Лебедев

Помнится, как в юности я пришел к выводу, что не стоит делать поспешных решений. Особенно тех, что требовали поспешных и резких действий. Это мне пришло в голову, когда я, будучи еще совсем несдержанным выпускником школы, не совладав с собственной злостью со всей силы ударил одного из школьных задир в челюсть. Это было необдуманным, спонтанным поступком, о котором я позже все-таки не пожалел. Но для себя решил, что стоит для начала хотя бы немного подумать. Ведь после того инцидента в школе меня ждали разборки с учителями и своими родителями на протяжении очень долгого времени. Челюсть я парню сломал. И сейчас, оглядываясь в прошлое, наверное, немного жалею об этом. Но совсем чуть-чуть. Поэтому я не стал сегодня предпринимать никаких попыток уволиться, решив, что не стоит все же судить о новой работе по первому дню. К слову, после стада одиннадцатиклассников ко мне пришло стадо поменьше. Любопытные глаза учеников восьмого «Б» горели и страхом, и интересом вперемешку, чем, признаться, они меня немного растрогали. Чуть более усердные, заинтригованные новым и практически основным в этом учебном заведении предметом, они слушали меня, кажется, запоминая каждое слово. После них я даже почувствовал некую благодарность за их отдачу на уроке. Возможно, окажись на их месте еще пара уроков с одиннадцатым «А», вероятность, что я пошел бы к директору, была бы выше. Поэтому я подумал, что с решением уволиться следует, как минимум, переночевать. А как максимум — постараться трезво обдумать. Вопреки моим ожиданиям, та сумма, которую мне озвучили в отделе кадров, когда я подписывал договор, была достаточно приятная. Я сразу подумал, что если потяну это физически, то смогу и Асе помогать, чтобы она ни в чем не нуждалась с дочкой, и самому останется неплохо. Дело за малым — только найти на все силы. И я, честно говоря, мало себе представлял, где их искать, когда, например, мне выпадет ночное дежурство, а на утро сразу же олени одиннадцатого класса… Испытания в первый рабочий день не закончились одной школой: когда я подъезжал к дому, зазвонил мой мобильный и, увидев на экране имя сестры, я, аккуратно припарковавшись, ответил. — Дим, ты уже у дома, да? — голос Аси был очень взволнованный. — Да, — подтвердил я и насторожился. — Что-то случилось? — Да я думала, перехвачу тебя в пути… Нам, похоже, растворитель нужен, тут беда маленькая… — Растворитель? — не понял я, на секунду остановившись, но затем только ускорил шаг. — Что стряслось? — Да у нас тут ужас, Дим… Сейчас сам увидишь… Поспешно поднявшись на этаж, я старался не думать о тех догадках, что лезли в мою голову, но тут, отклоняя их все, вышла моя племянница, нарочито топая своими крошечными ножками. Вся одежда на Юле, ее руки и кончики волос были перепачканы в синей и серой краске, в оттенках которой я узнал ту самую краску, что подготовил для стен на кухне и в коридоре. При этом у племянницы моей вид был настолько счастливый, что я, нервно приподняв брови, не удержался от улыбки. — Господи, я уж думал, что-то страшное! — выдохнул я. — Да это не страшно. Кухня… — расстроено ответила Ася, и я последовал за ней на кухню. — Ты просто не видел ее шедевров… Взору моему предстала потрясающая картина: пол, застеленный газетой, был щедро полит краской, причем всеми имеющимися цветами вперемешку, а стены измазаны крупными пятнами. Видно было, что художник вложил всю страсть и экспрессию, на которую только был способен в годовалом возрасте. — Ну, — заключил я, поняв, что если так и буду стоять и молчать, Ася, наверное, с ума сойдет. — Допустим, Юльку мы отмоем. — Я хотела покрасить, пока тебя не будет, сюрприз сделать! Уложила ее, а потом отвлеклась и… — Сюрприз точно получился, — я