Жрец и юный господин

      За окном всё также лил дождь, что начал тихо постукивать по крыше дома ещё ночью. Небо застилало серое, непроглядное одеяло, что укутало своим теплом и тоской. Ветер стих, он больше не прогуливался по улицам, разнося пыль по разные стороны невообразимым вихрем, и не завывал тихо под окном, напевая свою унылую, мерную и иногда нарастающую музыку. Лишь тоскливый и сожалеющий щебет птиц нарушал тишину, царившую в деревне, на улице, в доме и в их комнате. Вода тихими каплями стекала с окна, беззвучно падая на землю с высоты, как раненная птица, потерявшая способность летать, оставшаяся без крыльев, надежды и веры во что-то хорошее, веры в будущее. Как птица, что была поймана в клетку, в которую она сама и залетела, не заметив, как за ней скрипнула маленькая дверца, захлопнувшаяся навсегда. Птица в клетке, именно таковой себя считал Чуя Накахара, одевающийся в свой костюм и готовящийся на похороны своих родителей.       Запястья болезненно ныли, когда рубашка тёрлась о них, так как Чуя не хотел их забинтовывать, он хотел всё оставить как есть, не хотел зря нагружать Дазая, который в этот момент стоял за дверью, тихо прислушиваясь к происходящему в комнате. Да, Накахара знал, что Осаму там стоит, и он знал, что тот об этом прекрасно знает, хотя и не должен. Каждая вещица была идеально выглажена, идеально заправлена, он хотел выглядеть идеально, он хотел, чтобы родители им гордились. Он хотел, чтобы они вспомнили, каким он был красивым мальчиком в этом костюме, чтобы они вспомнили об их ужинах, что проходили ещё там, чтобы они вспомнили, каким он тогда был.       Подойдя к окну, Чуя начал вглядываться в дом напротив, в его дом, к которому уже начал подходить народ и подъезжать машины. Да, он знал, что многие любили его родителей, и многие сожалеют об их утрате, потому что они были замечательными людьми. Они всегда помогали, когда их об этом попросят, а иногда, даже если и не просят, просто от чистого сердца, потому что им нравилось видеть эти искренние улыбки и сияющие радостью глаза. Чуя тоже был таким, да, хоть он и мог с кем-то подраться, мог быть грубым и до жути высокомерным, но это только с отбросами, которым нужно преподать хороший урок. Но с хорошими людьми, такими как миссис Кам, он был дружелюбным, жизнерадостным и отзывчивым, потому что ему тоже нравилось видеть эти улыбки, а иногда пытаться повторить их, стоя у зеркала, но, к сожалению, у него не получалось. Он не знал в чём секрет, он просто не понимал, вроде улыбается он также, но ему казалось, что чего-то не хватает в этой улыбке, что она слишком наигранная и неживая.       Стук в дверь. И только в этот момент Чуя перестал глазеть на дом, на людей, что с неким сожалением и печалью глядели на гробы, которые медленно выносили из дома и погружали в машину. — Чуя, нам пора, церемония скоро начнётся, мы и так слишком много пропустили, — Дазай стоял за дверью, слегка прислонившись к ней спиной. Да, он понимал, как Чуе нелегко, он понимал, что он, возможно, ещё не готов прощаться со своими родителями, если честно, то и сам Дазай не был к этому готов, но время шло, и как бы мы не хотели его задержать или остановить, у нас ничего не получится, оно беспощадно, оно дальше продолжит свой путь.       Ручка двери повернулась и Дазай отошёл от неё, в этот момент она открылась, и за неё показался Чуя, что был одет как с иголочки. Сегодня он был необычайно красив, необычайно молчалив и необычайно пуст. На его лице не играло никаких эмоций, оно было каменное, не выражающее ничего. Бесцеремонно схватив Дазая за руку, из-за чего тот немало удивился, он направился вниз, а после и на улицу, захватив большой чёрный зонт, под которым они вдвоём могли бы уместиться.       Дазай хотел о чём-то поговорить с Чуей, как-то отвлечь его и привести в чувства, но он не знал, с чего начать, что сказать, что сделать, поэтому он просто шёл вместе с ним за руку под большим чёрным зонтом, о который разбивались редкие капли дождя, напоминающие слёзы, слёзы неба, что также горевало вместе со всеми. Шли они в конце, поэтому никто на них не обращал внимания, на двух совершенно одиноких детей, принадлежащих друг другу, они могли теперь положиться только друг на друга или на себя самого. — Идём, — тихо прошептал Чуя, потянув Дазая вправо, в сторону тропинки, ведущей на холм, где некогда была секретная база Накахары. — Чуя, куда мы идём? А как же похороны? — Дазай вовсе не понимал и отказывался понимать Чую, он не знал, что тот задумал, что он захотел сделать и куда пойти, но спорить с ним он не собирался, зная, что то, что он сейчас делает, только к лучшему. — Потом, не привлекай внимания, — Чуя был краток и за лишним словом в карманам не полезет, поэтому Дазай решил не задавать лишних вопросов, а просто следовать за ним, не забывая смотреть под ноги и удивляясь, как это Накахара так аккуратно, не испачкавшись ходит, даже не глядя под ноги.       Дазай дорогу узнал не сразу, так как первую половину пути смотрел на Чую, что также не отпускал его руки. Если честно, то он только сейчас заметил одетые на нём чёрные перчатки, что так шли к костюму и придавали Накахаре некого шарма. Но до базы они так и не дошли, а остановились на полпути. — Чуя, — Дазай посмотрел на Чую, что откинул куда-то в сторону зонт и отпустил руку Дазая. — Мы пришли, задавай свои вопросы, — Чуя слегка улыбнулся и завёл руки за спину, сцепив их в замок. Лёгкий ветерок качал ветви деревьев и заставлял тем самым падать на землю маленькие дождевые капли, что ещё покоились на зелёных листьях. Рыжие короткие пряди также развивались на ветру, придавая образу Чуи больше загадочности и печали. — Чуя, я хочу спросить, почему ты ушёл с похорон? Что у тебя на душе? Почему ты всегда молчишь и притворяешься? Какую роль ты сейчас играешь? Когда ты будешь самим собой? Когда ты перестанешь врать мне? — вопросов у Дазая было множество, а задал он только малую часть, хоть и знал, что ответит Чуя далеко не на все, а на самую малую часть, но Дазай хотел услышать хоть пару ответов. — Ты же прекрасно знаешь, что я не отвечу на все твои вопросы? — Чуя улыбнулся, а Дазай только томно вздохнул, прекрасно зная, что получит именно такой ответ. Дождь всё также мелко накрапывал, успев за эти пару секунд, а может и минут, почти полностью намочить их, на что тем было всё равно. Где-то вдали иногда можно было услышать тихий раскат грома, что придавал разговору больше атмосферности. — Дазай, слушай меня и не перебивай, я ушёл с похорон, чтобы остальные смогли проститься с моими родителями, потому что я хочу сделать это в полном одиночестве, не хочу видеть кого-то ещё рядом, потому что они не знали, какими они были, что они любили и через что прошли. А также я знаю о том, что ты завтра уезжаешь, думал, что я ничего не вижу и не слышу? Глупый Дазай, я много чего знаю, но не переживай, я не злюсь, я тоже считаю, что это будет лучшим исходом. — Стой, откуда? Когда ты узнал? Почему не сказал раньше? — Дазай ошарашенно взглянул на спокойного, как танк, Чую, что также улыбался и поглядывал то на серое небо, то на качающиеся ветки, то на Дазая, не скрывающего своего удивления. — Сегодня утром ты разговаривал с Сакагучи-саном, и я услышал, как ты просил его забрать тебя завтра, потому что закончил со всеми делами. Теперь время мне задать вопрос, твоим делом был я? — вопрос так и отозвался эхом в голове Дазая, больно кольнув в груди, если он переводил свой беглый и напуганный взгляд с голубых глаз на землю или небо, то Чуя смотрел прямо на Осаму, прожигая своим взглядом, заставляя смотреть на него, — Почему ты молчишь, что с тобой? Ты напуган?       