Зло в себе создаём мы сами

В приюте Тому не приходилось много ходить. Даже когда их летом вывозили к морю, так долго передвигаться на ногах не приходилось. Он не был болезненным или совсем уж хилым, но через пару кварталов заметно устал и уже еле передвигал ноги. Элин же, хоть и была младше и на вид худее, но продолжала идти с тем же ритмом, не высказывая усталости. Том до сих пор держался только на упрямстве. Раз она может, значит и ему это по силе. Розали давно заметила, как ему тяжело даётся дорога. Она уже замедлила шаг и часто на него посматривала, но не высказывала ничего вслух. Том был ей за это благодарен. Он не хотел, чтобы ему указывали на его же слабости. — Нам идти ещё долго, — наконец, сказала Розали. — Но ты же не гулял здесь раньше? Том отрицательно помотал головой: — Нет, мисс… Нет, Розали. — Тогда, давайте превратим это в прогулку? Покажем места. Элин радостно подпрыгнула и начала проситься в парк. Том не хотел удлинять и без того длинную для него дорогу, но согласился. Хотя, позже он понял, зачем Розали это затеяла. На прогулке они часто останавливались, чтобы что-то рассмотреть или рассказать, и он мог отдохнуть. В парке сидели в тени деревьев. Новый дом оказался действительно домом. Небольшая, обшарпанная с виду одноэтажная постройка, но с чистыми окнами и занавесками. У крыльца было вскопана пара клумб. Розали завела их внутрь, а Элин сразу утянула Тома в их комнату, которая оказалась чердаком. Весь дом был каким-то старым и потёртым. Но Том видел, что его обитатели всеми силами старались принести сюда уют. Средств явно не хватало на это. Но все стены в доме всё равно были выкрашены с каким-то незамысловатым узором, на окнах висели занавески и стояли горшки с какой-то зеленью. Лестница на чердак, как и лестница в приюте, была скрипучей. Пара ступеней видно уже ломались и новые доски прибили неумело, но они внушали доверия больше, чем вся лестница в целом. В их общей с Элин комнате, стены были выкрашены в какой-то бежевый цвет. Потолок, являющийся крышей спускался вниз так, словно они находились в большой треугольной палатке. Две кровати стояли друг напротив друга по разным стенам. У каждого спального места стоял маленький столик и у ног был небольшой шкаф, для вещей. Том сразу понял, какая кровать его. Та, что справа, была заправлена неровно и измята, значит, его левая — нетронутая. Он поставил на неё сумку Розали со своими вещами и присел, закрывая глаза. — Нравится? — Элин села на свою кровать. — Комната больше, чем в приюте. Но и назойливые соседи есть, — он усмехнулся. Элин сразу подскочила с места и подошла к стене. Том только сейчас заметил, что под потолком через всю комнату тянулась прибитая палка. На ней была нанизана плотная ткань, которая, если её расправить, делила комнату на две равные части. В одной оставался Том со своей кроватью и вещами, а в другой Элин. Девочка расправила импровизированную штору и выглянула сквозь неё: — Ну, как? Это мама придумала. Мальчик начал доставать свои вещи из сумки. Элин ещё некоторое время молча наблюдала за ним, а потом прошла на его половину и села на пол рядом с кроватью. Том старался не обращать на девочку внимания. Выкинул её игрушки из ботинка и начал раскладывать вещи в низком шкафчике. Но даже, когда он закончил и лёг на кровать, она не уходила. — Что? — Просто смотрю. Хочу запомнить. — Зачем? Элин, не ответив, выбежала за штору, а после, судя по звукам, и вовсе на первый этаж. Том выглянул в окно. Тканевая перегородка делила и его на две части. На улице сгущались сумерки. Было видно верхушки деревьев парка из-за домов. — Том, ты голоден?! Мальчику показалось, что в доме есть какое-то негласное правило, согласно которому, Розали не поднимается в детскую, роль которой играл этот чердак. Ну, если так оно и есть, то это даже прекрасно. — Да, Розали. Уже спускаюсь! Первый семейный ужин Том запомнил навсегда. Стол со скатертью, вкусная еда и неторопливая беседа. Даже когда стемнело совсем, они продолжали сидеть в полумраке и пить чай. Потом Розали с Элин убирали со стола, а Том мыл посуду. Делать это было