невольно засмеялся. Ася, видимо, боясь, что я вспылю и расстроюсь, никак не ожидала такой реакции от меня. Признаться — я тоже. Но я вдруг подумал, что после всего, что происходит в моей жизни, может пусть все будет так, как происходит? Зачем я всегда стараюсь все упорядочить, сделать так, как принято? Как считается правильным. Пусть иногда то, что случается с нами, просто возьмет и случится? Даже если речь идет о разводах пятерни моей племянницы на стенах кухни. В принципе, даже неплохо. Только если немного завуалировать очертания деткой ладошки. — Димочка, я обещаю, я все исправлю, я… — Ась, успокойся. И пошли отмывать Юлю. Надеюсь, она не решилась попробовать краску на вкус? — Рот вроде чистый. — Слава богу! Видишь, все живы, здоровы, я надеюсь, стены покрашены! Остались только в большой комнате, — я улыбнулся, почему-то на секунду почувствовав себя немного счастливым. — Растворитель, правда, купим, а то ладошки на стенах, как в триллере… А получилось даже интересно. Слава богу, мадам еще маленькая и не дотянулась до моего божественного потолка! — с облегчением выдохнул я. И Ася, наконец, засмеялась. Конец дня ушел на то, чтобы довести до ума то, что начала Юля. Не ожидая, что племянница моя окажется настолько творческой личностью, я собирался провести день, постаравшись отдохнуть, ведь завтра меня после уроков ждала смена. Но, видимо, у Юли были другие планы. Хотя сомневаюсь, что в ближайшее время она попытается повторить свой опыт. То, что ее пришлось оттирать мягко говоря, не водой, ее явно не устроило. И, поблагодарив за вкусный ужин сестру, я удалился в маленькую комнату, где в результате и заснул. Быстро и неожиданно, наверное, для себя самого. Потому что, когда послышался звук будильника, мне показалось, что я буквально выпал из реальности, с трудом в нее возвращаясь. Удивительно, но настроение было полностью противоположным вчерашнему. Я даже приехал на свою новую работу заранее. И, решив попусту не тратить время, сразу приступил к подготовке реактивов для обещанной лабораторной. Но стоило услышать нарастающий шум за дверью, как почему-то стало нарастать и мое раздражение, хоть я и пытался убедить себя, что все не так уж и плохо, что я втянусь, ученики привыкнут… Дверь лаборантской распахнулась, и на пороге показались две высокие девушки, которых я среди вчерашних учеников не видел. — Дмитрий Николаевич, здравствуйте, — бескомпромиссно краснея, заявила одна из них, а вторая тут же принялась хихикать. — Мы из одиннадцатого «Б». Хотели узнать, будет ли у нас сегодня с вами урок. Я, сдерживаясь, чтобы не закатить глаза и не нагрубить девочкам, сухо поинтересовался: — В расписании стоит мой урок? — Стои-и-т, — протянули они почти хором. — Тогда подумайте и сделайте логические выводы, — ответил я, а затем потянулся к ручке двери. И, прежде, чем закрыл ее, я заметил, как вытянулись лица девушек. Вот уж, пожалуй, только школьниц-воздыхательниц мне не хватало… Стараясь подавить нарастающее внутри раздражение, я торопливо отложил реактивы, подумав, что не стоит отказывать себе в удовольствии покурить перед началом работы. Одному всевышнему известно, что меня сегодня ждет, и я совсем теперь не уверен, что мои нервы будут способны это все выдержать. Так что мысль о том, что от моего кабинета будет постоянно нести дымом, я отмел достаточно быстро. Ну и черт с ним — пусть несет. — Заходите, — нехотя впустил я, наконец, учеников за несколько минут до звонка. Они сонно и без энтузиазма стали стягиваться в кабинет. Я же внимательно следил, у всех ли вид соответствует технике безопасности, потому что, вспомнив о ней на прошлом уроке, я не мог позволить свершиться даже малейшему нарушению теперь. Не на моих