Дело случая

12 До отъезда солдат по домам или на новые места службы оставалось несколько дней. В доме-лазарете царила радостная суета, вышедшие в отставку собирали вещи, обсуждали, кому с кем по пути… Марк медленно ходил туда-сюда по комнате, лишь делая вид, что готовится к дороге. Ему особо и собирать было нечего. Он думал по-прежнему об одном – какой предлог придумать для друга, чтобы тот расстался с ним со спокойной душой. - Как ты тут, Марко? – мягко спросил Алваро, вернувшись из штаба. – Не передумал ехать один? - Еще не решил… Снова полуправда, которая уже ничего не спасала. - Я только что от интенданта. Сегодня мне пришло письмо с назначением. Не знаю, что ты скажешь насчет моего предложения теперь…. Меня повысили в должности и переводят в корпус маршала Монтильядо в Халвлинг. Послезавтра мне пришлют портключ до Сите-Вер. Для меня это честь, но ты бы оказался слишком далеко от дома, - сказал Алваро. Марк отвел взгляд и спрятал руки за спиной, скрывая дрожь. Попасть на родину! Вот так легко и просто… конечно, от столицы до Бельфлор довольно далеко, но – всё же это не Арнарбрекк, всё же не чужие края. - Поздравляю! – он улыбнулся. – Я так за тебя рад! И, знаешь… мне кажется, мне тоже было бы неплохо побывать в Сите-Вер. Посмотреть на праздник в честь победы… и… в Сите-Вер ведь есть храм иоаннитов. Помнишь, мы с тобой говорили, что я мог бы обратиться к ним? Если я поживу в большом городе, поработаю, подкоплю денег, то смогу заплатить им хотя бы первый взнос. - Ты прав, - согласился Алваро. – Конечно, найти работу после войны будет трудно, куда бы ты ни поехал… но вдвоем-то легче, чем одному. Мне дадут жилье от армии, и никто не запретит мне принять у себя друга. Даже, если хочешь, мы будем говорить посторонним людям, что ты мой дальний родственник. Я же вижу, как тебе трудно признаваться, что ты ничего о своем прошлом не помнишь. - Да это все равно не решило бы главного, что ни говори чужим, мы-то знаем правду, - Марк смутился. – Но можно… И снова он откладывал самые решающие шаги на потом. «Когда я буду жить в Сите-Вер. Когда у меня будет работа. Я что-нибудь придумаю… как-нибудь всё уладится…». * Вскоре они получили портключ и аппарировали в Сите-Вер. Мрачное величие столицы подавляло. После белизны и простоты провинциальных городов Марку казались непривычными и чуждыми широкие улицы и высокие дома из грубого темного камня, похожие на настоящие крепости, с каменными статуями у крыльца. Угнетала и тишина, в которой особенно гулко звучали шаги проходивших по улицам солдат Западной армии Арнарбрекка. На многих зданиях виднелись флаги с арнарбреккским львом, и это не давало забыть, что халфэ проиграли войну. Марк боялся выдать себя. Не мог, не мог он изображать радость, видя чужаков на улицах главного города родной страны. И ему было стыдно, что сам он оказался здесь благодаря порталу арнеро, одевался по их моде, поселился с Алваро в доме, который предоставило управление Западной армии. Но, похоже, и у арнеро не было сил на триумф. Сколько бы людей ни встречалось Марку и Алваро во время праздника, все они выглядели безумно уставшими и измученными. Друзья поселились в небольшом флигеле, который примыкал к жилью мага-лекаря. Хозяин, худой и жилистый мужчина средних лет, постоянно занятый и постоянно куда-то спешащий, к новым постояльцам отнесся без особого предубеждения, без интереса. Только пробурчал что-то вроде: «Все мы люди, все мы одинаковы». С первых же дней Марк начал обустраивать жилье, навел в домике порядок, пересадил оставшиеся от прежних постояльцев цветы, порасспрашивал соседей, где что находится, и направился на рынок за едой. Конечно, все эти заботы казались ему чем-то временным, он все еще рассчитывал найти себе место и переехать. Но когда это будет?.. А бездельничать он не мог – тогда снова и снова одолевали воспоминания о войне, о Лоране. Алваро уходил рано утром и возвращался, когда уже начинало темнеть. Рассказывал об инспекциях, в которых участвовал – проэмперадор в первую очередь велел оказывать