Наблюдатель 2. Мстители

— Верь мне, Крис! Твои постоянно рвущиеся штаны — это не происки дьявольских сил! Разговаривай с костюмерами, — я послала парню приторно-сладкую улыбку и подумала: где моя палка с зарубками? А то я уже забыла, в который раз повторяла Хемсворту, что ничем не могу помочь в его нелегкой борьбе с собственным костюмом. На самом деле я знала, что парень так прикалывается, потому что четырежды порвавшуюся на самом интересном месте деталь туалета уже давно заменили на более выносливую, реагирующую спокойно на то обстоятельство, что она прикрывает собой задницу асгардского бога. Но его можно было понять. Когда куча дублей испорчена потому, что партнеры по площадке просто загибаются от хохота при одном только воспоминании о случившемся казусе, как-то хочется сравнять счет. Так почему бы не прицепиться ко мне, типа «плохо делающей свою работу»? Шла вторая неделя съемок. Я почти привыкла к существованию рядом с неДжедом, Томом Хиддлстоном, и уже не испытывала желания сбежать и даже просто вздрогнуть при виде него. За это время «съемщики» окончательно простили мне накладки первого дня, а я поняла, как погорячилась, когда посчитала, что дальше работа будет спокойной. Наивная. Просветив меня относительно моих обязанностей, Клео не особо распространялась о том, что мне предстояло увидеть, считая подробности съемочных будней второстепенным в работе наблюдателя. Да, это второстепенное. Но нельзя же не обращать на него внимания, когда присутствуешь при этом процессе изо дня в день? К съемочной группе у меня не было никаких претензий, люди работали: собирали или двигали декорации, настраивали камеры и свет, следили за костюмами, гримировали и делали кучу других вещей, в которые я даже не пыталась вникнуть. Словом, каждый занимался своим делом, как всегда из фильма в фильм, не обращая на меня особого внимания. Исключения, конечно, были, но о них позже. Что же касается актеров, я предполагала, что им приходится нелегко, но чтобы так… Была бы я на их месте, то считала бы праздником, если бы рабочая смена заключалась в съемках в настоящих декорациях и с взаправдашним партнером. Но фильм «Мстители» был фантастикой, а потому содержал много такого, чего невозможно найти в реальной жизни. Вот и приходилось актерам отыгрывать на фоне зеленого экрана с людьми, облаченными в непонятные серые костюмы с датчиками, о которых Джосс пытался мне рассказать, но я мало что поняла. Техника — это не мое. Короче, я не представляю, какими фантазией, талантом и выдержкой нужно обладать, чтобы раз за разом с серьезным лицом изображать одно и то же, чтобы достичь уровня убедительности, нужного режиссеру. «Что это за узкая шатающаяся доска? — Это подвесной мост, и ты должен по нему пробежать! — А она не сломается? — Опа! Отличная идея!» Круче этого только индийское кино. Но его «Я тебя убью, но сначала станцую и спою вместе со своими сорока слонами на фоне цветущих деревьев» вряд ли вообще возможно переплюнуть. Однако, то, что ставило в тупик меня, как непрофессионала, ничуть не смущало самих актеров. У них было действенное средство борьбы со спецификой современного кинематографа. Оказывается, главное — проржаться. До. Ну, или после. Когда найдется повод. И «штаны Тора» были одним из таких поводов, на который чаще всего попадался Крис Эванс, за что по первым порам и получил прозвище «Капитан Истерика». Попав в добрые, и я не шучу, руки новых товарищей, за прошедшее время я если и не стала экспертом во вселенной Марвел, то сдать контрольный тест на три с плюсом смогла бы. Но мало того, что мне стало понятно, «кто есть кто на нашей тусовке», я еще и поняла, почему актерский коллектив с первых дней, без всякой притирки и прочих сложностей, включился в совместную работу: так или иначе многие из них уже пересекались в других проектах, в том числе и марвеловских. Голова трещала от новой, в принципе для наблюдателя совершенно лишней, информации, но я прилежно пыталась ее запомнить. Оказывается, самой крупной звездой на площадке был «Железный Человек» Роберт