Чуя стал медленно и беззвучно подходить к Дазаю и, подойдя почти впритык, слегка приподнял его голову за подбородок, подцепив его пальцами, заставляя смотреть точно в голубые омуты. Как только Осаму посмотрел тому в глаза, в голове пронеслась лишь одна фраза: “ Чёртов демонёнок». — Да, ты был моим делом, Накахара Чуя, знаешь, я вернулся сюда только из-за того, что не хотел бросать тебя не удостоверившись, что с тобой всё хорошо и что с тобой и дальше будет всё хорошо, поэтому давай дадим друг другу обещание? — Дазай весело улыбнулся, всё также смотря в эти голубые глаза, в которых на миг сверкнуло удивление и радость, Чуя на этот вопрос только кивнул головой, не в силах что-либо сказать, — Накахара Чуя, я обещаю тебе, что вернусь сюда через шесть лет, набью лицо этому Сатоши и посмотрю на то, каким жрецом ты стал, поэтому я зря время не буду терять и с завтрашнего дня начну придумывать шутки. — Хорошо, тогда, Осаму Дазай, я обещаю тебе, что за эти шесть лет изменюсь и не буду тебе больше врать, что я стану лучшим жрецом, останусь живым и обязательно буду ждать твоего возвращения домой, — горько улыбнувшись, Чуя встал на носочки и поцеловал Дазая в щёчку, застав того врасплох, — Вот так, я заключаю контракт, запомни, это теперь не просто какое-то пустое обещание. И если ты его не выполнишь, то я сам приеду к тебе и выбью из тебя всю дурь!       С этими словами Чуя убежал в неизвестном для Дазая направлении, оставив того стоять одного под дождём, прикоснувшись к горящей щеке, глупо улыбаясь. Было принято решение вернуться на похороны и проститься с Коё и Огаем, подождав пока народу поубавится. Когда он пришёл на кладбище, народу уже оставалось человек пять, что тихо плакали и укладывали цветы на могилы, что и так были ими засыпаны. К тому времени, как на кладбище остался только Дазай и Фёдор, дождь закончился, и лишь редкие его капли скатывались с листьев, падая на плиты или на и так мокрую макушку Дазая, который присел на корточки перед могилами. — Коё-сан, Огай-сенсей, простите нас за то, что мы тогда убежали, быть может, если бы мы этого не сделали, то вы бы сейчас были бы здесь, были бы живы. Коё-сан, вы бы снова сидели со мной в беседке и давали мне дельные советы или же просто шутили, я бы снова поел ваши наивкуснейшие пончики и выпил бы горячего шоколада, как в тот вечер. Огай-сенсей, вы бы снова обрабатывали нам раны и ругали бы нас за частое посещение вашей больницы, снова бы как-нибудь пошутили бы, заставив Чую смущаться, а меня посмеяться над ним, а после этого я бы получил подзатыльник, а Чуя бы ушёл под наш тихий смех. Всё могло бы хорошо закончиться, жаль, что я был слишком глуп и не понял своей ошибки раньше, заставив всех страдать… Особенно Чую. — Дазай не сдерживал слёз, хоть он и не так уж и долго был знаком с ними, они стали ему как родные, они стали ему настоящей семьёй, из-за чего он не мог сдерживать эмоций, ему даже было всё равно, что сейчас на него смотрит Достоевский, и ему было всё равно, что тот о нём сейчас думает. — Дазай, нам пора идти, тебе ещё надо вещи на завтра собрать, — Фёдор подошёл к Дазаю и положил руку ему на плечо, давая понять, что нужно идти, — Чуя должен скоро сюда прийти, не правда ли? — Да, ты прав, он должен скоро подойти сюда, поэтому пошли, — Дазай вытер слёзы и последний раз посмотрев на их могилы, молча пошёл в сторону дома, не смея оглянуться назад.       Фёдор всё то время шёл за ним, глазами ища Чую, которого не видел со вчерашнего вечера. Он был обеспокоен состоянием мальчика, но, увидев, как Дазай спокойно идёт, ни о чём не переживая, успокоился, доверяя чутью и способностям своего воспитанника, что в скором времени покинет его дом, отправляясь в город к Анго и Оде. Он знал, что это случиться, и знал об этом давно, он также считал что если Дазай уедет отсюда и оставит Чую на неопределённый срок, а потом вернётся, то всё станет намного интереснее и лучше, а может наоборот, печальнее, но неизменным остаётся одно, эта история будет интересной. Она может иметь множество концовок как печальных, так и хороших, всё зависит лишь от самих героев, от их мельчайшего выбора.       Домой они пришли достаточно быстро, там их уже ждал Тацухико с Атсуши и Акутагавой, что сидели за столом и попивали чай. Приходу Дазая мальчишки очень обрадовались, Атсуши сразу же слез со стула и побежал к нему обниматься. — Дазай! Смотри, Акутагава, он пришёл, — Атсуши весело смеялся, пока Дазай трепал того по голове, вороша и слегка запутывая волосы, что так необычно и странно были обстрижены, благодаря парикмахерскому мастерству Акутагавы, что так искусно владеет ножницами и любыми другими острыми предметами. — Привет, Дазай, давно не виделись, — Акутагава с кружкой чая стоял в коридоре, слегка прислонившись к двери, попивая горячий чёрный чай, что обжигающими струями согревал изнутри. — Привет-привет, а мне заваришь чаю, а, Акутагава? А то я слегка замёрз, всё-таки я немало времени провёл под дождём в такой ветер! — Дазай слегка нахмурил брови и возмущённо вскинул руками. — Хорошо, сейчас сделаю, только сильно не возмущайся и, будь добр, переоденься, а то вода с тебя так и льёт ручьём, — отпив ещё немного чая и увернувшись от летящего в него мокрого ботинка, Акутагава ушёл на кухню заваривать новую кружечку чая.       Дазай взглянул на Атсуши, что ушёл на кухню и начал играть со своей новой игрушкой, а именно тигром, а после пошёл наверх, чтобы переодеться во что-нибудь сухое. Как и говорил Акутагава, вода лилась ручьём, оставляя после себя мокрые следы на полу. Скинув с себя всю мокрую одежду, он быстренько переоделся в шорты и чёрную толстовку с капюшоном, точно такая же была у Чуи, они часто вместе их одевали и шли на какие-либо разборки, не боясь запачкать их кровью или ещё чем, так как за каждое пятнышко их противник получал штрафной удар. Осаму посмотрел в окно, за которым беспощадно лил дождь, стуча по крыше дома, создавая непроглядную стену, за которой ничего не было видно. Взгляд невольно пал на его тетрадку, взяв ту в руки, он включил настольную лампу и стал пролистывать страницы своей книжки, что в некоторых местах была испачкана кровью, а на некоторых страницах и вовсе были разводы от воды. Глаза бегло читали знакомые ему строчки, фразы и слова и остановились на письме, по-видимому, адресованное ему. Губы невольно расплылись в довольной улыбке, а глаза стали вглядываться в этот столь красивый и аккуратный почерк. — Глупый Чуя, и зачем ты мне это всё написал? — Дазай глупо улыбался, прикрыв глаза, письмо казалось ему до жути бессмысленным и глупым, но таким весёлым, что он не мог сдержать этой улыбки и легкого смеха. Обнимашки и пуховое одеяло подняли настроение, также как и угроза удушья столь «прекрасно аристократичными руками», но упоминание о ребятах и о том, что с ним всё хорошо, заставило нахмуриться и отложить тетрадку куда-то на подушку.       Дазай поднялся с кровати и, достав дождевик со шкафа, накинул его и быстрым шагом, каким только мог идти из-за больной, но уже не загипсованной ноги, направился вниз по лестнице. Под удивлённые и озадаченные взгляды остальных он вышел из дома, напоследок крикнув Достоевскому, чтобы тот готовил сухую одежду и горячую ванну. Сам же он направился на поиски своего заплутавшего и слегка потерявшего счёт времени друга. По своей глупости или забывчивости он не взял с собой фонарик, что осложнило ему задачу, но благодаря столь огненно-рыжим волосам, что так и выделяются и бросаются в глаза, он надеется найти того в этой темноте.

