Ошибка твоей родословной

С запозданием посетила мысль: «кажется, зря я сюда сунулась». А потом во тьме вспыхнули глаза.

      — Очаровашка заблудилась?       Вскрик разнесся по всему пространству. Успела заметить алый проблеск в районе плеча, когда раздался пробирающий до мурашек шепот. С визгом отпрянув, я шарахнулась в сторону, спиной налетела на стену и вжалась в холодные камни. Мазнувший по коридору свет «Люмоса» выхватил из мрака очертания белого лица в раме, рука дрогнула, я испуганно зажмурилась. Мерлин-Мерлин-Мерлин… Сердце отчаянно заколотилось о рёбра в стремлении проломить грудную клетку. Воздух из лёгких выбился вместе с уверенностью, мне понадобилось не меньше десятка секунд, чтобы справиться с накатившим страхом и несмело приоткрыть глаза. Увы, попытки оторвать себя от стены и крепче стиснуть палочку не венчаются успехом. Сердце всё ещё заходится в бешеном ритме, воздух поступает рывками. Тихо, Этель. Тихо.       Что бы то ни было, Дамблдор наверняка о нём знает. Не станет же он держать в школе монстра? Мысль отозвалась во мне сомнением. Я бы поразмыслила на эту тему, если бы свет вновь не выхватил из тьмы чье-то лицо.       Ох.       Портрет. Всего лишь портрет. Всего лишь висящая на стене картина, почему-то наполовину завешенная портьерами. Мерлин…       — Как невежливо, — обиженно протянул, несомненно, мужской голос, — красавицы в ваше время всегда так молчаливы или ты особенная?       Гм. После осознания сущности напугавших меня глаз сделать шаг навстречу оказалось куда проще. Ноги всё ещё слегка подрагивали и грозили подкоситься в любой момент, спасибо эффекту неожиданности и высокой платформе, однако это не помешало мне удобнее перехватить палочку и приблизиться к живому изображению. Теперь стало ясно, что это только портрет, каких много в замке, с обычной позолоченной рамой и удивительно яркими красками, только нашедший не лучшее местоположение. Фух…       В нём было что-то огненное и лисье, острое лицо озаряла хищная улыбка, красноватая радужка придавала ему зловещий вид, а узкий вертикальный зрачок окончательно убеждал — это точно никакой не человек.       Что за глупые мысли? В этих мрачных, неосвещённых коридорах легко стать параноиком.       — Прошу прощения, сэр. Не ожидала, что здесь кто-то есть.       — Да-да, дети вечно пугаются, а разве есть моя вина в том, что эти самодуры повесили меня невесть куда? — со вздохом отозвался портрет. — Малышка, ты не могла…       — О, да, конечно, — опомнившись, я метнулась к едва заметному в темноте факелу и зажгла его. Пламя вспыхнуло, на мгновение озарив весь коридор, отчего мне опять померещился алый блик. Рама, что ли, отсвечивает? Но уже через секунды огонь выровнялся и заиграл причудливыми тенями на стенах. Следующим шагом стало освобождение картины из плена портьер. Красные с золотыми кисточками, они определенно гармонично смотрелись на фоне камней, но вряд ли были удобны для разговора.       Теперь я могла рассмотреть нового знакомого во всей красе.       Он показался худым, подвижным и невероятно живым. Именно живым — так ярко сверкали его глаза, так практически светилось его улыбающееся лицо, когда я одернула полог и тем самым дала свету упасть на полотно. Рыжие густые волосы были до безобразия взъерошены и свешивались на глаза, прижатые шутовским колпаком с бубенцами. Сам молодой человек, а он явно был весьма юн, разместился на валуне на фоне разбросанных тут и там каменных домов, покачивая ногой и заинтересованно глядя на меня. Йорик, бедный Йорик…       — А ты симпатичная, — выдало это чудо, широко улыбнувшись. — Не то что прошлая… Мёрфи, дворцовый шут, к твоим услугам!       Задорно зазвенели бубенцы на колпаке, когда он проворно согнулся в поклоне и послал мне очаровательную улыбку, отразившуюся в глазах искорками веселья.       — Просто Мёрфи?..       — К чему эти формальности? — расслабленно отмахнулся шут. — Твоя фамилия тоже ничего не даст, не так ли? Тогда зачем всё это?       — Многие бы с тобой не согласились насчёт фамилии.       — Ну, — красные глаза заинтриговано сузились, как если бы он передумал. — Ты же не Блэк, верно? Глазки знакомые, мы никогда не встречались?       — Род Блэк наша дальняя родня, но нет, — упоминание родственничков несколько покоробило. Ещё бы я к ним относилась. — Торчвуд. Этель Торчвуд.       — Вот как. То-о-орчвуд… слушай, малышка, а некая Кассиопея тебе знакома?       Упоминание ещё одного знакомого имени на миг выбило меня из колеи. Казалось, он знает всю мою родню, но как это возможно, если он лишь только портрет в подземелье? От любопытного взгляда, оглядывающего меня с ног до головы подобно экспонату, по коже побежали мурашки. Когда я нашла в себе силы заговорить, голос прозвучал глухо:       — Касси… моя кузина, вроде как. Я не застала её в живых, она исчезла до моего рождения. Говорят, Кас была просто ангелом. Но какое это имеет значение? Почему ты заговорил о ней?       