Сбежавший

Оставшись в Итэвоне ещё на пару дней, Донхёк и Марк безвылазно провели их в узенькой комнатушке, просто лежа часами на кровати под тёплым одеялом и заново узнавая друг друга. Донхёк рассматривал чужое лицо близко-близко, пристроившись к спящему Марку буквально нос к носу, скользил внимательным тёплым взглядом по изменившимся чертам, запоминая все шрамики, родинки и прочие мелкие детали. Историю каких-то, полученных ещё в детстве, он сам мог рассказать, помня, где и обо что альфа умудрился их получить, воспоминания, пусть и наполненные серыми красками окружения, обладали медовой сладостью и согревающим теплом. Шрамик на хрящике ушка Марк получил в пять лет, когда неловко упал и зацепился о кусок торчащей из бетонного блока арматуры, Юно, который был ненамного старше, за ним не доглядел. Над губой тонкая ниточка розоватого шрама, длинной не более трёх миллиметров и незаметная издалека была оставлена и вовсе самим Донхёком, когда он неаккуратно впервые попробовал помочь побриться Марку, который в пятнадцать лет столкнулся с мерзким пушком. Довольно болезненное для шатена воспоминание, Донхёка довело до тихого, неудержимого смеха. Омега настолько активно вертелся и катался по небольшой постели, заходясь в приглушённом и уютном, как солнечные лучи, смехе, что чуть было не свалился с кровати, но был во время удержан спящим юношей и тут же подтащен под нагретый бок. Продолжая смеяться, но пытаясь удержать щекотные смешинки губами и утирать из уголков глаз выступившие слёзы, Хёк извернулся, чтобы снова лежать к Марку лицом и, затихая, упёрся подбородком в мерно вздымающуюся грудь, прослеживая взглядом уже те шрамы, которые появились за последние два года. Свободной рукой осторожно коснувшись чужой щеки, омега большущими, увлечёнными глазами принялся разгадывать историю трёх кривых шрамов, красующихся на скуле и щеке на правой стороне лица. Светлые и не слишком глубокие, однако кривоватые, растянувшиеся сантиметра на два-три, они буквально заставили шестерёнки в голове Донхёка усиленно крутиться и слаженно работать. Омежка пытал бледные полоски нахмуренным взглядом, но они не желали рассказать своей истории, поэтому, решив, что Марк поспал уже достаточно, Хёк без малейших сожалений принялся порхать мягкими губами по израненной, но давно зажившей коже. Когда на это альфа во сне лишь мило наморщил носик, Донхёк, умилившись и став похожим на игривого лисёнка, принялся аккуратно прикусывать умиротворённое лицо за мягкую кожу подбородка. — Хёкки, ты такой ласковый, — мурлыкнул альфа, поворачиваясь на бок и ища нежные, как крылья бабочки, губы своими, покусывая, втягивая их внутрь рта и томно посасывая. — Заскучал? — спросил он счастливо сквозь сон, не спеша открывать глаза. — Откуда эти шрамы у тебя на щеке? — спросил омега, мягко отстранившись от чужого лица и устроив свою голову на подушке. Марк сонно опустил взгляд немного вниз, чтобы смотреть омеге прямо в глаза. С долей смущающего или скорее неожиданного удивления он смотрел во внимательные, готовые внимать каждому его слову, глаза и, тихо рассмеявшись, также откинул голову на подушку. — Ты такой милый, — выдохнул Марк, и прикрыл глаза ладонью, а Донхёк, положивший руку ему на грудь с трепещущим волнением, смущением и внутренним удовлетворением, осознавал, что это именно из-за него сердце альфы бьётся так быстро. — Мне непривычно. Каждый раз кажется, что я просто не выдержу! — признался шатен, шумно сглатывая. — Я чувствую тоже самое, даже когда просто смотрю на тебя, — подняв ладонь с мерно вздымающейся груди, Хёк поднёс руку к украшенной шрамами щеке, мягко скользя по бархатной коже самыми кончиками пальцев и сказал, неотрывно смотря в расширенные зрачки Марка. — Мне так тепло и хорошо. Я словно всегда греюсь на солнышке, когда я рядом с тобой… Ты единственный, кто…буквально, разжигает во мне огонь. Не моргая, Марк с трогательно дрожащими ресницами, сглатывая вязкую от волнения слюну