***
Удивительно, но такое значимое событие, как создание моста между мирами, привлекло крайне мало внимания с другой стороны портала. Из-за завесы реальности Темные Боги, продолжали играться со своими смертными марионетками, дергая за ниточки из сухожилий, словно были слепы ко магической вспышке в Норске. За морем остроухие мастера магии со сверкающих островов и жабоподобные короли джунглей тоже поначалу не обратили внимание на эту странную вспышку северной магии, слишком сосредоточенные на противостоянии куда более очевидным махинациям Хаоса. Некоторые, обладающие врожденным любопытством, как например Теклис из Белой Башни или Королева-Волшебница Морати, заметили, что взрыв северной магии отличался от любого, с которым он сталкивались ранее. Однако, хотя каждый из них пообещал себе попозже заняться раскрытием этой тайны, они не могли уделить ему сейчас времени, слишком занятые подготовкой к еще одной междоусобной войне между двумя половинами одной расы. Только Бе’лакор, Темный Господин, зачинщик этого события, знал об этом, осторожно поглядывая на портал из своего темного домена. Первоначально он считал, что его взбунтовавшийся шпион был агентом Тзинча, и опасался, что Изменяющий использовал его, Первого из Демон-Принцев, что выкрасть и активировать врата. Однако апокалипсис, в виде открытия третьих Врат Хаоса, так и не начался, и постепенно Бе’лакор начинал склоняться ко мнению, что его первоначальное предложение было неверным. Если человек взглянул бы на Пространственные Врата, то он был увидел непостижимое творение явно нечеловеческих рук, от которых просто на инстинктивном уровне ощущалось веяние магии. Если Дварф взглянул бы на врата, то он бы начал рассуждать о материалах, используемых в его создании, в то время как эльф говорил бы о том, как потоки магии текут сквозь конструкцию устройства. В сравнении со взглядом Бе’лакор, их рассуждения были сродни рассуждениям тройки слепых о слоне из одной Индийской притчи. Благодаря своему взору, пронзающему время и пространство, он мог видеть смесь магии и технологии, сплетеной в фантастический по своей сложности археотех, на фоне которой все работы эльфов и дварфов были казались примитивными поделками орков. Демонический взор пронзил иллюзию времени, раскрывая как историю прошлого так и представляя иллюстрации возможного будущего на одном дыхании, без потери привязки к «настоящему времени». Демон-Принц с хотя и легким, но все же раздражающим из-за своей непривычности, трепетом наблюдал за тем, как богоподобные архитекторы устройства собирали его вместе из отдельных деталей, часть которых была создана из материалов, родных для этой бесполезной скалы, часть из космоса, а часть вообще из других измерений, используя при этом методы, не понятные до конца даже ему. Гобелен истории будущего между тем продолжал создаваться, предлагая различные потенциальные варианты. Во многих он видел армии людей, зверолюдов, демонов и странных созданий, марширующих через портал, дабы сразиться с невидимым за вратами врагом. В большинстве видений демоны были ему знакомы, однако в некоторых видениях будущего были те, кто ему явно был незнаком. Они пылали вечным адским огнем и истекали пузырящейся зеленой кровью, которая оскверняла землю. Тем не менее, в некоторых видениях армии шли ИЗ портала, а не в него. Смертные расы, некоторые знакомые, а некоторые нет, маршировали из портала под знаменами цвета крови или моря, сражаясь с проклятыми и строя странные укрепления на отмеченных богами землях. Они владели магией, незнакомой Демон-Принцу, которая, что удивительно, не была связана с морем душ. Это были странные существа, Бе’лакор мог сказать это, вглядываясь в их души сквозь мясную завесу. У тех, с кем Владыка Теней был знаком — эльфы, дварфы, люди — не было того врожденного запаха души, который был характерен для обитателей этого мира. Даже характерные черты были мягче, никакой чрезвычайной гордости, доводимой до нарциссизма, никакой упрямости, доходящей до мыслительной отсталости, даже те черты, делающие людей столь притягательными для богов были мягче. Тем не менее, несмотря на это, эти иномирцы не были лишены таящихся внутри них ядовитых семян, способные взрасти при должном культивировании и дать свои гнилые плоды. Вера всегда оставляла отпечаток на душах смертных, ведь их поклонение давало пищу для существ эфира. С иномирцами казалось было так же, но Бе’лакор не мог увидеть, кто именно был… хотя нет, его зоркий взгляд наконец-то сумел разглядеть массивную тень, колосса, хотя и до конца не сформировавшегося, но уже настолько огромного, что на секунду Бе’лакор принял его за одного из Четырех. В каждом из иномирцев был крошечный фрагмент силы этого колосса, хотя обладатели об этом даже не догадывались, ведь не способны были это разглядеть. Однако демон видел, что давали эти ярко горящие перед его взором фрагменты — связь с физическими элементами творения, которые иномирцы воплощали в разных формах. В одних бурлили водовороты первобытных элементов — земли, воздуха, огня и воды, в то время как другие содержали внутри себя грубую ярость природы. У других была фиолетовая аура, от третьих отдавало распадом и смертью, четвертые использовали зеленую магию, которая как он видел, была связана с демонами адского пламени, а пятые пылали светом с такой интенсивностью, что Бе’лакору пришлось