***

      После заключения контракта Чуя побежал в сторону базы, но только не своей, а Джо, чтобы с ним немного и кое о чём переговорить. При этом он улыбался, глаза его сияли, а губы нещадно горели от содеянного, вгоняя слегка в краску и заставляя выбрасывать все эти мысли из головы, сконцентрировавшись на предстоящем разговоре. Накахара прекрасно знал дорогу к их базе, для него не было проблемой дойти до туда и наедине переговорить с Джо, решив всё достаточно мирным путём, так как пачкать свой костюм он не собирался, хоть тот уже и был мокрым из-за дождя. Тихой и неспешной походкой он дошёл до базы и, бесцеремонно выбив дверь ногой, зашёл в помещение, в котором собрался весь сброд их деревни. — Ба, знакомые всё лица! Чуя, ты ли это? Ну, где был, рассказывай, присаживайся, а вы, — Джо посмотрел на парней, что играли в карты, пили пиво и обсуждали своих девушек и не только, по одному взгляду они поняли, что им стоит оставить тех наедине, поэтому они все вышли на улицу. — Лучше, зови меня Король Козерог! — Чуя гордой походкой направился к Джо, что рассиживался на диване и залипал в приставку, — Я к тебе по делу пришёл. — Это я уже понял, что ты не просто выбить мою дверь сюда пришёл, — Джо усмехнулся и достал свою пачку сигарет из кармана, на которую с некой завистью посмотрел Чуя, — Будешь? — Слушай, а ты можешь пачку дать, а то я свою посеял, точнее у меня её конфисковали, — Чуя томно вздохнул, вспомнив то, как Дазай безжалостно выкинул его пачку сигарет, а потом доставал своими нравоучениями о вреде сигарет и наркотических веществ, грозно глядя на Чую, который почти мгновенно засыпал, и которого всё время будил Дазая, не забывая раздать щедрый подзатыльник. — Воу, не уж то маляв… Король Козерог у нас в курильщики записался? — Джо удивлённо изогнул бровь, не веря своим ушам и глазам, он бы никогда не подумал бы, что Чуя начнёт курить или ещё что, потому что тот не отличался таким плохим воспитанием и поведением, ну, про поведение Джо уже загнул, тот отличался и ещё как. — Правильно, Король Козерог, так вот, сейчас не об этом, — Чуя взял пачку сигарет, что была так щедро отдана Джо, и, достав сигарету, затянулся и выдохнул никотин с неким наслаждением и расслаблением, — Господи, как же мне этого не хватало. — Давай ближе к делу, — Джо всё также с удивлением смотрел на Накахару, который за неделю своего отсутствия стал ещё более пугающим и загадочным, что не могло настораживать его. — Ты отдаёшь мне район и я тебя и твоих ребят не трогаю, договорились? — Чуя расслабленно курил, не открывая глаз, надеясь на положительный ответ и не ожидая того, что ему придётся применять силу, которая после отзовётся резкой, колкой болью во всём теле, с чем он и так пытается бороться, выпивая по таблетке обезболивающего в день. — Кхе-кхе, что простите? Район? А ты не много ли хочешь? — Джо смотрел на Чую с глазами полными непонимания, протеста и недовольства. Чуя сразу всё понял и, потушив сигарету, не забыв положить новую пачку сигарет в карман, врезал Джо со всей силы ногой в живот, из-за чего тот упал на пол, болезненно скорчившись и завывая что-то на подобии «ублюдок, я до тебя ещё доберусь, мы так просто не сдадимся».       Чуя с неким разочарованием стал выходить из здания, лёгкой улыбкой одарив бездарей Джо, что ринулись к тому, злобно посмотрев на Чую, что шёл расслабленной походкой, насвистывая какую-то песню и поправляя свои чёрные перчатки. По его предположению, весь народ должен был уже разойтись и кладбище должно было опустеть, создав там мёртвую тишину, не нарушаемую пустыми разговорами, перешёптываниями и глупыми сплетнями. Пока он шёл до кладбища, то успел скурить сигарет пять, встревоженно озираясь по сторонам.       Чуя совершил одну ошибку, он не знал, где именно похоронены его родители, спросить ему некого да и не хотелось в общем это делать, ему осталось лишь одно, это бродить по кладбищу, читая надписи на надгробиях, что он и начал делать. К сожалению, тех было слишком много, так что создавалось ощущение, что их тут нескончаемое количество. И только минут через двадцать поисков он нашёл их могилы, усыпанные цветами. Чуя подошёл поближе и провёл рукой по каменному надгробию матери, что было всё мокрое от нахлынувшего дождя. — Мама, я нашёл вас, простите, что вам пришлось так долго ждать меня, простите, что не пришёл со всеми, просто, я не хотел прощаться с вами под чьи-то жадные и не скрывающие своего сожаления взгляды, которые мне вовсе не хотелось видеть. Я знаю, за такой маленький период за моей спиной образовалось много косяков, в которых я сам виноват, а всё из-за своей слабости и из-за того, что вечно жалел себя, но я обещаю и вам, что изменюсь. Через шесть лет, когда будет О-Бон, я вам всем докажу, что я изменился и стал лучшим жрецом. — Чуя достал из кармана уже помятую пачку сигарет и, прислонившись спиной к могиле отца попытался закурить, но, к несчастью, из-за дождя все сигареты промокли и никак не хотели прикуриваться, из-за чего Чуя взбесился и, положив голову на надгробие, подставил лицо под капли дождя, что слезами падали с небес. — Отец, ты же простишь меня за то, что я в столь раннем возрасте закурил и не оправдал твоих и маминых надежд? Что я вас так разочаровал? Я обещаю вам, что изменюсь, я докажу вам, что ваша смерть была не напрасна, вот увидите. Поэтому, простите меня, простите меня за то, что я сделал и за то, что не сделал. Я знаю, я многого вам не рассказывал и не рассказываю даже сейчас, потому что это то, что должно остаться в моей памяти, что я сам должен перебороть, чтобы с новыми силами идти вперёд, в будущее. Я не знаю, какой конец предначертан мне судьбой, но я не буду сожалеть о нём, каким бы страшным и плохим бы он не был, потому что так решил Творец, это его воля, а мне остаётся лишь молиться в храме и учиться у Фукудзавы-доно. Напоследок я скажу вам очень важные слова, которые, к сожалению, я говорил крайне редко. Я люблю вас, мама и отец.       