снова и снова, смотрел на Донхёка бесконечно влюблённым взглядом. На ощупь аккуратно поймав смуглые пальцы, юноша поднёс их к своим губам и томительно-нежно поцеловал каждую подушечку, отпечатывая у себя на губах их неповторимый узор. — Эти шрамы… оставил мне Лукас в тот самый день, — прокашлявшись, голосом, который отчего-то вдруг стал ниже, сказал Марк, укладывая смуглую ладонь вновь себе на грудь, где сердце билось уже ровно и размеренно. Донхёк, зацепившись взглядом на губах, за которыми проскользнул язык, услышав неприятное имя, встрепенулся и вновь навострил уши. — Я… до сих пор не могу простить себе, что не смог защитить тебя тогда… — прочистив горло, вновь начал говорить альфа, поспешив нежно надавить указательным пальцем на пухлые губы, готовые тут же, не дослушав, что-то сказать и как-то возразить. — Нет, солнышко, послушай, пожалуйста. Недовольно выдохнув горячим воздухом через надутые губы и сверкнув глазами, Хёк моргнул дозволяющим взглядом и тут же, увидев замешательство на посерьёзневшем лице, фыркнув, заливисто рассмеялся, в который раз одним своим смехом благословляя истосковавшуюся по любимому голосу душу. — Я до сих пор благодарю Джемина. Он сделал то, чего я не смог… — выдохнул грустно Марк, опуская взгляд вниз и кусая губы. — Он подумал головой, не сглупил, как я, хотя в тот момент…был подвержен гораздо большему стрессу. Марк говорил негромко и Донхёк слушал как можно внимательнее. Лёжа на белых покрывалах, которые ещё совсем немного пахли Сыченом, лёжа на подушке, которая пропахла запахом арбуза из-за Марка, юноша, прикрывая глаза, втягивал незаметно эти запахи в себя и был счастлив. Надеясь не сбить шатена с мысли, он под одеялом придвинулся к альфе на манер морского конька, ещё ближе и, закинув свою ногу поверх чужих, замер. — Ты же не по наслышке знаешь, что… они были вместе и ожидалось, что Джемин станет омегой. Это, на самом деле, лишь доказывает то, как обманчива бывает внешность, — он самый настоящий альфа. И я думаю, что Джемин всегда таким был… Он наверное…просто прогибался в угоду своей симпатии к Джено. Во всяком случае именно такой вывод напрашивается, потому что они всё ещё вместе. — Всё ещё?! — выдохнул обескураженно Донхёк и, неверяще улыбаясь, сел на постели. Он как золотая рыбка выпучил свои невозможные, сверкающие бриллиантами глазища и открывал-закрывал рот. — Вот это ниху-у-я-я! — Хёк, не выражайся, — успел вставить свою ремарку шатен, как взбудораженный Донхёк продолжил. — Они же оба альфы! Я имею в виду, вы же принципиальные! Вам же разрешить своей хоть «тысячу раз любимой» любви присунуть себе, — смерти подобно! — всхохотнул иронично Донхёк, задумчиво смотря куда-то вверх и игриво улыбаясь, покусывая свой большой палец, во всех красках представляя, как Джемин позволяет Джено чуточку больше, чем кому бы то ни было на свете. — Солнышко, перестань так смеяться. Ты меня пугаешь, — пряча проказную шутническую мордочку под одеялом, бросил Марк. Хёк тут же перестал смеяться и состроил разъярённую мордочку. Одни глаза, тёмные из-за расширенных зрачков, что торчали из-за белого одеяла вызвали в Донхёке прилив игривости и дурашливости. Он тут же навалился всем телом поверх одеяла и принялся отбиваться от проворных рук Марка, что, притаившись, хотели защекотать его до истерики. Край одеяла слетел с маркового лица, его частое дыхание опаляло губы омеги, что навис над ним так близко и низко. Донхёк часто моргал и смотрел на приоткрытые губы юноши, мечтая сильнее всего на свете прикоснуться к ним сейчас. Невероятно сильно. Ему ничего не мешало, но он просто смотрел, где-то на краю сознания помня, что они разговаривали на вроде бы важные темы. Медленно приподнявшись и неторопливо отстранившись от чужого лица, омега вновь устроился на подушке и в этот раз постарался лечь как можно дальше, чтобы лишний раз не соблазняться близостью любимого тела. — Так, — пытаясь отдышаться от микса шуточной возни и лёгкого, но