непривычно и неприятно, но по сравнению с ужином не такая уж и большая плата. Просыпались в этом доме рано, хотя к этому Том уже привык. Розали накрывала стол на завтрак и после совместной трапезы уходила. Они с Элин мыли посуду и дальше были в принципе предоставлены сами себе до самого вечера, пока мама девочки не возвращалась с работы. По вечерам они втроём готовили, иногда Розали читала им вслух. Правда, к чтению Библии Том сначала отнёсся довольно отрицательно. Он не хотел выслушивать нравоучения о том, что нужно подставлять всем свои щёки и ещё что-то такое про греховность, что несли им педагоги приюта. Но чтение Розали ему понравилось. И нелюбимая тема превратилась в интересное чтиво чего-то исторического. Он долго потом ещё обдумывал глупость людей, которые несмотря на запреты, нарушали их и платились за это. А после покаявшись и получив то, что хотели, вновь принимались за старое. Том в очередной раз убедился в том, что людей ничто не исправит, кроме страха и постоянного контроля. По выходным Розали устраивала уборку по дому, в которой Том и Элин выматывались так, что остаток дня проводили в своей комнате. От скуки мальчик начал учить свою соседку читать. Буквы она знала, но соединять их в слоги и слова было ужасно сложной для неё задачей. Элин радовалась любому проявлению внимания к ней от Тома так, что он ощущал себя какой-то очень важной персоной. Каким-нибудь графом или лордом. По его инициативе они много гуляли. Тому совсем не нравилось то, что он менее вынослив Элин и хотел это исправить. В такие прогулки они много разговаривали. Мальчик рассказывал истории, что ему нашёптывали змеи или которые он прочёл из книг. А светловолосой и тем не нужно было, чтобы с легкой улыбкой щебетать о чём-то прерываясь лишь на то, чтобы заглянуть в лицо друга, проверяя интересно ли ему это. За одной из таких прогулок Том не выдержал и спросил: — Элин, а где твой отец? У вас есть ещё родственники? Просто мы живём втроём и вообще ни с кем почти не общаемся. Девочка взяла его за руку. Тому не нравился этот жест и он всегда старался побыстрее отвоевать своё личное пространство, но не в этот раз. Он хотел узнать ответ и готов был терпеть неудобства. — Я плохо помню папу. Мама говорит, что я очень на него похожа. — Наверное… А где он? — Мёртв. Я только помню какие-то крики и вспышки. Совсем была маленькой. Мы жили далеко отсюда. А потом мама долго плакала и говорила, что папа меня очень любил. Мы много переезжали. Мне кажется, она боялась. — Блер — это его фамилия? Или твоей матери? — Не знаю. Почему ты спрашиваешь? «Потому что мы с твоей матерью похожи, — подумал он. — И я надеюсь, что может… Может я ваш родственник?». Вслух он этого не сказал. И не скажет. Никогда. Если только это не окажется правдой. Ведь зачем ещё забирать чужого странного ребёнка из приюта? Да и Элин тоже странная. Может, это семейное? Она часто говорит во сне. Иногда просыпается от крика. Он не особо верил в то, что она рассказывала после пробуждения, пока однажды Элин не сказала, что знает куда они пойдут гулять сегодня. Она вела Тома узкими и мрачными переулками, пока они не пришли к сгоревшему дому. На лужайке, возле дерева, она сказала копать. И там оказалась шкатулка с деньгами. Её они припрятали у себя в комнате, решив что тратить их сейчас не стоит. Сны Элин не контролировала, но теперь каждый день Том просил рассказывать о том, что она видела. Иногда это был обычный бред, который снится всем, а иногда что-то довольно занимательное. — Знаешь, Том… Папа… Я иногда вижу его во снах. Он готовит что-то в котелке. Бормочет рецепт. И всё. Том, а твои родственники? Помнишь их? — Я родился в приюте. Мама умерла, успев только дать мне имя. Том — по отцу, Марволо — по деду. И Реддл. Больше ничего не знаю. А как звали твоего отца? — Роберт. — Ясно… Знаешь, я просто тут думал, раз я не один необычный, но и ты… Может, есть ещё такие люди? Просто возможно это у нас от родителей. Моя мама вряд ли была такой, тогда бы она не умерла так… И твоя тоже обычная. Может, дело в наших отцах? — Не знаю. Мы ведь не знаем, кто наши отцы.