отвести взгляд. И наконец шестые… Демон замер, его взгляд впился в последнюю группу. В этот момент он окончательно понял суть происходящего, раскрыл факт существования еще одного игрока, еще одного любителя дергать за ниточки, которые решил поманипулировать судьбами двух миров. Ведь последняя группа, на которой его взгляд остановился, использовала ту же странную, подобную бездне магию, что и его мятежный слуга. Тень. Для него еще оставалось вопросом, как Тень попала в этот мир, а уж тем более в логово Бе’лакора, которое было за его гранью. Однако у демона возникло предположение, что возможно существовала связь между тенями этого мира и его собственного. И хотя Бе’лакор отказывался признаваться даже самому себе, для того, кто величал себя «Повелителем Теней», была неприятна новость, что в домене, власть над которым он провозгласил, могли скрываться другие монстры. Бе’лакор уставился на портал, молча взвешивая варианты своих дальнейших действий. А затем сделал выбор. Это был не первый портал в неизвестность, через который он прошел; на самом деле он пересекал царства еще до того, как достиг бессмертия. Каждая подобная возможность предлагала невероятные награды или ужасные страдания в равной мере, но перспективы второго не отнимали очарование первого, да и к тому же, разве в его ситуации можно пасть ниже? В конце концов, это был мир, в котором, насколько мог понять демон, не было присутствия Богов Хаоса, и, что особо важно, Тзинча, проклятого Изменяющего Пути, ответственного за большинство несчастий Владыки Теней. Ну по крайней мере на данный момент. Привязав к себе как можно больше энергии из Ветров Магии, Бе’лакор шагнул вперед через врата, его разум уже был полон видений о завоеваниях и славе.***
Увы, Бе’лакор был неправ в своих суждениях. Таково было проклятье, преследовавшее его с незапамятных времен. Проклятье, не насланное никаким богом, ведь ни одно божество из существовавших и существующих ныне не награждало Бе’лакора его легендарным высокомерием, из-за которого он был склонен постоянно недооценивать или неверно просчитывать ходы тех, кого считал врагами. Нет, это было проклятье, которое он сам на себя наложил. Бе’лакор был неправ… касательно Тзинча. Самый ненавистный из богов Хаоса — в голове Демон-Принца — на самом деле прекрасно был в курсе того, что происходило. Возможно, он всегда знал, и использовал невидимые нити, чтобы манипулировать Демон-Принцем и даже тенью. Возможно он только помог в создании моста меж мирами, просто заметив ритуал и увидел возможности, ведь магия всегда была его доменом, а такой могучий ритуал, как связывание двух миров, не мог ускользнуть от его внимания. Возможно он был слеп, зная не больше, чем Бе’лакор, ведь самопровозглашённый Повелитель Теней, несмотря на все свои иллюзии о независимости, оставался, по крайней мере частично, слугой Тзинча, поставщиком бедствий и изменений, ведь когда-то все боги вложили часть своей силы в первого и Князей Демонов. Все это было правдой. Все это было ложью. Все вышесказанное могло быть одновременно кристально чистой истинной и грязнейшей ложью, ведь это было Царство Хаоса, где такие концепции были относительны, постоянно находясь в противоречии друг с другом. Тут стоило говорить не о предположениях, а о несомненных фактах, ибо что такое несомненность для бога надежды и случайности? С точки зрения смертных, Тзинч действительно знал о происходящем, как минимум с начала самого ритуала. Действительно, Тзинч потом утверждал, что без него этот ритуал никогда бы не смог завершиться, и хотя он был известен как «Бог Лжи» (прозвище, придуманное и распространённое самим Бе’лакором), вполне вероятно, что в его заявлении было зерно истины. В конце-концов, как смиренный слуга Бездны мог надеяться на то, что сможет сам перехватить и удержать контроль над зарождающимся порталом у самого могущественного после Сарегараса командира Пылающего Легиона, без постороней помощи? Гул’дан, растеряный и одновременно лишенный связи со своим не менее ошеломленным покровителем, был схвачен силой, которой он не мог противостоять и зашвырян в Маллус, словно пешка, которую переставил на другую доску новый хозяин, который сейчас с интересом изучал, какие новые возможности можно было извлечь из искаженного тела орка. Перспективы радовали Тзинча, ведь в конце концов, какого еще бога могло заинтересовать подобное существо? В варпе причинно-следственная связь не обязана была существовать, но этого нельзя было сказать про царство смертных. Бог был практически всемогущ в своем собственном домене, но в царстве смертных законы реальности ограничивали его, делая зависимым от того, насколько сильны были порывы ветров магии. Боги могли вмешиваться только в тех местах, где была самая высокая концентрация магии, и даже это давалось им с трудом. Вмешательство же в область, которая цепко находилась в плену реальности (даже такой затронутый регион, как северная Норска), было невероятно трудно, а уцепиться за ту реальность, что вообще была вне влияния варпа, никогда им не затрагивалось и лишь на мгновение оказалось на самой его периферии… подобное деяние было воистину проявлением божественного усилия. Тем не менее, после этого, действия законов реальности в следующий же миг нанесли ответный удар, повлияв на сложившееся равновесие в царстве богов. В самом эфире домен Тзинча ужался