уроках. — Исаева, что с головой? — заметил я, когда мимо меня как ни в чем не бывало проплыла Исаева, бесцеремонно сдувая с глаз отросшую челку. Она с серьезным видом развернулась, достала из кармана халата две какие-то яркие заколки и, демонстративно заколов волосы, гордо подняла подбородок. Вид у нее при этом был достаточно комичный, но я, даже не улыбнувшись, удовлетворенно кивнул, зацепившись глазами за следующее нарушение. — Королёва, вас это тоже касается. Дамочка, громко цокнув, стянула со светлых волос резинку и затянула тугой хвост. Сойдет. — Так, оболтусы, — подытожил я, когда все, наконец, заняли свои места. Повисла небольшая пауза, в течении которой я постарался собраться с мыслями. Журнал. Надо отметить… — А где журнал? — спросил я, заметив его отсутствие на моем столе. Разве он не должен материализоваться на моем столе всякий раз, когда очередные ученики заходят на урок? — Его из учительской не принесли, — констатировала Исаева с важным видом. К слову, этот важный вид был достаточно нелеп из-за ярких заколок, держащих челку. — Кто староста? — кто сейчас огребет за то, что не выполняет свои обязанности? Я строго оглядел класс, зацепившись взглядом за того человека, у которого застыл откровенный ужас в глазах. У Дмитриевой, похоже, отражаются на лице сразу все эмоции, что она переживает, так что она выдала себя с потрохами. — Я, — почти неслышно отозвалась она. Казалось, еще немного, и она попросту утечет под парту… — Быстро за журналом, Дмитриева. Я даже не успел договорить, как девочка метнулась к двери, за которой тут же пропала. Одноклассники проводили ее сочувствующим взглядом, а затем, сев за парту, посмотрели на меня, почему-то, как мне показалось, немного испуганно. — Исаева, помогите расставить реактивы, — сказал я, решив, что девочка достаточно адекватная, чтобы помочь в этом. — Эй, дежурная не она! — тут же раздалось с задних парт. Но Исаева уже вскочила с места и почти вприпрыжку понеслась к лаборантской. — Дмитрий Николаевич МНЕ сказал! Утрись! Я же, проводив ее взглядом, на секунду засомневался, точно ли я диагностировал ее адекватность. Словно прочитав мои мысли, Исаева, на секунду остановившись, выпрямилась и, как ни странно, кивнула мне: — Простите, Дмитрий Николаевич. ТБ*. Я помню, — а после этих слов продефилировала в лаборантскую, вернув себе важный вид. Я с трудом удержался, чтобы не прокомментировать ее поведение. Дмитриевой не было достаточно долго, Исаева уже успела расставить реактивы, а затем раздать тетради на этот раз вместе с дежурной, которая, казалось, будет кулаками отстаивать свое право помогать. И когда мое терпение начало сдавать, я поднялся со своего места, слабо себе представляя, что лучше: отправить в подмогу к Дмитриевой Исаеву или Журавлеву — дежурную? Но когда дверь раскрылась, и на пороге, наконец, появилась Дмитриева, почему-то с пустыми руками. Я вышел из-за кафедры. — Димон, ты прогуляться вышла? — «педагогическая этика» — постоянно напоминал себе я, прежде чем что-то сказать. — Где журнал? Я взглянул на Дмитриеву, стоящую в дверях. Она вроде только собралась мне что-то ответить, но в последний момент осеклась, с сомнением глядя мне в лицо, будто прикидывала, стоит ли мне объяснять что-то или я ее на месте прихлопну? Но, собравшись с мыслями, в конце концов выдала: — Вам это о-о-о-чень не понравится, но… И в следующий момент, словно объяснением ее испугу сзади показалась их классная руководительница. Конечно же, с журналом в руках, протягивая его мне, словно трофей. Отобранный, судя по всему, у Дмитриевой в учительской. — Вот, Дмитрий Николаевич, — она победно улыбалась. Мне на секунду показалось, что, если я сейчас запущу журнал в школьный коридор, она тут