Что такого читалось в моих глазах, что шут вдруг обеспокоенно склонил голову набок и приоткрыл губы, словно в желании задать вопрос? Чем бы то ни было, я сразу мысленно отругала себя за это. Вся эта ситуация с мрачным коридором и пропажей Дианы, испуг от внезапной встречи и странный знакомый, — всё это вызывало бурю противоречивых эмоций. Как никогда остро ощутилось желание одновременно покинуть подземелье и остаться стоять, блуждая туманным взглядом по совсем мальчишескому лицу. Всем своим видом он вызывал только улыбку, но вместе с тем было в нём что-то неуловимо хищное, что я поспешила списать на игру теней.       — Малышка Кас часто навещала меня раньше, — с читаемой печальной нежностью протянул Мёрфи, — нам было весело вместе… Но, — вдруг встрепенулся этот странный тип, — никто не говорил, что весело не может быть нам с тобой! Что скажешь, а? Мне, знаешь ли, жутко одиноко в этом ужасном, мрачном, безлюдном…       — Погоди-погоди, — пришлось выставить ладони вперед в знаке «стоп», чтобы прервать череду тянущихся эпитетов. Ясно, что он любит приукрасить, ну, а я не люблю пространные монологи. — Что значит «было весело»? Не обижайся, но как можно веселиться… гм…       Отлично, к такому этикет меня не готовил.       — С портретом? — понятливо подсказал шут. В одно мгновение он спрыгнул с камня и в тот же миг, не подвергаясь ни единому закону логики, его ладонь, как сквозь масло, прошла через полотно и зависла в воздухе прямо напротив моего лица. При этом наглые алые глазки продолжили максимально ангельски смотреть на меня. — А если я волшебный? Так лучше, да? Я и забыл, что людям проще воспринимать себе подобных — осязаемых!       — Простые портреты в подземелья не вешают, — неожиданно поняла я. На заостренном лице вспыхнула торжествующая улыбка.       — Угадала! Вот это скорость, малышка, другим требовались недели.       — Другим? Были и другие, кто находил тебя?       — Замок огромен, — пожал плечами шут, — вас тут сотни живых душ, не думала же ты, что не настанет час, когда мы встретимся? Все вы приходите и уходите, как в большом муравейнике, и каждый находит что-то своё.       — Кто ты такой? Почему ты здесь, а не с другими картинами?       — Как много вопросов, я столько не потяну, — мотнул головой шут, отчего бубенчики на кончиках колпака зазвенели с новой силой подобно ветряному колокольчику. — Но знаешь что, малышка? Я могу показать.       Сильные руки внезапно сомкнулись на плечах, и под нестерпимое завывание ветра в ушах меня буквально втянули в раззявившее пасть полотно. Воздушный вихрь. Звонкий смех режет слух, разрывая громким звуком ткань пространства между нами. Цепкие пальцы ещё на плечах, галстук и волосы лезут в лицо, заставляя зажмуриться. Не успела и пискнуть, как в нос ударил запах табака и пряностей. Реальность сомкнулась за нашей спиной. Это походило на телепорт, только если банка томатной пасты выплевывает тебя среди неба.       Я лишь успела сгруппироваться, смутно представляя себе происходящее, когда мы где-то вывалились и кубарем покатились по траве. Перед глазами замелькали разноцветные пятна. Только полежав минуты, прислушиваясь к себе и стараясь выровнять дыхание после стремительного полета в неизвестность, смогла пересилить страх и приподняться на локтях, оглядываясь. Я понятия не имела, чего ожидать от выходки странного шута, но была, мягко говоря, поражена, обнаружив себя лежащей в подножья холма, того самого, за которым простирался хиленький город с каменными домами и цветастыми флюгерами на крышах. Яркое полуденное солнце слепило глаза, трава неприятно колола обнаженную кожу рук, но не это было самым главным.       Картина. Меня утащило в морготову картину. Что, Мерлина ради, происходит?!       — Тебе нравится мой пейзаж? — раздался над головой горделивый юношеский голос. Мёрфи. Обернувшись, как раз уловила момент, когда обтянутые штопаными сапогами ноги ударили о землю там, где минуту назад катилась я. Ясно, затормозил чуть раньше. — Вообще-то, я предпочел бы больше трактиров и меньше этих хибар, на них же смотреть кисло, но мой уважа-а-аемый мастер решил не париться и начеркать фоном пару хилых домиков.       — Что ты натворил? — вместо ответа я резко села, не обращая внимания на головокружение, и взволнованно обвела глазами всё, за что цеплялся взгляд. О Мерлин, это просто бред, так не бывает! — Как… как ты мог?! Немедленно верни меня обратно!       — Я гуляю, — демонстративно подпрыгнул на месте Мёрфи и уточнил для непонятливых. — А ты со мной.       — И зачем я тут? — психовать, когда на тебя не реагируют, крайне затруднительно. Быстро задышав, я призвала всю свою моральную силу только для того, чтобы с глубоким выдохом расслабить сжавшиеся в кулаки ладони и посмотреть на мир более трезво. Я — Этель Торчвуд, я способна держать голову холодной и вести собственную игру. Никаких истерик. Спокойно, из всего есть выход. Такой же безумный, как всё вокруг, но есть!       — Гулять! — мне подали руку и, как только я за неё ухватилась, рывком подняли на ноги, как пушинку. — Самые великие приключения не стоят ничего, если их не с кем разделить, это как пить чай из тарелки — сплошное извращение! Кто вообще придумал чай в тарелке?       — А с кем-то другим?       — Зачем кто-то ещё, если меня освободила ты? — ответил вопросом на вопрос этот… шут, словно это было чем-то совершенно логичным. Я логики не увидела ни грамма, но кто же спорит с сумасшедшими?       — Побродим тут и ты отпустишь меня в школу? Без фокусов?       — Ты невыносима. — Он порывисто отступил и с видом оскорбленной невинности посмотрел на меня: — Как можно быть такой приземленной? Перед тобой новый огромный мир, полный веселья и незабываемых историй, и твой верный спутник — королевский шут! Мечта любого приключенца! Ты сама желала узнать о моей картине.       — А вот так, — с твёрдым ощущением пошатнувшейся уверенности, я тем не менее вскинула голову и гордо выпрямилась.       — О’кей, — закатил глаза шут, — выпущу я тебя, погуляем — и выпущу! — И будто мало мне было странностей, через секунду скомандовал: — Разувайся!       О Мерлин, это тот эпохальный случай, когда я не нашла что ответить. Осталось только ошеломленно заморгать, губы приоткрылись в невысказанном вопросе, что так и остался на языке, когда, не дожидаясь меня, шут неожиданно резво оттолкнулся от земли. Сапоги будто отпружинили от невидимого батута, в ту же секунду он перекувырнулся в воздухе и повис, болтая ногами, в футе надо мной. На заостренном лице зажглась восторженная улыбка, алые наглые глаза заглянули в мои…       А я… я внезапно устала бояться. Устала от того, что окружение контролирует каждый мой шаг, от того, как запрограммированный на услужение семье мозг истерично противится любому шагу «вне этикета» и я сама следую этим опутавшим меня нитям. Устала быть аристократкой! Хоть на миг, но хочется сделать глоток свободы, о котором никто-никто никогда не узнает, но лёгкие наполнятся кислородом для нового рывка.       Не знаю почему, но первое, что сделала, — кинула на траву мантию, наклонилась и расстегнула застежки, сбросив с ног неудобные туфли. Ступни коснулись тёплой, нагретой солнцем земли. Столь забытое ощущение из детства. Я зажмурилась от удовольствия, затем вскинула голову, вновь встречаясь взглядом с Мёрфи, подхватила в одну руку туфли и вторую вытянула вверх:       — Что дальше?       — Умница! — восхитился моим порывом шут. Тонкая ладонь сжала мою, и в ту же секунду мы окутались странным мерцанием и стремительно взмыли вверх. Мой испуганный вопль заглушил задорный смех, разлетевшийся по всей округе. От неожиданности вцепилась в его плечо в ожидании неминуемого падения, но вместо этого ощутила лишь вязкость принявшего нас воздуха. Мы словно зависли в прозрачном желе, болтая ногами и слегка покачиваясь от порывов ветра.       — К-как?!       — Если бы люди знали, как приятно ходить по небу, они бы давно перестали ходить по улицам, — белозубо улыбнулся этот наглец.       — А если вернётся гравитация?       — Я об этом подумал.       — И?       — И нам крышка. Видишь, я подумал!       — Ты сумасшедший!       — Именно! — расхохотался Мёрфи, отпуская меня в свободный полёт. Я забарахталась в воздухе, как в киселе, волосы растрепались и полезли в лицо. Под мое недовольное пыхтение житель картины беззаботно закружил вокруг и внезапно опять схватил за плечи.       Это походило на тот переход, что использовал отец на Чемпионате в наш первый день в Англии, только гораздо стремительнее. Дух захватило от резкого перемещения, картинка перед глазами смазалась, будто скрутившись в один тугой пучок света. Уже предчувствуя неминуемый конец, я быстро сжалась и опустила голову, видя под собой только потоки света и вспышки, которые оборвались всего в одно мгновение.       В лицо пахнуло затхлостью и плавленым воском. Босые ноги, ещё секунду назад болтавшиеся в пустоте, коснулись холодной брусчатки, по ушам ударила заводная музыка. Такой я не слышала ни в одной из школ и даже на приёмах. Это было нечто совсем иное, простое и самобытное, как и ветхие строения, на которые наткнулся взгляд, стоило мне поднять голову. Каким-то образом мы с Мёрфи преодолели не одну милю за считанные секунды, оказавшись на месте заднего плана картины. Тот самый городок с разбросанными тут и там домиками, зияющими дырами в черепице, и таверной. Двери последней в следующий миг с воем-скрежетом распахнулись — из недр заведения вылетел пропитого вида мужичок и кубарем покатился по ступеням.       В то время как я рефлекторно отшатнулась в сторону, шут проводил того безразличным взглядом, будто подобное у него в порядке вещей. Зато ко мне повернулся с неприкрытым энтузиазмом, с гордостью махнув рукой на вход:       — Дамы вперед!       — Да ты шутишь, — вырвалось у меня. Однако взгляд искрящих предвкушением глаз говорил об обратном. Кошмар. Этель Торчвуд в пропитой таверне!       