помощь людям, оставшимся из-за войны без семьи и крыши над головой, и объявил о борьбе с притонами. За правление принца-регента домов, где тайно, а то и явно, творились самые страшные вещи, стало больше, чем грибов после дождя. Теперь военные должны были поддерживать порядок в городах. И проэмперадор принял закон, по которому насилие над мирными жителями каралось разжалованием, лишением всех титулов и заключением в тюрьме. - Я и не думал, что при регенте в Халвлинге всё было так ужасно. Поверить не мог, что кто-то позволял магам обращать свои силы против беззащитных людей! Тяжело придется проэмперадору, - с горечью говорил Алваро. – Невозможно быть одинаково хорошим для чужих и для своих. Вот и мы с парнями делаем, вроде бы, полезное дело… но понимаем, мы здесь в лучшем случае гости. Марк обычно помалкивал. Он избегал разговоров о происходящем. Но, когда он бывал на рынке и в лавках, и заговаривал с людьми в надежде узнать, где есть какая работа, то слышал многое, о чем в Бельфлор никто не рассказывал. 13. Халвлинг, провинция Паво, Сите-Вер, 1703 год Тогда, до войны, в глуши, никто не знал, каких людей собирал вокруг себя принц Генрих – всё это было далеко от каждодневных забот и хлопот. Только сейчас Марк начал понимать, какая ноша лежала на плечах губернаторов, от каких бед самые сильные и честные из них берегли простой народ. Вся мерзость, которая, подобно эпидемии, могла охватить всю страну, сосредоточилась в провинции Паво и в Сите-Вер. В главном округе разврат, пьянство и азартные игры не то что не считались грехом, а наоборот, тех, кто их избегал, высмеивали за старомодность. А золотая молодежь, считая себя хозяевами жизни, развлекалась как душа пожелает… наверное, на войне Марк увидел лишь малую часть этих «развлечений». И думать о том, что было и что будет, становилось нелегко. Как халфэ Марк жалел, что его народ проиграл… но он не мог не признать: проэмперадор Монтильядо поступает, как благородный человек. Уличные ораторы еще, бывало, пламенно требовали строгих мер, слежки за каждым шагом каждого жителя страны и жизни в скромности, умеренности и добродетели. Но самых пламенных борцов за нравственность останавливала городская стража, сопровождая на послушание в монастыри. Ведь и арнеро, и халфэ уже успели убедиться: самые жестокие, самые отчаянные бойцы были детьми суровых отцов, не позволявших ни единого шага в сторону. И требования «взять страну в ежовые рукавицы», по сути, ничего не изменили бы. * Марк терпеливо ждал, пока жизнь наладится, делал то, на что хватало сил. Но с каждым днем всё острее понимал – оставить Алваро будет больно… Слишком сильно они успели привыкнуть друг к другу. Даже иногда засыпали рядом – так было легче бороться с кошмарами. Чувствуя тепло ласковых объятий, Марк думал: «Лучше бы я и правда ничего не помнил… тогда я бы мог остаться с Алваро, мне не пришлось бы притворяться, скрывать…». Он надеялся найти работу при монастыре. Но оказалось, что настоятель уже принял нескольких послушников, а дела святого дома шли сейчас хуже, чем в мирные годы. Зато святой отец был знаком с одним аристократом и слышал, что тот ищет человека, который сумел бы восстановить оранжереи, пришедшие в упадок в отсутствие хозяев. «У вас, месье, есть магический дар, и если вы хороши в садоводстве, вы справитесь. Да и денег получите больше, чем могли бы заработать в монастыре, а средства вам понадобятся. Найти сейчас свою семью – дело долгое и нелегкое. А вдруг, когда вы встретите родных, им понадобится помощь?». Настоятелю Марк рассказал о своей беде почти всё, утаив только то, что живет в доме Алваро и с болью думает о разлуке. Эти чувства были слишком сокровенны, чтобы с кем-либо их делить. 