же бросится за ним. — Нерасторопная Дмитриева, как у нее по физкультуре «пятерка»-то стоит? В этот момент Дмитриева, в очередной раз отразив на своем лице все, что подумала о классной, взглянула на нее, раскрыв рот от возмущения. Но, слава богу, промолчав. — Благодарю, Лидия Владимировна, — ответил я, приняв «трофей» из рук биологички. А потом, заметив, что она так и стоит, не знаю, видимо, ожидая от меня чего-то еще, заметил: — У вас должно быть, урок? И она, наигранно, словно очнувшись, запричитала: — Ах, да, да, — Лидия Владимировна снова улыбнулась и, махнув рукой по волосам, вышла из кабинета. Весь класс, включая меня и Дмитриеву, молча смотрели ей вслед. Первым от сего представления очнулся я, стараясь выгнать всю эту трагикомедию из своей головы. — Ну, Дмитриева, раз стоишь — иди-ка к доске. Записывай исходные. А я посмотрю, как ты опыт проведешь. Потратить время на отмечание отсутствующих можно после лабораторной, когда класс будет скрипеть ручками. Я прошел к своему столу, надев очки. Дмитриева уже стояла у доски с мелом в руках, с ожиданием глядя на меня. Я уже в который раз отметил ее сходство с отцом. И совершенно незнакомые черты лица, схожие, видимо, с матерью, с которой мне не посчастливилось познакомиться. — Реактивы на столе, — я указал рукой на кафедру, где стояли пробирки с реактивами. Изначально я думал, что буду сам демонстрировать опыт, но с другой стороны, было даже любопытно, как справится Дмитриева. Она, похоже, сумела найти самообладание и перестала робеть, положила мел на подставку и потянулась к реактивам. Но в этот момент на весь класс раздалась легкая и при этом неприлично громкая мелодия мобильного телефона. Дмитриева, уже успевшая схватить одну пробирку, закрыла глаза, судя по всему проклиная все на свете, что именно ей досталась участь проводить опыт. А я уже пожалел, что вызвал ее. Ведь правила для всех одинаковые, а мне очень не хотелось при всем классе ругать дочь того человека, который в свое время мне помогал. Но правила есть правила. — Знаешь, что делать, Дмитриева, — перебив ее извинения, я протянул ладонь. Она тут же, без колебания отдала телефон. Я с не меньшей досадой подумал, что такие ситуации стоит пресекать на корню, а потому решил все-таки прокомментировать: — Кто же тебе пишет? Кто-то, кто не в курсе, что в это время ты находишься на уроке? — глаза опустились на экран. Рядом с конвертиком стояло имя — Фаина. — Уж не Хвостова ли? — не удержавшись, поинтересовался я, вспомнив, что видел это имя в журнале вчера. Я хотел выключить экран и положить телефон на стол, но в этот момент раздался испуганный возглас учеников, и несколько пар глаз с ужасом взглянули на Дмитриеву, стоящую за кафедрой. Раздался звук разбившегося стекла, и Дмитриева с невероятно глупым видом стояла и разглядывала свою ладонь. Разум тут же выстроил цепь произошедших событий, и я в следующую секунду, подорвавшись с места, схватил Дмитриеву за локоть, повел к раковине и стал намыливать обожженную кислотой руку щелочным мылом. Теперь уже моя очередь проклинать все на свете. Мне только химического ожога в классе не хватало. Еще и Дмитриева. Просто потрясающе. Комбо. — Дмитриева, бестолочь! — злобно прошипел я. Уж теперь жалости во мне не было совсем. — Лишена лабораторных работ на месяц. Эту и остальные будешь отрабатывать после уроков из-за своей выходки. Я говорил, с трудом представляя себе вообще саму возможность отработки каких-либо работ из-за своих смен. Зря я все-таки согласился на это все. Почему это глупое существо решило разбить пробирку и пролить реактив на свою руку именно на моем уроке?! — Надеюсь, сообщение того стоило, — в сердцах добавил я, краем глаза заметив поникшие плечи Дмитриевой.