Поднявшись с земли и отряхнув брюки, Чуя решил немного прогуляться, его совершенно не волновало, что он промок до нитки, что дождь ещё не намеревался заканчиваться и то, что такими темпами он может простудиться. Он просто шёл по дороге, перепрыгивая дождевые лужи, что с каждой минутой становились всё больше и больше. Иногда он поглядывал в горящие соседские окна, из домов которых доносились иногда смех, иногда крики, иногда совершенно ничего, а из одного и вовсе звуки фортепиано, на удивление, Чуя достаточно быстро узнал автора и само произведение, это был Пётр Ильич Чайковский «Танец феи Драже», что так любил раньше играть Накахара в своём далёком детстве. Он не знал почему, но Чайковский симпатизировал ему больше всего, нежели Моцарт или Бах, хотя и их сыграть он мог, но уже не с таким энтузиазмом. Услышав столь знакомую песню, он невольно стал танцевать и закрывать глаза, погружаясь в далёкое прошлое. Первые минуты были лёгкие и волшебные, пока он и вовсе не вспомнил об одном дне, из-за чего голова вновь нещадно заболела, отзываясь пульсирующей болью в висках, заставляя всё вокруг кружится, а сознание и вовсе помутнеть. — Лучше, тебе нужно лучше стараться! Подбородок выше, держи спину прямее и хватит так глупо улыбаться, это тебе не шутки, Накахара Чуя, — опять эта женщина из его воспоминаний ругала его, заставляя делать всё так, как хочет именно она. Чуя всё никак не мог вспомнить кто это, кем она была, какую роль играла в его жизни и почему так к нему относилась.       Всё было в лёгком тумане, лица той женщины он не мог разглядеть, как и полного интерьера комнаты, в которой находился в данный момент, он видел лишь паркет и где-то впереди рояль, который будто по волшебству сам играл Чайковского, заставляя душу содрогаться. На мгновение он почувствовал удар в спину, заставивший его болезненно ойкнуть из-за чего он получил новый удар, после которого начала гореть спина. Он стал искать своего обидчика, но тот словно растворился в этом густом тумане, по которому беззвучно и незаметно перемещался. Как Чуя мог понять, били его именно деревянной палкой или же тросточкой, с которой ходят либо старички, либо пожилые дамы, такие как она.       Музыка становилась всё громче и громче, сердце бешено билось, а дыхание словно перекрыло. В глазах всё снова стало мутнеть и искажаться, из-за чего Чуя почувствовал некую невесомость и головокружение. После, почувствовав довольно-таки сильный удар по щеке, заставляющий ту нещадно гореть, он открыл свои глаза.

***

      Дазай бежал по тёмным улицам, пытаясь найти Чую, ему было всё равно, в каком состоянии он его найдёт, он просто хотел найти его и врезать ему хорошенько за такие поздние прогулки, а может, и не только за них. Хоть нога и болела, он старался бежать, наступая на частые и достаточно глубокие лужи, из-за чего и промочил ноги, но совершенно не обращал на это внимания. В окнах домов горел свет, а вот фонари на улицах никак не освещали её переулки и закоулки, приводя в полное неведение от предстоящей обстановки. Если честно, то он не знал где и искать блудного сына, первая мысль, которая пришла ему в голову, этот было сбегать на кладбище и посмотреть, там ли он или же нет, что, в принципе, решил сделать Дазай. Но, к счастью, если так можно сказать, он по дороге на кладбище увидел Чую, что бессознательно лежал на мокрой и холодной земле. — Чуя, какого чёрта?! — Дазай подбежал к Чуей и стал приводить того в чувства, легонька потряхивая, шепча на ухо его имя, но всё это, к сожалению не помогало, поэтому он решил привести более радикальные и работающие со сто процентной точностью действия, а именно сильная пощёчина, — Ты нормальный? Какого чёрта ты на земле валяешься?       Чуя смотрел на Дазая испуганными и широко раскрытыми глазами, взгляд которых бегал из стороны в сторону. Он слегка приподнялся и, приложив ладонь к горящей щеке, улыбнулся, вот только Осаму не разделял его радости, он был крайне зол и недоволен таким наплевательским отношением к своему здоровью и к чувствам других людей, которые, быть может, переживают за него. Ничего у того не спросив, он отправился домой, придерживаясь за Чую из-за ноги, что разболелась после таких поисков и забегов по деревне, а тот, по-видимому, и не был против ему помочь.       Дождь по-прежнему шёл, не сбавляя своей силы, беспощадно стуча по крышам домов и разбиваясь о землю. Ветер всё также завывал, подгоняя холодные потоки воздуха куда-то вперёд, обдувая ребят и заставляя их задрожать от нахлынувшего холода, а темнота всё также сгущалась, охватывая всё пространство вокруг, что не освещено никакими источниками света. Где-то неподалёку можно было услышать плачь цикад, что придавал некой загадочности столь молчаливой и напряжённой атмосфере, а вдалеке можно было увидеть маленькие светящиеся точечки — светлячки, которые в этой темноте напоминали звёзды, такие маленькие и яркие, от которых не отведёшь глаз, на которые завороженно смотришь, забывая обо всём на свете, оставаясь с ними один на один. Но в последнее время из-за плохой погоды звёзд не было видно, также как и луны с солнцем, что где-то спрятались за серыми тучами.       Вскоре они пришли домой, где их уже заждался Достоевский, переживавший о здоровье этого неугомонного дуэта. — Мы пришли! — Чуя улыбнулся и помахал Фёдору рукой, что выглянул из-за кухни, держа в руках книгу, какую, Чуя не успел прочитать, так как направился на второй этаж, только кое-что его смущало, а именно Дазай, который еле-еле поднимался по лестнице, тихо кряхтя и кого-то или что-то проклиная, — Давай помогу? — Поможешь? Ты? И как же? — Дазай насмешливо посмотрел на Чую, что выглядел достаточно серьёзным и решительно настроенным, он не верил, что тот как-то ему поможет, а зря.       