Всё ещё воспринимая происходящее как нечто нереальное, я с усилием подавила порыв выругаться, задержала дыхание и под прицелом пристальных глаз шагнула в распахнувшиеся двери. А за ними было… весело. Ровно до того момента, как все присутствующие обернулись на нас, и на их лицах тут же отразилась непередаваемая смесь эмоций. Да, Мёрфи тут явно знали. Не в лучшем свете, судя по прокатившемуся по столам шепоту. Голоса вместе с хохотом оборвались. До такой степени, что хорошо было слышно, как прогнулись и заскрипели половицы под шутовскими сапогами.       Сам же хозяин картины явно реакцией не впечатлился, потому как в следующий миг в гробовой тишине он радостно махнул рукой и в своей манере поприветствовал:       — Добрейший вечерок, господамы! И чего вы вечно кислые, как не зайду, аж смотреть противно? Или мне не рады? Музыки, музыки, маэстро! Мы тут у вас погуляем, ага? — Не дожидаясь ответной реакции, он шутливо поклонился чертыхнувшемуся при его появлении мужчине. Меня же опять бесцеремонно сцапали за руку, протащили через зал и усадили за единственный свободный стол. — Ты не дрожи, принцесса, они у меня смирные. Туповаты, конечно, но для фоновых персонажей как: выпивка есть — уже хорошо! То ли дело мы с тобой, здесь да, особые условия нужны… эй, ты, сливочного пива леди за счёт заведения!       С каждой минутой сие действо всё больше уходило в сюрреализм. Практически рафинированная жизнь аристократки абсолютно не подразумевала прогулки со странным типом внутри картины и уж точно хождение по сомнительным заведениям! Этикет ничего не говорил об этом, учителя не говорили! Что говорить? Как вести себя с этим сумасшедшим? Как вернуться, Мерлина ради, домой?! Прямо на глазах шаблон привычной реальности расходился паутиной трещин, я нутром ощущала, как проваливаюсь в реку чего-то незнакомого, отчего сердце колотилось как перепуганная птица. Пугающе незнакомого и в то же время непонятным образом веселящего. Это было то самое веселье на грани нервного срыва, под стать безумной обстановке. В то время как разум панически верещал, что так не бывает, что надо срочно вернуть контроль над ситуацией и телом, меня саму словно опутало веселье, источаемое рыжеволосым шутом. От невесомого прикосновения и проникновенного задорного взгляда по коже пробежали разряды, точно как там, у холма… в обморок падать резко расхотелось, зато губы растянулись в несколько нервной улыбке.       Только-только сев рядом, Мёрфи вдруг пружинисто подскочил и кинулся к старому проигрывателю. Любовно оглядев чудо техники, он обнажил острые зубы в очаровательном оскале и выудил из воздуха потрепанного вида музыкальную пластинку.       — Какие вы ску-у-чные, господа, вы просто не представляете! Даже мне стыдно за вас, а у меня, знаете ли, стыд — штука вообще нереальная! Что скажешь, принцесса, расшевелим этих олухов?       Олухи в количестве человек двадцати, разных возрастов и разной степени потрепанности, молча уткнулись в пивные кружки и тарелки, разве что пар из ноздрей не пошел. Мне даже стало неловко за испорченный день. Ничуть не смущаясь неразговорчивости публики, шут крутанул на пальце пластинку и ловким движением подставил под иглу.       Заводную джигу я определила сразу! Старая как мир музыка, но неожиданно воспроизведенная близнецами, врезалась в память. Но не успела я порадоваться сему открытию, как мой спутник уже полез к откровенно ненавидящим его парням пропитого вида, и — не поверила бы, не увидев, — вытащил за шкирку из-за стола и лёгким движением запустил через весь зал! Будто ему это ничего не стоило! Жертвы произвола пролетели несколько метров и рухнули об пол, не долетев пары шагов до стены. Но и этого шуту показалось мало. Плохо скрыв торжествующую улыбку, он хлопнул в ладони и довольно приказал:       — А теперь — танцуйте!       — Мёрфи…       Не успела договорить: к губам немедленно прижалась чужая ладонь. Шут, только-только стоявший в метрах от меня, вдруг оказался совсем близко. Тонкие губы в показном недовольстве скривились.       — Тише, ты портишь всё веселье. Сбегать пока рано, принцесса, мы только пришли.       Пропустив мимо ушей уже прилипшее ко мне прозвище, качнула головой:       — С чего ты…       — Я тебя насквозь вижу. Очаровательные глазки не лгут! — подмигнул этот паяц. Создалось впечатление, что он и впрямь читает меня как открытую книгу. От этого холодок пробежал по коже. Кто знает, что ещё он умеет, этот сумасшедший тип. Приняв мой шокированный взгляд за согласие молчать, Мёрфи вернул внимание к публике. Там, у стены, с болезненным стоном поднимались выбранные им жертвы. Никто не кинулся им помогать. Народ, вопреки моим ожиданиям, не шелохнулся даже тогда, когда указующий перст ткнул в побелевшие лица: — Я говорил вам стоять? Нет? Вы двое, заведите мою пластинку вновь и танцуйте, танцуйте! Разве вам не хочется веселиться?!       В этот момент хозяин заведения, пробираясь по соседней стеночке и то и дело косясь на приобнимающего меня рыжеволосого, подал граненый стакан со сливочным пивом. Даже не взглянув на него, быстро сделала глоток и едва не закашлялась, когда пареньки, словно по команде, принялись отплясывать джигу. Ломаными, резкими движениями — точно велением невидимых нитей. Шут от открывшегося зрелища запрыгал на месте, выражая бурный восторг. Посмотрел на меня с воистину детским восторгом на лице и опять отвернулся. Ну, точно взрослый ребенок. Непонятно только, как местные еще не пришибли его за нахальство.       