Любить пересмешника

Так-то, не зная ни смерти, ни старости, нимфа Ехидна, Гибель несущая, жизнь под землей проводила в Аримах. Как говорят, с быстроглазою девою той сочетался В жарких объятиях гордый и страшный Тифон беззаконный. И зачала от него, и детей родила крепкодушных. Для Гериона сперва родила она Орфа-собаку; Вслед же за ней — несказанного Цербера, страшного видом, Медноголосого адова пса, кровожадного зверя, Нагло-бесстыдного, злого, с пятьюдесятью головами. («Теогония», Гесиод) Орф, или Орт — в греческом мифотворчестве чудовищный двуглавый пёс, порождение Тифона и Ехидны, брат Цербера. От Орфа его мать Ехидна родила полуженщину-полузмею Сфинкса, а по другим источникам — Немейского Льва, демонстрируя, впрочем, что в одном, что в другом случае характерные для тех времён чудеса генетики. Орф служил великану Гериону, охраняя его коров, и был убит Гераклом во время исполнения его десятого подвига. Цербер, или Кербер — трёхглавый сторожевой пёс царства Аида. Он встречает тени умерших на берегу Стикса и пропускает их, но тех, кто пытается выбраться оттуда, без суда и следствия пожирает. Путешествие в царство мёртвых за Цербером было последним, двенадцатым подвигом всё того же Геракла. Аид разрешил ему увести пса, если тот сумеет одолеть монстра, не применяя оружия, что герой тут же и проделал. Связав Цербера, Геракл принёс его своему заказчику царю Эврисфею, но тот, как увидел заказанное, так перепугался, что сразу сказал Гераклу отнести чудище обратно и положить, где взял. А вот, например, скандинавы верили в Гарма — здоровенного чёрного пса, охранявшего (как это ни странно) Хёльхейм, мир мёртвых. Этот четырёхглазый красавец был зачат великаншей Ангрбодой от бога-пересмешника Локи в лучших традициях тогдашней генетики. Гарм сидит, прикованный к скале, в живописно окровавленной подземной пещере и с нетерпением ждёт Рагнарёка, когда сможет во всех смыслах оторваться и загрызть бога Тюра. Говорят, его лай всякий раз предвещает смерть одного из богов, а вой будет одним из признаков начала того самого Рагнарёка. И потому в некоторых интерпретациях образ Гарма (как это ни странно) смешивается с образом Фенрира. Фенрир — гигантский волк, опять же сын Локи и Ангрбоды. Малышом он выглядел довольно мило, поэтому боги посчитали его вполне безобидным и позволили жить в Асгарде. Однако со временем зверь вырос настолько огромным и ужасным, что кормить его отваживался только сам Тюр. Чтобы обезопасить себя, асы решили сковать Фенрира, но могучий волк легко рвал самые крепкие цепи. В конце концов асам хитростью удалось сковать Фенрира волшебной цепью Глейпнир, которую гномы сделали из шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор и прочей несуществующей фигни. Глейпнир была тонкой и мягкой, как шёлк, но, чтобы волк позволил надеть на себя эту цепь, Тюру пришлось вложить руку ему в пасть в знак отсутствия злых намерений (ха-ха). Когда Фенрир понял, что его, мягко говоря, надурили, руку Тюру он, естественно, откусил. Принципиальные боги, однако, не стали его убивать, чтобы не осквернять Асгард пролитой кровью, поэтому опустили Фенрира в подземную пещеру и приковали его там к скале, воткнув ему меч между челюстями. Так он и сидит там, истекая слюной и поджидая Конца Света, когда его оковы наконец падут, и сын Локи сможет отомстить Одину за свой вековечный плен. Короче говоря, несмотря на многообразие имён, вся эта инфернальная псарня была призвана служить одним и тем же целям: сохранять равновесие между миром живых и миром мёртвых, стеречь границы, уничтожать то, что следовало уничтожить, ну и, само собой, будоражить воображение чересчур впечатлительных язычников, с детства пугая их до усрачки.       ***              — Подъём, кукла! Подъём, подъём! На сцену!!!       Харли подскочила от резкого протяжного гудка, не сразу сообразив, где находится. За окном уже стемнело, но она не помнила, как уснула. Мистер Джей, сияя улыбкой от уха до уха, стоял в дверном проёме в остроконечном бумажном колпаке с нарисованной на нём короной и надписью «Prince» и сжимал в зубах дуделку-язычок — Харли даже задумываться не собиралась, где он их взял. Расстёгнутый у ворота белый халат на нём был щедро забрызган кровью.       — Арлекин, мне ср-рочно нужно, чтобы ты присоединилась к празднику! — заявил он, от избытка чувств ударяя ладонью по косяку, и по одержимому блеску в его глазах девушка сразу поняла, что возражать бесполезно. — Куклы Барти слишком тупые и совсем не умеют восхищаться даже его талантом, не то что моим… а я хочу восторгов и неприкрытой лести, сию минуту!       Харли протёрла глаза, садясь на кровати.       — Ты великолепен во всём, что делаешь, любовь моя, — сонно пролепетала она. — А я постирала твоё…       — Это потом, всё потом! — отмахнулся Джокер, приплясывая от нетерпения. — Пойдём, покажу, что мы слепили, пока ты тут дрыхла… давай, давай, поднимайся!       Он вприпрыжку скрылся из виду, оглашая коридор пронзительными гудками дуделки, и арлекинша второпях поспешила за ним, на ходу завязывая хвосты. У двери реанимационного отделения клоун достал зажигалку, вручил своей спутнице бенгальский огонь, взял один себе, поджёг их и распахнул дверь плечом, сыпля искрами:       — С Днём рожде-енья те-ебя-я… ну же, Харли, подпевай! С Днём рожде-енья те-ебя-я! С Днём рожде-ни-я, Орфи-и, с Днём рожде-енья те-ебя-я-я!!!..       Арлекинша послушно подхватила слова, пискляво вторя надтреснутому тенору. Она понятия не имела, кто такой Орфи, но не хотела расстраивать мистера Джей — он явно был на седьмом небе от счастья. Они вломились в реанимационную палату, размахивая пиротехникой, и Харли засвистела и захлопала в ладоши, прыгая так старательно, как только могла.       — Пожарную безопасность нарушаете, полудурки, — флегматично упрекнул их Кукольник, устало курящий на кресле-кушетке, глубоко и сладко затянулся сигаретой и выпустил дым в потолок. Он выглядел так, как будто очень затрахался — во всех смыслах сразу, — но в то же время ему это чертовски нравилось.       Окна были задёрнуты вертикальными жалюзи, свет приглушён, все койки и кувезы испуганно сбились у стены в грязно-белое стадо, а в центре палаты на застеленном одеялами полу под простынёй возвышалось что-то громадное, живое, мерно дышащее, к чему тянулись многочисленные трубки и электроды.       — Иди сюда, — мистер Джей кинул ещё горящие бенгальские огни в металлический лоток для инструментов, схватил Харли за запястье, увлекая её за собой и подводя к мониторам. — Ну-ка, посмотри на этих красавцев! Только внимательно смотри…       Из-под простыни смирно торчали головы Бада и Лу с выражением бесконечной наркозной безмятежности на мордах. Лежали они подозрительно близко, и Харли ещё успела подумать, что это неспроста, когда шут торжественным жестом фокусника резко отдёрнул ткань:       — Крибле, крабле, бумс! Ха-ха-ха!!!       Под ней оказалось тело всего одной гиены.       Но головы на нём было две.       — Я же обещал, что они окажутся в конце концов плечом к плечу, а? — самодовольно напомнил Джокер и сам по-приятельски толкнул арлекиншу плечом. Его буквально распирало от гордости.       Харли раскрыла рот, медленно опустилась на колени, потом на четвереньки и подползла ближе.       — Ни хрена ж себе, пирожочек… теперь это точно Бармаглот, — с непритворным благоговением прошептала она, осторожно поглаживая стёсанные трёхдюймовые когти. — Ты настоящий волшебник… Он такой страшный и… и такой огромный!       — Ха, это ещё что! — сцепив пальцы на затылке, хвастливо сообщил шут. — Он может быть как минимум вдвое больше и страшнее…       — Джокер, повторюсь, если ты будешь продолжать накачивать его своей отравой, дольше месяца он не протянет, — выдохнув дым, вставил Кукольник.        — Это ты у меня дольше месяца не протянешь, если с ним что-то случится, — эхом отозвался клоун, хотя и видно было, что грозится он только для порядка — слишком весело он при этом жмурился.       — А это теперь он или она? — с любопытством спросила Харли, ползя вдоль монстра и глядя на впечатляющих размеров агрегат между его задних лап.       — Хороший вопрос! — взыграл бровями мистер Джей, дурачась с электродами дефибриллятора и прикладывая к уху один из них, как телефонную трубку. — Я выбираю звонок своему другу Барти. Барти, как считаешь, это он или она?       — С медицинской точки зрения это организм самки, — Мэтис стряхнул пепел в лоток. — Но, отдавая дань уважения Баду и учитывая чудовищный уровень тестостерона в его крови… это как минимум оно.       — Значит, будем звать его Орфо! — легко согласился Джокер, бросая электроды.       — А почему его так зовут? — поинтересовалась Харли, садясь в позу лягушки.       — Барт, расскажи ей.       — А она что, ничего не знает?..       — Расскажи ей, — повторил шут, обошёл кресло-кушетку и, положив руки Кукольнику на плечи, пару раз многозначительно их помассировал. — С самого начала. А потом я тебя отпущу, — и он чмокнул хирурга в потемневшие от пота дреды на макушке.       — С самого начала?.. Ну, в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог, — Джокер дал ему подзатыльник, и Мэтис хрипло рассмеялся, туша окурок. — Да ладно, сейчас… — он поднял на Харли глаза цвета тумана и положил ногу на ногу. На металлическом столике рядом арлекинша вдруг узнала потрёпанную голубую папку из подвала. — Мне тоже известно далеко не всё, но раз Его Высочество настаивает… В общем, в позапрошлом году на территорию «Эйс Кемикалс» забрела дворняга и нализалась там чего-то такого, что выросла размером с небольшого слона, загрызла две дюжины человек и проломила черепом пару бетонных стен, пока её не положили.       Довольный паяц тут же стал вдохновенно передразнивать Кукольника за его спиной, сопровождая монолог чем-то средним между сурдопереводом и пантомимой.       — Мистер Джокер, будучи не только весьма одарённым, но и предприимчивым химиком, взял образец её крови, обнаружил там нечто любопытное, поделился своим открытием с доктором Крейном, и на основе сыворотки этой крови в хорошо укрытой лаборатории за пределами Готэма они изготовили первый прототип зелья, которое позднее назвали «Старкадом». По сути это анаболик и психостимулятор… с финтифлюшками.       Бартон сделал неопределённый жест рукой, и мим синхронно его скопировал.       — Он оказался настолько мощным, что так называемая «стероидная ярость» от его приёма делает испытуемого самым настоящим берсерком, практически нечувствительным к боли и ведомым лишь голой жаждой разрушений. В ходе эксперимента также быстро обнаружилась зависимость силы воздействия от собственного уровня тестостерона испытуемого: чем выше он был на момент инъекции, тем более выраженным был эффект. Помимо этого, «Старкад» вызывает довольно впечатляющие внешние изменения — он деформирует даже кости, а скелетная мускулатура сильно и за экстремально короткое время увеличивается в размерах…       Клоун задумался, быстро просиял и живописно изобразил внезапную и могучую эрекцию. Харли сдавленно фыркнула, прихлопнув рот ладонью. Кукольник снисходительно вздохнул.       — Я вижу твою тень на полу, Джокер. Аналогия похабная, но да, похоже… Собственно говоря, такое переходное состояние получило название «параморф». Эксперимент длился долго — первые образцы погибали почти сразу. В качестве подопытных выступали и крысы, и хорьки, и даже какие-то драные помойные кошки, — погладив большим пальцем корешок папки, Кукольник укоризненно покосился себе за спину, и Джей коротко пожал печами, как бы говоря, ну да, виноват.       — Со временем процесс удалось сделать обратимым, хотя эффект всё равно проходил крайне мучительно, а продукты распада выводились невероятно долго. Когда же сыворотка была достаточно стабилизирована и успешно опробована, если не ошибаюсь, на койоте, Его Высочество решил вовлечь в эксперимент пару своих ручных гиен. Самца кололи практически постоянно, чтобы узнать предел сопротивляемости и прочности его организма, на ходу внося корректировки в состав и дозу. При этом он ухитрился продержаться дольше всех — целых полгода, — однако каждая следующая инъекция, мягко говоря, сильно подтачивала его здоровье. На мой стол он попал уже практически трупом: весь организм был истерзан и изношен, как воздушный шарик, который постоянно надували и сдували. Если бы его надули ещё раз, он бы неизбежно лопнул… Спасти его целиком шансов уже не было, но Джокер проявил присущую ему изобретательность, и не без усилий вашего покорного слуги Бад… в некотором смысле пережил собственное тело.       Мэтис взял со столика пачку «Лаки Страйк», вытянул вторую сигарету, сжал губами фильтр, и мистер Джей услужливо поднёс ему горящую зажигалку.       — А ещё во время опыта с гиенами у «Старкада» обнаружился один прелюбопытный побочный эффект, — прикуривая, добавил он уголком рта. — Если рядом с подопытным находился тот, к кому он был действительно глубоко привязан, то монстр, даже преображённый, частично сохранял разум и способность подчиняться командам. Кроме того, в присутствии предмета его любви восстановление для параморфа проходило быстрее и безболезненнее. Похоже, что некое уникальное сочетание нейропептидов в крови служило ингибитором психотической реакции, — на этом месте сурдопереводчик закатил глаза и захрапел. — Для Бада таким безусловным внешним контролёром был его хозяин и лишь в некоторой степени сестрёнка Лу. Сама она, кстати, признавала только Джокера и никого больше, становясь без его контроля полностью неуправляемой и опасной настолько, что в его отсутствие эксперименты с ней прекращали. Интересно будет посмотреть, как отреагирует на инъекцию наша сборная модель, но… Короче говоря, вся соль шутки в том, что сейчас, пока это не параморф…       — …это просто Орф! — закончил шут, всё это время дожидавшийся своей реплики, раскинул руки в стороны и свистнул в дуделку.       — Ты… ты… ты просто гений, Пудинг, — после паузы охрипшим голоском ответила коленопреклонённая Харли, и её широко распахнутые круглые голубые глаза влажно заблестели от восхищения. — Чёртов гений, царь и бог всех гениев. Даже не представляешь, насколько же я от тебя без ума…       Кукольник затянулся, и в этот момент сигарета в его пальцах, вспыхнув, разразилась фонтаном бенгальских искр. От неожиданности выронив её на колени, мужчина вскочил с кресла и запрыгал, тряся обожжённой рукой, а Джокер взорвался таким искренним и заливистым хохотом, словно в уморительной комедии кто-то перед ним только что шлёпнулся, поскользнувшись на банановой кожуре.       — «С Днём рожде-ени-ия-я, О-орфи-и!..» — вновь принялся горланить он, заглушая поток непечатных ругательств и хватаясь за живот от смеха. — Ха-ха-ха-ха!.. Ну вот, а говорил, не будешь с нами праздновать!.. Ха-ха-ха-ха-ха!.. аха-ха… ой, не могу… аха… За своей пожарной безопасностью лучше следи, инспектор! Ихи-хи-хи…       Кукольник наступил на шипящий огонёк сигареты, растёр его носком ботинка и вдруг метнулся к Джокеру, с налёту притискивая его к стене. В руке нападавшего блеснул скальпель, и Харли оказалась на ногах за долю секунды, готовая сейчас же снести Мэтису череп, если будет нужно, но похоже, что мистера Джей это только пуще развеселило.       — О-о-о, какой напор! Люблю, когда грубо… Ха-ха-ха! Ну же, сделай мне больно, я знаю, ты умеешь!.. — сквозь смех подкалывал он, поворачиваясь левой щекой и подставляя лезвию добела натянувшийся шрам под слоем краски. — Давай, порежь собственную лучшую работу… что, рука не поднимается, а, Барти? Хи-хи-хи…       Собственную работу? Харли застыла, не веря своим ушам. Неужели?.. Память тут же подбросила их долгий душещипательный разговор в камере Аркэма, сотню раз переслушанный ею на диктофоне вдоль и поперёк, и недостающая деталь паззла встала на своё место в самый неожиданный момент.       Так уж получилось, что я безошибочно чувствую ложь и уже так смертельно устал от корысти и фальши, что если бы не старания моего хирурга, меня давно бы перекосило от омерзения…       Так вот кто был этим неизвестным старательным хирургом? Автором самой знаменитой и ужасной улыбки Готэма? Кукольник?!..       — Я очень уважаю тебя… и ценю твоё чувство юмора, Джокер, — тихо произнёс Мэтис, тяжело дыша и держа острие в полудюйме от ярко-белой кожи. Дымчатая пелена глаз, восковые черты разлинованного швами лица, тугие пряди змеящихся волос — он был страшен, как грёбаная горгона. — Но всему есть пределы.       — Ха! Да тебя бессовестно обманули, дружище, — шут коротко и игриво ткнул горгону указательным пальцем в кончик носа. Его всезнающий взгляд мнимого дурачка блестел глубоко и совершенно безумно. — Нет никаких пределов.       Кукольник молча замер, и сияющий улыбкой Джокер преспокойно снял колпак со своей головы, нахлобучил на голову хирурга и легко его отстранил.       — Ну что, мне кажется, теперь она знает более чем достаточно, — как ни в чём ни бывало заключил он, направляясь к выходу и в картинной позе разворачиваясь в дверях. — У вас тут чертовски уютно, но у меня в этом городе ещё столько дел, столько дел… Барти, мои игрушки останутся в твоём кукольном домике, сломаешь хоть одну, и я с тебя заживо три шкуры спущу — ну или сколько их там на тебе… Харли, ты меня поняла? Останешься здесь и будешь помогать доктору Мэтису, пока я не вернусь.       — Конечно, сладкий, как скажешь, — машинально откликнулась арлекинша, в то время как Зверушка внутри неё взвыла от тоски и ужаса, словно собака, которую заперли в тёмной ванной. Перспектива остаться на неопределённо долгий срок в этой пустой больнице в обществе хирурга с ножом, безликих големов и двухголового монстра была бы её самым последним добровольным желанием в настоящий момент. К тому же… они ведь не виделись несколько месяцев, только-только встретились и вот… опять?..       — Ну вот и прекрасненько! Салют! — Джокер витиевато помахал на прощание и эффектно удалился. Дверь за ним закрылась, пару раз качнувшись туда-сюда на маятниковых петлях, и тут девушка вспомнила, что тренч так и остался в палате. Очертя голову она бросилась за ним по коридору, втайне радуясь поводу успеть ещё разочек посмотреть на любимого до того, как он уедет.       Харли догнала мистера Джей уже у выхода на задний двор — он даже не остановился, заслышав издалека её торопливые шаги.       — Вот! — запыхавшись, выпалила она, бережно держа свою ношу на вытянутых руках. — Ты забыл.       — Что? — Джокер недоумённо приподнял брови, глядя на неё сверху вниз. — Что это?       — Твоё… пальто, милый.       — Пальто?!.. Пф, ну и ну! Неужели ты серьёзно думала, что после этого я его снова надену? — насмешливо спросил он, выхватывая тренч у неё из рук и походя бросая его в мусорный контейнер. — Я же пошутил, лопушок.       Арлекинша замерла, как громом поражённая, и потерянно заморгала, глядя, как он садится за руль.       — И что ты должна делать, когда я шучу? — с нажимом напомнил мистер Джей, заводя двигатель.       Спохватившись, Харли тоненько и фальшиво рассмеялась, смаргивая слёзы и пряча за спиной до крови стёртые пальцы. Захлопнулась дверь, автомобиль поднял пыль, выехал со двора и скрылся за поворотом, снова оставив её одну.              ***              Чёрная-чёрная вода билась в полые пластмассовые баки по периметру, и плеск эхом отдавался под сводами плавучего эллинга. Через поднятую роллету ворот тянуло ночным холодом, простором и океанской солью; на горизонте таяла, темнея, сумеречная бирюзовая полоса. В ангаре было совершенно пусто, если не считать стоящего на стапеле грузового катера, десятка ядовито-жёлтых бочек на его палубе и маленького человечка в штормовке, с самым невозмутимым видом сидящего на одной из них и поминутно прикладывающегося к коньячной фляжке.       Снаружи едва слышно доносились звуки никогда не спящего порта: отрывистые окрики грузчиков, скрип подъёмников, гудки сухогрузов, но всё это было так далеко, тихо и нереально, что казалось, если ткнуть пальцем в эту увешанную фонарями небесную берлинскую лазурь, она прорвётся легко, как холст в каморке Папы Карло, открыв вихри бездонного параллельного измерения.       И без того едва теплившаяся лампа накаливания над воротами внезапно затрещала, моргнула пару раз и погасла — всё пространство тут же залило неуютной, непривычной глазам полутьмой.       — Ох уж мне эти спецэффекты… — глухо пробормотал коротышка, даже не обернувшись, шмыгнул носом, закинул голову и сделал ещё глоток.       За его спиной от чёрного прямоугольника дверного проёма в полной тишине отделилась и замерла худая высокая тень в капюшоне. Сгустившийся воздух над водой при её появлении как-то испуганно всколыхнулся, став студенистым и липким, точно желе, и тень, постояв немного, вдруг издала тяжёлое, шипящее тшшш.       — Ты? — спросил синтетический мужской голос.       тшшш       — Я самый, доктор Крейн, — отозвался Румпель. Завинтил фляжку, спрыгнул с бочки и повернулся, чтобы встретиться с доктором Крейном глазами.       тшшш       К виду Пугала нельзя было привыкнуть. С ним можно было только мириться, всякий раз заново проходя через все стадии ужаса — от истерического отрицания до принятия неизбежного — и всякий раз умоляя небеса о том, чтобы любой ценой это развидеть. Его длинный, узкий силуэт в изорванной рясе до жути напоминал снятый с виселицы труп монаха-капуцина, на пару месяцев закопанный в землю, а потом найденный и оживлённый кибер-готами. Лицо ему заменял надетый на голову мешок с дырами вместо глаз и грубым швом вместо рта, перехваченный на шее недвусмысленным узлом пеньковой верёвки, а из-под нижней челюсти прямо сквозь мешковину торчали два фильтра промышленного респиратора, каждые пять секунд с натужным шипением впускающие воздух и до неузнаваемости искажающие голос своего носителя. Эта жуткая маска из мескалинового кошмара фермера поминутно издавала то самое тихое, почти колыбельное тшшш, словно заранее успокаивала жертву, подавляя её непреодолимое желание закричать.       Маска мрачно выглядывала из-под низко надвинутого капюшона, и чернота в её прорезях-дырах была абсолютной, мёртвой чернотой черепа, засыпанных землёй глазниц, в которых по какой-то чудовищной ошибке оказались светло-карие радужки живого человека. Только они и ещё самая обыкновенная мужская рука, прячущаяся в складках левого рукава, напоминали о том, что внутри этой ростовой тряпичной куклы всё ещё сидит бывший профессор психиатрии Готэмского Медицинского Университета и тот самый, некогда без вести пропавший аркэмский нарколог. Его правая рука, как и всё остальное тело, целиком и полностью принадлежала Пугалу: на её пальцах тускло поблескивал суставчатый каркас из титановых спиц и четыре длинные иглы на металлических канюлях, соединенные с источниками едва заметно опалесцирующей жидкости, прозрачно-ржавой, как болотная вода.       «Фобос». Токсин страха. Оружие небывалой мощи, способное за секунды превратить любого человека в своего собственного смертельно опасного врага.       Хромая и пошатываясь, Румпель спустился по откинутой аппарели на деревянный настил и как-то наполовину в шутку, наполовину всерьёз поклонился. Похоже, он был здорово пьян.       — Этот трусс опять присслал тебя вмессто того, чтобы явитьсся ссамому? — прозвенел искажённый мембранами голос.       тшшш       — О-о, нет, док… Боюсь, что нет, — икнул карлик и хихикнул. — Я пришёл сам.       — Боишшься? — вкрадчиво переспросил Пугало, голодным жестом перебрав по воздуху иглами. — Это хорошшо…       тшшш       Крейн двинулся вдоль настила плавно, словно привидение. Не считая тихого, механически размеренного звука респиратора, передвигался он почти бесшумно, и казалось, что если сорвать это изодранное рубище — под ним не окажется тела, лишь зияющая, бестелесная тьма.       — Ты оторвал меня от важжной всстреччи. У тебя должжно быть ччто-то дейсствительно оччень и оччень нужжное мне, — произнёс он, останавливаясь в нескольких футах от коротышки и глядя на него сверху вниз, как на крысу. Тот смотрел в ответ снизу вверх безупречно отработанным взглядом человека, хорошо знающего себе цену.       — А чего бы вам хотелось, доктор Крейн? — карлик широко развёл руками, продемонстрировав крюк на левой. — Я теперь весь к вашим услугам — готов сделать вашим всё, что вам нужно.       тшшш       — Людей у меня и так ххватает, — в голосе Пугала отчётливее лязгнул металл. — И ессли это вссё…       — О, нет-нет-нет-нет, — торопливо перебил Румпель, выставив вперед ладонь. Завёл вторую руку за спину, зацепил крюком и выставил перед собой небольшой, но тем не менее достававший ему до середины бедра чёрный чемоданчик со смайликом на месте замка. — Вот, — он похлопал по крышке.       — Ччто это? — Крейн бесшумно передвинулся ближе.       тшшш       — Сами знаете, — самодовольно прищурился карлик. — А если не верите, так откройте и посмотрите.       Пугало замер, посмотрел на Румпеля, на кейс и снова на Румпеля.       — Это ччто, ловушшка? — спросил он, и спицы на его руке несколько раз разжались и сжались, как паучьи жвала.       тшшш       — Мистер Крейн, я не в том положении, чтобы вас разыгрывать, — терпеливо пояснил коротышка, то ли спьяну, то ли от волнения принявшись изъясняться, как придворный лорд. — Видите ли, я навлёк на себя гнев господина Джокера и сейчас, мягко говоря, несколько уязвим… Так что мы с вами могли бы быть сейчас друг другу очень п… полезны, — лорд вдруг снова совершенно неподобающим образом икнул, но продолжил, как ни в чём не бывало. — В этом термоконтейнере именно то, что вам «очень и очень нужно», полагаю. Двадцать четыре последние дозы «Старкада», которые мы успели изготовить до пожара в институте. Видите, печать Джокера нетронута? Я ничего не открывал и не подменял. Это моё ик… подношение вам в знак безграничного уважения и серьёзности моих намерений. Чтоб мне провалиться. Сэр.       Пугало задумчиво наиграл что-то своими пятидюймовыми иглами на невидимой арфе, испытующе глядя на карлика. И пожалуй, даже мистеру Фризу не удалось бы сделать воздух холоднее, чем этому взгляду.       — Открой ссам, — приказал он наконец, отплывая на несколько шагов назад.       тшшш       Румпель пожал плечами, торжественно положил чемоданчик на бок, сломал ребром крюка наглухо запаянную печать-смайлик и поднял крышку.       В лицо ему, как из коробки с сюрпризом, вдруг выпрыгнуло разряженное в бурые тряпки чучелко на пружинке и заболталось упруго из стороны в сторону, визгливо закатываясь коротко зацикленным «Аха-ха-ха! Аха-ха-ха! Аха-ха-ха!». Коротышка инстинктивно отпрянул, и как раз вовремя — соломенный чёртик, которому в несколько метких карикатурных деталей было придано удивительное сходство с Пугалом, вспыхнул, как спичка, рассыпаясь рыжими искрами в угольную труху. Записанный смех тут же исказился, став фальшивым, тягучим и низким, пока не сгорели и динамик, и плёнка, и остатки игрушки не остались тлеть на пружине внутри оплавленного кейса.       Румпель не услышал и даже не почувствовал, как Пугало оказался слишком близко; ледяная рука легла на его горло, сжала и без усилий подняла в воздух так, что его ноги задёргались в трёх футах от пола.       — Стойте, стойте, подождите, нет!.. — сдавленно захрипел карлик, округлив глаза, хватаясь за эту безжалостную руку и стремительно трезвея. — Клянусь вам, док, это какая-то ошибка!..       — Это ты, шшавка, ошшибка природы, — злобно прошипел Пугало, держа коротышку на уровне своего отсутствующего лица: глаза в недрах его капюшона горели глубоко и жарко, как два жёлтых топаза. — Ты и твой зарвавшшийся ххоззяин… Поссмеяться надо мной ззаххотел?! Я ччто, по-твоему, тожже поххожж на шшута?!       тшшш       Он в бешенстве швырнул карлика на настил, и тот торопливо отполз назад, суча ногами, пока не упёрся в гофрированную стену эллинга.       — Что вы, что вы, мистер Крейн, я никогда бы не подумал смеяться над вами, я не знал, клянусь, я не знал! Я был уверен… У нас всё было готово к отбытию в Готэм, кейс лежал в рубке, Джокер видимо как-то подменил его, я… я не знал, честное слово, не мог знать! — захлёбывался оправданиями Румпель, глядя, как по-змеиному плавно приближается к нему Пугало, беззвучно стеля вдоль пола изорванным подолом. — Но я… могу рассказать вам про эти бочки! — он ткнул крюком в сторону катера, вжимаясь в стену спиной. — Вон, вон там, на борту, видите?! Кроме «Старкада» был ещё проект «Стикс», вы ведь ничего о нём не знаете, он скрыл это от вас, а я могу всё-всё рассказать… Часть бочек сгорела вместе с институтом, мы не успели их переправить, но и этих хватит с головой, чтобы отравить весь город… Только подумайте, вы сможете сами воплотить грандиозный план Джокера, забрать его славу себе!..       — Я не ххочу ниччего ззнать про его «грандиоззные планы»!!! — Пугало согнулся над ним, переломившись в пояснице под каким-то противоестественным прямым углом, точно кукла на шарнирах, и напряжённо скрючил увенчанные иглами пальцы. — Я ххочу видеть реззультат ссвоей работы! Видеть, как ссломаетсся Бэтмен! Мне оссточчертело гонятьсся за Джжокером и жждать, пока он ссоблаговолит пусстить в хход то, что по праву принадлежжит мне!..       — Хорошо, хорошо, хорошо! — поспешно согласился карлик, пытаясь просочиться спиной сквозь стену так истово, что от усилий невольно поднялся на ноги. — А что, если я… если я достану его для вас? Настоящий кейс, а? И тогда в-вы… вы сами сможете одолеть Бэтмена, что скажете? Это вас убедит?       Крейн замер в раздумьях, едва уловимо покачиваясь, словно аспид перед флейтой факира.       тшшш       — Сс ччего мне доверять тебе? — прошипел наконец голос из-под маски. — Ессли тебе не доверял дажже твой ссобственный ххозяин, поччему должжен доверять я?       — …а мне совсем не с руки заводить врага ещё и в вашем лице, мистер Крейн, — почти сразу ответил Румпель, нервно при этом хихикнув. — Хотя бы потому, что вы сейчас мой последний шанс не сдохнуть в этом клятом городе. Такому маленькому человечку, как я, без покровителя в Готэме — фьюить, крышка… Сами посудите, Джокер кинул вас, а я его — мы с вами уже на одной стороне, верно? — видя по глазам, что он на правильном пути, карлик вытащил из-за пазухи штормовки небольшой бумажный конверт и дружелюбно им помахал, как псинка хвостом. Его кисть мелко дрожала. — Я знаю, где они засядут, Джокер и его кукла. Знаю это место, как свои пять пальцев. И я знаю, как их отвлечь, пока я буду вызволять кейс. Видите, у меня все козыри на руках. На руке. Гы.       тшшш       — Ззаччем тебе в это ввяззыватьсся? — с сомнением прищурился Пугало. — Поччему проссто не ссбежжишшь?       — Ну уж нет, из города я никуда не уеду, пока не покончу здесь с одним делом, — покачал головой Румпель. — Вы же хотите поквитаться с Джокером? Вот и я тоже. Говорю же, нам с вами по пути… К-к тому же в моём дельце замешано нечто такое, что вам наверняка понравится, — глаза коротышки бегали так, словно он сам изумлялся тому, как быстро сдаёт все свои карты. — Т-тайная слабость Джокера. Держу пари, про неё вам тоже будет интересно…       — Мне извесстен сстрахх Джжокера, — отмахнулся Крейн.       — Не-не, доктор, вы не поняли, — шире осклабился Румпель. — Не страх. Слабость. Такую, о которой больше никто не знает, а я видел своими глазами… Поверьте, я расскажу вам всё, я буду вам очень полезен, если только вы не станете меня… убивать.       тшшш       Пугало склонил голову набок, любовно поигрывая сочленениями титановой перчатки и глядя на то, как бликуют в полутьме полированный металл, стекло и прозрачная ржавчина «Фобоса», усеянная крохотными пузырьками.       — Убивать? Ззаччем жже? — снова обращая свой взгляд на жертву, переспросил он с усмешкой, пропущенной через сотню лезвий. — Ещщё сслишшком рано убивать тебя, Румпельшштильцххен. Ты нужжен мне жживым… К тому жже, ты ведь до ссихх пор так и не отдал мне ссвоё насстоящщее подношшение.       — Это к-какое, сэр? — спросил Румпель, невольно пятясь вбок и косясь на него здоровым глазом, как испуганная лошадь. Или, вернее, пони.       тшшш       — Твой ссобсственный сстрахх…       Крейн неторопливо провёл иглой по шее оцепеневшего от ужаса карлика, минуя судорожно перекатывающийся кадык и провожая ход подключичной вены. Грубая мешковина полностью скрывала лицо мужчины, но по сузившимся глазам можно было поклясться, что он улыбается.       — Нет, док, пожалуйст… — заныл было коротышка, но Пугало лишь приложил к стежкам рта указательный палец левой руки, с нездоровой жадностью глядя в расширившиеся до предела раскосые зрачки. Острие неотвратимо вошло под кожу, и поршень одного из цилиндров медленно опустился до конца.       тшшш              ***              Динофлагелляты, или динофитовые водоросли — название примерно для двух тысяч видов простейших, обитающих преимущественно в солёной воде. Наряду с диатомовыми водорослями и цианобактериями они составляют основную массу фитопланктона и представляют собой колоссальное по своей биомассе основание пищевой пирамиды всех океанов и морей. Динофлагелляты способны к биолюминесценции, иными словами, светятся при движении в толще воды. Свечение усиливается при механическом воздействии или при стрессе, например, когда приближается лодка или хищник. Технически это происходит благодаря пигменту люциферину, который окисляется в присутствии фермента люциферазы и излучает энергию в виде света — звучит это в высшей степени инфернально, но выглядит неописуемо красиво. Многие виды динофлагеллят в неблагоприятных условиях или в определенные моменты своего жизненного цикла способны образовывать покоящиеся формы — цисты. Цисты в два раза более устойчивы к высушиванию, действию ультрафиолетового излучения, радиации и ультразвука по сравнению с вегетативными клетками. В таком виде они могут существовать до нескольких лет, а при попадании в благоприятную среду прорастать вновь. Большей частью циста даёт одну новую особь, но иногда её содержимое разделяется, и из цисты выходит несколько новых особей, то есть происходит размножение. Формирование цист можно вызвать искусственно, например, путём изменения концентрации определённых веществ в питательной среде, добавлением в неё этанола и другими химическими факторами. Динофлагелляты содержат фотосинтетические пигменты, цвет которых варьируется от зелёного до коричневого и красного. В периоды бурного, неконтролируемого роста колоний этих водорослей прибрежные воды из-за их высокой концентрации могут приобретать необычный цвет — от бледно-розового до тёмно-пурпурного. Это явление получило название «красных приливов». В США такие приливы периодически случаются у берегов Флориды в Мексиканском заливе и не являются для местных жителей чем-то необычным. Однако последствия их могут быть губительными для морской флоры и фауны, а также опасными для человека. Дело в том, что фитопланктон продуцирует токсины, которые накапливаются в тканях питающихся им рыб, моллюсков и ракообразных и зачастую приводят к гибели либо тяжёлым отравлениям всех участников