка. — Слишком долго. Так долго, что мы уже успели присмотреть тебе замену — премилую девицу-судмедэксперта из Чайнатауна, которой очень нравится его творческий почерк. Сама знаешь, мы любим коллекционировать только покладистых куколок…       — Враньё! — уверенно оборвала его арлекинша и вышагнула вперёд так, словно в сердцах хотела его ударить, но вместо этого, пошатнувшись, схватилась за край стола. — Ты врёшь, я не верю ни одному твоему слову! Он не мог начать искать мне замену, зная, что я вернусь, это же просто смешно!..       — Смешно? О, это я тебе ещё не всё рассказал… хохотать будешь до упаду. Уж это я тебе обещаю.       Румпель вдруг крутанул вентиль одного из баллонов за своей спиной и направил струю бледно-зелёного газа прямо ей в лицо. Застигнутая врасплох Харли хватанула его полной грудью и тут же надсадно закашлялась.       — Да что с тобой?!.. — вскрикнула она, выбив распылитель у него из рук, и резиновая трубка забилась под давлением, продолжая выпускать клубы удушливого дыма. — Что это за дрянь?.. Я же сказала, на меня… ничего из этого не… действует… кх… кха-кха…       Першение из гортани стремительно опустилось в лёгкие, раздражая их омерзительной щекоткой. От нехватки кислорода девушка невольно широко зевнула, но через секунду обнаружила, что закрыть рот уже не может — мышцы свело, а челюсти заклинило. Кашель превратился в отрывистые лающие смешки, и арлекинша согнулась от приступа пополам, сотрясаясь от толчков и держась за горло. Все линии перед глазами поплыли, точно в кривом зеркале: Румпель, оказывается, был такой низенький, а колбы на столе такие нелепо пузатые, что это вдруг показалось ей ужасно смешным, будто она накурилась травки, только намного, намного сильнее… Харли вынужденно разулыбалась во весь рот, чувствуя, как зудит на щеках готовая лопнуть кожа…       И тут её опалило ужасом.       Смехотрикс. Это же Смехотрикс.       Но… нет, стоп, токсин Джокера на её организм действовать не должен, это какая-то ошибка! Почему, чёрт возьми, её защита не работает?!..       — Ну наконец-то, — с мрачной ухмылкой произнёс Румпель, удовлетворённо закрыл вентиль и неожиданно со всей силы пнул её в колено.       От резкой боли Харли повалилась на четвереньки, карлик дал ей по затылку, а затем запрыгнул ей на спину, оседлав, как какой-то злобный домовой. Под его весом ослабевшая девушка распласталась на полу, и острие крюка жёстко упёрлось ей в горло.       — Как долго я ждал этого момента… — сладострастно прошипел Румпель, за волосы оттягивая её голову назад. Харли обмирала от ужаса, но не могла перестать дебильно ржать сквозь зубы, и это делало всю ситуацию ещё более абсурдной и жуткой… — Слушай сюда, кобыла. Помнишь, на заводе, когда ты посмела ткнуть меня своей пырялкой, я поклялся тебе, что ты дорого за это заплатишь? Не помнишь? А я вот помню. Потому что я тебе не блядский «крошка Ру», сука. Я — мясник Румпельштильцхен, звезда цирка Хейли, чума Блэкгейта, правая рука самого Джокера, и я никогда — ничего — не забываю, поняла? — он вздёрнул её за волосы ещё сильнее и горячо зашептал прямо на ухо. — Я тебя ненавижу. С тех пор, как ты появилась, моего хозяина словно подменили. Только и разговоров, что о тебе: «Харли то, Харли сё!..» Как же я затрахался быть твоей нянькой, притворяться, что я на твоей стороне, откачивать тебя, выхаживать, а потом заново выслушивать твоё нытьё!.. Сколько раз у меня был шанс просто дать тебе умереть, но я не мог нарушить приказ мастера беречь тебя… А ведь это я натравил на тебя Меченого, слышишь? Я сдал хозяину тебя и твоего итальянского лепилу. Я налил воды в тормозную жидкость в твоей машине… Даже когда босс сказал, что не желает больше ничего о тебе слышать, я не переставал следить за тобой. Именно поэтому я знаю, что иммунитет твой — пассивная фальшивка, которую отнять так же просто, как и подарить. Никакой радиации здесь нет, доверчивая ты тупица, а вколол я тебе иммунодепрессант. Знаешь, что это значит? Это значит, что через десять минут ты сдохнешь от смеха, и мы с хозяином наконец-то снова останемся вдвоём. Ты проиграла. Смирись и сдохни уже в конце концов, тварь. Сдохни с мыслью о том, что ты ему не нужна.       Отпустив её, он спрыгнул на пол, но девушка уже не могла подняться сама, захлёбываясь слюной, корчась в судорогах от смеха и суча ногами. Кровь отхлынула от её лица, сделав его белым, как мел, мычание и булькающие нечленораздельные звуки из парализованной хохотом глотки больше не складывались в слова, из распахнутых до предела глаз катились слёзы, а пальцы беспомощно когтили кафельный пол, как у умирающей. Она была в агонии.       Словно вспомнив что-то очень важное, карлик подошёл к стеллажу, взял с полки пластмассовый штатив с пробирками, и по цвету отъезжающая Харли узнала антидот — им обкалывалась вся банда перед тем, как надеть маски и отправиться на дело, если предстояло работать со Смехотриксом.       — Не скучай без меня, куклёнок, — с ухмылкой сказал Румпель. — Я скоро вернусь, растворю твоё тело в кислоте, и всё снова станет так, как будто тебя и не было.       Забрав противоядие с собой, он вышел из лаборатории и запер дверь на ключ.