В тусклом свете свечей померещился алый блик в восторженных глазах. Ещё глоток. Нет, показалось.       А заводная музыка всё лилась, пластинка под иглой задорно вертелась, как живая. Играя, зазывая подскочить с места и пуститься танцевать, несмотря на чистую кровь, школьную форму, титул… Это проникало под кожу и разбегалось по венам вместе с кислородом; из груди к кончикам пальцев, сжимающих стакан. И вскоре к ней присоединился народ. За очередным глотком не заметила, как со странными выражениями изможденных лиц поднялись из-за стола трое. В тот же миг щедрым жестом королевского шута незамеченный мной полог в углу слетел, открывая взгляду музыкальные инструменты всех мастей. За них нежданные музыканты и ухватились.       Призванная ими джига слилась с пластинкой. «Больше это не было представление одного шута», — внезапно осознала я. Теперь музыкой буквально дышала вся таверна: от посетителей до пламени свеч. И чем громче разносилась задорная мелодия, тем краше становилось пространство, тем быстрее пустел стакан, тем легче становилось на душе. Даже не легче, а… пусто, что ли. Без тревог и сомнений, почти без мыслей — только всепоглощающая расслабленности во всем теле. И тем изящнее в своей непосредственности лился свет сквозь муть закопченного окна. Как раньше не заметила…       — Как же здорово напиться с интересными людьми! — не успела моргнуть, а Мёрфи уже на стол запрыгнул и ногами поболтал в такт. Наглая рука опять несильно, но цепко сжала плечо, пока вторая выхватила у хозяина таверны бутыль чего-то явно алкогольного. В иной ситуации я бы сбросила ладонь нахала, но сейчас лишь плечом повела и откинулась на спинку стула.       Посидели. Я во все глаза наблюдала за невиданным ранее действом, шут же беспечно болтал о чём-то на грани слышимости. Кажется, что-то о козыре и душах… не вслушивалась. Его голос стал чётче лишь раз — когда музыканты откровенно повалились с ног от усталости. Тогда он довольно грубо оттолкнул чью-то руку, протягивающую выпивку, и взвился с места, пышущий гневом. Бубенцы на колпаке зазвенели в унисон с обманчиво лёгким лисьим шагами.       — Почему вы сели? — требовательно воскликнул хозяин картины, замерев прямо напротив импровизированной сцены. Увенчанные побрякушками пальцы стремительно остановили пение пластинки, которая, будто совсем живая, обиженно зашипела. — Я спрашиваю: почему вы не играете?! Лучше снова играйте! Играйте же ещё!       — Бес, — то ли выругался, то ли окликнул виолончелист.       — Как земля тебя носит… — вторил скрипач. Их услышали. На заостренном бледном лице вспыхнула хищная улыбка, с которой паяц отсалютовал наглецам:       — С превеликим удовольствием, смею заметить! Так, — улыбочка вышла совсем уж запредельной, — какой, бишь, у нас козырь? Тело или душа?       В следующий миг я просто не поняла, что произошло. Никогда не видела, чтобы от одного пристального взгляда рыжего паренька люди так стремительно бледнели, хватаясь за сердце, а глаза их заполнял страх. Виолончелист попытался было что-то сказать, открыл рот, но вместо связной речи из горла вырвался хрип. И вот точно знаю, что в реальности мне бы этом очень не понравилось, я непременно остановила бы это, чем бы оно ни было… но здесь почему-то осталась сидеть, широко распахнутыми глазами глядя на происходящее. Почему-то подумалось, что надо бы стакан обновить…       Что едва слышно проговорил Мёрфи — не слышала, зато явно всё поняли музыканты. Вопреки здравому смыслу, они вновь подскочили на ноги и, не отрывая опасливого взгляда от притоптывающего ногой парня, заиграли. Ещё веселее, ещё душевней, ещё задорней! В тон им отозвался запевший винил. И таверна снова ожила, заиграла красками и отблеском света. Отозвалось ей что-то в глубине души.       — Что это было? — спросила первым делом, как только олицетворение чувства собственного превосходства лёгким шагом прошествовало ко мне и разместилось по другую сторону стола.       — Было что? — ушел от ответа местный паяц, разливая огневиски по нашим опустевшим стаканам. С галантным полупоклоном мне придвинули мой, после чего бесцеремонно закинули ноги на стол. И уже тогда с нотками веселья посмотрели.       — Джига, — коротко пояснила и, подумав, добавила: — Музыканты.       — Джига-игла, — нараспев протянул королевский шут, балансируя на стуле и отпуская моего взгляда. — Это танец для смелых… с ним всё… оживает, что ли, понимаешь?       — Эти огоньки и лёгкость…       — Ага, — мне довольно кивнули, — ты чувствуешь! Чувствуешь, как я!       Сильно сомневаюсь, что также.       — А без неё никак? — не то чтобы мне жалко было, пусть играет, просто любопытно. На меня посмотрели так выразительно, что сразу поняла — никак. Качнувшись, Мёрфи вернул стул в обычное положение и подался вперёд. Между нами осталось дюймов десять, что его абсолютно не смутило в силу отсутствия тормозов, а меня… меня ответы интересовали.       — Видишь ли, принцесса, — несмотря на улыбку, прозвучало не очень дружелюбно. Скорее, опасно-задумчиво. Острые ноготки постучали по мутному стеклу. — Когда ты навечно запечатан на полотне без права на голос, завешен портьерой и вывешен в самом холодном, безлюдном подземелье в окружении крыс и пауков, вечность кажется неимоверно… скучной. Думаешь, скука сводит с ума? Не-е-т, принцесса, всё оказывается гораздо хуже. Одиночество… беспробудное, всепожирающее одиночество. Слегка портит настрой, как думаешь?       На меня он больше не смотрел, явно окунувшись в собственные мысли. Подумала уже, что не продолжит, но хозяин картины заговорил, и голос его зазвучал не в пример ехидней:       — Но, — преувеличенно бодро продолжил он, — джига — вот что тебя расшевелит! Со мной мои пластиночки, а теперь и ты! Хор-р-рошая девочка… Торчвуд. Так вот я как-то вспомнил себя и свою музыку. И на скуку забил, и стало легче: мозг просто вышел покурить! Чего и тебе советую — с серьёзной мордашкой долго не живут, милая моя.       — Это ещё почему? — мне правда стало интересно.       — А чешуёй обрастают, — усмехнулся Мёрфи, подмигнув, — и шипеть начинают. Фу.       Я улыбнулась, он тоже. Покачав головой каким-то мыслям, любитель джиги вернул мне словно бы проясненный взгляд красных глаз и вдруг прислушался. Кажется, будь у него подвижность лиса, непременно бы ещё и ухом дернул на звук. Спустя пару секунд его лицо приобрело выражение чрезвычайного разочарования, и он, не скупясь на эмоции, обиженно протянул.       — Отпускаю-отпускаю. Этот старикашка что-то замечает, сейчас начнёт проверять картины! Какое недоверие к честному Мёрфи!       — Старикашка? — я настолько зацепилась за тему музыки, что не сразу отреагировала на упоминание кого-либо извне.       — Ваш директор, — его передернуло, — вечно он сует свой нос в наши дела! Эй, ну всё, веселье отменяется, — быстрый взгляд на меня и натянутая белозубая улыбка. — Чао, принцесса!       На этот раз меня попросту утянуло в раздвинувшееся пространство подобно мотыльку. Пискнуть не успела, как спина встретилась с холодной стеной подземелья, а уже в следующий миг тьма наполнилась гулом голосов. Как ни в чём не бывало. Коротко выдохнув, сделала шаг вперед и тут же остановилась, переживая неожиданное головокружение. Ох. Прохладными пальцами касаясь висков, смогла только слабо кивнуть замершему на своем месте портрету. Накатившая слабость дала о себе знать слегка поплывшим перед глазами коридором, в то время всё вокруг говорило о том, что прошло всего ничего с момента окончания урока. Как странно… Туфельки, скинутые на залитом солнцем холме, прочно сидели на ногах, будто их и не снимали. Рыжий юноша, печально восседающий на нарисованном валуне, замершими глазами смотрел вдаль. И только горький привкус на языке напоминал о том, что произошло.       Из прострации вывел оглушающий в этих стенах перестук каблуков. Успела лишь дернуться на звук, как плечи сжали крепким объятьем, а в нос ударил запах знакомых духов.       — Тель, это было нечто! — выдохнула мне в шею Диана, крепче сжимая в кольце рук. — А как Снейп его, а? А ты… ты… спасибо!       — Да… нечто, — согласилась, имея в виду вовсе не выходку с Ли Джоданом, о котором успела забыть. Моё внимание привлекала одна нарисованная персона, и всего на миг мне показалось, что уголок рта его дернулся в улыбке.       — Прости, меня Анжи с Алис уболтали, мы отошли. Хорошо, что подождала, хочу идти под руку со своей спасительницей! Не, ну как ты его: и лицо такое честное-честное, не придраться! Как только получается, это навык такой специальный?       — Вроде того, — рассеянный смешок сорвался с губ.       — Ты чего такая? Снейп ругался, да? — подруга отстранилась, уловив моё настроение. Я была слишком глубоко в себе, чтобы сразу осознать посыл вопроса. Поняв, несколько удивленно повела головой, взглядом прося объяснений. Их Ди и высказала, сжимая мою ладонь в своей и беспокойно оглядывая коридор.— Выглядишь неважно, я подумала, что-то случилось. Наверняка наш Мистер-Летучая-Мышь отчитывал за зелье Джордана, да? Да? Это ничего, зато ты поступила как подруга, Тель! Не переживай из-за него, он вообще вредный, перебесится, что ему!       — Думаешь? — Тревога в голубых глазах была столь явной, что я заставила себя оторваться от мыслей о злополучной картине.       — Знаю!       В следующее мгновение происходящее закрутилось игровым волчком. Воздух прорезал раздавшийся с лестницы болезненный вскрик, за ним донесся звук ощутимого удара о стену. Переглянувшись, мы, не сговариваясь, кинулись туда, уже на бегу вытаскивая из карманов палочки. Где-то на грани сознания сама собой всплыла кажущаяся верной цель: «защитить своих». В вынужденной защите сомнений не было. Только кого — своих — надо ещё понять.       Потому что было из кого выбрать.       