до минимальных размеров за прошедшие века — если время можно было измерить в царстве хаоса. На всех фронтах, бесчисленных в своем количестве, миньоны Изменения в беспорядке отступали, в то время как силы Крови, Мора и Упадка, наряду с силами богов, давно умерших или еще не родившихся, с ликованием продвигались вперед, а их хозяева с насторожённостью наблюдали за столько подозрительно изменившейся ситуацией. Миньоны самого Изменяющего в панике взывали к своему повелителю, ища у него помощи и объяснений происходящему, чего Тзинч не слышал, а потому не отвечал. Или он все прекрасно слышал, но отвечать не собирался или отвечал так, что даже его самые приближенные слуги не могли предугадать. Бесконечно количество описаний, которые можно было дать непостоянной форме Изменяющего, но, пожалуй, для происходящего сейчас наиболее подходящей была бы форма великого ткача, создающего бесконечное полотно, где каждый вплетенный узор представлял из себя новые возможности и судьбы. И словно взволнованный ребенок, которому подарили новую игрушку, он отбросил старое полотно, разрывая существующие нити или оставляя их незаконченными. В мире смертных множество пешек и слуг Тзинча тут же пережили внезапное и необъяснимое падение, в то время как другие выживали только за счет создания своих собственных нитей. Тзинча это похоже снова мало волновало, он зациклено взирал на новый мир с тем чувством, которое его брат Слаанеш назвал бы похотью. И, если это было правда, то возможно, что Тзинч, повелитель снов, был ответственен за видения, которые получили многие поклоняющиеся ему шаманы и чемпионы по всей Норске, заставившие их устремиться сквозь закованную в лед землю в месту, обещавшую поистине заманчивую награду.***
Иногда интуицию называли своего рода умением видеть будущее. Если это так, то перед началом заседания Совета Шести, интуиция Кадгара просто вопила от страха, предвещая страшную беду, хотя архимаг не мог понять почему. Сама встреча началась довольно хорошо. Совет рассматривал его участие в войне на Дреноре, или «Временной Войне», как некоторые начали этот конфликт называть, и высоко оценили его участие в штурме Темного Портала, было очень впечатлены его вмешательством в битву за Шаттрат, и даже зачитали благодарственные письма как от союзников с Дренора, как и с Азерота, за всю помощь, которую Кадгар им оказал. Кадгар был рад услышать, что его товарищи по совету, в частности всегда честная Модера, так высоко оценивают его достижения. Когда пришла его очередь говорить, он любезно поблагодарил каждого из них, после чего мягко напомнил своим коллегам о жертвах многих храбрых мужчин и женщин с обоих миров и из обоих фракций (тут его взгляд кратко задержался на Джайне Праудмур). После этого он произнес, что конечно же не будет отрицать свои усилия, которые он совершил, чтобы помочь Азероту, но расслабляться еще рано, ведь Гул’дан был еще жив, а значит нужно было быстро… Вот тут то его и прервали, причем не архимаг Праудмур (которая всегда была резко против любых союзов с Ордой), а архимаг Модера, к которой Кадгар всегда испытывал самые дружеские чувства. Не ожидая подвоха, Кадгар спокойно уступил ей слово — и это было тем решением, о котором он очень быстро пожалел. Очень тактично и мягко, ведь Модера очень долгое время считала Кадгра своим другом (полностью взаимно), она высказала предположение, что возможно стресс, вызванный столь долгой кампанией на таком опасном мире, как Дренор, оказало слишком сильное давление на него, и теперь, когда Азерот не находится под какой-нибудь непосредственной угрозой (совершенно наивное предположение по мнению Кадгара), то не было бы лучше Кадгару взять небольшой отпуск и отдохнуть? Модера подкрепила свое предложение словами о том, что хотя она не отрицает магические и командирские навыки Кадгара, и очень немногие за всю историю Азерота смогли добиться того же, что и он, но даже эти герои старались находить время отдохнуть между своими кампаниями. Медленно, со все нарастающим инстинктивным чувством страха, который он все так же не мог объяснить, Кадгар поблагодорил Модеру за беспокойство, но потом повторил, что нужно срочно разобраться с Гул’даном, ведь орк планирует призвать Легион в их мир. Более того, повелители Легиона все еще… Тут его снова прервали, на этот раз это была Джайна, которая сходу бросила бомбу, объявив, что Кирин-Тор получил от Майев Песни Теней все отсчеты Корданы, которая та отсылала своей начальнице. Кадгар мигом побледнел, после чего неохотно пробормотал о частой тенденции Майев и Корданы «чересчур драматизировать» любой инцидент. Увы, к нарастающему ужасу Кадгара, Джайна тут же добавила, что они исследовали не только доклады, присланные Майев, а так же опросили множество участников экспедиции на Дренор, которые они собрали в один официальный отсчет. Сказав это, Джайна с улыбкой, заставившей Кадгара вспомнить почему-то про Натрезимов, выложила на стол стопку из нескольких сотен страниц. Заикаясь, Кадгар едва мог защищать себя от потока обвинений, многие из которых сопровождались магическими изображениями, созданными из фрагментов времени при помощи заклинаний, которые Кирин-Тор обучили драконы Бронзовой Стаи. И каждое из этих изображений, появлявшихся в воздухе, делали защиту бывшего ученика Медива еще более сложной.Безрассудное подвергание риску свою и чужие жизни.