Дауни-младший. Дауни и в обычной жизни — это песня, а в данной роли — целый хит-парад. Два удачных фильма с ним, в одном из которых засветилась «Черная вдова» Скарлетт Йоханссон, позволили студии подвязаться на другие проекты, в том числе и нынешний. Знакомый мне Крис Хемсворт уже второй раз играл причину моего появления на конкретно этой съемочной площадке — скандинавского бога-громовержца Тора — и выглядел в этой роли так, что многим дамам из съемочной группы приходилось прилагать усилия, чтобы слишком откровенно на него не таращиться. Вместе с «Тором» из его первого фильма перекочевали «профессор» Стеллан Скарсгард, «Соколиный глаз» Джереми Реннер и Том Хиддлстон, «Локи» — возможное дополнение к первой причине моего присутствия, а в качестве самостоятельной единицы — просто конец света. Те, кто не таращились на Криса, таращились на него. В принципе, и меня можно было причислить к этому лагерю, хоть я таращилась несколько по иной причине. И вот объясните-ка мне: как можно бороться со злом, когда его олицетворяют такие обворожительные красавцы, которым хочется сдаться в плен еще до того, как они этого потребуют? Нужно намекнуть Каису, что над пропагандой победы добра над злом среди людей, и особенно среди женщин, надо бы основательно поработать. Оставшиеся дамы, по какой-то причине избежавшие асгардских божественных чар, тоже не остались неохваченными. Их взгляды приковал «Капитан Америка» Крис Эванс, тоже та еще «зажигалка» в обычной жизни. «Людьми из прошлого» были и «Ник Фьюри» Сэмюэл Л. Джексон, «агент Колсон» Кларк Грегг, «Пеппер Поттс» Гвинет Пелтроу, а из новеньких «Агент Хилл» Коби Смолдерс и «Халк» Марк Руффало, получивший свою роль по наследству от кого-то, не согласного с гонораром. — Джексон, Дауни, Йоханссон, Эванс, другие… Ты представляешь это великолепие на одной площадке? — как-то в самом начале пожаловался мне Уидон, а я согласно-сочувственно кивала, хотя совершенно не представляла. С моим-то знанием основ киноиндустрии… Если бы не Клео, я не знала бы даже, что фильмы теперь цветные, не говоря уже о чем-то большем. — Стоит только кому-то одному проявить свое эго, остальные последуют за ним, и съемочная площадка превратится в поле боя. Я в ужасе от одной мысли, что подобное возможно… Но если актерское эго и проявлялось, то только в постоянном хихиканьи и разговорах о том, чей костюм круче и у кого мускулы больше. Лично я не видела в этом ничего страшного, а вот Джоссу пару раз пришлось призвать к порядку кое-кого из отъявленных «болтологов», из-за которых он не мог скомандовать «мотор». Как наблюдателю, тяжелее всего мне пришлось во второй рабочий день, когда подопечные, переставшие меня бояться, наконец, проснулись и начали закидывать меня вопросами. Тогда каждый перерыв превращался в интервью. Не знаю, как с этим справлялась Клео, а я не получала от процесса особого удовольствия, поэтому изо всех сил старалась понизить число вопрошающих, отыскивая в их головах воспоминания, заблокированные другими наблюдателями. Опаньки! Из офигительного количества человек только около двадцати ни разу не попадали на фильмы с нашими кураторами. Вот с ними, да еще с теми, кто по собственному желанию прибивался к этой компании, мне пришлось побеседовать обстоятельно и неоднократно. Аудитория для меня все равно многочисленная, но тут уж никуда не денешься. — Откуда ты? — странно, но именно таким был первый вопрос. — Родилась в России, выросла в Индии, сейчас живу в Европе, — честно ответила я. — Но вообще у наблюдателей нет гражданства как такового. Мы везде свои, и везде чужие. — А это правда, что там, где ты родилась, у вас по улицам ходят медведи в ушанках и с балалайками? — кажется, вторая часть моего ответа постыдно проигрывала первой. — Не правда, — я еле сдержала улыбку. — Нет у них ушанок. Наши медведи ходят в буденовках. И обязательно с водкой. А если честно… — я многозначительно прищурилась, сидящие вокруг затаили дыхание. — Я думала, что эта шутка больше неактуальна. Я ошибалась? Потом были более привычные вопросы из серии «кто», «что», «где», «когда», «как» и «почему», на которые я старалась ответить максимально понятно и честно. Узнав, что до сего момента я работала в Азии, Африке, немного в Восточной Европе и совсем не была в Америке, многие тут же изъявили желание побыть моими экскурсоводами. Если не сейчас, то в следующий раз. — Боюсь, — улыбнулась я, — когда мы встретимся в следующий раз, вы имеете все шансы меня не узнать. — Почему? — этот вопрос задал Хемсворт. — Ведь сейчас мы тебя узнали. По крайней мере, я. — Потому что сейчас я разблокировала ваши прежние воспоминания, — я посмотрела на Криса. — Но в самом конце, уходя, я снова их заблокирую. — Зачем? — честно, я не заметила, кто это спросил, поэтому ответила «в пространство»: — Трудно объяснить в двух словах… Наблюдателям так спокойней. Чем меньше о нас говорят, тем лучше. Правда, передаваемая из уст в уста, имеет обыкновение обрастать деталями, которых на самом деле не было, в конце концов, превращаясь в ложь. От нее никакой пользы, только вред. Кто-кто, — я обратилась к актерам, вспомнив рассуждения подруги, — а вы должны это понимать. Кроме того, частенько нам приходится совершать невероятные вещи. Тяга к сверхъестественному, стремление докопаться до истины заставляет вас делать то же самое. Как вы думаете, сколько любопытствующих придет посмотреть на битву наблюдателя, скажем… с Дахоком?.. И как легко дастся ему победа, если он вынужден будет не только защищаться сам, но и защищать любознательных зрителей? — А тебе приходилось убивать кого-нибудь? — не знаю почему, но мне показалось странным, что именно Хиддлстон задал этот вопрос. — Приходилось, — я равнодушно пожала плечами. — За свою жизнь я убила много демонов. Вот только это не является убийством в общепринятом понимании. Я просто отправляла их на ту сторону. В нашем разумении это смерть. Но для них — всего лишь возвращение домой, — я попыталась понять, какое впечатление произвел мой ответ. Большинство сохраняло невозмутимость, но некоторых все же зацепило. Пожалуй, стоит отвлечь их от неприятных размышлений, пока они снова не начали шарахаться от меня. — Но продолжим тему воспоминаний. В принципе, я и сейчас не должна бы разблокировать вашу память. Обычно связанные с нами воспоминания весьма… неприятны. Это счастливая — очень счастливая! — случайность, что среди такого большого количества людей нет никого, кто видел бы «своего» наблюдателя в деле. Но таким образом наблюдатели облегчают себе работу, чтобы не устраивать подобных лекций с вопросами и ответами для всех. Только для новеньких. — Как-то маловато нас, новеньких, — Эванс окинул взглядом оставшихся слушателей. — Просто потому, что я немного сжульничала, — я изобразила пристыженную физиономию. — Поскольку я впервые курирую съемочный процесс, по-честному, мне следовало бы все всем объяснять с нуля. Так уж сложилось, что наблюдатели стараются свободно распоряжаться только теми воспоминаниями, которые касаются их напрямую. Как новичок, я должна была бы нарабатывать на вас свою «клиентскую базу». Но поскольку вообще-то я — в боевой группе, а сюда попала потому… что… так получилось… мне разрешили использовать воспоминания других наблюдателей. В порядке исключения. — А почему тебя вдруг направили курировать съемки, если ты всегда была в боевой группе? — поинтересовался Уидон. — Я не была, — усмехнулась я. — Я все еще в боевой группе. Просто сейчас я восстанавливаюсь после ранения. Это во-первых. А во-вторых… меня временно понизили. — За что? — несколько человек задали вопрос одновременно. — За систематическое нарушение приказов начальника, — не знаю, зачем я об этом рассказала. Вот уж точно в этом не было никакой необходимости. — Целых… много раз. Так что мне повезло, что я здесь, в приятной компании, — я с улыбкой оглядела улыбнувшихся мне в ответ слушателей, — а не где-нибудь в куда менее симпатичном месте. С решетками на окнах… — Вот и славненько! — неожиданно обрадовался один из предлагавших себя в гиды. — То, что случилось много раз, вполне может и еще один раз случится. Тебя снова отправят