«You brought me love/pain*»
Love hunt me down I can't stand to be so dead behind the eyes And feed me spark me up A creature in my blood stream choose me up So I can feel something So I can feel something Give me touch 'Cause I've been missing it I'm dreaming of Strangers Kissing me in the night Just so I Just so I Can feel something**
Как Шерлок и ожидал, на Бейкер-Стрит его встречали шумно. Слишком шумно для человека, который хотел лишь вколоть в вену кокаин и забыться в неспокойном наркотическом приходе. Хотел создать свой космос в голове, если не мог ничего исправить в жизни. Рассудок медленно и верно возвращался, и на смену эмоциям пришло… опустошение. Полнейшее. Не хотелось никого видеть и слышать, не хотелось даже чувствовать собственный пульс на запястье, голос разума, который, независимо от желания хозяина, продолжал анализировать окружающий мир. Даже в таком полумертвом состоянии он смог заметить следы от детского питания на рубашке доктора, значит малышка дома, и её тщетно пытаются накормить. На рукаве платья миссис Хадсон след от муки, опять что-то готовит? Вероятно, свой фирменный яблочный пирог, который все нахваливают. Неудивительно, впрочем. Не обращая внимания на суетящуюся старушку и нервного Джона, Шерлок бросил через плечо что-то наподобие прощания брату и поднялся к себе, тут же закрывая дверь. Перед тем, как это сделать, он посмотрел на маленькую Ватсон, внимательно наблюдавшую за ним и сжимавшую в одной руке пластиковую детскую ложку, а в другой — слюнявчик, который никак не хотел сниматься. Ребенка усадили на детское кресло со столиком и закрепили ремнем безопасности, дабы случайно не выбрался. Рози внимательно смотрела своими по-детски невинными глазами на Шерлока, замерев на месте, но потом высунула кончик языка и рассмеялась так громко и заливисто, что Джон поспешно взлетел по лестнице к дочурке. — Что случилось, солнышко? Что тебя так рассмешило? — спросил он, оглядываясь по сторонам, но, так ничего и не найдя, присел на стул возле детского столика и, глубоко вздохнув, попытался накормить ребенка во второй раз. Шерлок снял с себя пиджак и, бросив его на спинку стула, упал на кровать, даже не стащив с себя остальную одежду. Ему было не до этого, не до обычных вещей, настолько приземленных и привычных. Необходимо было переварить произошедшее за эту неделю. Слишком много всего, мозг, конечно, успевает за событиями, но одна новость никак не хотела укладываться в голове. Джим Мориарти мертв. «Даже звучит это как-то неправильно. Нет, это точно неправда. Он обязательно выжил», — говорил один голос в голове. «Ага, смог увернуться от пули, пущенной в лоб агентом МИ-6. Коне-е-ечно», — издевательски протянул второй. «Он жив!» — кричал третий вместе с первым. «Да-да-да. Такой наивности я не ожидал. Глупость какая. Он мертв!» — вторил четвертый «Неправда! Я докажу! Он смог выжить!» — продолжали стоять на своем два голоса. «Да неужели? Если он выжил, то почему его нет в чертогах?» — тихо отозвался второй, и в голове образовалась гробовая тишина. А ведь действительно. Он же мог как-нибудь связаться с детективом, подать хоть один знак, намекнуть, что в порядке или что жив, хотя бы. Хотя бы жив… Господи! Дожили! Шерлок надеялся, что его заклятый враг жив! Еще год назад он, услышав об этом, покрутил бы пальцем у виска и, с тяжелым вздохом, объяснил бы человеку, сказавшему ему такое, насколько тот глуп и какой отличный из него можно сделать экспонат полнейшей деградации. А сейчас… Сейчас детектив задумался над этим слишком глубоко, забывая, что может рано или поздно утонуть в своей голове. — Слишком глубоко, Шерлок, слишком… — А разве нас это когда-то волновало? — прошептал Шерлок перед тем, как почувствовал, что его окутывает тягучая черная, как смола, пелена. Только в тот раз его спас Джим, появляясь, как всегда, неожиданно и внезапно. А сейчас появляться некому… Некому спасать Холмса от опасности в виде наркотиков, перебравших глухих***, бандитов, решивших, что в их пистолете достаточно пуль, а в одной части тела — смелости. И, самое главное, некому было спасать Шерлока от скуки. Такой… хронической! Скуки, сводящей