— «Почему они не хлопают?» — Чуя стоит прислонившись спиной к стене, переводя дыхание. Кровь так и бурлила в нём, бешено стуча в висках и заставляя дрожать руки, что держали веер, который через мгновение упал на пол с глухим стуком. Только он заставил прийти его в себя и услышать чьи-то восхищённые возгласы, крики и нарастающие с новой волной аплодисменты. Сердце бешено застучало, а на лице и вовсе появилась глупая улыбка, что никак не сползала. Глубоко вдохнув, он успокоился и расслабленно улыбнулся. Дрожь в руках прошла, а вот адреналин стал зашкаливать с неимоверной силой. Пока все жители что-то с жаром обсуждали, он незаметно пробрался мимо толпы прямиком к Мисаки с Юри, что слегка испуганно глядели по сторонам, особенно малышка Юри.
— Братик Чу! Ты был великолепен, ты так красиво поёшь. — Юри побежала к Чуе с обнимашками, она так хотела его крепко-прекрепко обнять, что с её бледного личика не сползала лучезарная улыбка. — Ты же споёшь мне ещё песню? Я так хочу послушать, как ты поёшь.
— Малышка, для тебя я буду петь вечно, лишь бы твоя душа была спокойна. — Чуя берёт Юри на руки и, слегка подняв её в воздух, начинает кружить, отчего та начинает смеяться. Улыбка также не слезает с его лица, а опустив Юри, он берёт её маленькую ручку в свою. — Мисаки, вы с Юри выглядите великолепно.
Мисаки была одета в длинную белую юкату с фиолетовым поясом, усыпанную многочисленными узорами цветов, то были розы и лепестки сакуры. Такой наряд подчёркивал её женственность и красоту, а также маленький рост и худенькое тело. А вот Юри была одета в розовую юкату с зайчиками и маленькими цветами, что придавало её образу ещё более детский, невинный и милый вид. Чуя не мог насмотреться на них, сейчас его охватило необъяснимое желание сделать двух сестёр счастливыми и подарить им атмосферу праздника.
Взяв ещё и Мисаки под руку, он стал ходить от одной лавки к другой. Сначала он купил всем по маске, себе и Юри — кицуне, они смахивали на белые лисьи морды, обрамлённые различными незамысловатыми узорами, а Мисаки — кабуки, маска напоминала лицо прекрасной женщины с красной точкой на лбу, ярко накрашенными в бордовый цвет губами и выразительными глазами с нарисованными стрелками и фиолетовыми тенями. После лавки с масками они направились есть яблоки в карамели, при этом весело хихикая, наслаждаясь этим вечером. Также они успели поиграть в кингё-сукуй, конечно же, золотую рыбку поймала бумажным сачком именно Юри, как оказалось, она намного ловчее и быстрее Чуи и Мисаки вместе взятых, чем она и гордилась. За столь короткое время они сильно сдружились и Мисаки уже стала чувствовать себя неимоверно спокойно, счастливо и беззаботно, она видела и чувствовала в Чуе защиту, ей казалось, что за ним она, как за каменной стеной.
В толпе Чуя пару раз замечал знакомую физиономию, которая только и делала, что наблюдала за ним, что его конечно напрягало. Так как уже был разгар праздника, то настало время для танца Бон-Одори под песню Ондо. Чуя созвал всех жителей вокруг большой деревянной красочной постройки — ягура — и, взяв в руки микрофон, запел песню, при этом двигаясь ей в такт. Конечно, танцевать он заставил и Юри с Мисаки, что хотели по-тихому слинять оттуда, но Накахара вовремя схватил их за руки и потащил на саму постройку, которая представляла многоярусную башню-сцену. Некоторые повторяли движения Бон-Одори, а некоторые хлопали в ладоши, в барабаны или трещотками в такт песне, чтобы создать праздничную атмосферу. Все вокруг веселились, и Чуя не раз замечал на себе заинтересованные взгляды не только жителей, но и давних знакомых, которых не хотел вспоминать, а видеть тем более.
Всё время пока Чуя находился на ягуре, Сатоши прожигал его хищным взглядом, слегка сощурив глаза. Дазай, что всё это время стоял то в тени деревьев, то прятался где-то в толпе и наблюдал за Чуей, не мог не заметить этого взгляда, который выводил его из себя. Почему-то он сразу догадался, что этот парень и есть тот самый Сатоши, которому он обещал отомстить за Чую, за всё то, что он ему причинил. Но кое-что его смущало, сам Чуя вовсе не обращал на того внимания, лишь изредка бросая на него незаинтересованный взгляд, так как он всё время был занят развлечением двух особ, отчего Осаму стало как-то обидно. Он не знал как назвать чувство, когда вокруг всё закипает и тебя наполняет страшная обида и злость, глядя на то, как человек, который тебе просто интересен, общается и даже флиртует с кем-то другим. Его это жутко бесило, поэтому он всё-таки решил поговорить с Чуей и выполнить их обещание.
Когда Чуя вместе со своими пассиями спустился с постройки, Дазай решил привести свой план в действие. Пройдя через небольшую толпу, он дошёл до рыжего коротышки и, шепнув ему на ухо о том, что ждёт его прямо сейчас возле сакуры, скрылся в той же толпе. Удивлённый, даже слегка испуганный Чуя обернулся, но никого рядом не увидел, даже никакого отдаляющегося силуэта, намекающего на
его присутствие.
— Мисаки, Юри, я скоро приду, у меня осталось одно незаконченное дело, — Чуя потрепал малышку по длинным тёмно-синим волосам, заплетённым в два хвостика, и, щёлкнув старшую сестру по носу, растворился в толпе.
— Сестричка, куда делся братик Чу? — Юри потянула сестру за рукав юкаты, на что Мисаки не обратила внимание. — Сестричка!
— А? Да, Юри-чан, что такое? — Мисаки стала вглядываться в толпу, в надежде на то, что найдёт знакомую рыжую макушку в этом столпотворении.
— Я спросила, куда ушёл братик Чу, почему ты меня никогда не слушаешь? — Юри обиженно надула щёчки и, сложив руки на груди крестом, отвернулась от старшей сестры.
— Прости, Юри, я и сама хотела бы знать, куда он ушёл. Но он сказал, скоро придёт, так что, давай пока повеселимся на фестивале? — Мисаки приобняла Юри и потягала её за щёчки, из-за чего те стали красными.
— Ладно, ты же выбьешь мне ту игрушку? — Юри показала пальцем на соседнюю лавку, в которой, чтобы заполучить игрушку, нужно выстрелить в неё из игрушечного ружья и если та упала, то ты её собираешь.
— Конечно, пойдём? — Юри вся засияла и, схватив сестру за руку, скорее побежала к лавке, присмотрев себе небольшую, но милую игрушку в виде девятихвостого лиса. — Сестричка, я хочу кьюби!
Мисаки только томно вздохнула, но посмотрев на свою сестрёнку, улыбнулась. Она хотела сделать её счастливой, хотя бы сегодня повеселить и побыть с ней вдвоём, а не оставлять её одну. Взяв игрушечное ружьё, она стала прицеливаться, после чего выстрелила и попала точно в игрушку. Юри радостно завизжала и обняла сестру, ослепляя её своей лучезарной улыбкой. Получив игрушку, Мисаки отдала её своей сестрёнке, из-за чего та стала радостно прыгать и благодарить её.
Дазай, облокотившись на стенку тира, краем глаза поглядывал на Мисаки и Юри, что выиграли игрушку, благодаря меткости старшей сестры. Если честно, то он и не подозревал, что та в принципе может держать ружьё, хоть и игрушечное, так ещё и начнёт стрелять. Возникало ощущение, что она держит огнестрельное оружие и стреляет далеко не в первый раз. Отпрянув от стенки, Осаму, сложив руки на груди, ухмыльнулся. Сделав небольшой шаг к девушке, которая стояла к нему боком, он произнес с небольшой досадой:
— Я тогда и подумать не мог, что такая добрая, улыбчивая девочка, готовая всем помочь, может так искусно держать в руках оружие. Мне даже подумать страшно, что будет, если дать тебе в руки настоящее. — Ветер колыхнул волосы парня, а свет фонариков осветил его глаз так, что в нём можно было увидеть игривые переливы от горячего шоколада до тёмных обжаренных кофейных зёрен.