Чуя спустился к Дазаю и взял его на руки, прямо как невесту или какую-то девушку. Он показался ему достаточно лёгким, что насторожило его и даже разозлило, он пришёл к мысли, что во всём виновата еда из больничной столовой, которую тот по-любому не ел. Если Накахара улыбался и смеялся над этой ситуацией, то Осаму яро негодовал, он и в мыслях себе такое представить не мог, что его кто-то будет на руках носить, тем более мальчик, его ровесник, так ещё и меньше его ростом. — Ну, убедился в моих словах, принцесска? — Чуя улыбнулся, тихо хихикнув, а вот Дазай отвернулся от того, чтобы скрыть выступивший румянец на щеках, — Принцесска, тебе не хватает пышного белого свадебного платья и фату, тогда ты будешь похож на мою невесту, хоть и уродливую, но всё-таки невесту. — Эй, во-первых, я не невеста и уж точно не твоя, во-вторых, я тебе не принцесса, а в-третьих, на жениха-то ты не очень смахиваешь, — Дазай поднял вверх указательный палец, прикрыв глаза и задрав слегка нос, говоря о всех недостатках Накахары, который просто не слушал его, и ответом на которые было лишь одно действие. Без какого-либо смущения он укусил того за палец, на что Осаму болезненно ойкнул и недовольно сощурил глаза, как-то осуждающе смотря на того. — Правильно, ты не принцесса, а капризная и всем недовольная принцесска, к слову, такие не в моём вкусе, — Чуя демонстративно поморщился и понёс дальше Дазая в комнату, тот всё время просил его отпустить и поставить на пол, мол, мы прошли уже эту лестницу, хватит надо мной издеваться. Но так как Чуе очень хотелось повеселиться и пошутить над Дазаем, который находился в столь беспомощном состоянии, он стал кружить его, как невесту, напевал свадебный марш Мендельсона, из-за чего Осаму начинал затыкать уши и что-то неразборчиво и быстро говорить. — Отпусти меня уже, коротышка! — Дазай крикнул, а вот Чуя остановился, после чего он отпустил Осаму, который с грохотом упал на пол, — Больно же, Чуя. — Ты просил тебя опустить, я тебя опустил, так что не ной, — Чуя полез в шкаф, чтобы найти чистую и сухую одежду, посмотрев на потрёпанный и слегка обиженный вид Дазая, он решил и ему найти да помочь дойти до ванны, которая, по словам Достоевского, уже набрана. Взяв вещи в охапку, он помог подняться бедному страдальцу, — Принцесска, идём? Горячая ванна уже ждёт не дождётся нас!       Чуя рванул со всех ног, не забыв при этом показать Дазаю язык, но всё было бы не так интересно и комично, если бы кто-то не подскользнулся на собственных, некогда оставленных, мокрых следах и с грохотом не упал бы на пол, заваленный чистой одеждой. — Признаю, один — один, — Чуя засмеялся, услышав заливистый смех Дазая, что тихо прихрамывал, пока шёл в ванну.       Чуя тоже не стал долго валяться на полу, он быстренько поднялся и, собрав одежду, побежал в ванную комнату, в которой тихо корячился Дазай, пытавший снять с себя брюки, но любой наклон или какое-то неаккуратное движение отзывалось болью. Накахара положил одежду и подошёл к Дазаю под его озадаченный и вопросительный взгляд. Конечно, под своими действиями он ничего плохого не подразумевал, он лишь хотел помочь да посмотреть на богатую фантазию своего друга, что стал отнекиваться, а выступивший румянец говорил сам за себя. Накахаре нравилась такая игра, в которой он главный злодей, а услышанное «Чёртов демон! Инкуб! Не подходи!», больше раззадорили его и заставили действовать как можно более изощрённее. Поймав Дазая около самой ванны, он стал медленно к нему подходить, не оставив никаких способов сбежать. Подойдя к нему почти вплотную, он стал стягивать чужие шорты, подцепив за их края, вниз, не прекращая зрительного контакта, но взгляд быстро пал на слегка синюю ногу, после чего насмешливый взгляд сменился гневным, готовым сжечь заживо. Шутки отлегли куда-то на задний план и оставили место только заботе и беспокойству, он помнил, что это их последняя ночь вместе, после чего Осаму уезжает в город на шесть лет. Конечно, такой расклад его не устраивал, но он понимал, что это к лучшему, а ещё он понимал, что ему будет первое время непривычно и грустно, хотя у него и будут Атсуши и Акутагава, но этой принцесски ему всё равно будет не хватать, даже с его идиотскими шутками.       После горячей ванны они быстро переоделись в свои пижамы, у Чуи она была белая в виде овечки, на капюшоне которой были небольшие мягкие рога, а вот у Дазая она была в виде пёсика, правый глаз которому он зачем-то перебинтовал. Вернувшись в комнату и по пути, ну как сказать по пути, спустившись вниз и взяв две кружки горячего шоколада, они вернулись в комнату. Пока Чуя бегал за шоколадом, Дазай вернулся в комнату и стал перелистывать страницы своей книжки.       Запах горячего шоколада гулял по всему дому, заставляя глотать слюни из-за такого сладкого и приятного запаха. Чуя пришёл в комнату Дазая и поставил две кружки на стол, увидев, что тот занят чтением, он тихо подкрался к тому и залез под тёплое пуховое одеяло, прикрыв глаза и приобняв слегка Осаму, как свою любимою игрушку овечку Дороти. — Король Козерог, а вы ничего не перепутали? — Дазай посмотрел на Чую, что натянул на голову капюшон и спрятался где-то под одеялом, прижавшись к Дазаю, который чувствовал его мерное и обжигающее дыхание у себя на шее. — О, ты всё-таки прочитал те письма? — Чуя усмехнулся, предстоящий отъезд не выходил у него из головы, заставляя как-то помрачнеть и задуматься, а надо ли Дазаю уезжать, надо ли его так просто отпускать. — Дазай, ты точно вернёшься? — А? Конечно вернусь, куда я денусь, а что? Не уж то коротышка так переживает и скучает по мне? О! Лучше! Ты не хочешь меня отпускать туда! — Дазай отложил книжку, после чего стал вглядываться в Чую, который, вроде бы, замолчал, из-за удавшегося подкола. — Да, я не хочу тебя отпускать и что с того? Разве, это что-то изменит? — Чуя вылез из-под одеяла и сел перед Дазаем в позу лотоса, смотря тому прямо в глаза, ожидая ответа, который будет явно не в его сторону. — Да, Чуя, это кое-что изменит. Да, из-за этого я, конечно же, не останусь, но знаешь, это такое приятное и тёплое чувство, осознание того, что тебя кто-то не хочет отпускать, что тебя кто-то будет ждать все эти годы, поэтому, я должен оставить какую-то память о себе, не правда ли? — Дазай слегка придвинулся к Чуе и стукнулся с ним лбом, а услышав от того «эй, ты что делаешь?», он навалился на него, совершенно забыв про раны, о которых Накахара не вспоминал или же не хотел вспоминать. — Принцесска, знаешь, ты всё-таки не такая уж и лёгкая, когда в весе успела поднабрать? — Чуя ущипнул Дазая за бок, что обиженно отвернулся от него, после чего он стал смотреть в белый и скучный потолок, пытаясь забыть про ноющие раны.       