Гермиона. Мы примчались как раз в тот момент, когда волшебницу отбросило заклинанием под хохот слизеринцев. При том, очевидно сильным, эти не церемонились. Увиденное ввергло меня в ступор. Я остановилась как вкопанная на последней ступени и не сводила глаз с обернувшегося на нас высокого парня, досадливо перекидывающего взгляд с меня на Диану. Поджатые бледные губы подсказали, что прибавление в действе он не ждал. В голове заметались мысли, я не смогла загнать их обратно, силясь унять участившееся дыхание и чувство непринятия, растекающееся по венам. Как подло… С ним Крэбб и Гойл, ручные зверушки. О да, куда без них?       — Выглядишь как белка и пищишь как белка, — выплюнул в этот миг Забини, направляясь к сжавшейся в комок Грейнджер. — Кру…       — Экспеллиармус! — спешно выкрикнула я первое, что пришло на ум. Палочка Блейза отскочила и улетела в неизвестном направлении, тогда как Ди уже направила свои силы на растерявшихся верзил. Крэбб и Гойл как по команде потянулись к карманам, но не успели — воздушной волной их отбросило куда-то в ответвление коридора, где, судя по хрусту, кто-то из них явно что-то сломал. Плевать.       — Что ещё за… — глаза Блейза в изумлении расширились, когда он оглянулся и увидел меня с направленной ему в грудь палочкой. Не ожидал? Всего миг, за который он всё понял и предпринял попытку исправиться, но я заметила блеск жестокого удовольствия при взгляде на сжавшуюся в углу Грейнджер. Уверена, мой возмущенный вид не оставил сомнений в том, что магию я применю без промедлений и точно не светлую. Каков противник, таковы и методы. Неожиданно раздавшийся голос заставил коротко выдохнуть.       — Никак не найдешь, чем бы занять руки, Забини? Подсказать пару способов? А там, гляди, и обезьянки подтянутся… — ухмыльнулся брат, обманчиво плавными шагами занимая позицию напротив меня. Так, что слизеринцы остались зажатыми между нами. Он явился словно из воздуха, принеся с собой ощутимый флер угрозы.       — Вы, — буркнул один из истуканов, выползая из ниши, куда был отправлен Дианой. Несмотря на злость в грубом голосе, я уловила на его лице смесь страха. Едва заметную, неосознанную. Свита Драко стремительно теряла в превосходстве. На самого Малфоя, переводящего напряженный взгляд с меня на Эра и обратно, принципиально не смотрела. Конечно, их целью была маленькая Гермиона, а не «союзники семьи», с которыми он, по идее, должен налаживать отношения. — Идите куда шли.       — И пропустить всё представление? — в голосе Эригона послышалась злая ирония. Уверенность, с которой он поигрывал палочкой, не оставила места фантазии и даже намёка на мирное разрешение конфликта. — Что скажешь, дружище? — он с преувеличенной легкостью обратился к Драко. — Поболтаем или сразу спустимся с небес на землю?       — Мы вас не тронем. Никого из ваших, — смотрю на Забини, до побелевших костяшек сжимая нацеленную в него палочку, а кожей ощущаю взор совсем другого человека, от котрого бессознательно хочется прикусить губу, чтобы не выдать всю бурю эмоций, грохочущую в груди, но только крепче стискиваю пальцы на полированном дереве при следующих словах: — Эта грязнокровка получит своё. Не стройте из себя святош, она кната не стоит в ваших глазах. Всего лишь глупая зазнайка, да, Грейнджер?       Эти слова он буквально выплюнул. Меня насторожило, что за эти минуты пострадавшая Гермиона не издала ни звука и даже не пошевелилась. Быстрый взгляд в её сторону привел к неутешительному выводу — гриффиндорка не открывала глаз. Паршиво. Насколько сильным был удар, что вывести сильную девчонку из строя?       — Всего лишь зазнайка, — прошипела Ди. Под её шипение я сделала шаг вперед. — И вы вчетвером на одну? Слабо справиться один на один, хорёк?       Я хотела её остановить, боясь, что этими словами она навлечет гнев на себя, но не успела. Малфой уже повернулся к ней всем корпусом, и только застонавшая Грейнджер остановила движение руки с палочкой. Слизеринец и ухом не повел.       — Тель… ты… — прохрипела из угла Герми, с трудом приподняв голову над полом. Мутный взгляд из-под копны разметавшихся по полу волос медленно скользнул с моего лица на сжатую в руке палочку, оттуда на готовую к бою Диану. Вид у нас обеих более чем решительный, а вне поля её зрения маячил третий, куда более сильный защитник.       — Всё будет в порядке, — как можно мягче проговорила, сама не веря себе. Мышцы наливались тяжестью, но разум ещё кричал о защите своих. Теперь я знала, кто такие — «свои», только это не прибавляло мне решительности. Ме-едленный шаг в её сторону, и пронзительный, вызывающий взгляд — глаза в глаза… Только уже не с Забини. Серые глаза притягивали куда сильней, и я смотрела, не отрываясь. Все, что я видела в его глазах, — он видел в моих. Правая, с настойчивостью удерживающая палочку рука заныла. — Никому не нужны проблемы, о’кей? Отпустите ученицу моего факультета и, клянусь честью, мы забудем этот инцидент.       — Мы не закончили, — его тон прозвучал леденяще спокойно. Точно поставил перед фактом, вызывая внутри глухое раздражение.       — Драко, — всё внимание только к нему и голос куда настойчивей в попытке дозваться, — прямо здесь и сейчас ей нужна помощь медиков, никому не улыбается отвечать за смерть ученицы. Я не хочу прожить всю жизнь с грузом вины на сердце, понимаешь? Мы же друзья, правда?       Лгу. Безбожно лгу ему в глаза, чтобы у маленькой отличницы был шанс выжить. После удара подобной силы вряд ли у неё много времени. Дышать становится тяжело. Всё, что я сейчас могу, — это переводить напряженный взгляд с одного слизеринца на другого и воспроизводить в мыслях боевые заклинания. Не скажу, что нас погладят по головке за открытое противостояние, но сейчас я не хочу думать о будущем. Четверо на одну — столь низко для наследника магической аристократии. Такую подлость не оправдать ужасным воспитанием, это его, родное, сама суть. И почему мне от этого так тошно?       — Эй, какого мы…       Блейз не договорил. Обернувшись к нему и ощущая приступ злости, я угрожающе качнула палочкой. Он — не Малфой, за него не вступится целый род. Подумав об этом, я словно воочию услышала презрительный голос матери: бесполезный, такие, как Забини, только прислуживают старшим. Один взмах руки — и медики будут в панике искать заклинание-противодействие. Одновременно со мной Эр качнулся вперед, за считанные мгновения преодолел остаток коридора и опустился на одно колено перед Гермионой. Что он ей сказал, я не слышала, потому что…       — Друзья, — эхом повторил хриплым голосом Драко, и я ощутила облегчение последующим его словам. Словам, которые он произнес с привычной показной отрешенностью истинного аристократа. Это не мы его убедили, это он принял решение как лидер. — Уходим. Эй, ты, подбери Гойла, — короткий кивок стоящему на четвереньках Крэббу и многообещающее в сторону: — Мы ещё встретимся, Гре-ейнджер.       На этой ноте настроение вокруг поменялось. Подозрительно подволакивая левую ногу, громила вытащил из ниши поскуливающего от боли в явно сломанной руке собрата и потянул по полу к лестнице. Мы с подругой расступились, открывая ему путь в подземелье; за ним, недолго думая и пугая всех мрачным видом, прошествовал Забини.       — Благодарю, — вернулся к уважительному тону Эригон, как только конфликт перестал нести угрозу кому-либо. Как знак того, что мы правда всё еще занимаем одну сторону баррикад, пусть столь неявно. Без особых усилий он подхватил вновь отключившуюся Гермиону на руки, выражая готовность сократить расшаркивания и заняться делом.       — Мы что, просто так дадим им уйти? На минуточку, мы можем поговорить о том, что через день или два они нападут на других?! — горячо зашептала Диана. Она повернулась ко мне в поиске поддержки, но, не найдя её, недовольно поджала губы и кинулась к Гермионе, всецело игнорируя Малфоя, оставляя меня с ним. Я промолчала, не стремясь вслух озвучивать свои опасения, лишь сжала её руку и чуть качнула головой. Не сейчас.       Всё, что мы делаем или не делаем, будет иметь последствия.       — Драко… — стоило мне оторваться от тревожного рассматривания Герми, голос дрогнул. Сглотнула, неосознанно облизав губы, и подняла-таки взгляд на слизеринского принца. Наши глаза тотчас встретились. Он смотрел на меня укоризненно и недовольно, как в ту ночь в парке, и от этого мурашки пробежали по коже. И вновь мы видели друг в друге то, что не произнесли вслух: он принял решение отступить, потому как мы настояли, но этим и я, и брат помешали его планам. Его пугающе жестоким для четвертого курса планам. И Драко по-настоящему обижен, ведь моей мести никто не мешал. Я чуть опустила голову, признавая сей досадный факт, ведь именно этого он ждал. — Спасибо.       Говорю ли о его решении отступить или о чем-то другом, неважно. Всё это меркнет, стоит прийти в голову пониманию, что теперь я совершенно точно играю… Где-то в подсознании, видно, я хотела видеть в нём равного. Аристократа, в котором я по глупости искала саму себя или брата. Аристократа, вынужденного подчиняться окружающему миру и его коварству, но при том видящего разницу между делом и бессмысленной злостью. Ошиблась.       Не могу на него смотреть. Не хочу. Всё равно не открываю взгляда от аристократичного профиля, но перед мысленным взором — сжавшаяся в углу подружка Поттера. Та, кому не посчастливилось всего лишь перейти ему дорогу.       Долю секунды парень не реагировал, прежде чем бросить нам с Эром короткое:       — Вообще-то, мы ещё встретимся в пятницу у нас дома. Отец просил передать, что будет крайне расстроен, если ваша семья откажет в дружественном визите. Не забудьте.       Надо отдать должное, Малфой умеет уходить достойно. Парой фраз напомнить, на чьей мы должны быть стороне и чего от нас ждут, — умело, нечего сказать. Неоценимое качество в наши дни. Обоняние уловило тонкий аромат парфюма, когда он гордо прошествовал мимо, оставляя за собой флёр непоколебимой уверенности в себе.       Удивительный человек. Удивительно слизеринский.