— Д-дазай-кун?! — Мисаки от неожиданности вскрикнула и уронила игрушечное ружьё на землю. Она не верила своим глазам. Она не могла поверить, что это Дазай, ведь он так изменился, так подрос, возмужал и повзрослел, что она не могла не нарадоваться. — Откуда ты здесь? Как тебя сюда занесло?
— Вернулся в свои родные края, так сказать — Дазай сказал это кратко, как отрезал. Видимо, это не то, что он хотел услышать сейчас. Увидев задумчивое и слегка непонимающее от происходящего лицо девушки, Осаму прервал её мысли. — Видел, у тебя хорошие отношения с Чуей, он так заботлив и бережен с тобой и твоей сестрёнкой.
— Не сказала бы, что у нас хорошие отношения, но он мне вчера очень помог да и с Юри они поладили. — Мисаки как-то грустно улыбнулась и стала искать в толпе Чую, который пообещал скоро вернуться, но так и не показался. — Слушай, а ты Чую-куна не видел?
— Да, ты не видел братика Чу? Я хочу показать ему своего кьюби! — Малышка Юри подняла кьюби вверх, показывая его Дазаю, при этом весело улыбаясь и сверкая своими янтарными глазами в свете ночных фонариков.
Дазай посмотрел вдаль, куда заходило солнце, глаза его закрылись на пару секунд, их сменил томный вздох. Он задумался над тем, что ему только что сказала Мисаки, насчёт их отношений между Чуей. Он же уже успел подумать о том, что те двое встречаются и счастливы вместе, но узнав правду, вздохнул с облегчением.
— Мне пора, Миса-тян, иначе через пару минут произойдет убийство. — Осаму сменил свое выражения лица, с лёгкой усмешкой и прогулочным шагом он направился в нужном ему направлении.
— Сестричка, а куда он ушёл и про какое убийство он говорил? — Юри непонимающим и таким детским взглядом посмотрела на свою сестру, что та просто взяла её за руку и повела в очередную лавку, чтобы как-нибудь отвлечь её от этих мыслей.
Пока сёстры веселились, Чуя спускался по лестнице, ища глазами
его. Сердце стало бешено стучать, а его самого и вовсе бросать в жар. Ему казалось, что у него началась лихорадка и всё это — бред, просто сон. Он не обращал внимания на то, что его кто-то пытается окликнуть, что за ним кто-то настойчиво идёт. Все его мысли были заняты только
им. Только тем, точно ли это был он или какая-то очередная девушка, не глюки ли это, а если и нет, то что ему сказать при встрече? «Привет, Дазай, давно не виделись, я скучал по тебе,» или же «Привет, что ты тут забыл?» Всё казалось ему ни тем, даже эта встреча, хоть они и обещали, ему казалось это абсурдным и глупым. И тем более, зачем Дазаю звать его? Они не общались всё это время и у каждого всё сложилось просто идеально, никто не жалуется. Он не понимал, зачем рушить такую идиллию, ведь они и порознь неплохо выживали. Точно, они именно выживали, пытаясь забыть и сбежать от своего прошлого и собственных чувств. Сбежать от прошлого ни у кого не получилось, а вот сбежать от чувств, возможно.
Около заветной сакуры он никого не встретил, но это не помешало ему подойти к ней и провести рукой по её стволу. На него сразу нахлынуло множество воспоминаний, а особенно воспоминания о том, когда они последний раз все вместе здесь были, когда произошёл тот самый взрыв, после чего он больше не решался сюда приходить.
Холодный ветер бил прямо в лицо, заставляя маленькие рыжие кудряшки виться. Солнце уже зашло за горизонт, сменяясь ночным небом, на котором только-только начали появляться маленькие звёздочки, заставляющие его глаза сверкать и завороженно смотреть на их сияние.
Чуя ждал, когда
он придёт к нему, хоть и очень сильно боялся этой встречи. Чьи-то тихие шаги послышались за спиной, но он не смел повернуться, потому что просто боялся увидеть
его, так как думал, что это был точно
он. Накахара молча, ожидая пока этот кто-то сделает первый шаг и заговорит с ним.
— Привет, детка. — Сказал парень, стоящий позади Чуи, произведя мерзкий смешок. — Ты так изменился, стал краше, вырос, я бы не прочь повеселится с тобой вновь.
Этот голос Чуя где-то уже слышал, он казался ему до боли знакомым, но он никак не мог вспомнить, кому именно он принадлежал. Мысли крутились только возле одного места, где он мог бы услышать этот голос, и это место было явно неблагоприятным. Этим местом оказался тот самый злополучный приют, в котором он провёл не так уж и много времени, но вытерпел достаточно. Поняв, кому принадлежит этот голос, его глаза лихорадочно забегали, ноги слегка подкосились, а сердце и вовсе было готово выпрыгнуть из груди. Дыхание сбилось, а глаза стала застилать пелена, словно туман, ложившийся ранним утром на поля.
— Ты! Какого чёрта ты тут делаешь?! Кого это ты деткой назвал?! С кем хочешь вновь повеселиться?! — Голос предательски дрожал, но не от страха и ужаса, а от нахлынувшей злости. Чуя в порыве гнева сжал кулаки и стиснул зубы, пытаясь хоть как-то усмирить свой гнев, свою неконтролируемую силу, что была словно порча или какое-то проклятье, жившие в нём всю его жизнь, копившиеся все эти годы и готовые вспыхнуть прямо сейчас наружу.
— Я и мои ребята соскучились по тебе, Чуя. Я пришел за тобой, ты же не прочь провести со мной ночь? — Парень засмеялся тем самым омерзительным смехом, который надолго врезался в память маленького рыжеволосого мальчика.
— Иди к чёрту, ублюдок, я не собираюсь с тобой кувыркаться как последняя шлюха! — Гнев — это неконтролируемая сила, которая способна на многое, забирая власть над сознанием человека и владея всем его телом и мыслями. Чуя не просто хотел, он желал ударить, избить убить Сатоши, чтобы тот исчез из его жизни и из жизни других людей, чтобы бедная земля не носила такого человека как он. Ненависть, обида, беспомощность, гнев — всё это стало составляющей его порчи, его проклятья, которое он не мог оставить.
— Чуя, я тебе даже заплачу. А знаешь чем? — В воздухе повисла тишина, лишь листья сакуры могли прервать её. Сатоши, как зверь, показал свой оскал — Я доставлю тебе такое удовольствие, которое не доставит даже твой темноволосый дружок, — парень услышал, как у его оппонента хрустнули кости пальцев в кулаке, это заставило его улыбнуться, — Ой, я разозлил тебя, детка?
Это была последняя капля, которая медленно стекала в кувшин, олицетворявший сосуд его порчи, его ненависти, его гнева. Он был наполнен, вода стекала мощным потоком, заставляя кровь бурлить от высокой температуры из-за кипящей в сосуде воды. Голова становилась всё туманнее и туманнее, образуя прочную белую пелену в сознании и на глазах. Чуя наконец-то повернулся к своему оппоненту, издавая что-то наподобие яростного рыка, лицо его исказилось в довольной гримасе, когда он сделал свой первый шаг. Король Козерог — этого имя боялись не зря, оно наводило страх, неподдельный ужас. Все, даже соседние деревни знали о существовании столь опасного существа, никто не мог сказать с полной уверенностью кто это, человек или сам дьявол во плоти. Вокруг его имени ходило много слухов, в которые все с неохотой верили, так как жители прекрасно знали, что это вовсе не сплетни, а самая что не на есть правда.
И сейчас он намеревается исполнить свой приговор, который явно не будет мягок, а пройдёт по всей строгости. Он вспомнит всё то, что с ним делал Сатоши, как он его унизил, загнал в угол, как он наслаждался его страданиями, словно питаясь их силой. Нервы сдали и последний клочок сознания оборвался с треском. Он переступил грань дозволенного, он полностью утонул в этом кувшине и погрузился на самое дно, забываясь с каждой минутой всё сильнее и сильнее.