С этими словами Джайны в воздухе появилось множество изображений, показывающих различные сцены, происходившие в прошлом. Наиболее заметной была та, где Кадгар истекал кровью, когда был ранен клинком Гароны, но совет и так знал об этом инциденте, ведь тогда именно вмешательство Джайны его и спасло. Впрочем это изображение не было единственным. «Эта магия чрезвычайно надежна, И — возможно — чуть-чуть смертельна. Так что не двигайся, я сказал!» — именно эти слова произнес Кадгар на одной из проекций прошлого, перед тем как накачать одного из сильнейших чемпионов Азерота сырой магией Дренора. Изображение прокрутилось вперед, показывая, как архимаг пытается вернуть своего помощника назад к жизни при помощи двух искрящихся кабелей, вырванных из какого-то гоблинского устройства.Безрассудное использование темной магии.
Эти слова произнес архимаг Карлейн, демонстрируя изображения того, как Кадгар в долине Призрачной Луны поработил демона, а затем заставил его шпионить за своими бывшими хозяевами. Там же были изображения того, как он игрался с изменчивой элементарной магией Дренора, магией теней и даже Скверны, когда использовал Сферу Владычества, чтобы освободить разум Гароны от контроля Гул’дана. Сцена замерла на том моменте, когда Кадгар бросил все еще активную Сферу Владычества, которая была творением скверны, Кордане Оскверненная Песнь, прежде чем уйти, дабы отправиться на новую миссию. Подавив чувство печали, вызванную лицезрением этой сцены, Кадгар безучастно заявил, что он всегда использовал потобную магию только в самом крайнем случае необходимости, и не использовал магию скверны, на что Карлейн мягко спросил, так когда Кадгар объяснит ему детали того, как он разыскал Гул’дана при помощи звезд? Не желая говорить о своем увлечении магией крови и душ (что его недоброжелатели могли использовать, что бы обвинить его в использовании «квази-некромантии»), Кадгар решил промолчать.Использование пыток.
Слова, произнесенные архимагом Ансарем Руноплетом, вызвали видение того, как Кадгар безжалостно атаковал разум Гароны в отчаянной попытке вырвать ее из-под контроля Гул’дана, и суметь получить информацию. Ментальные атаки едва не сломали разум полуорчихи, прежде чем Кордана, крайне обеспокоенная его действиями, остановила его.Одержимость.
Единственное слово, произнесенное архимагом Варготом (или точнее его астральной проекцией, так как Варгот, насколько помнил Кадгар, вообще никогда лично не присутствовал на совете), призвало множество изображений того, как Кадгар проводит множество бессонных ночей, изучая старые магические тома, ища намеки того, как сначала остановить Железную Орду, а затем, когда стало понятно, что угрозу Орды Громмаша переоценили, и сам Пылающий Легион. Там так же были изображения того, как Кадгар, тяжело дыша, носится по всему Дренору, таща за собой не менее уставшую Кордану, чтобы найти новые фрагменты древних знаний.Бессмысленные приказы и… проблемы личности.
Слова, нерешительно произнесенные Модерой, призвали пожалуй самое большое количество изображений. На одном из них Кадгар просил различных чемпионов «вооружиться» оторванной рукой Чернорука, чтобы просто оценить, насколько это жутко смотрится. В других он посылал авантюристов собирать различные предметы в странных количествах, громко настаивая на том, что его собственная «математика» безупречна. Это укрепленная крепость, полная врагов. Только дурак туда сунется, не имея за спиной целую армию. Так что… удачи, чемпион! — Сказав это Кадгар на изображении прежде чем послать чемпиона атаковать крепость, не имея никакой поддержки, кроме группы собратьев-авантюристов. Авантюрист вручает Кадгару мощную магическую жемчужину, которая буквально переливается от магической энергии. Архимаг при этом выглядит сбитым с толку. «Я не знаю, чего ты хочешь, чтобы я сделал с этим… Ладно» — Кадгар гладит авантюриста по голове, прежде чем забрать артефакт — «Ты проделал отличную работу.» «Вау, мой дорогой элементальный друг. Ты сейчас объят огнем, так что, пожалуйста, давай забудем близких «контактах», ты понял, друг мой?» «Командир, у нас тут несколько пропавших Ледяных Волков, которых возможно захватили Огры. Или, как я их называю «ГДЕ-ВОЛКИ»… Иди и найди их, пожалуйста.» «Привет, экзарх, у меня для тебя шутка. Как вы называете сегодняшний вечер священного Аукенайского праздника? «Свет мертвых».» Один разочарованный авантюрист «Если честно, то его каламбуры давно стоит приравнять к военным преступлениям». К этому моменту Кадгар, бомбардируемый смущающими видениями из прошлого, уже иносказательно трещал по швам и не мог эффективно защищаться ни от преувеличенных, ни от реальных обвинений. Он конечно протестовал против такой несправедливости, ибо не было никого, кто сделал больше всех ради достижения победы чем он, но был слишком взволнован и сбит с толку, что бы под таким потоком обвинений четко озвучивать возражения. Однако в последних словах было нечто, заставившее его сосредоточиться на одном конкретном моменте. Он повернулся к Джайне: — Я понимаю, что вы не одобряете некоторые из моих методов, но неужели это действительно требует… наказания? * Это были неправильные слова, и в ответ послышались лишь стоны всех присутствующих и звуки шлепков ладоней об лица. Встреча продолжилась с новым потоком обвинений, хотя тон сменился на куда более мягкий и сочувственный, ведь Кадгара все же в совете любили и уважали, даже его главная противница Джайна, которая чаще всех была с ним не согласна. В конце концов архимаг согласился с требованием пройти некоторые «психологические оценки». Что же до экспедиции к новому порталу, то один из архимагов, не состоящих в совете, возглавит ее и осторожно изучит портал, дабы узнать, можно ли через него безопасно пройти. Это коллективное решение имело очень много последствий.***