быстрого возбуждения, проговорил Хэчан, с трудом думая о ком-то или о чём-то кроме Марка, который так же тяжело дышал, лёжа напротив и понимающе улыбаясь. — Джемин и Джено… Учитывая, как они были близки с самого начала…я знал, наверное, что они уже не отпустят друг друга. — Донхёк, а ты знал, — взволнованно сглатывая, едва не распарывая судорожно двигающимся кадыком тонкую бледную кожу и краснея пурпурными пятнами, отводя взгляд, всё же пытался договорить альфа. — что…что я любил тебя уже тогда? Тоже до определения. Мне…было бы всё равно, кем бы ты стал, я всё равно был бы с тобой. — Я не знал, — ответил Донхёк, понимая, что от переполнявших его, от услышанного, чувств, он совсем не мог дышать. Вновь подкатившись альфе под бок, омега прижался спиной к крепкой груди, а ноги поджал поближе к себе. По крепким бёдрам, на которых не было ничего кроме шорт, тут же ласково и нежно заскользили сухие ладони альфы. Марк не торопил, не давил, не обязывал и не подбивал ни к чему своей страстью или любовью, он понимал, что просто быть рядом сейчас более, чем достаточно. Наслаждаясь неторопливыми прикосновениями к бёдрам, которые не имели никакого иного подтекста, кроме нежности, Донхёк сладко зевнул и не заметил, как заснул. Значить для Марка настолько много было непередаваемо приятно. На следующее утро Донхёк скрепя сердце попрощался со старающимся не заплакать Ренджуном, который стал ему практически младшим братиком. Омега до странного сильно привязался к русоволосому мальчишке, который был всего на пару лет младше. Каким-то внутренним инстинктом Джун был Донхёком отнесён к категории особо охраняемых им объектов. Поэтому, нисколько не лукавя, Хёк, щёлкнув юнца по носу и тут же, не дав обиде укрепиться в трепетном сердечке ни на секунду, погладил по русоволосой головушке и пообещал, что будет часто его навещать. У счастливо улыбающегося Ренджуна не было повода ему не верить. *** Йонсангу, Инчон, Гимпо, Дэджон… Несколько месяцев Донхёк и Марк колесили по стране и не оставляли поисков ВинВина, но, как на зло, нигде не смогли взять его и малейшего следа. Хоть он и просил его не искать, но Хэчан в Донхёке просто не мог «не». Он не мог оставить всё так и из-за того, что было между ними не мог полностью ощутить вкуса марковой любви. Несмотря на то, что Марк дополнял его жизнь идеально, делал его цельным и конечным, юноша не мог забыть о Сычене. Не переставал скучать по нему, пусть эта грусть и была уже совершенно иной природы. И всякий раз, когда Марк нежно касался его тёплыми губами у виска, под кожей вспотевших ладоней у Донхёка хрустели осколки вины и сожаления о том, что он, пусть и ненамеренно, ранил чувства дорогого человека, а под прикрытыми ресницами теплилась влага. Он не мог в одночасье просто взять и снять с себя ведущую роль в которой пробыл два года и к которой успел прижиться, покровительственные повадки буквально вросли ему под кожу и было странно не заботиться о Сычене. Хёк понимал, что ВинВин сделал всё правильно, всё для него и всё как лучше, но грудь жгло неутолимое желание переиграть их прощание или хотя бы удостовериться в том, что у него всё в порядке. Марк, за время путешествия, задал омеге кучу вопросов, получил на них правдивые ответы ни на секунду не скрашенные ажурными блёстками лжи, и лишь крепче сжимал в своей руке смуглые донхёковы пальцы. Даже после того, как Хэчан, глядя прямо Марку в глаза сказал какие именно отношения их связывали со старшим омегой, альфа продолжил любить его так же сильно как прежде и ничего похожего на ревность или злость не заструилось по его венам. Теперь Хёк был его и для Марка не было иных целей и смысла, кроме как наполнять каждую совместно проведённую минуту общими воспоминаниями. Главной целью на протяжении всего пути оставался хён, но для Донхёка, путешествовать вместе с Марком стало чем-то вроде наркотика. Или даже сильнее. Оно их вновь сплотило и сблизило ещё больше, чем прежде. С утра до вечера