медленно с ума, до черноты перед глазами, до дрожи в руках и постоянного отвратительного настроения, при котором хотелось играть лишь Бетховена, да так, что через пару часов не только ты, но и соседи хотели бы застрелиться. И от этого никуда не деться. Ни-ку-да. Человека не стало, а память о нем сохранилась, закопавшись в подкорку мозга и не желая оттуда вылезать. Конечно. Зачем отпускать и забывать, если можно постоянно, вновь и вновь, ощущать то сдавливающее чувство в груди, когда, кажется, не только органы перемешиваются между собой, но и разрываются, смешивается кровь из артерий и вен внутри организма, заставляя еле заметно морщиться от боли. Почему «еле»? Потому что не хотелось травмировать ни друга, ни брата, который все равно, наверняка, давно догадался, ни миссис Хадсон. Потому что это только его боль, и только он имеет право хранить ее в себе, хороня с каждым мгновением остатки прошлой жизни. Но нет. Не получалось. Как ни пытаешься закопать этот вроде бы увядший цветок эмоции, он вновь и вновь расцветал, питаясь внутренними силами и энергией, забирая все последние силы, которые были отданы на продолжение существования. Он цвел, а Шерлок умирал. Умирал изнутри, с каждым мгновением, с каждым воспоминанием, пронесшимся в голове, сгорал снова и снова. Угли не хотели тухнуть, они продолжали поблескивать едва заметным рыжим светом, но больше не было от них огня, не было тепла, не было ровным счетом ничего. Как и от Шерлока теперь. Он сидел в своем кресле, смотрел поверх сложенных вместе ладоней, но больше в глазах не сверкали огоньки азарта, увлеченности чем-либо, да даже скуки не было. Пустота, пугающая, отталкивающая от себя всех посторонних, она смотрела перед собой, но не замечала ничего, будучи обращенной куда вовнутрь, в разум. Туда, где Он еще оставался. Ускользающим видением, ярко впечатавшимся в память воспоминанием, тем, что могло хоть как-то напомнить о бывшем Наполеоне криминала. Перед домом 221В расцвела роза, которая не цвела уже несколько лет.***
Шерлок как всегда сидел на своем кресле, не обращая внимания на происходящую вокруг суету. Миссис Хадсон, радостно улыбаясь, пыталась сфотографировать на свой новый фотоаппарат, подаренный Джоном в честь юбилея, малышку Рози, которая самостоятельно ходила по комнате, хоть иногда и падала на коленки. Молли улыбалась, наблюдала за развеселившимся ребенком и разговаривала с Джоном насчет вакансии в Бартсе. Все-таки молодому папаше нужны были деньги, чтобы содержать маленькое чадо. Рози рассмеялась и, хлопнув в ладошки, неловко потопала к Шерлоку, хватаясь за его брюки, чтобы не упасть. Своими действиями она заставила детектива вернуться в реальность. Никто не знал, что происходит с Шерлоком, что произошло в момент его отсутствия после поездки в Париж, после выезда из города на дело от Майкрофта. Последний, кстати, тоже молчал. Уже который месяц от него нельзя было добиться ни слова относительно Шерлока и его состояния. Сам политик изрядно исхудал и выглядел сейчас не лучше, чем брат. Диетолог вроде обрадовался, а вроде схватился за голову. Прошло уже три месяца с того самого момента, когда вся привычная жизнь покатилась по наклонной. Когда, стоя бок о бок, братья смотрели поочередно на два надгробных мемориала, расположенных в разных местах кладбища, но играющих важные роли в жизнях Холмсов. Было непривычно и… отвратительно на душе. Смотреть, как человек, которого ты любил, отправляется под крышкой гроба в крематорий, а после, этот самый гроб спускать вместе с братом в яму. Они не стали никого звать, лишь отправили письмо на адрес проживания, в котором, как предполагалось, продолжала жить семья погибшего. Но как бы оно не было, к ним все же подошел мужчина. Он был в черной куртке, накинутой поверх белой рубашки, в строгих брюках и смотрел прямо перед собой. Майкрофт сначала хотел было возразить и спросить, что нужно подошедшему, но Шерлок прервал его охрипшим голосом: — Не надо. И поднял взгляд на мужчину. Последний выглядел не то потерянным, не то убитым от осознания произошедшего. И Холмс его прекрасно понимал: до конца не хотелось верить в