Он сделал второй шаг навстречу, улыбка всё это время не сползала с его лица, а наоборот, она сияла с каждой минутой всё сильнее и безумнее.
Сатоши пугала улыбка Чуи, она вызвала у него чувство безысходности, он громко взглотнул, слюна по его горлу катилась будто ком в горле. Он оглянулся назад, но шагу сделать не решался, собрав свои последние силы, он ухмыльнулся.
— Что, я задел твоего дружка? Прости, я так не хотел обидеть его.
Это были последние слова, которые он услышал, а хруст ломающихся костей, был последним звуком, который он услышал. Он сам того не осознавал, как подбежал к Сатоши, как стал наносить ему многочисленные удары, как крутил его, кидал на землю. Возникало ощущение необъяснимой лёгкости и невесомости, в которой он потерял себя, в которой он буквально утонул. Всё было как в тумане, он ничего не слышал и не видел, он стал всё потихоньку забывать и забываться сам. Но его физическая оболочка под действием его порчи до сих пор наносила удары и не желала останавливаться, ей хотелось всё больше и больше, она не могла насладиться полученным результатом, она не хотела, чтобы Сатоши оставался в живых.
Многочисленные переломы, синяки, скорее даже гематомы, разбитое в какое-то кровавое месиво лицо и тихий, еле слышный стон, молящий о помощи, о сострадании, о помиловании. На Сатоши не было и живого места, вся одежда была испачкана в земле и в его собственной крови, также на самой земле можно было найти выбитые зубы и рваные лоскуты от одежды. Чуя никого не щадил, он просто желал мести, он желал того, чтобы тот почувствовал ту же боль, только в тройном размере.
Сатоши уже находился в бессознательном состоянии, но Чуя всё никак не хотел останавливаться, он хотел нанести последний и решающий удар в голову.
К несчастью, Осаму подошёл сзади к Чуе, он схватил его за руку, которая так и хотела нанести последний, решающий удар. Дазай даже внимания не обратил на лежащего парня на земле, сейчас в его голове мысли крутились не о нем. Взгляд парня обратился на Накахару, полного ненависти и гнева к тому, кто сейчас истекал кровью. Крепкими руками держа парня за запястье, он произнес: — Остановись, Чуя.
Знакомый голос. Он услышал такой знакомый, бархатный и вечно спокойный голос. Он почувствовал чьё-то тепло, как кто-то держит его за запястья, он вспомнил, что однажды его так уже держали, когда он попытался покончить с собой. Он вспомнил, кто это. Этот голос подействовал на него как успокоительное. Белая и непроглядная пелена спала с его глаз, а неимоверная усталость и тяжесть овладели его телом. Он пошатнулся и готов уже было упасть, но почувствовал, как его кто-то придерживает сзади.
— Давно не виделись, капризная принцесска, — Чуя еле-еле выдавил из себя улыбку, страх стал накрывать его новой волной, из-за чего голос стал предательски дрожать.
— Чуя, ты не перестарался ли часом? Может отдохнёшь немного? — Дазай присел на землю, укладывая рядом с собой подуставшего друга, что не мог сжать рук и смотрел сквозь пелену, не осознавая всего того, что сделал. Губы расплываются в довольной улыбке, когда он замечает на себе взгляд голубых омутов, что сияют каким-то озорным огоньком.
— Ты слишком много говоришь. — Чуя глубоко вздохнул и стал разглядывать Дазая с ног до головы, в этот момент на нём был одет чёрный костюм и плащ, белая рубашка, галстук, а также были многочисленные бинты, обрамляющие всё тело, даже правый глаз. Такой вид его крайне заинтересовал, но показывать он этого не собирался. — Так зачем ты меня позвал?
— Ты изменился, Чуя, очень сильно изменился… — Чуя уже хотел был начинать радоваться и восхищаться тому, что Дазай наконец-то изменился, что он повзрослел, но так было только в его мечтах. Так как следующие слова заставили его поджилки сжиматься с такой же силой, с какой и кулаки, которые были готовы либо ударить Дазая по лицу, либо придушить его. — Если не считать твой такой же мелкий рост, коротышка. Я то боялся, что ты стал выше меня, не уж то тебя в детстве перешагнули или каши мало ел?
— Ублюдок, ты у меня сейчас землю есть будешь, а знаешь, я сделаю вид, что ничего не слышал. — Чуя слегка улыбнулся, а посмотрев на свои руки, не понимающе взглянул на Дазая, ожидая от него каких-либо объяснений.
— Это не я, ты сам его тут избивал, ты разве не помнишь этого? — Дазай слегка удивлённо и даже настороженно посмотрел на него, ведь его поведение казалось ему крайне странным и не поддающим объяснению.
— Нет, не помню. Кстати, а знаешь что? Сними ты уже эту повязку, даже если она тебя и делает круче, потому что меня она раздражает. — Чуя заглянул в лицо Дазая, который отвёл свой слегка смущённый взгляд.
Дазай ничего ему на это не ответил, но предложил оттащить тело пострадавшего и умыть Чуе руки в ручье, что протекал достаточно недалеко. Так они и сделали, тело Сатоши они оттащили к старой базе Джо, где должны собираться члены его команды, чтобы вновь позависать на старом месте. Они найдут паренька и отведут его в больницу, где ему и окажут помощь, ну, если он там всё-таки окажется. После они сходили к ручью, где Чуя вымыл руки и умылся, чтобы побыстрее прийти в себя, а после таких процедур они вернулись обратно к сакуре.
— Чуя, я заслуживаю награды? — Дазай посмотрел на того серьёзным и решительным взглядом, который заставил Накахару засмеяться.
— А за что ты хотел бы награду? — Чуя сделал вид, что не понимает о чём говорит Дазай, который был от этого явно не в восторге.
— За то, что я вернулся к тебе, вернулся домой. — Дазай старался не смотреть тому в глаза, чтобы тот не заметил как он смущается или завороженно смотрит в его голубые бездонные глаза. — А ещё за то, что помог тебе избавиться от трупа, точнее избитого тобой почти до смерти Сатоши.
— Конечно, принцесска, а что бы ты хотел в награду? — Чуя по-хитрому сощурил глаза и, потянув Дазая за галстук, заглянул ему в карий глаз. Конечно, ему было не привычно, что он смотрит только на один карий глаз цвета топлёного шоколада, из-за чего хотел сорвать эту чёртову повязку.
— Чего бы я хотел в награду? — Осаму кинул свой драконий взгляд в самую душу, а ухмылка на его лице стала постепенно проявляться. — Если только твоего сладкого поцелуя.
— Моего поцелуя? А не о многом ли ты просишь? — Чуя задумчиво посмотрел на Дазая, на его растрёпанную причёску, на его карий глаз, сияющий в свете редких фонарей и на его губы. В принципе, в простом поцелуе нет ничего страшного, как он думал, тем более, если ему не изменяет память, то он уже такое проворачивал. — Договорились, только смотри, не завизжи как девчонка, от столь лёгкого и простого поцелуя. Знаешь, если бы девочки узнали об этом, то тебя бы даже с собаками не нашли, неплохой способ самоубийства.
— Наверное, это лучший мой день. — Осаму улыбнулся, а его щеки покраснели от смущения. Он и представить себе не мог, что у него могли бы вспыхнуть какие-то чувства к этому солнышку, хоть и неоднократно себя ловил на этой мысли.
Чуя слегка поджал свои губы и, потянув Дазая за галстук, впился в его губы, не закрывая глаз и наблюдая за его реакцией. Ему было интересно, насколько он может углубить поцелуй, позволит ли это Дазай или же, покраснев, отстранится от него и скажет что-то про его рост, чтобы сгладить ситуацию. Но также была версия, что тот ухмыльнётся и укусит его за язык или же покорно продолжит поцелуй, ожидая пока рыжик наиграется.