курировать какой-нибудь фильм. Там обязательно буду я. Ты разблокируешь мне память. Я все вспомню и… Оп-ля! Бесплатный экскурсовод! — Накаркаешь — убью, — я шутливо нахмурилась, но после все же рассмеялась вслед с остальными. — А в целом, устраивает. Договорились! Как можно судить из вышеприведенного диалога, беседы получались достаточно веселыми. Но время шло, вопросов становилось все меньше и меньше, и вот, в конце концов, остались только самые любопытные, с которыми мы коротали обязательные и вынужденные перерывы: режиссер, два его ассистента, шесть Мстителей, главный злодей, трое агентов ЩИТа, еще несколько человек из каста и съемочной бригады и осветитель по имени Майк. Последний заслуживает, чтобы его описали отдельно. Когда я впервые увидела Майка, мужчину лет тридцати, ростом на полторы головы ниже меня, грузное тело которого по форме напоминало каплю, оснащенную непропорционально тонкими для такой комплекции руками и ногами, с пухлым лицом, на котором выделялись большие почти круглые светло-карие глаза, мне срочно захотелось раздобыть наполненный гелием воздушный шарик, вдохнуть из него и детским голосом сказать: «Майк Вазовски!» А потом добавить: «Кру-у-у-углик». Вот только вряд ли можно было бы сделать что-то неуместнее, потому как у Майка напрочь отсутствовало обаяние полного человека, за счет которого частенько выезжают эти люди, которых глупый мир считает неприглядными. Что ж, в случае с Майком мир угадал. И характер у него был подстать внешности. Теперь главное: почему при таком количестве персон «класса А» я уделяю столько времени простому осветителю? Я имела неосторожность ему понравиться. В моем–то возрасте, и попала под обстрел влюбленных взглядов. Хотя возраст тут ни при чем, а я просто попала, потому что к таким ухаживаниям, заключающимся в панибратстве и бесцеремонности, определенно, не привыкла. Потом я очень жалела, что сразу не решила проблему радикально, предпочтя провести незадачливого ухажера по логической цепочке от доброжелательной, но прохладной вежливости, через игнор к откровенной грубости. Но, с другой стороны, подобная категоричность лишила бы меня возможности пережить несколько неоднозначных моментов, которые приятно вспомнить. Не мне давать уроки, как следует ухаживать за женщиной, которая нравится. Поскольку все мы разные, однозначных решений нет, и я могу говорить только за себя. Конечно, есть определенные поведенческие шаблоны, но даже их принято использовать с индивидуальным подходом. — Индивидуальный подход? Нет, не знаю! — мог бы сказать Майк, который, несмотря на свои специфичные внешность и характер, обладал изрядно завышенным самомнением, позволяющим пребывать в стопроцентной уверенности, что любая женщина просто счастлива стать его… ну, пусть будет — возлюбленной. Зачем же тратить силы на какие-то нюансы? Это довольно-таки общая характеристика, но и она, полагаю, дает представление о том, что я чувствовала, когда мои вежливые отказы расценивались, как заигрывание, а последующий игнор подводился под понятие «цену себе набивает». А если учесть, что быть вежливой или безразличной мне было ой как не просто, корректно пресекая попытки одарить меня слюнявым поцелуем, влажным рукопожатием, щипком или шлепком по мягкому месту… Уверена, в конце концов, дошло бы до рукоприкладства, с моей стороны, естественно, если бы в момент, когда стрелку зашкалило в красной зоне, за меня не вступились. Очередной съемочный день только-только закончился. Снимали сцены в авианосце, знаменитой плавающе-летающей базе организации ЩИТ, а впереди предстояли выездные съемки. По сценарию авианосец должен взлетать, сцены перед этим знаменательным событием собирались снимать на взлетной полосе городского аэропорта, и задействованные в сегодняшних съемках — то есть практически весь основной состав — задержались обсудить работу, предстоящую части из них, то есть просто посплетничать. Вот это-то меня с Майком и спасло. Майка — от моей, наконец-то, вышедшей из-под контроля ярости, меня — от необходимости прятать труп. — Девушка, а