Серые тучи стали потихоньку рассеиваться, уступая место чёрной бездне, усыпанной маленькими звёздами. Дождь перестал идти, оставляя после себя свежесть и прохладу, что пробирает до самых костей. В маленьких лужах отражался яркий лунный диск, что своим светом освещал улицы, заместо фонарных столбов, в которых то ли лампочки перегорели, то ли их просто забыли включить.       Чуя через несколько минут всё-таки согнал с себя Дазая, что так удобно пристроился на нём. Он подошёл к столу и посмотрел на выступившие на чёрном полотне звёзды, что так и заворожили его. Посмотрев на Дазая, он подозвал его махом руки, вместе они слегка отодвинули стол и открыли большое окно, что находилось напротив окна Чуи, которое, возможно, больше не будет никогда гореть. Они залезли на подоконник и, взяв по кружке горячего шоколада, стали смотреть на звёздное небо, о чём-то всё это время разговаривая. Иногда разговор заходил об их первое встрече, они с неподдельной радостью вспоминали её и сакуру, под которой тогда и встретились. Вспомнив про это одинокое дерево на холме, Чуя предложил им встретиться ровно через шесть лет на том месте, на что Дазай усмехнулся, но согласился. Подставив свою щёчку, он пошутил про то, будет ли Накахара заключать этот контракт, на что сначала получил подзатыльник с недовольным возгласом, после чего чужие губы накрыли его собственные. Щёки мгновенно вспыхнули, а губы загорели, приоткрыв глаза, он посмотрел на Чую, что с закрытыми глазами совершенно спокойно от него отодвинулся. Конечно, он понимал, что коротышка шутит, что это просто его глупые и ничего незначащие выходки, но какое-то щемящее чувство в груди говорило напротив. Разговор плавно перешёл от прошлого и сакуры до звёзд и будущего, невольно они стали мечтать об их встрече, какой она будет и как они изменяться за эти годы. Конечно, Дазай был бы не Дазаем, если бы не пошутил про то, что каким Чуя и был коротышкой, таким и останется, на что получил злобный взгляд и надутые, как у хомячка, обиженные щёчки, которые так и хотелось потискать, в чём он себе и не отказал. Они сидели на подоконнике всю ночь, ни на миг не закрыв глаза, укрывшись тёплым пуховым одеялом, слегка приобнявшись, и пили горячий шоколад, что так согревал и морил их своим теплом и сладковатым вкусом.       Ночь можно было называть бессонной и безмятежной. Они часто смеялись, улыбались, шутили друг над другом и просто молчали, сидя в обнимку, глядя на звёздное небо, что было таким спокойным и умиротворённым, что до него хотелось дотянуться и погрузиться в это счастье и спокойствие. Жаль, что время нещадно, оно двигалось со своей безумной скоростью, ни на секунду не остановившись или не замедлив ход, из-за чего времени до отъезда становилось всё меньше и меньше, отчего на душе скреблись кошки, что у одного, что у второго.       Ночная тишина сменялась утренней суетой, оставляя все те мечты и ребячество назад. Звёзд уже не было видно, и тусклый лунный диск уступал место яркому и обжигающему солнцу, что зарёй всходило из-за дома, создавая его солнечный контур. Горечь расставания стала проявляться с каждой минутой, сказанных слов становилось всё меньше, а спрятанных в уголках души — больше. Чуя молча сидел на кровати и наблюдал за тем, как Дазай собирает свои вещи, складывая их в свой небольшой чемодан. Полки, что некогда были наполнены книгами, пустели с каждой минутой, также как и гардероб.       В комнате повисла напряжённая атмосфера, никто не хотел ничего говорить, точнее хотел, но не мог. Слова сами застревали в горле, не доходя до слушателя, а оставаясь только в своей голове. — Вот, держи, — Дазай подошёл к Чуе и отдал ему свою книжечку «No Longer Human», мягко и как-то горько улыбнувшись, было видно, что ему самому не легче, но он держался как только мог. — Подожди, я сейчас, — Чуя выбежал пулей из комнаты, оставив Дазая в неком ступоре и недоумении, вернулся он достаточно быстро, держа в руке две красных ниточки, Осаму не пришлось долго думать, для чего они, — Давай сюда свою руку, принцесска.       Дазай только томно вздохнул, поражаясь заскокам Чуи, который придавали его образу, как Осаму считал, только больше милоты. Накахара быстро завязал одну красную ниточку Дазаю, а другую себе, при этом чему-то радуясь. — Теперь мы с тобой связаны красной нитью судьбы, — Чуя взял книгу из рук Дазая и, на прощание обняв его, убежал из комнаты прочь, решив оставить того одного, потому что он сам не любил долгие прощания, они приносили только больше душевной боли и желания не отпускать.       Дазай посмотрел в след Чуе, а после на свою руку, на которой красовалась красная нить, заставляющая глупо улыбаться и смеяться. Оставшись в комнате совершенно один, он решил тупо ждать приезда Анго и ни о чём не думать. Сам Сакагучи не заставил себя долго ждать, услышав звуки машины, подъезжающей к дому, он поднялся с кровати и стал спускаться на первый этаж. Пока он спускался по лестнице, он заметил, как за ним пристально наблюдает Чуя через щёлку двери, но не подав виду, что он его заметил, Дазай пошёл дальше, чтобы не вгонять будущего сталкера в краску. Внизу его встретили Акутагава и Атсуши, которые были очень расстроены его отъездом, из-за чего малыш Атсуши расплакался, что не было им в новинку.       Дазай со всеми попрощался, даже с Достоевским, которого на дух не переносил, в особенности его загадки и нравоучения, с которыми, как Осаму считал, тот постоянно лез. Сев в машину Анго, он случайно посмотрел в окно своей комнаты и увидел рыжую макушку, что скрылась, поняв что её заметили, на что Дазай лишь усмехнулся. Он всегда считал, что Чуя не от мира сего, что он упал с какой-нибудь звезды или вообще с солнца, чем он и мог объяснить такие огненно-рыжие волосы, похожие на языки адского пламени. Поймав себя и на этой мысли, он подумал, что тот вообще пришёл из низов, из пучины ада, а он, великий Осаму Дазай, стал жертвой этого инкуба. Такие размышления веселили его на протяжении всего пути.