Дазай распахнул глаза, он никак не ожидал того, что Чуя всё-таки это сделает. Он думал, что тот просто смеётся над ним. Он чувствовал как начинают гореть его губы и вспыхивать его щёки, даже несмотря на то, что это лёгкий поцелуй. Ему было достаточно даже этого, чтобы его сердце стало бешено стучать, а руки предательски дрожать. Ему казалось, ещё пару минут и он потеряет сознание. Пока он нервничал и переживал на этот счёт, Чуя стал медленно углублять поцелуй. К такому он не был готов, он хотел закончить это всё и умыться холодной водицей на ручье, но тело его просто не слушало и обмякло. Он стоял как вкопанный, пока чужой язык не дотронулся до его собственного. В этот момент он покраснел до корней волос, всё его лицо вспыхнуло, как и уши. Он отскочил от Чуи и, отвернувшись, закрыл лицо руками, пытаясь успокоиться и прийти в себя.
— Ты так мило стесняешься. — Чуя усмехнулся и, посмотрев вперёд, увидел Мисаки и Юри, что проходили мимо сакуры и явно направлялись домой. — Девчонки, идите сюда!
Чуя помахал им рукой и Юри, вырвавшись из рук Мисаки и сильнее обняв кьюби, побежала к Чуе настолько быстро, насколько ей это позволяла юката. Мисаки сначала стояла в стороне, не решаясь ступить вперёд. Она всё видела. Она видела, как Чуя поцеловал Дазая. Слёзы чуть ли не покатились по её щекам, а грустный взгляд устремился точно на Дазая, закрывающего руками лицо. В груди что-то болезненно сжалось, не давая продохнуть. Она долго стояла в стороне, пока Чуя и Юри веселились вдвоём, о чём-то весело говорили и баловались. Дазай же смотрел точно на Мисаки, сначала не узнав её, но после того как он подошёл к ней, улыбка заиграла на его лице.
— Миса-тян, как твоя рука? — Дазай подошёл к Мисаки и посмотрел на её грустное и даже опечаленное лицо, её взгляд был устремлен в экран своего слегка разбитого телефона. Как Дазай чувствовал, то та сейчас расплачется или же начнёт истерить, но ничего такого не произошло.
Мисаки глубоко вдохнула и посмотрев на парня, стоящего перед ней, увидела в нём Дазая и вспомнила о его предложении и своём обещании.
— Дазай? Что ты тут делаешь? — Мисаки устремила на него удивлённый взгляд, а потом посмотрела на Чую, который щекотал её сестричку, из-за чего та громко смеялась и просила о помощи.
— Да ничего особенного, просто с одним давним знакомым встретился, а что?
— Дазай, может прогуляемся немного? — Мисаки нервно сглотнула, боясь услышать отрицательный ответ на её вопрос.
— Конечно, если ты не против, кстати, ты не согласишься совершить со мной двойное самоубийство? Если что, то ответ можешь дать в конце вечера. — Дазай взял Мисаки за руку и стал с надеждой смотреть на неё, не скрывая своего восхищения и счастья, быть может, он сейчас умрёт и освободиться от этой бренной жизни, будет свободен, как птица в небе.
Мисаки ничего не ответила, она лишь потянула Дазая за собой и побежала в сторону шоссе, где могли бы проезжать машины, а если повезёт, то и большие фуры. В голове мысли крутились только около нового сообщения от одноклассниц, которые отправили ей фотку, на которой отчётливо видна она, её сестра и Чуя. Под фото была надпись, гласившая о том, что они всё узнают и тогда она останется одна, всё от неё отвернутся. А Мисаки боялась этого больше всего на свете. Всю дорогу они с Дазаем молчали, каждый был погружён в свои мысли и заботы. Мисаки думала о том, что будет дальше с сестрой, что будут делать эти девчонки, узнав о том, что она покончила с жизнью, в общем, мысли её были не приятны, что не скажешь о Дазае. Тот думал об этом лёгком поцелуе, о том, как он покраснел, о том, как всё-таки изменился малыш Чуя. Хоть он и стал немного выше, но Дазая он всё равно в росте не обогнал, даже не догнал, что смешило его ещё больше. Так что Дазай перед смертью думал о приятном, он вспоминал о светлых моментах его жизни, так как не хотел уйти из жизни удручённым и о чём-то беспокоящимся. Он хотел уйти спокойно, свободно и радостно.
Вскоре они добежали до шоссе, где и стали ждать приближающегося автомобиля. Хоть у Дазая и был опыт прыгать под машины, они его ещё не раз не сбили на смерть, о чём он сожалел. Вокруг уже всё стемнело и рядом не было ни души. Тишина давила на уши, лишь из глуби деревни доносились восторженные крики и звуки фейерверков, что стали гореть на ночном небе всеми цветами радуги. «Красиво, " — подумал про себя Дазай, подняв взгляд вверх. Раз уже запускали фейерверки, значит праздник стал подходить к концу, а он только оживился и влился в эту весёлую атмосферу. Его не волновало, почему Мисаки хочет покончить с собой, самое главное, что она согласилась и отступать, как видимо, не собирается, но какое-то любопытство его всё равно гложило.
— Мисаки, а почему ты всё-таки решила покончить с жизнью? У тебя же есть такая замечательная сестра или это всё из-за неразделённой любви? — Дазай слегка усмехнулся,
посмотрев на Мисаки, что как-то взволновано смотрела на него.
— Не совсем, но раз уж тебе это интересно, я тебе всё-таки расскажу. — Было видно, что ей трудно об этом говорить, она долго мялась и не могла сказать чего-то. Но собравшись с мыслями, решительно посмотрела на Дазая и начала свой рассказ. — Как бы тебе сказать, жизнь у меня не такая уж и сахарная, она достаточно печальна. Когда я была меленькая и Юри только-только родилась, от нас ушёл отец. Нет, он не просто ушёл, допустим, к другой семье, он ушёл из жизни. В тот вечер он в очередной раз напился и напал на маму, та всё это терпела и ничего не отвечала ему, что сказать о каких-либо действиях в свою защиту. После очередной ругани она пошла в спальню и, закрывшись, стала тихо плакать. Я играла в своей комнате, которая находилась напротив комнаты Юри, дверь у меня была приоткрыта, поэтому я смогла увидеть, как отец идёт точно в комнату к сестрёнке, при этом держа в руках нож. Конечно же я знала, что отец не любил мою сестру, так как считал, что она не его. А после этой ссоры с мамой, в которой он обвинил её в измене, у него снесло крышу, как я поняла, он собирался убить Юри. Я тогда испугалась за сестру, мне получается было лет девять, я взяла пистолет, который как-то нашла в старом шкафу и направилась следом за отцом. Когда он замахнулся на сестру, я выстрелила в него, если честно, я и не думала, что пистолет был заряжен, но в итоге я его убила. После этого и мать съехала с катушек, часто била меня, ругала ни за что, а после и вовсе отправилась на лечение в Англию, а мы переехали сюда и стали жить с бабушкой. Вскоре она выздоровела и нашла работу, в Англии, где и осталась жить. А лет шесть назад, когда нападали бандиты, умерла моя бабушка, после чего мы с сестрой остались одни. А когда я перешла в эту школу, то встретила Чую, которого полюбила. Девочки это заметили и стали надо мной издеваться, я не буду вдаваться в подробности, но сегодня они увидели меня вместе с Чуей и вчера видели, из-за чего стали меня шантажировать, поэтому у меня не остаётся никакого выхода, я не могу поступить иначе, ты понимаешь.
Дазай долго молчал, он не мог представить, что всё настолько плохо, что у этой девочки такая жизнь. Но сострадать он ей не собирался, так как это не его дело и свой выбор Мисаки уже сделала, а он просто скоротал время и унял своё любопытство, но ему всё равно было жалко её, хоть и немножко.
— Мисаки, а что ты можешь рассказать мне о Чуе? — Дазай посмотрел на неё, посмотрел на то, как вспыхнули её щёки, а глаза забегали. Такая реакция его позабавила, она была ему даже слегка знакома.