«Из всех рас людей, боги одарили одних нас, Норсов.» Эти слова, за века хвастливо произнесенные устами миллионов норсов, были, как и большая часть связанного с ними, в лучшем случае преувеличением, а в худшем — откровенной ложью. В ответ на такое утверждение Кургане или Хунги топнули бы ногой и справедливо указали бы на тот факт, что оба их народа живут куда ближе к царству богов, а мудрецы этих племен заявили бы, что на каждого норса, носящего дар богов, приходится по три-четыре из их рода. Тем временем последователи Хаоса на юге конечно бы не смогли бы отрицать превосходство северян в соотношении даров богов, ведь большая часть народов юга цеплялась к своим слабым богам, ища у них защиту. Тем не менее, они указали бы на тот факт, что когда избранники с юга воистину начинали искать возвышение у богов, то многие из них достигали великих высот, причем с куда большей легкостью, чем Норсы, приводя сотни имен в качестве примера. Курт Сутвенвульф, Аэкольд Хельбрасс, Эгримм ван Хорстманн, Фестус Повелитель Пиявок и, как утверждали очень многие, грядущий Всеизбранный, Архаон. На Дальнем Востоке тоже не было недостатка в чемпионах, таких как заклинатель демонов Шеериан, кровожадный принц Лу Ву, существо, ныне известное как Сломанный Ронин и Рактаресс, прозванный Аватарой Насилия. Тем не менее, несмотря на всю свою браваду, Норсы могли действительно могли справедливо похвастаться тем, что только они прославляли богов в стольких местах по всему миру, обойдя в этом любую из группировок последователей Хаоса (кроме Зверолюдов, но никто из северян их за равных не воспринимал), и сражались со всеми смертными врагами их богов. И это действительно была чистая правда, ведь Норсы постоянно устраивали набеги на Империю, Кислев, Бретонию, южные королевства, даже на далекий Ултуан и Арабию. Они сражались с Дварфами в Горах Края Света, Людоящерами в жарких джунглях Люстрии, совершая набеги из своей колонии Скегги, а иногда умудрялись пересечь Бретонию, чтобы добраться до самого леса Атель-Лорен. Были даже рассказы о невозможно долгих экспедициях для набегов на народы Дальнего Востока, хотя неизвестно, как Норсы смогли бы проскользнуть сквозь многочисленные морские патрули и заставы Азур. В прошлом боги часто направляли своих последователей в новые земли через сны, и сейчас, с открытием пути в новый мир, это снова повторилось. Уже многие из племен орла узрели сновидения, изобилующие видениями, что обещали богатые, нетронутые земли — пышные поля, за которыми ухаживали миролюбивые гуманоиды. Другими словами, уязвимые земли, созревшие для набега и разорения. Конечно такие видения и по описанию, и по положению были крайне далеки от того места, которым являлся остров, который лицезрел бы любой, кто осмелился бы пройти через межпространственные врата. Но с каких пор такая точность беспокоила так называемого «Отца Лжи» или его последователей? Последователи Тзинча хорошо знали о непостоянстве своего божественного покровителя, непредсказуемость судьбы давно заставила их привыкнуть к подобному обману… ну или по крайней мере мудрейших из них. Ведь каждый неожиданный поворот, каждый вызов, что бросала судьба был лишь очередной возможностью возвысится выше. Кроме того, неизвестно точно было, мог ли сам бог детально рассмотреть Азерот. Впервые Бог Хаоса столкнулся со смертным царством, которое полностью было вне влияния Пожирателей Душ…или, по крайней мере, пока. Души Азеротцев не попадали в Царство Душ, магия Азерота не брала свое начало из Хаоса, а само прикосновение Варпа только-только начало скользить своими щупальцами по земле, которая была в непосредственной близости от портала. Самым крупным из поклонявшихся Тзинтчу племен, чьи представители решили отправится к порталу, были Сарлы, чей король-ярл Виглундир заинтересовался посланными его покровителем снами, и отправил экспедицию в несколько тысяч воинов разведать новые земли.***