преодолевая всё новые пути, обходя неизведанные ранее здания, исследуя новые общины и просто дурачась в пустующих годами зданиях, в которых ничего не изменилось, они были счастливы. Юноша относился к таким местам с особым трепетом: например, в нетронутом магазине матрасов на одних они прыгали и дурачились, выясняя, кто выше подпрыгнет; на каких-то, сладко, сплетаясь конечностями и уткнувшись друг в дружку лбами, крепко и долго спали; и усиленно представляли как оно было когда-то, Марк играл роль продавца, а Донхёк роль покупателя. Заявившись на исходе шестого месяца буквально ни с чем в Кванджу, где находилась новая община Марка, омега оставил любые надежды на то, чтобы объясниться со своим хёном. Наконец-то смирившись с чужой волей, приняв её безропотно, как и должен был с самого начала, Хёк шёл за Марком, в его дом, твёрдо ступая следом. Он стал его миром, его смыслом, его семьёй, и он терпеливо ждал, когда Донхёку потребовалось время, чтобы всё отпустить и начать с ним с чистого листа. *** — Далеко же вы забрались от Сеула, — сидя вечером у стены за длинным прямоугольным столом, сказал Донхёк, не обращаясь ни к кому конкретному, но смотря на Тэёна. Марк сидящий рядом, под столом, не отдавая себе отсчёта, нежно поглаживал ногу расслабленного омеги, что буквально манила его своей аппетитностью куда больше, чем еда стоящая на столе. — Чтобы наши дети росли здоровыми и были меньше подвержены вредным излучениям, — ответил альфа, прожевав, и зачерпнул ложкой из тарелки непонятного происхождения серую кашу. — Мы с Марком долго выбирали куда пойти, — при взгляде на Марка на лице Тэёна появилась искренняя, тёплая полуулыбка. — А с законами у вас что? — спросил омега с серьёзным видом о том, что было для него самым важным. Ведь если ответ не придётся ему по душе, то остаться здесь он не смог бы. — Над этим мы тоже работаем, — подал голос сидящий напротив Джемин практически сразу, приторно, до скрипа на зубах сладко улыбаясь Донхёку. Вновь рыжеволосый, потому что омега не стал обновлять краску на волосах, юноша состроил крайне смешную мордочку: губки надулись бантиком, а носогубные складки проявились чётче. Марк умирал со смеху, тарабаня кулаками по столу, Джемин непонимающе моргал, гадая, что мог сказать не так, а Хэчан всё это время просто всеми силами пытался удержать привычные остроты на языке, потому что не хотел ни с кем портить отношения раньше времени. Джемин, при всём уважении, не выглядел как самый умный. Он выглядел, как самый красивый и это факт, но Донхёк, сжимая под столом бледную, некрупную руку, лежащую поверх своего бедра, и заглядывая в чёрные глаза с тёплым взглядом, не спешил говорить об этом во всеуслышание. Во-первых, чтобы не обидеть Джемина, во-вторых, чтобы не вызвать ревность у Марка. Хотя сделать это хотелось на самую проказную и озорную малость. — Джемин — мозг нашей общины, можешь не сомневаться в нём, — шепнул Марк омеге на ухо, отчасти правильно истолковав заминку своего огненного лиса, но наклонившись слишком близко. Хёк соблазнился близостью его лица, на автомате повернул голову и, юрко ткнувшись мягкими губами в бледную щёку, подарил краснеющему Марку привычный, для них двоих, чмокающий поцелуй. Это произошло немного спонтанно, резко и быстро, но за столом от чего-то повисла ощутимая тишина. Все альфы и несколько омег удивлённо смотрели на их, не скрывающуюся и не стыдящуюся проявлять друг к другу нежность, пару. Все уже настолько отвыкли от таких простых проявлений чувств, которые не были продиктованы, вынуждающими подчиняться, обычаями, чужой волей или насилием, что своим затянувшимся молчанием и шоком изрядно смутили молодых людей. Тэён скорее всех вернулся к еде, Джемин заторможенными пальцами нащупал торчащую из своей тарелки ложку, но продолжал смотреть на Донхёка широко распахнутыми глазами, словно хотел отпечатать и запомнить каждый увиденный им момент. Джено, сидящий по правую руку от Джемина наблюдал за парой