— Ну, Чуя всегда поможет тому, кто его попросит о помощи, он добрый, весёлый, умный, спортивный, дружелюбный, храбрый и справедливой. Он всегда защитит того, над кем издеваются, если увидит или узнает об этом. Он не любит, когда кого-то унижают и пытается помочь слабым. Он замечательный, но очень скрытный, он никогда не показывает, что чем-то обеспокоен, что ему плохо, он всегда всего добивается сам и сам борется со своими проблемами. — Мисаки слегка погрустнела, а вот Дазай задумался над её словами, особенно над последним, так как прекрасно понимал это ещё будучи ребёнком. В их компании повисло молчание, они стали просто ждать проезжающей машины, которая бы освободила их от столь обременительной жизни.
Верхушки деревьев тихо покачивались на ветру, завывание которого приносили лёгкое щебетание птиц и приятный запах яблони, что цвела неподалёку. Где-то вдалеке можно было услышать шум приближающейся машины, что заставляло сердце бешено колотиться. У Дазая перехватило дыхание, он так и желал ступить прямо на шоссе, чтобы машина проехала со всей скоростью и сбила его насмерть, мгновенно и без боли.
Мисаки нервно и напряжённо смотрела в глубь дороги, с трепетом ожидая проезжающую машину. Ей было очень страшно и холодно. Думать о таком было намного легче, чем совершать, ведь, как только ты осознаешь, на что ты согласился, желание сразу же отпадает. Страх. Лишь он один бежал по её сосудам, не давая сделать и шагу назад, чтобы вернуться обратно и снова проживать эту жизнь, полную ненастья. Хоть у неё и появился светлый лучик в её скудном и мрачном существовании, она уже всё для себя решила. Ей уже некуда деваться, как она думала. У неё нет другого выбора, как она думала. У неё нет шанса на счастливую жизнь, как она думала.
— Дазай, машина уже на подходе. — Мисаки сказала это сквозь слёзы, посмотрев на горящие фары впереди, сжимая руки в кулаки. Слёзы стали тихо стекать с её щёк и падать на асфальт. Дазай стал медленно подходить к дороге, насвистывая весёлую песню про двойное самоубийство, в отличии от девушки, что тихо лила слёзы. Она закусила губу, машина уже стала вот-вот проезжать мимо них, в этот момент она повернулась к Дазаю. — Дазай, умоляю, позаботься о Чуе и моей сестричке Юри, той малышке, что осталась с Накахарой. Когда я увидела, как вы с Чуей целуетесь, я всё поняла. Я поняла, почему он так себя вёл со всеми, но всё равно многое остаётся для меня загадкой, особенно он сам. Я его очень люблю, но он мне никогда не ответит взаимностью, потому что он боится кого-то полюбить и кому-то поверить вновь, это читается в его глазах. Я понимаю его в этом плане, но даже зная это, всё равно впустила любовь в своё сердце. Прости меня, Дазай.
Мисаки мягко улыбнулась и, оттолкнув Дазая метра на два, прыгнула назад, зажмурив глаза. Глухой удар разнёсся по округе. Всё затихло. Пение птиц прекратилось, лишь вороны слетели со своих ветвей и поднялись в небо, кружа над местом аварии. Водитель, явно напуганный столь неприятным событием, вышел из машины и подбежал к девушке, что издала свой последний вдох. Шансов на выживание не было, они равнялись нулю. Водитель автомобиля набрал скорую, взволнованным и дрожащим голосом он обо всём рассказал диспетчеру и остался ждать приезда скорой и полиции. Тело Мисаки отлетело от места удара метров на пять. И сейчас оно лежало на грязном асфальте, истекая кровью.
Дазай сидел на земле и безразлично смотрел на эту картину. Он чувствовал некое разочарование и обиду, а всё потому что ему не дали покончить с собой. Конечно, слова девушки въелись ему в голову, особенно связанные с Чуей, мол, что тот боится доверять и любить. Он считал это бредом, ведь Накахара краснел, целовал его и, вроде, улыбался и был искренним, так что в это он не мог поверить. Он ещё долго смотрел на бездыханное тело девушки, думая далёко не о ней и произошедшем, а пребывая в своих раздумьях. Поднявшись с земли, он томно вздохнул и решил вернуться обратно в деревню, чтобы выпить чего-нибудь да развеяться. Поэтому он направился в небольшую забегаловку, что стояла не далеко от их дома. Эти места навевали ему о былых деньках, заставляя глупо улыбаться или вовсе смеяться в голос. Он помнил каждый кустик, дерево, дом и, конечно же, потасовку, которую они с Чуей не могли обойти.
Когда он пришел в запланированное место, то у самой стойки увидел две знакомые фигуры, что о чём-то разговаривали, попивая что-то из своих стаканов.
— Ода, а Дазай сильно изменился или мне кажется? — Чуя отпил немного егермейстера, наслаждаясь столь приятным и обжигающим напитком. Ода только и подметил, что эти двое друг друга стоят, что один пьёт, что другой. Что один бегает от другого, что другой. Как дети малые. Только он хотел ответить на вопрос, как услышал за спиной до боли знакомый голос.
— Нет, тебе кажется, Чуя. — Дазай мягко улыбнулся и уселся на свободное место между Чуей и Одой. Он грустно посмотрел на напитки своих собеседников и томно вздохнул. — Давно не виделись.
— Не так уж и… А где Миса? — Чуя насторожился, отсутствие его знакомой слегка пугало, ведь, мало ли с ней что-то случилось. Всё таки вечер поздний, мало ли кто напьётся да приставать к ней будет или просто какая-то шпана пристанет.
— Миса? Оу, могу сказать, что она была прекрасна в свои минуты жизни, — Дазай слегка усмехнулся и заказал себе виски со льдом, чтобы как-то влиться в компанию и расслабиться. Немного отпив столь чудесного напитка, он с грохотом поставил стакан на стол, из-за чего лёд стал биться о его стенки. — В последние минуты жизни.
— Что ты сказал? — Чуя вскочил со стула и уже был готов бежать, он не знал куда, но он просто хотел бежать, чтобы найти её. Но чья-то рука его остановила почти перед самым выходом.
— Чуя-тян, уже поздно, ты уже НИЧЕГО не сделаешь, тебе не стоит туда идти, ты там НИЧЕГО не увидишь. — Чуя сразу же узнал этот голос и манеру речи. Это был Рампо, который держал его за руку, не давая вырваться.
-Ранпо-кун… — Чуя опустил голову и сжал руки в кулаки. Рампо опустил его, зная, что тот сейчас никуда не убежит.
— Да, Чуя, он прав. Уже слишком поздно, она улыбалась. — Дазай говорил это спокойно, как-будто и никакой смерти не было. Всё таки он не раз видел, как умирают столь красивые и милые девушки. Сейчас он пытался вести себя также, как и в городе, быть столь хладнокровным, но всё-таки шутом, коим его не раз кликал Анго в порывах гнева.
— Ублюдок, я тебя… — Чуя не успел договорить, так как Рампо дал ему щелбан и неслабый, отчего у него слегка покраснел лоб. — Рампо-кун, ты что делаешь?
— Хватит, Чуя-тян, точнее, юный жрец, мне кажется, теперь ты сам знаешь, что нужно тебе сделать или нет? — Чуя молчал, он не хотел ничего отвечать, он просто стоял и смотрел в пол. Внутри что-то болезненно сжималось, заставляя чувствовать горечь и такую знакомую пустоту. Рампо из-за этого стал говорить решительней и громче, чтобы тот обратил на него и его слова внимание. — Чуя-тян?
Дазай внимательно наблюдал за этой сценой, слегка улыбнувшись, что не скажешь об Оде, который с горечью смотрел на Чую. Всё внимание было обращено именно на него. Все молчали в ожидание ответа. Рампо знал, как тот поступит, но сомнения его всё равно брали, он боялся, что тот опять сломается, что смерть Мисаки напомнит ему о смерти его родителей.