пищевой цепочки, не говоря уже о том, что, попадая в воздух, могут вызывать удушье. Ряд учёных связывают именно с «красным приливом» первую из «десяти казней египетских», которые, согласно Библии, предшествовали исходу евреев из Египта: «И поднял Аарон жезл и ударил по воде речной пред глазами фараона и пред глазами рабов его, и вся вода в реке превратилась в кровь, и рыба в реке вымерла, и река воссмердела, и Египтяне не могли пить воды из реки; и была кровь по всей земле Египетской». Некие съедобные моллюски рода Saxidomus, питающиеся динофлагеллятами и цианобактериями в периоды «красных приливов», дали своё название нейропаралитическому яду сакситоксину. Человек является наиболее чувствительным к его действию среди всех живых существ — летальная доза при пероральном применении составляет тысячные доли мг/кг. Первые симптомы отравления (онемение языка, губ, кончиков пальцев, звон в ушах, головная боль) проявляются спустя полчаса после попадания токсина в организм, далее наступает общее расстройство мышечной координации, сопровождаемое нарастанием слабости и головокружением, развивается сердечно-сосудистая и дыхательная недостаточность. Смерть наступает в течение двух-двенадцати часов вследствие остановки дыхания. Сакситоксин рассматривался как потенциальный кандидат для использования в качестве химического оружия, в частности, в вооружённых силах США ему был присвоен шифр «TZ». Однако же его общепринятое сокращение — STX. С.Т.Икс.              ***              Мистер Джей появился только на десятый день, когда Харли уже почти не чаяла его дождаться.       Всю первую ночь она буквально не отходила от служебной двери, вздрагивая на каждый шорох и втайне надеясь, что знакомая высокая фигура в фиолетовом костюме вот-вот появится во дворе, даст броситься себе навстречу, обвить себя руками, уткнуться лицом в росчерк алого банта и со смехом повторит «Я же пошутил, лопушок», только уже совсем другим тоном, хриплым и нежным… Но время шло, темнота сначала сгустилась, затем стала рассеиваться, и арлекинша поняла, что никакая это не шутка — мистер Джей действительно преспокойно уехал по делам без неё, даже не сказав, когда вернётся. Она-то, дурочка, была свято уверена, что после воссоединения он больше не отпустит её от себя ни на шаг, и они никогда-никогда не расстанутся, но… любовь всей её жизни явно смотрела на этот вопрос иначе.       Не в состоянии уснуть от тоски, арлекинша стыдливо утянула из контейнера брошенный тренч мистера Джей, надеясь найти в нём хоть какое-то утешение, но злополучное пальто не хранило больше ни его запаха, ни его вещей, лишь живо напоминая об отвращении и унижении, пережитых в ванной… Почему он не взял её с собой, с грустью думала Харли, сидя на ступенях чёрного хода и безотчётно комкая тренч в руках. Только лишь потому, что кому-то нужно было присматривать за Орфом? Или это был просто повод избавиться от неё? Чтобы не путалась под ногами? Чтобы не выкинула больше какую-нибудь глупость перед его подельниками? Ерунда, он обожает глупости… Боялся, что её близость будет отвлекать его от работы? Не могла же она, в самом деле, надоесть ему меньше, чем за сутки? Или… или могла?..       Харли по-прежнему была не в силах понять, что происходило в голове у Джокера — и ни месяцы аркэмской терапии, ни высокое звание «тыковки», которого она кровью, слезами и практически ценой собственной жизни добилась за эти два года, увы, ни капельки не могли ей в этом помочь.       В бессильной злобе она швырнула тренч на землю и принялась исступлённо втаптывать его в дорожную пыль, обзывала его последними словами, вытирала об него ноги, плевала, рвала, нанесла ему напоследок две дюжины ножевых, как кукле вуду, а потом разрыдалась и бросилась на него всем телом, воя от одиночества, продолжая колотить по нему слабеющим кулачком, прижимаясь щекой к колючей шерсти и отчаянно прося прощения… На звуки её воплей явился раздражённый Кукольник, не очень-то церемонясь, оттащил в палату, вкатил в шею транквилизатор, и обмякшая Харли даже была ему благодарна за возможность милосердного забытья, где мистер Джей неизменно находился рядом с ней и всегда был готов утешить её именно так, как она того хотела.       Через несколько часов, когда её отпустило, Бартон сразу же велел ей переодеться, умыться и убрать волосы, вручил стаканчик с кофе и отправил на дежурство. Впервые увидев себя в зеркале, Харли отпрянула от него в суеверном страхе: форменным сумасшествием было видеть там доктора Квинзел — точь-в-точь такую же, как в Аркэме, только с лицом белее собственного халата, круглыми глазами безумицы и воспалённым полумесяцем разорванной улыбки. Она ещё очень хорошо помнила, как смотрела в зеркало, будучи с той стороны и видя прячущегося там Арлекина — так вот это оказалось и вполовину не так страшно, как быть теперь этим самым Арлекином, навечно запертым невидимкой позади зеркала Гезелла, неспособным больше ни предостеречь, ни позвать на помощь своего обречённого двойника-психиатра.       Мистер Джей всё не появлялся, но, пока девушка места себе не находила от тревоги, Кукольник сохранял олимпийское спокойствие. По его мнению, ничего хуже того, что с Джокером уже случилось, с ним случиться не могло, а значит, и волноваться было не о чем, поэтому он настоятельно советовал Харли слезть с измены и заняться делом. А дел между тем хватало: иммуносупрессоры, антибиотики, седативные, гепарин, обработка швов, гигиена, капельницы, кормёжка… Харли возилась с Орфом, как с ребёнком — огромным, уродливым, бесполым, смертельно опасным, но — своим, и, как ни странно, это даже неплохо отвлекало от мыслей о мистере Джей. По крайней мере, рядом с Бадом и Лу она чувствовал себя не так одиноко. Однажды арлекинша так устала, что уснула прямо в объятиях Орфа под собственную колыбельную, и заглянувший в реанимационную Мэтис невольно сложил губы в удивлённую полуулыбку, видя, как эта маленькая чокнутая феечка мирно посапывает в лапах зверюги размером с гризли.       