что вы делаете сегодня вечером? — судя по довольной физиономии, Майк считал себя эталоном оригинальности. Конечно, стоит отметить, что этот штамп осветитель действительно использовал впервые, но не сосчитать, сколько раз я слышала данную фразу от «чемпионов по бабсклею», поэтому ответила автоматически: — Скворечник! — Какой скворечник? — по-видимому, Майку так своеобразно, а по правде столь же тривиально, как и сам подкат, ответили впервые. — Какой-какой… Деревянный, — я услышала, как в декорациях авианосца притихли, не иначе прислушались. — Ясно… — протянул Майк. Неужели принял за чистую монету? — А я хотел тебя в кафе пригласить. — Да какое кафе, — я махнула рукой, профессионально «как бы случайно» уворачиваясь от прицелившейся пятерни, — когда у меня дома скворечник недоделанный! И тут до Майка дошло. Во всяком случае, замершие на полпути растопыренные пальцы и выражение «крайнего возмущения» на лице свидетельствовали именно об этом. — Да ты надо мной издеваешься! — недовольство Майка граничило с бешенством, и он сделал то, что делать не следовало: скорректировав движение своей руки, грубо схватил меня за предплечье и дернул к себе явно не для того, чтобы поинтересоваться состоянием здоровья. Скорее уж чтобы это самое здоровье ухудшить, движением другой замахнувшейся руки. Кто-то скажет, что я сама нарвалась. Кто-то удивится, что парню хватило такой малости, чтобы рассвирепеть. Поверьте, у нас обоих был повод соответственно нахамить и разозлиться, поскольку описываемый случай не был первым в практике нашего общения, да и особо показательным его не назовешь: все произошло достаточно быстро, без пошлых комплиментов и щипков за мягкие места. Он просто, как я уже говорила, стал своеобразным рубежом. Причем не только в отношениях осветителя и наблюдателя. Итак, Майк схватил меня. И мне ничего не оставалось, как по-быстренькому решить, какое равноценное действие из мысленного списка ему противопоставить. Но прежде, чем я приняла решение, моему невежливому кавалеру прилетело… ботинком по голове. Осветитель как-то по-бабьи взвизгнул и обернулся, чтобы полюбоваться на без малого десяток возмущенных персон, сгрудившихся у края декорации. — А если кто-то снова вздумает угрожать женщине, получит щитом Капитана Америки или молотом Тора, — скрестив руки на груди и прожигая Майка презрительным взглядом, проговорил Сэмюэл, уже снявший нашлепку, по роли прикрывающую его левый глаз, но еще по привычке прищуривающий его, — и на собственном опыте убедится, что это далеко не такой легкий реквизит, как может показаться. Замысловато выматерившись и стрельнув в меня ненавидящим взглядом, причину которого я, если честно, не берусь определить однозначно (стала ли я нежелательным свидетелем его позора, или парень посчитал, что все подстроено), осознавший, что перевес не на его стороне, Майк ретировался с нереальной для его комплекции проворностью. Я же заняла его место. В смысле, уставилась на неожиданных защитников, разрываясь между вполне естественной благодарностью и самолюбивым желанием объяснить, что и сама бы справилась. Вот только что-то подсказывало мне, что лучше ограничиться первым, поэтому я просто подняла ботинок и улыбнулась заступникам: — Спасибо! Ботинок-то кому отдать? Реннер, вроде ты у нас главный снайпер? Ботинок оказался левым. Не с левой ноги, а никому из присутствовавших не принадлежавшим. Что он делал в декорациях, никто так и не смог внятно объяснить. Даже костюмеры, которым вернули пропажу. А в «снайперы» торжественно записали Руффало, который клялся, что попал случайно, но ему почему-то никто не поверил, и прежде всего Дауни. Можно сказать, что с этого момента Майк оставил меня в покое. Во всяком случае, если со мной рядом был кто-то из присутствовавших на «ботиночном полигоне», то есть почти всегда, он предпочитал оставаться на расстоянии. Это несколько «помяло» гордость наблюдателя, самостоятельно не справившегося с пустяковой житейской проблемой, но позволило еще на шаг приблизиться к поставленной цели: вливанию в новый коллектив.