Пока Норсы пробирались сквозь горы центральной Норкси, что бы добраться до портала, с каждым днем двигаясь все быстрее, а интриги Тзинтча заставляли их шаманов видеть все более невероятные видения, экспедиция Кирин-Тора прибыла на Расколотый Берег и разбили лагерь возле Могилы Саргераса. Первоначально предполагалось, что экспедицию возглавит сам архимаг Кадгар, но Совет Шести, к ужасу Кадгара, решил отстранить своего коллегу от участия в экспедиции. Вместо него экспедицию возглавил архимаг Уоррен Холмс «Арклок», известный ветеран с более чем двадцатилетним стажем и с выдающимся послужным списком, бравшим своего начало еще с тех времен, когда он, будучи одним из учеников Архимага Антонидаса, во время Второй Войны участвовал в дуэлях с колдунами орков. Во время Третьей Войны, будучи адептом, помогал организовывать хаотическую эвакуацию Даларана во время вторжения Плети и Легиона. Когда Даларан перенося в Нордскол, дабы вступить в бой с Королем-Личом и Малигосом, повелителем синей драконьей стаи, Арклок храбро сражался против обоих угроз, получив тяжелые раны во время осады Даларана Малигосом. Именно тогда архимаг прославил свое имя, когда в разгар осады ужасный синий дракон-капитан Мачьчарза попытался извлечь магию из одной из главных башен Даларана, дабы посеять еще большее разрушение в городе. В отчаянной попытке предотвратить это, Уоррен высосал магическую энергию из группы магических элементалей, чтобы создать мощное магическое копье, которое пронзило могучему дракону его безумное сердце. Этот прием, похожий на тот, который используют чернокнижники, когда высасывают энергию из демонов, чтобы напитать мощные заклинания скверны, принесло Арклоку его прозвище, к немалому ужасу архимага. Позже он храбро сражался на Острове Грома против Лэй Шэня, Властелина Грома и его терракотовой орды, а позже был среди тех, кто помог леди Байху остановить Генезотавра Йалну, когда тот едва не устроил эпидемию спор Изначальных в Азероте. Он был достаточно известным чемпионом среди Кирин-Торцев, хотя руководящие должности были для него пока в новинку. Экспедиция на Расколотый Берег была его первым крупным заданием как лидера, и если все пройдет успешно, была высока вероятность, что его имя будут рассматривать в качестве будущего кандидата в Даларанский совет. Тем не менее, ресурсы Кирин-Тора в данный момент были серьезно истощены, ведь главной магической организации приходилось размазывать силы по нескольким континентам и даже мирам. Базы Кирин-Тора были разбросаны по Запределью, Пандарии, Нордсколе и изначальном местоположении города в Восточных Королевствах. И это не говоря о множестве исследовательских экспедициях, особенно это касалось особо крупной экспедиции на Острове Грома и на Дреноре, которые прочесывали его в поисках магических артефактох и намеков на информацию о заклинаниях древней Горианской Империи. Причем последней отдавался наивысший приоритет, ведь Бронзовые Драконы уже скоро должны были обрезать ту тонкую пространственную нить, что удерживала два мира вместе. Совет Даларана признавал, что Пространственные Врата, особенно если они ввели в совершенно неизвестный для Кирин-Тора мир, могли скрывать великий потенциал, но они не могли сейчас выделить на них значительные ресурсы. Можно было бы попросить помощи у Альянса, или даже Орды (последнее было крайне сомнительно из-за позиции Джайны Праудмур), но тут возникала другая проблема. Во время кампании на Дреноре Кирин-Тор проявил большой интерес к так называемым Изначальным, существам яростной стихийной природы, что когда-то господствовали на этой планете. Эти существа были такими же дикими и могущественными, как и элементалы Азерота, и продемонстрировали потрясающий потенциал в манипулировании другой биологической жизнью. Заинтересованные в них и стремясь раскрыть принципы того, как они это делают, а так же узнать, может ли это стать полезным оружием против Пылающего Легиона, леди Байху привела крупную экспедицию магов Кирин-Тора в Вечное Цветение, крупнейший улей Изначальных. Она предприняла все меры предосторожности, известные магу Кирин-Тора, используя особые магические клетки, что бы содержать в них и безопасно изучать захваченные для этого образцы. Так же она использовала созданные алхимиками ингибиторы, рассчитывая ими нейтрализовать действия контролирующих разум спор. Увы, жизнь полна сюрпризов и Кирин-Тор не смог предсказать все возможные угрозы. Изначальные вырвались из клеток и вырезали или заразили почти всю экспедицию. Что еще хуже, Байху непредусмотрительно, в момент крайнего высокомерия по части оценки угрозы, установила стабильный портал в Штормград, чтобы быстро и эффективно пополнять припасы экспедиции. Изначальные нашли эти врата и проникли через них в Азерот. Только отчаянная атака во главе с самой Байху, которой помогали многие из величайших чемпионов Альянса, сумела остановить Генезотавра Йалну от рассеивания Изначальных и их смертоносных спор в крупнейшем городе Альянса. Если бы они потерпели неудачу, то в лучшем случае Штормград потерял бы жизни тысяч своих жителей, а в худшем все королевство могло погибнуть. Разъярённый произошедшим король Вариан Ринн тогда осудил безрассудство Даларана и едва не вызвал крупный дипломатический скандал. И помимо подрыва в результате этого инцидента доверия к Даларану, города Альянса — и даже Орды, когда они узнали о случившемся — стали крайне неохотно позволять устанавливать подобные порталы в своих городах, серьезно опасаясь, что если безрассудные маги Кирин-Тора снова столкнутся с чем-то опасным, то это может потом ударить и по ним. Если Альянс или Орда