Пару недель спустя

      Утро. Дазай сонно потягивается на кровати, после чего падает на подушку, накрывшись одеялом, не разлепляя глаз. Он уже на протяжении нескольких недель просыпается в этой комнате под душераздирающий звон будильника, что уже на протяжении нескольких минут играл свою серенаду. — Дазай, сколько можно спать и выключи ты уже этот будильник! — Анго, что уже явно куда-то опаздывал, забежал в комнату Дазая, с грохотом открыв дверь, — Как ты раньше в школу вставал? — Меня всегда Чуя будил, — всё также не вылезая из-под одеяла, хриплым и сонным голосом проговорил Дазай, пытаясь одной рукой дотянуться до будильника и выключить его. — Может он тебя ещё и в школу собирал? — Анго стал подходить к прикроватной тумбочке, чтобы выключить разрывающий сознание источник шума. — Да, а ещё кормил меня и до ванны носил, а что? — Анго на это только томно вздохнул и, позвав Оду, вышел из комнаты. Дав тому указания, такие как разбудить, собрать и довести до школы Дазая, он вышел из квартиры, всё время повторяя то, что он опаздывает. — Даже не смей этого делать, Одасаку.       Ода на такое предупреждение ничего не ответил, а только пожал плечами. Подойдя к кровати Дазая, он скинул с того одеяло, из-за чего комнату наполнил протяженный и жалобный вой, похожий на скулёж собаки. Для того, чтобы разбудить Осаму, он каждый день прибегал всё к новым и новым способам, например, сегодня он решил объединить утреннее закаливание и пробуждение в одно. Взяв ведро с холодной водой, он поднёс его к Дазаю, после чего стал выливать воду, из-за чего квартиру наполнил уже не вой, а самый настоящие визг. — Одасаку! — Дазай вскочил с кровати и побежал прямиком в ванну, во-первых, чтобы принять горячий душ, во-вторых, чтобы одеть что-то сухое.       Настроение было безвозвратно испорченно, из-за чего в школу идти не хотелось ещё больше, хоть она только недавно и началась. Пока он приводил себя в порядок, Ода уже успел приготовить завтрак, что тихо ждал своей участи на столе.       Дазай, закончив свои прихорашивания у зеркала, лёгким шагом пошёл в кухню. Увидев на столе завтрак, он улыбнулся. — Хорошая попытка, Одасаку. — А вот мне кажется, что не просто хорошая, а удачная, я тебе не Чуя, чтобы тебе на ушко шептать и по спине поглаживать, — Ода улыбнулся, заметив на щеках Дазая еле прослеживающий румянец, — О, точно в яблочко! — Ничего такого не было! — Сказал Дазай обиженным голосом, а больше всего его смущал тот факт, что Одасаку раскрыл все карты. — Это нечестная игра, Одасаку. — Сказав это, он сел за стол и принялся поедать приготовленный омлет. — Почему же нечестная? Ты сам мне всё это рассказывал или уже запамятовал? Так я могу тебе напомнить, — Ода внимательно стал наблюдать за обеспокоенными движениями Дазая, который выдавал сам себя.       Дазай быстро стучал вилкой по тарелке, его руки двигались торопливыми движениями, заглотив последний кусочек еды, который встал у него комом в горле, он вышел из-за стола. — Мне кажется или нам уже пора? — А ты не хочешь вспомнить то, с каким жаром рассказывал мне о том, как Чуя нежно и ласково будил тебя, называл спящей красавицей и гладил по голове, думая, что ты спишь? — Ода усмехнулся и, взяв свой рюкзак, направился на выход из квартиры, — Не забудь тарелку в раковину поставить. — Одасаку… — сказал тихо Осаму, в его голосе слышалась злость на то, что в этом поединке он проиграл. — Ещё не вечер. — Ты что-то сказал? Мне тебя ещё долго ждать? Сейчас один в школу пойдёшь, — Ода ждал Дазая на лестничной клетке, всё время поглядывая на свои наручные часы, всё больше и больше убеждаясь в том, что они могут опоздать. — О нет, Одасаку! Не бросай меня одного! — В голосе парня слышались нотки сарказма, а его лицо и рука, лежащая на груди говорили о сей драме. Увидев недовольство на лице Оды, он прекратил этот цирк, быстро убрав тарелку и накинув рюкзак на плечо, Осаму направился к выходу. — Ура, он снизошёл до меня! Я думал, что Вы уже никогда не выйдете из своих апартаментов, — Ода усмехнулся и, закрыв квартиру, стал быстро спускаться по лестнице, перепрыгивая через некоторые ступеньки.       Дазай усмехнулся, он смотрел на то, с какой торопливостью Ода спускался вниз. Осаму это смешило и он, прыгнув на перила, стал лететь вниз, обгоняя парня. — Давай, Одасаку, не отставай. — Удачного полёта, Дазай! — Ода лишь улыбнулся, ожидая чьих-то воплей с первого этажа, прекрасно зная, как резко заканчиваются перила на том. — Твою ж мать! — с первого этажа послышался чей-то жалобный и достаточно громкий крик, что лишний раз позабавил Оду, который спокойно спускался по лестнице. Дазай на него только как-то печально взглянул, потирая ушибленный зад. — Нет, чтобы помочь, посочувствовать, взял и мимо прошёл.       Дазай обиженно взглянул на Оду, что безостановочно шёл по своему маршруту, не дожидаясь страдальца, даже не сбавив ходу. Осаму быстро поднялся с пола и побежал догонять своего друга, что уже скрылся где-то за углом их серой многоэтажки.       Погода на улице стояла достаточно благоприятная, если не брать в расчёт вечно серые облака над головой и слегка прохладный ветерок, что заставлял пробежаться мурашкам по коже. Улицы были скучными и однообразными, на них менялись лишь вывески магазинов, а всё остальное оставалось неизменным. Быть может, так Дазаю просто казалось из-за непривычки, ведь раньше в городе он бывал не часто, а если и бывал, то всё время своего пребывания проводил на больничной койке. Конечно, звучит это достаточно грустно, но ведь он сам не интересовался местными достопримечательностями и развлечениями.       До школы они шли недолго, так как она была в пару кварталов от их дома. Всю дорогу Дазай о чём-то разглагольствовал, а Ода изредка ему что-то отвечал, поглядывая на свои часы. Время нещадно шло, до уроков оставались считанные минуты, поэтому было принято решение немного пробежаться. Перебегая через улицы, светофоры, пешеходные переходы под яростное бибиканье машин или недовольные возгласы, они всё-таки сумели добраться до места назначения вовремя. На входе они разошлись и каждый побежал в свой класс, конечно, Дазай сожалел о том, что на пару лет младше Оды и поэтому учиться в другом классе, но решил из-за этого не падать духом, быть может, он ещё найдёт себе здесь друзей.       Он забежал в свой класс и сел за парту со звонком, на удивление он уложился в время и ему не пришлось выслушивать нотации от учителя насчёт его опоздания в первый учебный день. Урок оказался очень скучным, поэтому всё то время он тупо пялился в окно, иногда тихо вздыхая или что-то записывая в тетради. Мыслями он находился далеко не в классе, а где-то за облаками или же вовсе под звёздным небом, размышляя о прошлом и будущем, об этом дурацком контракте, как Чуя выразился, о том, выполнит он его или нет. Из мыслей его вывел прозвеневший звонок и чьи-то шаги, направляющиеся к его парте. — Эй, новенький, о чём мечтаешь? — Дазай обернулся и посмотрел на пару тройку своих одноклассников, что столпились около его парты, бросив на них незаинтересованный взгляд, он вновь принялся глазеть в окно. — С кем я разговариваю, ты глухой что ли? — Говори уже, зачем пришёл и давай как-нибудь побыстрее, не докучай, — Дазай демонстративно зевнул и прикрыл глаза, ему нравилось бесить таких легко выводимых из себя людей, как Чуя. — Тс, хорошо, сразу к делу, у нас тут есть обряд посвящение, и ты должен его пройти, ясно? — Дазай ничего не ответил, он только вопросительно изогнул бровь, — Ждём тебя за школой после уроков и да, приходите все, будет весело!       Парень, что разговаривал с Дазаем, обратился ко всему классу, на что тот заликовал и даже как-то развеселился. Дазай не понимал и понимать не хотел к чему это, но сама атмосфера в классе его напрягала, особенно перешёптывания и косые взгляды направленные на него. Как бы он не пытался не обращать на это внимание, его это жутко бесило и выводило из себя, из-за чего он был раздражён и хотел кому-нибудь, а именно тому парню, что разговаривал с ним утром, врезать, да хорошенько.       