Работать с Кукольником в целом оказалось нетрудно, но жутковато: стоило Харли оказаться в поле его зрения, как он начинал смотреть на неё этим своим туманным взглядом так плотоядно, слово кот на мясную витрину. У хирурга явно чесались руки сделать из неё нечто прекрасное для своей коллекции, и только безграничное уважение к Джокеру его останавливало. Харли знала, что он не посмеет её тронуть, иначе мистер Джей оторвёт ему эти руки, приставит в какие-нибудь затейливые места на манер персонажей Босха и заставит сложить ладонями вместе в мольбе о пощаде, но всё же Кукольник её пугал, хоть поначалу и несколько меньше, чем его бессловесные помощники.       Как-то раз, принимая душ, Харли обернулась и случайно увидела в дверном проёме двух кадавров: они стояли совершенно неподвижно и смотрели прямо на неё. От неожиданности девушка завизжала как резаная и швырнула в них первым, что попалось под руку — своими свежепостиранными трусиками, лежавшими на полочке под душем. Они попали одному из наблюдателей чётко в забинтованный лоб — да там и остались висеть. Болванчик недоумённо повёл головой, трусики соскользнули и шмякнулись на пол, и оба голема синхронно опустили головы, принявшись с неподдельным интересом рассматривать эту непонятную маленькую вещицу, совсем как обезьяны в зоопарке. И тут Харли почему-то стало так смешно, что она расхохоталась над ними прямо там, в душе, голая и мокрая, хлопая себя ладонями по коленкам и вытирая слёзы смеха, и вместе с этим гомерическим хохотом весь её страх перед бинтоголовыми бесследно прошёл, будто его и не бывало.       Как быстро выяснилось, кадавры вообще были очень смирными и прилежными ребятами, и без их помощи с чёрной работой Харли бы точно не справилась сама. Однажды она тайком подсмотрела, как Кукольник перевязывает одного из них — под бесчисленными слоями бинта обнаружилась голова, аккуратно составленная из двух половин: темнокожей, курчавой мужской и нордически бледной, рыжеволосой женской. Вертикальный шов ровно посередине был ещё слегка припухшим, но черты совпадали так идеально верно, что казались посаженными на клей. Джокер оказался прав — Мэтис был чёртовым ювелиром.       Через неделю, когда от мистера Джей всё ещё ничего не было слышно, Харли уже так и подмывало сбежать и отправиться искать его самой по всем известным ей убежищам и явкам. Но стоило ей только подумать о том, что именно в этот момент хозяин вернётся и обнаружит, что она ослушалась его приказа, бросила без присмотра Орфи, его новорождённое дитя — и ужас перед неизбежной яростью возлюбленного останавливал её надёжнее, чем все дверные замки и засовы.       Орфи тем временем быстро шёл на поправку, и, чтобы он не разнёс ненароком всю реанимационную, его приходилось держать на привязи и успокоительных. Заботы о нём полностью лежали на Харли и кадаврах — Мэтис со свойственной ему увлечённостью уже занимался новым проектом. У заброшенного роддома оказалась удивительно насыщенная ночная жизнь, так что периодически Кукольник спускался на задний двор встречать каких-то странных людей на машинах, а потом в рационе Орфа появлялись чьи-то неопознанные ноги, руки и требуха. Харли по-чёрному шутила, называя меню своего питомца днями мексиканской, китайской, африканской и европейской кухни соответственно — по преобладающему в суповом наборе цвету кожи.       Сам монстр свыкся со своим новым положением тоже далеко не сразу: голова Лу привычно взяла на себя главенствующую роль и постоянно пыталась отогнать Бада от добычи, огрызалась на него, щёлкала зубами, но не могла ни достать его, ни навредить, ни избавиться, и нелепо крутилась на месте, точно котёнок, гоняющийся за собственным хвостом. Харли смеялась, как дитя, говоря, что эта клоунада ужасно напоминает ей её и мистера Джей. Иногда, впрочем, головы ворчливо нежничали между собой, и это умиляло даже Кукольника, которому явно нравилось видеть свою новую лоскутную игрушку здоровой и довольной. Как-то после очередной кормёжки они вместе трепали Орфа за ушами, благо последних на всех хватало, и это выглядело почти семейной идиллией, хоть и несколько извращённой, как всё в этом кривом Зазеркалье — мать, дитя и крёстный.       В этот самый момент Джокер так по-свойски открыл за их спинами дверь, как будто просто отходил отлить на минуту.       — Доктор Мэтис, доктор Квинзел, — дважды вежливо поклонился он, приподняв короткополую лиловую шляпу, но его улыбка при этом, казалось, вот-вот лопнет по швам от самодовольства. — Вы не видели тут мою куклу Харли? Я помню, что точно оставлял её здесь, но вот хоть убей, нигде не могу найти…       — Я… я! Я знаю, где она!!! — опередив Кукольника, радостно подыграла девушка, борясь с диким желанием с разбегу запрыгнуть любимому на руки, обхватить ногами и сию же минуту задушить в объятиях. — Сейчас, сейчас приведу!..       Она сломя голову бросилась прямо мимо него по коридору, оскользнувшись на повороте, скатилась на два пролёта вниз по лестнице, в свою палату, распахнула дверь и с порога завизжала: на кровати лежало новенькое чёрно-красное трико. Харли подняла глаза — поперёк оконного стекла размашисто тянулось написанное аэрозольной краской «Твой выход» и стрелка вниз. Едва дыша в предвкушении, она открыла ставни и увидела под окном до боли знакомый тёмно-зелёный «Феррари» с широченной улыбкой пираньи, варварски намалёванной баллончиком на переднем бампере.       Ошалев от счастья, девушка запрыгала и захлопала в ладоши, пища и вереща почти на ультразвуке — совсем как Золушка-старшеклассница, за которой наконец-то приехала карета самого отвязного Принца в школе, чтобы отвезти её на выпускной бал.