— Я знаю, знаю. Я не в первый и не в последний раз кого-то теряю… Кого-то навсегда, а кого-то… Я знаю, я должен быть жрецом, должен быть сильным и выносить это. Я знаю всё это, Ранпо-кун, знаю… Но я волнуюсь сейчас не за себя, а за Юри, она же любит свою сестрёнку и сейчас с ней из-за этого может случиться что-то, что мне до боли знакомо. Мне нужно найти её, я должен помочь ей преодолеть это горе, эту потерю, как мне однажды помогли. Помогли, когда я сдался и готов был пойти в след за ними. Я понимаю её как никто другой, поэтому очень сильно хочу ей помочь. — Чуя говорил с дрожью в голосе, было видно, что сейчас ему тяжело, конечно, не так как раньше, но неприятный осадок всё равно оставался на душе. Чтобы забыть про эту потерю, он поставил себе цель — найти Юри до того, как она узнает о смерти сестры. Сейчас он сожалеет о том, что всё-таки опустил её на фестиваль одну, так как та просила об этом чуть ли не плача.
— Да, Чуя, скажи ей о сестрёнке. Она оставила самое дорогое на тебя, на самого лучшего в её жизни. — Дазай усмехнулся, ему нравилось бесить Чую, так как его реакция всегда была бурной и такой запоминающейся, что он никак не мог её забыть. Он тихо пил свой виски, поглядывая на Чую, который сжал кулаки ещё сильнее.
Чуя убежал. Он не желал оставаться в этом месте больше, так как ему надо было найти малышку и не убить по-случайности надоедливого и раздражающего Дазая. Тот выводил его с каждой минутой всё больше и больше, а отсутствие нити, которую он ему повязал, Накахара сразу же заметил и понял, что всё было зря. Зря он его ждал. Зря он менялся. Зря он берёг эти воспоминания. Он понял, что всё было зря. Непонятное чувство досады и какой-то обиды стали разъедать его, превращая все чувства к Осаму в ненависть и отвращение. Сейчас он сожалел, что поцеловал его около сакуры, но тогда ему Дазай казался совершенно другим, нежели сейчас.
Он бегал по всей территории храма, смотрел в каждый уголок и лавку, краем уха слыша о смерти Мисаки. В голове пробегала лишь одна мысль: «Я опоздал». Страх. Страх за Юри овладел им. Он никак не мог найти её в этой толпе людей. Он прислушивался к каждому голосу, всматривался в каждое детское личико и игрушку. Где-то около самого храма он услышал детский плачь и понял, что она уже обо всём знает. Он побежал к ней так быстро, насколько это было возможно. Он пробирался сквозь толпу, толкая некоторых людей и слыша в ответ либо некультурную брань, либо просто брань.
Когда он подбежал к храму, то на ступеньках увидел малышку, что сжимала своего кьюби и тихо роняла на землю горькие слёзы. Ком подобрался к горлу и он не смог ничего сказать, в ней он увидел себя, что несколько лет назад также сидел и плакал. Голова как назло заболела и дыхание перехватило. Те картины из его жизни, которые он так сильно пытался забыть, вдруг стали появляться перед глазами, бросая его то в жар, то в холод. Он присел на ступеньки рядом с Юри и молча обнял её. Слёзы тихо покатились из его голубых небесных глаз, падая прямо на игрушку девочки.
— Братик Чу, сестрёнка, она… она же не умерла? — Юри говорила дрожащим голосом, глотая собственные слёзы и задыхаясь от нехватки воздуха. Внутри неё что-то сломалось и с грохотом разбилось, только боль, страх и ужас остались в ней. Не было ни улыбки, не горящих глаз, были лишь слёзы и немой крик, говорящий о столь сильной боли.
Чуя долго молчал, не решаясь ответить ей, просто пытаясь её успокоить, легонько поглаживая по спине и прижимая к себе. Сам же он перестал плакать, пытаясь быть сильным и показать это Юри, чтобы та приняла этот факт и стала сильнее. Он понимал, что ей сейчас нужна поддержка как никогда раньше.
На них никто не обращал внимания, все проходили мимо, даже не смотря на них. Все были заняты своими заботами и делами и до других им не было дела. Чуя всё не решался ответить Юри, хоть и понимал, что та уже всё поняла и, может, приняла. Малышка сидела молча, изредка тихо подрагивая всем телом, сжимая кьюби в руках.
Ветер тихо завывал, качая ветви деревьев. Птицы напевали грустную, даже скорбящую мелодию под плачь цикад. Небо заполонили прозрачные серые тучи, скрывая неполный лунный диск и звёзды, что маленькими фонариками сияли на небе. Люди уже начинали потихоньку расходиться, а лавки закрываться. Вокруг росла тишина, прерываемая звуками природы: шелестом листьев, редким постукиванием и скрежетом.
— Братик, мне страшно. Я не хочу возвращаться домой. Я не хочу быть одна, ты же не оставишь меня? — Юри подняла на Чую красные, слегка опухшие, заплаканные глаза, отчего в груди у Чуи что-то болезненно сжалось. Конечно, он не хотел оставлять её одну, но и оставить в храме не мог, считая что Рампо и Фукудзава будут не в восторге от этого, да и распорядок тут не ахти. Ему в голову пришла только одна мысль, хоть она и была немного абсурдной и глупой, но он посчитал, что это единственный вариант.
— Юри, я не оставлю тебя, поэтому ты пойдёшь со мной в дом моего опекуна? — Чуя слегка приподнялся и мягко улыбнулся Юри, подавая ей руку.
— Опекуна? У тебя нет родителей, братик? — Юри шмыгнула носом и положила свою маленькую ручку на руку Чуи, тот помог ей подняться и повёл в сторону лестницы.
— Они погибли шесть лет назад. — Чуя посмотрел на небо, а после на малышку Юри, улыбнувшись ей. Как он понял, малышка очень устала и засыпала на ходу, поэтому он принял решение посадить её себе на спину и так донести до дома Достоевского.
На его удивление, малышка почти сразу же уснула, тихо сопя и пару раз чуть не потеряв кьюби. За всю дорогу Чуя ни разу не улыбнулся, смотря себе под ноги, о чём-то обеспокоенно размышляя. Нет, его мысли были не о смерти Мисаки, не о том, что он будет дальше делать с Юри. Они были о чём-то болезненном и слишком личном, о том, с чем бы он никогда ни с кем не поделился. Его терзали многочисленные сомнения насчёт всего происходящего, особенно насчёт Дазая, который вёл себя достаточно странно. Ему казалось, что он вовсе не знает этого человека, вроде, есть какие-то черты, напоминающие
его Дазая, но они такие незначительные и малые, что появляется ощущение, будто его подменили.
***
— Дазай-кун, ты чего такой обеспокоенный? Не уж то над словами Мисаки задумался? — Рампо посмотрел на Дазая, что со времени ухода Чуи гипнотизировал в стакане лёд, иногда тихо хмыкая или же мотая головой.
— Ты прав. Это настолько очевидно? — Дазай усмехнулся и повернулся на стуле лицом к Рампо, который до этого момента весело улыбался, закрыв глаза. Осаму краем глаза посмотрел на Оду, что тихо попивал виски, вслушиваясь в этот разговор и поглядывая на парня в чёрной шляпе и лёгком пальто, что не сводил с них глаз.
— Да, тем более для великого детектива! Но меня кое-что смущает, почему Мисаки попросила именно тебя позаботиться о Чуе? — Рампо серьёзно посмотрел на Дазая, что удивлённо вскинул брови, после чего усмехнулся.
Ода всё также слушал их разговор, поглядывая на паренька, что как-то оживился, услышав имя Чуя. Конечно, Ода не был параноиком, но это казалось ему весьма странным и подозрительным, его удивляло то, что никто не обращает на того внимания, продолжая свой разговор.
— Ты же великий детектив, так что должен знать.
— Ты прав, но знаешь, я дам тебе один совет, уезжай отсюда, если не хочешь, чтобы случилось что-то плохое. — Рампо посмотрел на Оду, после чего улыбнулся и направился на выход из этой забегаловки. — Надеюсь, вам понравился этот праздник, не считая последних событий.