узнают о Пространственных Вратах, то две мощнейших на планете фракции среагируют на это с крайней настороженностью, и могут потребовать совместного контроля или даже закрыть врата. В любом случае это была бы катастрофа, учитывая как часто две фракции устраивали конфликты и раздоры друг с другом. Если они кого-то и привлекут со стороны, то это только тех, кто имел достаточно надежную репутацию у Кирин-Тора и кого можно легко было убедить не особо распространяться информацией. Например авантюристов. Так что Совет Шести не собирался извещать Альянс или Орду, полностью уверенный в своих силах. В конце концов Кирин-Тор открыл множество чудес за последние десятилетия, и ни разу не поддавался попыткам Легиона массово совратить свои ряды или извратить их магию. Более того, новый мир вполне могли скрывать секреты, способные быть полезными в борьбе с бесчисленными полчищами Пылающего Легиона, ведь из всех смертных группировок на Азероте только Кирин-Тор знал, насколько Легион на самом деле опасен… ну, за исключением Дренеев Велена, конечно же. Но все же, хотя Совет Шести и был уверен, что инцидент в Вечном Цветении был случайностью, вызванный безрассудством лидера экспедиции, которую понизили в должности, они решили не позволять на всякий случай экспедиции на Расколотый Берег устанавливать постоянно действующий портал. Они собирались работать с порталом осторожно и предусмотрительно, но не останавливаться и сдавать назад. Это решение тоже имело очень много последствий.***
К сожалению для Кирин-Тора, их действия не остались незамеченные по обе стороны портала. Эфирные глаза взирали с необузданным любопытством и жадностью на смертных, которые возбужденно пытались изучить своими устройствами и магией конструкцию, созданую самими богами. Конечно их жадный энтузиазм в попытках раскрыть секреты врат казался крайне смелым для порождений варпа, ведь будь на их месте люди с другой стороны портала, из мира, который позже Азеротцам станет известен как Маллус, давно бы уже изолировали врата и возможно обратились бы за помощью к Асур, дабы те постарались запечатать его. Скрывающийся в тенях острова Бе’лакор собирался конечно же использовать гостей в своих целях; однако все его собственные интриги и цели были сродни играм ребенка по сравнению с амбициями Ткача Судеб. У взиравшего на все это из своего домена Бога Магии эти пытающиеся исследовать портал смертные вызывали то же чувство, которое бывает у смертного обжоры, увидевшего роскошный буфет. Они использовали магию которая была совершенно другой, не бравшей своего начала из царства богов, что должно было покрыть все сущее. Тзинч жаждал не меньшего, чем присвоить, сломать, извратить и переформировать магию этих магов по собственному видению. Но все же, хотя ветра магии и начали проникать в Азерот через врата, их там было совершенно недостаточно, чтобы поддерживать детей эфира. Даже если бы сам бог начал бы вливать свою магию через врата, они не смогли бы достаточно надолго обрести плоть, чтобы нанести большой урон экспедиции, но достаточно надолго, чтобы напугать смертных и заставить их действовать осторожно. И пока один Бог Хаоса размышлял о возможных вариантах достижения своих целей, другая сущность варпа тоже наблюдала за действиями смертных из теней гробницы, с уже, хотя и мелкими, но сформировавшимися планами. Бе’лакор, Первый из Демон-Принцев, к моменту прибытия экспедиции уже несколько дней находился в Азероте, исследуя остров, но не решаясь его покинуть. Причиной была неожиданная проблема, касательно которой демон уже много раз себя упрекнул за то, что не смог ее заранее предусмотреть. Бе’лакор был творением эфира; чудовищем, явившемся из нереальности. Хотя демон с гордостью величал себя самым могущественным из своего рода, но как и все, он все равно был связан с Царством Душ. Он мог неделями путешествовать по миру смертных, но все-равно обязан был бы в конце вернуться в эфир, как только закончилась бы энергия, поддерживающая его плоть. Хотя конечно он бы мог продлить этот срок, подпитываясь от ветров магии. Но здесь это было невозможно. За пределами острова не было ничего, что могло бы поддерживать его сущность и даже здесь, на острове, возле врат, выискивать клочки ветров магии было словно пытаться найти воду в Арабийской пустыни. Магия Азерота же не могла его поддерживать, ведь она была творением царства смертных, а не царства душ, а потому фундаментально не была способна стать пищей для его тела, и демон сомневался, что она стала бы, даже если он смог бы научился как ее использовать. Бе’лакору необходимо было покинуть остров, причем чем раньше, тем лучше, но если он сделает, то будет подобен верблюду в пустыне, живущему только за счет своих собственных запасов. Если только кто-нибудь из людей не окажет ему помощь. Да, Кирин-Торцы стали для него своего рода спасением. Судя по тому, что он смог незаметно вытянуть из них, они были слугами летающего города, самопровозглашенного магического центра этого мира. Такое место могло стать источником огромной силы для Демон-Принца, уж в этом-то Бе’лакор не сомневался.***
Одну неделю спустя.