происходящее. — Я… — прошептал мужчина. — Я. Я должен был его спасти. Обязан был! — он в сердцах ударил кулаком себе по ладони, зажмуриваясь. — Не всё мы можем предвидеть, Себастьян, — отозвался Шерлок и грустно посмотрел на мраморную плиту. Джеймс Мориарти. И ниже, под стандартной надписью, было выгравировано аккуратными прописными буквами с золотым отливом: Ты сжег мое сердце. Как и обещал, mo daor. И малышка Рози сейчас вытянула Шерлока из невеселых воспоминаний. Из той картины в чертогах, которая открывалась на могилу человека, заставляющего мозг буквально гореть от перегрузки, заставляющего не просто желать новой игры, а желать именно встречи, именно его самого. И вновь перед глазами стол с сотнями проводками, а в ушах тихий голос. Я люблю тебя. — Ты молодец, Розамунд Ватсон, — Шерлок посмотрел куда более осмысленно на ребенка и, подняв, посадил к себе на колени. — Никогда не сдавайся, даже если ситуация кажется тебе безвыходной. Девочка рассмеялась и повисла на шее детектива, что-то бубня на своем языке, который, к сожалению, зачастую мало понятен обычным людям. Она качала своей головкой, продолжая что-то говорить и обнимая Шерлока за шею, и не хотела его отпускать, как бы миссис Хадсон не завлекала ребенка игрушками. Она мала, не знакома с этим миром, но зато прекрасно всё понимает. Возможно. Этот ребенок еще не знает, что может поджидать ее в мире, в котором она растет. Не знает, сколько боли и разочарований он принесет, она живет лишь мимолетной радостью, теми самыми моментами, которые даже не останутся у нее в голове. В дверь постучались, и в комнату зашел мужчина, не дожидаясь разрешения. — Добрый день. Простите за беспокойство, мне надо переговорить со своим младшим братом, — даже не пытаясь натянуть на себя любезную улыбку, он перевел взгляд на Шерлока. — Это важно. Детектив не сказал ни слова, лишь поднял на руках Рози и под ее разочарованные непонятные обычным смертным звуки отдал малышку миссис Хадсон, а сам подошел к двери, на которой висело пальто. Он не проронил ни слова за всё то время, пока они садились в машину и ехали в неизвестном Шерлоку направлении. Автомобиль остановился через полчаса у квартиры Майкрофта, в которую они зашли все в той же мертвой тишине. — Ты разучился говорить? — спросил, наконец, политик, не выдерживая этого напряжения, повисшего между ними. — Зачем ты позвал меня? — вопросом на вопрос ответил Шерлок. — Мне стала известна кое-какая информация, которая, возможно, будет интересна и тебе, — уклончиво сказал мужчина и кивнул в сторону своего кабинета. — Я не возьмусь ни за какое дело, — предупредил детектив, но все же пошел за братом в кабинет, в котором вершились судьбы не только людей, но и государств. — За одно, скорее всего, возьмешься, — покачав головой, устало сказал Майкрофт и сел за стол. Он достал папку из стола и протянул ее детективу. — Это я нашел сегодня утром на пороге своего дома. По-моему, кто-то очень сильно хотел, чтобы информация дошла до тебя, при этом, не касаясь ни Джона, ни миссис Хадсон. Предположения? Шерлок не ответил, лишь забрал папку, открыл ее и… замер. Голову разорвала глухая боль, парализуя и не давая сделать и шагу. Воспоминания в очередной за день раз накатили с головой. Судьба явно играет с ним в злую шутку. Бумага была копией настоящего документа, но подпись и инициалы говорили сами за себя. Она настоящая. Это не подделка ради неудачной затянувшейся шутки. Некоторые предложения были зачеркнуты ручкой, некоторые, наоборот, обведены. Но сейчас Шерлок не мог спокойно прочитать написанное. Слова стекались в одну непонятную черную тучу, которая никак не хотела расшифровываться. — Завещание, — спокойно высказал мысли детектива Холмс-старший. — И твое имя. Как понимаю, оно задумывалось как шуточное, раз указаны такие несерьезные вещи, которые, кстати, в коробке, — он кивнул за спину мужчины, который обернулся и увидел у стены, на пуфике, картонную квадратную коробку. До сих пор не хотелось верить в происходящее. — Я пойму тебя, если ты сейчас вернешься на Бейкер-Стрит и там откроешь ее. Ты имеешь на это право. Водитель, если что, предупрежден. Шерлок на мгновение замялся, но, поняв, что не сможет сдерживать в себе накопившиеся эмоции, когда откроет чертову посылку, все же решил вернуться к себе. Он попрощался с братом и сел в автомобиль, одной рукой придерживая коробку, а в другой сжимая документ, подписанный как: «Моему дорогому сопернику. Если ты получил это, значит, игра всё-таки закончилась. Прости:)». Хотелось кричать. Кричать от боли, от безнадежности, от усталости. Но из груди не вырывалось ни звука. — Ты никогда не позволишь забыть о себе, — прошептал одними губами Шерлок, откидывая голову.***