— Я с тобой абсолютно согласен, Рампо. — Ода отпил немного виски и поднялся со стойки, смотря в след уходящему Рампо. — Ну что же, нам тоже пора возвращаться, Дазай.
— Ну-ну, давай ещё немного здесь побудем и выпьем? Я так этого хотел, ну, Одасаку, пожалуйста. — Дазай сделал щенячьи глазки, перед которыми Ода не смог устоять и согласился посидеть здесь ещё немного и выпить.
Сегодня Дазай пил как никогда раньше, один стакан быстро сменялся другим, из-за чего Ода начинал негодовать. Он конечно знал, что Осаму любит побаловаться алкоголем и не раз сам с ним выпивал, но чтобы тот пил столько — впервые. Сколько бы раз он не пытался уговорить его вернуться в дом Достоевского, тот на отрез отказывался, начинал отговариваться и немного буянить. Тот не желал ничего слушать, он хотел забыть обо всём и немного выпить, только его немного плавно вылилось в очень много.
Ода уже отбирает у него не первый стакан, приговаривая, что тому уже достаточно. Конечно же, на это он слышит недовольный вой, который чудом не перетекает в плачь. Когда Оде уже надоел весь этот цирк, он расплатился с барменом и, взяв Осаму за шкирку, потащил того в сторону выхода. Криков было много. Дазай не раз пытался вырваться из хватки Оды, что конечно у него не получалось. Всю дорогу его отчитывали, как нашкодившего котёнка или провинившегося школьника, но с Одой тот не стал пререкаться, а просто стал его слушать, тихо напевая песенку про двойное самоубийство.
Когда они пришли домой, то на кухне они увидели Достоевского и Чую, которые прервали свою беседу и чаепитие, глядя на слегка подвыпившую парочку. Чуя сразу же поднялся со стула и, подойдя к Дазаю и Оде, мягко улыбнулся.
— Ода, ложись спать, ты устал, а я тут как-нибудь сам, — Чуя посмотрел на Дазая, что слегка скривился и отвернулся от рыжика, который всё это время был слишком любезен и мил.
— Спасибо, Чуя, я тогда пойду. — Ода устало улыбнулся и, прикрыв сонные глаза, стал подниматься по лестнице в свою комнату.
— И давно это ты так напиваешься? — Чуя серьёзно посмотрел на Дазая, который был уже готов подниматься по лестнице, направляясь в свою комнату. Тот обернулся и посмотрел на Накахару слегка уставшим и безразличным взглядом.
— А тебе какая разница? — Дазай стал прожигать Чую взглядом, ожидая от того какой-то бурной реакции или ещё чего-нибудь, но ничего не последовало, тот просто стоял и смотрел на него таким же серьёзным взглядом. — Видишь, значит никакой, поэтому я иду спать и твоя помощь мне не нужна.
Дазай стал подниматься наверх, но Чуя не собирался играть по его правилам, поэтому направился точно за ним, тихо ругаясь про себя и обдумывая следующие действия. Хоть Дазай и был подвыпивший, но вёл он себя более менее адекватно, осознавая, ну, или не полностью осознавая свои поступки. Пока он поднимался по лестнице, он успел не раз обругать и обматерить себя за то, что так грубо ответил Чуе. Он же не хотел того как-то обидеть, задеть или отдалить от себя, а наоборот, он хотел узнать его поближе. Тот лёгкий и такой невинный поцелуй не давал ему покоя. Он не знал, что тот обозначает, зачем Накахара это сделал и что преследует за этим. За это время он уже забыл и про Мисаки, и про этот грузовик, и про Сатоши. Его голову гложили мысли только об одном, только о Чуе.
Старые ступеньки тихо скрипели под их весом, нарушая тишину, царящую на втором этаже. Там было также темно и неуютно. Всё те же натюрморты висели на своих местах. В конце коридора было не занавешено окно, которое являлось единственным источником света, хоть и лунного, так как свет никто не намеревался включать. Даже на улице было подозрительно тихо. Не было слышно ни гуляющих жителей деревни, даже молодёжи, ни завывания ветра, ни тихого стука ветвей в окно, ни пения птиц и плача цикад — всё замерло, словно ожидая чего-то.
Дазай прошёл мимо комнаты Чуи, в которой слегка была приоткрыта дверь. Естественно он решил заглянуть туда, на удивление, там было крайне чисто и пусто, если не считать маленькую девочку, спящую на его кровати. Дазай посмотрел на девочку, а услышав шаги за спиной, посмотрел на Чую непонимающим взглядом, явно требуя объяснений. Тот только пожал плечами и, схватив его за руку, потащил в комнату, приложив палец к своим губам, призывая к молчанию.
Когда они зашли в комнату, Чуя быстро усадил Дазая на кровать, а сам закрыл дверь и приоткрыл окно. Всё это время Дазай прожигал его взглядом и наблюдал за тем, как тот что-то спешно убирает, а точнее бардак, наведённый Осаму. В общем, всё было как раньше, ну, почти всё. Привычки остались прежними, а вот отношения между ними — нет.
— Что это было, Чуя? — Голос Дазая был как гром, среди ясного неба. Привыкнув к тишине и неожиданно услышав его голос, Чуя вздрогнул и ударился головой об одну из полок шкафа, в котором наводил порядок. На что Дазай только усмехнулся, всё также непонимающе и слегка насмешливо наблюдая за рыжиком.
— Ата-та… Ты чего так пугаешь? — Чуя потёр ушибленный затылок и негодующе посмотрел на Дазая, что, подмяв под себя ноги, сидел и неотрывно смотрел на него. — Хватит так на меня пялиться!
— А что, стесняешься? — Дазай стал заливаться смехом, пока в него не прилетела подушка, было не трудно догадаться, кто именно её кинул. — Ты так и не ответил на мой вопрос, стесняшка.
— Принцесска, ты что подразумевал под своим вопросом? Что ты имел ввиду? — Чуя сел на полу в позу лотоса, ожидая ответа на вопрос.
— Вопрос на вопрос? Ну ладно, во-первых, что это за девочка спит в твоей кровати? Во-вторых, зачем ты развесил в моей комнате фотографии? В-третьих, что значил… — Естественно Дазаю никто не дал договорить под предлогом того, что кое-кто задаёт слишком много вопросов, из-за чего он не успел задать свой самый главный и волнующий его вопрос.
— Так, во-первых, та девочка — Юри, сестра покойницы Мисаки. Во-вторых, я сделал это специально к твоему возвращению, чтобы ты смог прочувствовать эту атмосферу и понастольгировать. — Чуя гордо задрал голову, прикрыв глаза и ожидая от Дазая какой-то похвалы за фотографии. Но ничего не последовало. В комнате воцарилась тишина, что болезненно давила на уши.
В комнате темно, только блеклый свет луны освещает её, иногда пропадая из-за надвигающихся облаков. Где-то скрипит половица, а где-то стучит в окно ветвь дерева. Ночь была спокойная и умиротворяющая, не предвещающая ничего плохого. Звёзды мягко сияли на небе так, что их можно было еле-еле увидеть из окна, если не подойти к нему.
Чуя теребил в руках свой браслет, смотря куда-то в пол и не поднимая взгляда на Дазая, погрузившись полностью в свои мысли. Он не слышал чьих-то приближающихся шагов, чьего-то мерного дыхания, не слышал, как кто-то сел напротив него. Но зато он почувствовал, как кто-то прильнул к его губам, мягко прикасаясь своими, почти невесомо. И этот кто-то застал его врасплох, заставил поднять взгляд своих голубых глаз и посмотреть в карие напротив, не в один, а в два, так как кто-то уже успел снять свою дурацкую и раздражающую повязку.
— Чуя, что значил тот поцелуй, ну, около сакуры? — В этот момент Дазай выглядел как влюблённый подросток, хотя почему как, он и есть влюблённый и глупый подросток, который всё ещё сохраняет рассудок и хладнокровие, но не наедине со своим предметом воздыхания, со своим солнцем. Он отвёл свой смущённый взгляд в сторону, ему казалось, что сейчас он выглядит как никогда глупо. Он думал, что Чуя сейчас возьмёт и рассмеётся, начнёт подкалывать его на этот счёт.