После уроков все стали собираться на заднем дворе школы, куда и направился Дазай, засунув руки в карман брюк и закинув сумку на плечо. Ему было всё равно на пристально следящие за ним взгляды, потому что он любил иногда такое внимание, особенно, когда происходит какая-то заварушка. Если он не ошибается, то этот «обряд посвящения», напоминают обычную школьную стрелу для выяснения того, кто станет главным и авторитетным в классе, а может и в школе. Эта мысль заставила его улыбнуться и слегка загореться его глаза в предвкушении беспроигрышной победы. — Оя-оя, уже все собрались, надеюсь, я не опоздал? — Дазай прошёл в середину круга, где его уже ждали пару парней, что в нетерпении потирали свои кулаки. — Что ты, ты как раз вовремя, все тебя только и ждали, но мы уже начали думать, что кое-кто струсил, — паренёк, ничего не объявляя, в наглую подошёл к Дазаю и с размаху заехал ему кулаком прямо по лицу. Толпа стала ликовать и наблюдать за этим зрелищем, которое обещает быть весёлым. Маленькая струйка крови потекла из носа, Дазай вытер её о рукав своей кофты и, довольно улыбнувшись, ударил того ногой в живот. — Даже не сказал ничего, нельзя так поступать. И да, запомни, я никогда не убегал поджав хвостик, я всегда оставался победителем, — Дазай не хотел долго с этими парнями возиться, поэтому посчитал достаточным, побить главного, что всё это и затеял, а его маленьких приспешников не трогать, все сами потом убегут, наверное.       Пока Дазай проходил «обряд посвящения», Ода тихо сидел себе на ступеньках возле крыльца школы и ждал Дазая, что слегка припозднился. — Ода, а я думал, что ты за школой, как все. Там новенького посвящают, — парень, что пробежал мимо Оды, появился также быстро и неожиданно, как и исчез. Эти слова сначала заставили Оду задуматься и даже усмехнуться, но когда он стал размышлять о том, кто же этот новенький, в голову пришёл только один вариант, это был Дазай.       Поднявшись, он рванул с места и побежал на задний двор, надеясь, что с этим балбесом ничего не случилось. Из-за столпившейся кучи людей, что происходило в центре событий, было не видно, из-за чего он выругался про себя. Расталкивая и пробираясь сквозь эту толпу, он всё-таки добрался до туда, но увиденное не то, что удивило, оно шокировало Оду. — О, Одасаку! — Дазай, форма которого была слегка запачканной и потрёпанной, побежал к нему навстречу, перешагивая через ноющих и побитых парней на земле.       Нет, Ода конечно знал, что тот умеет драться и ни раз слышал о его супер приключениях с Чуей, но он думал, что это всего лишь трёп, а как оказалось на деле, это самая, что ни наесть правда. Подняв сумку Дазая с земли и взяв того под локоть, он решил побыстрее уйти отсюда с глаз долой. Конечно же Дазай протестовал и негодовал, но делал он это лишь для виду, чтобы обратить на себя как можно больше внимания и видеть эти испуганные и широко открытые глаза, что направлены прямо на него. Он внутренне ликовал из-за того, что теперь его силу признали здесь и к нему больше никто не будет лезть, благодаря чему он может вести спокойную и ничем не обременяющую жизнь.       Хоть дома ему и пришлось выслушивать нотации сначала от Оды, а после и от Анго, он был рад, что всё закончилось именно так. И лёжа на своей кровати, поглядывая на красную нить, что так и красовалась на его руке, он только хмыкнул и поспешил быстрее скрыть её под рукавом кофты. А через несколько дней и вовсе снял её, обрезав ножницами, как бы порвав все связи с прошлым и сделав шаг навстречу будущему. Ему казалось, что прошлое было для него лишь балластом, а в особенности это необычная связь солнца и луны, как любил их называть Достоевский, что вызывало у Чуи большой интерес, а у Дазая наоборот, негодование и раздражение.

***

      Утро у Чуи начиналось всегда одинаково, одиноко и ненавистно. Все его движения казались медленными и мёртвыми, как и его взгляд, речь стала сухой, а он сам хмурым и молчаливым. Достоевский ни раз пытался помочь, предлагал тому съездит в город к Йосано и поговорить с ней, всё-таки, она была его врачом, а именно психотерапевтом, так как самыми глубокими и опасными ранами у него были именно душевные, а не физические.       Уже на протяжении нескольких недель он бездумно сидит в своей комнате, поглядывает на красную нить, что так и болтается браслетом на его руке, пролистывает книжку Дазая и тихо плачет, а вечером глядит на звёздное небо, на сияющую в этой темноте луну, окружённую многочисленными звёздами. Солнце уже давно не выходит из-за проплывающих днём облаков, оставляя всех без своих тёплых и радостных лучей, погружая всё в серые оттенки. — Что это за странное чувство? Я ещё никогда такое не испытывал, оно такое странное и невыразимое, такое тёплое и светлое и в тоже время холодное и опасное. Оно засело где-то в груди и отзывается тянущей болью, заставляя прятаться ото всех, чтобы скрыть свои слёзы, свою слабость. Оно появилось после того, как он уехал, быть может, оно появилось именно из-за него? Но как оно называется? Как от него избавиться и почему я раньше не наблюдал его у других? Может, я просто не хотел или не мог увидеть его? — Чуя стоял в центре комнаты и смотрел на рамку, с которой прямо на него смотрел Дазай, что радостно улыбался своей фирменной улыбкой, за которой могло скрываться всё что угодно. — Ненавижу фотографии, какой в них смысл? Они только заставляют тебя о чём-то вспоминать и переживать те события вновь и вновь.       Молчание. В комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь кротким дыханием Чуи, что ненавистно глядел на фотографию, мечтая её разбить и сжечь. Погрузившись в свои мысли, он не услышал, как к нему в комнату забежал Атсуши, что уже не первый день пытается понять, что произошло с Чуей. — Чуя, что с тобой происходит? Почему ты не выходишь с нами гулять? Что тебя тревожит? — Атсуши стал медленно подходить к Чуе, что вытирал выступившие слёзы. — Атсуши, ты знаешь, что это за чувство, когда ты переживаешь за какого-то человека, ждёшь его, думаешь всё время о нём, но в тоже время ненавидишь его? — Чуя повернулся к Атсуши и, грустно взглянув на него, слегка приобнял. — Чуя, я знаю, что это такое, хочешь, я расскажу тебе? — Атсуши весело улыбнулся, взглянув на удивлённое, а после радостное лицо Накахары. — Хорошо, — Чуя присел и Атсуши на ушко прошептал ему то заветное слово, вспомнить и принять которое Накахара не мог всё это время. Слова так и застряли комом в горле, он всё ещё не мог принять это чувство. Он принял решение, что никогда не будет его испытывать к Дазаю, что избавится от него раз и навсегда, что просто забудет про того.       Узнав что это за чувство, ему стало как-то легче, несмотря на то, что он его не признал, а отверг. Придя в норму, он стал тем же Чуей, что сиял, как солнце по утру, и радовал всех жителей своей деревни. С Атсуши и Акутагавой он теперь проводил всё своё время, иногда шаля с ними, а иногда помогая с учёбой. А через несколько недель после начала учёбы, он и вовсе стал учеником Фукудзавы-доно и познокомился с Ранпо, что стал ему новым другом и опорой, что давал дельные советы, говорил загадками, а иногда просто отвлекал от всего и угощал сладостями, которые чаще всего ему покупал Чуя. Хоть Дазай и уехал, Чуя всё равно оставался авторитетом у всего сброда в деревне, а после того, как он отвоевал район у Джо и вовсе был признан всеми как Король Козерог.       Вроде бы всё пришло в норму и спокойная жизнь вновь обрушалась на жителей деревни и даже на тех, кто за её пределами, но какой-то осадок и предвкушение чего-то необычного закрались в голову к Достоевскому, который следил за всем, что происходило в деревне и за её пределами.