14. Дом графа Сернанваля, как и многие столичные особняки, напоминал неприступную крепость. Было заметно, что хозяева вернулись не так давно. Еще не прибыли слуги, и только несколько человек наводили порядок. Слабые чары не заглушали едва заметной сырости и затхлости. Издалека Марк увидел хозяина – высокого военного лет тридцати, старавшегося скрывать усталость за идеальной выправкой и безразличием. Но кого он обманывал? Тот, кто пережил войну, товарища по несчастью видит издалека. С Марком говорила графиня, красивая, но очень грустная и бледная на вид дама. Оранжереи были ее любимым местом в доме, она и сама подолгу ухаживала за цветами. - Мне так не хватало сада и теплиц, когда Мишель уговорил меня уехать к матушке, на восток. Там холоднее… там столько цветов не растет. Знаете, месье, когда боишься потерять всё, невольно цепляешься за мелочи, вспоминаешь каждую деталь, каждый счастливый час. - Вы правы, мадам, - согласился Марк. Ему была приятна искренняя улыбка графини, внимательный взгляд золотисто-карих глаз. Эта молодая женщина говорила с Марком, как с равным, интересовалась его мнением о том, как расставить ящики, кадки и этажерки, какие растения пересадить сейчас, а какие позже, и сама не боялась испачкать руки в земле. Графиня, как оказалось, прежде обладала сильным магическим даром, но за время войны очень сильно устала, несколько раз серьезно болела и потому лекари пока не советовали ей использовать магию в полной мере. И Марк решил, что работа ему попалась прекрасная. Жалованье приличное, хозяева особняка – неплохие люди… когда приедут рабочие и восстановят пристройку, в которой жил предыдущий садовник, можно будет перебраться туда. Вот всё и устроится, уладится. Тогда он не мог представить себе, что и эти его простые, скромные надежды рухнут так внезапно. С того дня, когда Марк начал работать у супругов Сернанваль, прошел месяц с небольшим. Однажды он пересаживал цветы в теплице, когда услышал голоса за дверью. Графиня приветливо говорила кому-то: - Мы с Мишелем начали восстанавливать оранжерею и сад. Хотите взглянуть, милый кузен? Я могла бы срезать белые лилии для вашей матушки, я помню, они всегда ей были по душе. - Маман обрадуется! – засмеялся мужчина. – Ей приятно, что вы о ней не забываете, Амели. Марк чуть не уронил хрупкий, изящный росток на пол. Этот голос, смех, знакомые вкрадчивые нотки… Лоран! Нет, не может быть, показалось… просто совпадение… силы небесные, пусть это будет совпадение! Но графиня зашла в теплицу, опираясь на руку молодого мужчины в синем с золотым шитьем мундире подполковника армии Халвлинга. Золотисто-пепельные кудри, лицо с тонкими чертами, стройная фигура, бело-голубой пояс на тонкой талии – знак героя войны. Это был Лоран Крессе. Марк трудился, не поднимая головы и надеясь остаться незамеченным. В конце концов, он всего лишь скромный рабочий. «А вдруг я боюсь зря и Лоран меня давно забыл? Он ведь сам говорил, что не слишком привязывался к любовникам и любовницам. Наверное, тогда, когда наши не наши меня после боя, меня записали в погибшие или пропавшие без вести…». Но руки дрожали. Сердце билось быстрее, дыхание перехватывало. Графиня рассказывала Лорану о цветах, спрашивала его, чем сейчас занята его матушка… о матери Лоран говорил с привычной иронией: в этом тоне не было той ненависти, с которой он вспоминал отца, но и особенной любви тоже. Так, в лучшем случае – светская почтительность. - Знаете, милый Лоран, мне очень повезло с садовником, - похвасталась графиня. – Отец Симон посоветовал мне очень талантливого мага. Сеньор Ромеро так тонко чувствует красоту! Мне будет очень жаль, когда он узнает, где сейчас живут его родные, и уедет к ним в Арнарбрекк… Лоран подошел совсем близко, и Марк застыл на месте. - Сеньор Ромеро, значит. Приятно познакомиться… - этот ласковый, мурлыкающий тон, наверное, обманул бы графиню, судя по всему, вряд ли она знала о том, каким Лоран был на войне. Но Марк уже знал эти интонации хищника, играющего с добычей, и чувствовал приказ, которого нельзя ослушаться, в невинных вроде бы словах: - Я был бы рад, если бы вы заглянули в выходной в мое загородное поместье. Моя маман с удовольствием покажет вам свои фиалки. - Вы очень любезны, месье, - едва слышно прошептал Марк. - Прекрасно. Я пришлю вам портключ. Марк обреченно согласился. «Не забыл. Он еще помнит обо мне…».