— А ты хотел бы, чтобы этот поцелуй что-то значил? Разве это не была просто награда? — Чуя ждал реакции от Дазая и он её увидел, тот погрустнел и не слегка, а достаточно значительно. Если честно, то сейчас Чуя хотел его просто подколоть, он, конечно, знал, что тот может расстроиться, но чтобы так, он просто не мог поверить. Ему казалось всё это достаточно странным, он не мог принять тот факт, что Дазай и в правду в него влюблён, что он не просто играет с ним, так как если бы тот был в него влюблён, то не исчезал бы на столько лет, он бы остался с ним или хотя бы пытался поддержать общение. — Задам тебе встречный вопрос, Осаму, что означают твои чувства? Разве ты не просто играешь со мной?
— Чуя, да что ты несёшь?! — Дазай вскочил с пола и возмущённо, даже презрительно глянул на Чую, который сидел с каменным лицом, совершенно не обращая внимания на задетые им чувства Дазая. — Играю? Я когда-нибудь играл так? Обманывал тебя? Притворялся? Это скорее твоя роль!
— Моя? — Чуя удивлённо глянул на Дазая, его больше всего задели последние слова. — Да что ты можешь обо мне знать?!
Если честно, то Дазай никак не ожидал, что Чуя вспылит из-за его последних слов, он не ожидал, что тот просто возьмёт и молча уйдёт из комнаты, одарив его только каким-то растерянным и слегка виноватым взглядом. Из-за чего он начал чувствовать вину, что так обидел своё солнце.
— Ну и зачем я ему это сказал? Что же я наделал? Вот балбес же! Надо будет перед ним извиниться. — Дазай собирался извиниться перед Чуей, но он не знал, куда тот ушёл и далеко ли ушёл.
Подбежав к двери и открыв её, он увидел сидящего рядом Чую, который сжимал в руках свой браслет и задумчиво смотрел в окно. Дазай ни слова не сказал, а просто ушёл в свою комнату и, взяв своё пуховое одеяло, сел рядом с Чуей и накрыл им их обоих. Конечно же Чуя обратил на него непонимающий и заинтересованный взгляд, одев браслет обратно на руку.
Они не хотели ни о чём говорить, они просто сидели в коридоре, на полу, накрывшись их любимым пуховым одеялом. Каждый в этот момент думал о чём-то своём. Тепло мягко разносилось по телу и на душе становилось спокойнее. Беспокойство и обиды отошли на задний план, оставляя место умиротворению и беззаботности. Уютная атмосфера царила вокруг них, плавно переходя в сонную. Чуя положил голову на плечо Дазая и начал тихо сопеть, слегка приоткрыв рот. Дазай первые минуты просто наблюдал за ним, а затем, положив свою голову на его макушку, и сам уснул. Друг с другом им было неимоверно тепло и не страшно, они видели друг в друге как защиту, так и опору, которой редко когда пользовались.
На улице было тихо и спокойно, будто всё живое погрузилось в сон. Свет в домах стал угасать с каждой минутой и только в их доме на первом этаже горел свет. Достоевский, как обычно, не спал, ища какую-то информацию, пытаясь определиться, что делать с Юри. В принципе, он уже знал, что с ней делать, ему осталось только узнать адрес, куда можно было бы отвезти её.
Перед приходом Оды и Дазая, Достоевский с Чуей как раз разговаривали о том, что им делать с Юри, а узнав, что у той есть мать, которая живёт не здесь, они решили отвезти её именно к ней. Конечно же сбором информации стал заниматься Достоевский, для которого это не составит особого труда.
***
Утро. Чуя проснулся от того, что у него болезненно ныла шея и спина, но подниматься и делать разминку он не спешил, так как боялся разбудить одну ещё спящую принцесску, что облокотилась на него. Конечно же он не хотел будить Дазая, но в последнее время он не отличался достаточным терпением, поэтому он начал легонько будить эту спящую красавицу.
— Эй, Дазай, проснись, уже утро. — Чуя слегка толкает того в плечо, но в ответ ничего не получает, что его слегка огорчает. — Ну же, принцесска, давай, просыпайся.
Тишина. Ответа Чуя опять не получил, что начинало его уже бесить. Он уже не знал, как можно мягко разбудить человека, чтобы тот не проснулся злым и раздражительным. Но он знал одно, если Дазай не проснётся в ближайшие пять минут, то Накахара будет злым и раздражительным и тогда Осаму точно не поздоровиться.
— Если ты сейчас проснёшься, то я испеку тебе блинчиков и исполню одно твоё желание, — надеясь, что Дазай его не услышит, Чуя решил пойти на такой рискованный шаг, хоть и знал, что если тот всё-таки проснётся, не поздоровиться уже ему.
— Договорились, малыш Чуя, жду своих блинчиков. — Дазай открыл свои лисьи глаза и посмотрел на Накахару, выражение лица которого показывало всю боль случившегося, а что было для него ещё более страшным, так это то, что Дазай так и не назвал своего желания.
— Ублюдок, ты же не спал. — Чуя недовольно фыркнул и слегка обидевшись, поднялся с пола и стал разминаться. Косточки стали хрустеть, а затёкшие мышцы разогреваться.
На удивление, дома он никого не увидел, а когда пришёл на кухню, заметил на холодильнике записку, в которой говорилось о том, что Достоевский забрал Юри и улетел с ней в Англию, к её матери. Прочитав записку, он почесал затылок и стал искать всё необходимое для блинчиков. Так как пёк он их достаточно часто, то это не составило ему особого труда. Минут через тридцать всё было готово и к нему вниз спустился Дазай, который был явно в приподнятом настроении. Чуе даже долго гадать не пришлось, почему у того такое хорошее настроение.
— Ну, и что ты там придумал? — Чуя томно вздыхает и, посмотрев на через чур радостно Осаму, присаживается за стол.
— Так-с, сейчас ты оденешь кое-что, что я приготовил для тебя, а потом ты будешь кормить меня своими блинчиками! — Дазай весь горел энтузиазмом, что стало пугать Чую ещё больше, а особенно наряд, в котором ему предстоит это делать.
— Осаму, тебе уже говорили, что ты извращенец? — Чуя косо посмотрел на него и как-то нехотя поднялся на второй этаж. Если честно, то он даже заходить в комнату не желал, чтобы видеть то, что ему приготовил Дазай.
Как он и думал, Дазай его вовсе не хотел жалеть, Чуя даже не стал задаваться вопросом, откуда
это у него. Он просто покорно оделся и, что-то бурча себе под нос, стал спускаться по лестнице вниз.
— Я даже спрашивать не буду, где ты это взял. — Чуя стоял в кухонном проёме в костюме горничной, в белых чулочках и с кошачьими ушками, что так мило смотрелись на его рыжей макушке. Дазай даже попытался соблюсти цветовую гамму, будто специально для Накахары это покупал, костюм был красным, а вот ушки рыжими. — Так, дальше у нас по плану кормёжка?
— Чуя, ты такой милый в этом костюме, я даже не думал, что он тебе так пойдёт. — Дазай чуть ли не сиял от счастья, он был так доволен своей выходкой, что чуть ли не ослепил своим энтузиазмом Чую, который ходил как в воду опущенный. Дазай отодвинулся на стуле и, хлопнув себя по коленям, призвал присесть сюда Чую, у которого гнев просто зашкаливал и давно уже переваливал за шкалу доступного.
Внезапно раздался звонок в дверь и, как вы думаете, кто же отправился открывать дверь? Конечно же Чуя, кому, как не ему открывать двери, ведь не каждый день увидишь его в костюме горничной, встречающего гостей.
Чуя недовольно фыркнул и отправился открывать дверь, на что Дазай не обратил внимания. Открыв дверь, он потерял дар речи, он просто хотел захлопнуть её к чёртовой матери и забыть того, кого он только что увидел. Он молча смотрел на этого человека, как и тот человек смотрел на него. Дазая насторожило такое молчание, поэтому он решил, что стоит всё-таки проверить, кто же к ним всё-таки пожаловал.