пронзительным взглядом, переводил его на сидящего рядом альфу и явно не понимая чего-то в его реакции вновь смотрел оценивающе на них. Джемин и прочие альфы после этого много и часто наблюдали за Донхёком, за тем, как он вёл себя, находясь рядом со своим альфой, вынуждая омегу чувствовать себя не очень комфортно. Марк всегда был рядом, а большую часть времени и вовсе отказывался отпускать от себя своё персональное солнце дальше чем, на метр, но ощущение пристальных взглядов было не совсем приятным. На него смотрели как на диковинку, что было не впервые, но теперь эти взгляды несли за собой другие эмоции: неверие, восхищение и благоговение. Некоторые альфы боялись на Донхёка дышать, наслышанные помимо всего прочего, о его прошлом, иные, видели его как некое божество и некоторых реально клинило. Марк говорил недоверчиво смотрящему на него омежке, что в их общине, которая живёт по совершенно иным правилам, все те немногие омеги, что живут здесь по доброй воле получают ото всех очень много внимания и это нормально. Хёк, тут же схватив альфу за грудки рубашки, припёр его к стенке в коридоре и, игриво облизывая губы и играя бровями, очень мягким голосочком, сладким, как сахарный сироп, поинтересовался оказывал ли кому-то повышенное внимание Марк. Ответ, каким бы он не был растаял в поцелуе, первым в который, как в омут с головой, кинулся как не странно Хэчан. Уверенно и жёстко сминая подрагивающие от чрезвычайно сильного, для сердечка Марка, напора губы, рыжевласый демон-соблазнитель, прикрывая орехового цвета глаза пологом длинных ресниц, втягивая воздух шумно и соблазнительно, пытался осушить свою жертву досуха. Руки Марка забрались под растянутую чёрную толстовку, которую омега выудил откуда-то из его вещей, жадно скользя по горячей как песок коже. Жар прилипал к его подрагивающим от трепета, нежности и остроты чувств ладоням и сквозь кожу проникал в вены, превращая кровь в лаву, а внутри разводя пожары. Альфа максимально аккуратно, но резко впечатал стонущего в поцелуй юношу острыми лопатками в стену, прижимаясь своим телом как можно ближе и плотнее. Донхёк в ответ принялся не совсем прилично скользить худыми руками с преступно длинными пальцами по пояснице шатена и мягким местам. Ухмыляясь в поцелуй, рыжая бестия медленно сжимала и разжимала ладони на полушариях Марка, пока не дождалась «ручки в кармане». Хриплый донхёковский смех гулко разнёсся по коридорам и стал ещё громче, после того как Марк, улыбаясь, весело чертыхнулся. Неловко взяв круглое и мягкое личико в подрагивающие, от переизбытка чувств, ладони, альфа принялся поцелуями-бабочками мягко-мягко порхать по зажмуренным глазам, взлетевшим вверх бровям, по складочкам на переносице, чмокая сладко в уголки губ и родинки на лице. За углом что-то упало, глухо хлопнувшись о каменный пол, и раздались торопливые удаляющиеся шаги. — Что-то мы расшалились, — почёсывая затылок, выдохнул Марк, беря немного притихшего Донхёка за руку. — Да…непривычно, что теперь уединиться довольно проблематично, — согласился омега, всё оборачиваясь на конец коридора и гадая, кто же мог за ними подглядывать. — Люди кругом… Всё бы ничего, но пристальнее всех на Хёка смотрел Джемин, которого за три дня пребывания в общине омега так и не успел поблагодарить за спасённые два года назад честь и жизнь. Возможность выпала на середину четвёртого дня. Проспав до двух часов дня и не обнаружив альфы в комнате, Донхёк направился на кухню в поисках еды как был, — в пижаме. Провожаемый вслед весьма неоднозначными взглядами, омега положил на всё это большой и толстый, посчитав, что привыкнут, а он не намерен менять своих привычек. Шарясь по шкафам, сонный омежка со взъерошенными волосами, примятыми на бок, думал, что это вот надо же ему быть таким наглым. Фантастически! Но лучше бы он готовить мало-мальски научился, потому что разогревающиеся вчерашние окорочка в микроволновке выглядели так, словно горели. — Ты удивительный, — заставил