Шерлок вернулся на Бейкер-Стрит и, не говоря ни слова, отправился к себе, держа в руках стандартного размера посыльную коробку, какие используются чаще всего почтой. Он не стал вникать в документы, откладывая на потом всю эту макулатуру. Не по последней причине от того, что не хотел вновь окунаться в воспоминания, читать слова, которые остались лишь напечатанным текстом, нечего не значащим, хотя при жизни короля криминала могли жечь острее перца. Шерлок взял со стола ножницы и, присев на кровать, разрезал слой скотча. Любопытство медленно и верно сжигало изнутри, он не знал, чего ожидать, что произойдет в следующую же секунду. Он нетерпеливо раскрыл коробку, в один момент забывая, как нужно дышать. В коробке лежала книга, несколько небольших папок и конвертов, скучная своим видом кепка туриста с названием столицы. В кепке же оказалось ожерелье с оставшимися бриллиантами из ювелирного магазина. Оно переливалось мягким светом на дне, словно освещало представившуюся перед глазами картину. Шерлок недовольно отметил, что у него дрожат руки и не от страха. От чего-то другого, но чего именно, он не успел додумать, доставая первым делом книгу. Это была красная яркая книжка с лаконичным названием «Гензель и Гретель. Сказки братьев Гримм». — Ты не изменяешь своим привычкам, — грустно усмехнулся детектив, с неожиданным трепетом открывая детскую историю. В некоторых местах не хватало страниц, которые, как не сложно догадаться, были все это время у Шерлока, в тех самых конвертах, которые ему подкидывали чуть меньше полугода назад. Следующим под руку попались бумажки, аккуратно разобранные по папкам. И вот теперь в горле у Шерлока пересохло, и он оказался благодарен, что сидит сейчас, иначе ноги бы точно не выдержали и покосились. У него на руках были чертежи, схемы, непонятные обозначения, названия и имена, которые, так или иначе, относились к игре. К их игре. Той самой, что началась еще со времен розовой леди и таксиста и длилась до недавних пор. Шерлок увлеченно пытался разобрать бумажки из папки, датированной предыдущим годом, пытался связать их с недавними событиями, понять, насколько изменился план от ожидаемого до реального. Edgware road Wimpole Street Oxford Street Marylebone road Scotland-Yard Shaftesbury Avenue Mortimer Street Piccadilly The strand Cockspur Street Buckingham gate Chelsea Embankment Хотелось кричать то ли от радости от такой информации, от тонкости подачи и гениальности, скрывающейся за этими аккуратными надписями на листке, то ли от боли, от осознания, что больше этого не будет. Не будет игр, не будет внезапных встреч, ни-че-го. Снова и снова это слово отвечает на все вопросы, не позволяя заглядывать глубже, в душу, не подавая ложных надежд. Шерлок не знал, как будет справляться, как будет зашивать ту дыру, что образовалась у него в груди. Он не знал, как жить сейчас, после всего того, что произошло за последние полгода. Земля была буквально выбита из-под ног, а мир резко потерял остатки не только смысла, но и разумности. Стало на одного гения меньше, на одного, всего лишь, человека. В мире каждые три секунды умирают люди, и что? А то, что это был не просто человек. Не для Шерлока. Не сейчас. Спустя годы привычной жизни, без привязанностей, без слабостей (как считал сам Шерлок, конечно же, заблуждаясь), без бессонных из-за пустой головы ночей и отсутствия какой-либо активности. Не хотелось лишний раз закрывать глаза перед сном, потому что там, в царстве разума, боль ударяла с новой силой. Потому что там был Джеймс Мориарти, а здесь его не было.