самую малость вздрогнуть омегу мягкий, но до жути внезапный джеминов голос. Встав рядом, но не касаясь, розоволосый альфа вытянул руку вперёд и выключил микроволновку, прекращая мучения курицы, а Донхёку даря надежду на вполне удобоваримый полдник. — И каким же образом? — спросил Хёк, кивая в благодарность, с громким рассеянным звуком ставя тарелку на стол и грузно опускаясь на лавку в том месте, где он обычно сидел с Марком. Держащий какую-то потрёпанную книгу в руках, альфа положил её на стол, налил себе кофе и присел на место напротив. — Ты так долго спишь, — восхищённо, но с явными смешинками в голосе сказал альфа, выжидая реакцию на свои слова. — Джемин, — оторвавшись от курочки, облизываясь и кушая при этом ни разу не соблазнительно, позвал Хёк. — Ты как самым умным заделался, так сразу бесить меня начал, потому что звание это никак не оправдываешь. — Прекраснейший! — фыркая в кофе и ошарашенно улыбаясь с чёрными блестящими каплями на лице и губах, всплеснул юноша руками. — Да что я успел сделать, чтобы ты так взъелся на меня? Донхёк также, расхохотавшись с курицей во рту, чуть не подавился и выплюнул пару небольших кусочков на стол. Джемина как прорвало, потому что когда они были детьми он постоянно этим занимался, — смешил Хёка, а за ним и всех остальных, поэтому во время завтраков, обедов и ужинов, старейшины постоянно отвешивали им четверым больнючие подзатыльники. — Джемин, ты козлина, кто так делает, я чуть не умер! — наконец-то выпустил из себя всё напряжение омега, понимая, что перед ним всё тот же его друг, который абсолютно не изменился. — Да ты достал варёным быть, надо было тебя как-то взбодрить! А то ты совсем как неродной, — сказал Нана, с трудом переставая смеяться. — Прости, — опустив голову вниз и закусив губу, повинился рыжеволосый. — Просто столько всего произошло… И два года кажутся вечностью…за которую всё может перемениться. Ставший серьёзным Джемин покивал на эти слова головой, хотя друг по прежнему не смотрел на него и это вызывало на идеальном лице грустную, но по-прежнему тёплую улыбку. Почувствовав в себе готовность спокойно смотреть альфе в глаза, Донхёк поднял немного блестящий от влаги взгляд и заговорил: — Я так рад, что с тобой всё хорошо. Много раз…представлял себе, как отблагодарю тебя, но всё, чтобы я не придумал, кажется таким жалким. Нашарив в кармане растянутых бледно-голубых пижамных штанов пачку сигарет и зажигалку, Донхёк без раздумий чиркнул огоньком и поспешно припал пухлыми губами к бумажному фильтру. — Ты ведь на самом деле столько мне дал тогда, когда спас… ВинВина, дом, семью, такого меня, которым я стал благодаря тем людям, которых я встретил…вернее, тому человеку, — выпуская дым прямо в чужое, не поморщившееся лицо, сказал омега, но потом тут же принялся разгонять облако смога тонкой ладошкой. — Спасибо тебе большое, Джемин, я в неоплатном долгу перед тобой. Джемин на это лишь улыбнулся и легко отмахнулся, укладывая подбородок в ладонь, стоящую локтем на столе, и устремил взгляд куда-то в окно. — Как ты кстати выкрутился из этой ситуации? — задал Хэчан вопрос, терзавший его вот уже второй год, потому что на лице Джемина не было ни одного шрама. — Всё это списали на вспышку созревания, что я себя не контролировал, хотел омегу и бла-бла-бла, — паясничая и корча гримасы, цитировал альфа слова старейшин. — Кроме того Лукасу было не до меня, он за тобой бежать хотел, а его Юта с Ёнхо тормознули. — Что у вас с Джено? — налив себе кружечку чая, Донхёк подсел ближе, вторгся беспардонно в личное пространство и начал выспрашивать. — Что-то, — отвернулся Джемин, буркнув загадочно, и собрался вставать, как его обняли за пояс и принялись щекотно дышать в ухо. — А ну признавайся, Наночка, — захихикал коварно рыженький чёртик, принимаясь безжалостно щекотать тонкие бока. — Иначе не уйти тебе отсюда живым! — Марк! Джено-я! Помогите!!! — кричал Джемин сквозь смех, отчаянно не желая сдаваться.