Ведомые повторяющимися видениями и вездесущими предзнаменованиями, Сарлы довольно быстро добрались до врат — практически сверхъестественной скоростью. Даже самые скептически настроенные члены экспедиции (а среди Норсов такие люди были исчезающе редки) признавали, что боги похоже действительно улыбаются их походу. Все эти дни над Норской стояла хорошая погода и по пути они не столкнулись со множеством опасностей, которые были столь распространены в центральной и северной Норске. Если же и сталкивались, то исходы это для них всегда заканчивались наилучшим образом. Например один раз на них попыталось устроить засаду другое племя. Состоящее из кровожадных последователей Кхорна, полных решимости убить «слабых» миньонов Чара, они напали с двух сторон на Сарлов, когда те вошли в узкую долину. Однако когда враги побежали в атаку, вопя боевые кличи, их действия вызвали оползень за их спинами по обе стороны долины. Слишком сильно охваченные жаждой крови, Кхорниты не замечали происходящего позади них, пока каменная лавина не догнала их и не похоронила под собой. Смяв последователей Кхорна камни чудесным образом остановили свое движение у самых рядов приготовившихся встречать натиск Сарлов. В восторге от совершенно явной божьей милости, возглавляющий экспедицию вождь тут же приказал принести выживших врагов в жертву Чару, после чего экспедиция возобновила свое движение. Наконец-то перебравшись через еще один перевал, Норсы добрались до того места, что они видели в своих сновидениях. Там, посреди долины, между зубов из металла мерцала трещина в реальности, через которую можно было увидеть искаженное видение незнакомой местности, явно чужой для этой земли. Но если обычные мародёры неуверенно и с некоторой боязливостью взирали на открывшееся им незнакомое зрелище, то сопровождавшие экспедицию шаманы совсем не обратили на это внимание, потому что их уставшие от многодневного марша тела и разумы получили новую жизнь от огромного прилива магической энергии, разбившейся по округе. Ее было так много, что для них это означало только одно: сам Чар был здесь! Преисполненные от рвения, тут же объявили оживленной толпе Норсов, что их бог сейчас взирает на них, и потребовали, чтобы воины захватили ту часть врат, что находится по другую сторону портала. И хотя они этого и не сказали напрямую, но дали всем понять, что великие награды ожидали тех, кто сумеет это сделать. Все присутствующие понимали, что это значит: дары от бога, изменения плоти и разума, могучие магические артефакты и, возможно, величайший из даров, которым боги могли наградить смертного — Возвышение в Демоничество. Толпа тут же практически в едином порыве устремилась к вратам, каждый желал первым пройти через них, дабы получить милость Чара. Только шаманы остались на своих местах, ведь они были достаточно мудры, чтобы знать то, что бог Орла почти всегда избирал хозяев, а не пешек.***
Между тем, экспедиция Кирин-Тора тоже была в довольно возбужденном состоянии, к добру или ко злу. Глава экспедиции, архимаг Арклок, все больше склонялся к мнению, что ему все это предприятие с каждым днем нравится все меньше и меньше. По прибытию на Расколотый Берег они разбили лагерь в километре от Пространственных Врат, но быстро стало очевидно, что Гробница Саргераса была плохим местом чтобы создавать возле нее базу. Хотя Кирин-Тор давно зачистил ее катакомбы от демонов и наг, призраки падших все еще бродили здесь, и хотя мало кто их видел, это не мешало им вместе с нависающей громадой Собора Вечной Ночи, отравлять живым жизнь, создавая жуткую, давящую атмосферу. Единственным плюсом было то, что это место так же отпугивала решивших поселиться на острове мелкие племена мурлоков и гарпий, которые предпочитали держаться береговой линии. Так же быстро стало очевидно, что гробница оставалась опасным местом. Арклок несколько раз обнаруживал, что некоторые из его подчиненных — в основном это были ученики и адепты Аркантиума, одного из назначенных в экспедицию Архимагов, которых притащил с собой ради «бесценного опыта» весь свой учащийся у него класс, к большому недовольству Арклока, но один раз это был полноправный маг, который должен был знать лучше, чем лезть в одиночку в возможно представляющее опасность место — без спросу ночью проникали в гробницу, а затем каждый раз возвращались перепуганными, утверждая, что их там что-то преследовало, хотя они не могли объяснить, что именно. Одного вообще едва не записали в пропавшие; Стивен Риверсон, ученик класса Аркантия, ночью проник в гробницу, а когда его пропажу утром обнаружили и собирались отправить отряд на его поиски, то мальчишку обнаружили возле выхода из гробницы с провалом в памяти. По словам Аркантия, крайне общительный ученик после этого инцидента стал довольно замкнутым и отстранился от остальных членов класса. Самого Арклока гробница тоже напрягала, его интуиция шептала, что в гробнице явно присутствовало что-то злое и неизвестное, но он не мог сказать что именно. После этого инцидента Арклок, несмотря на слова сопровождающих экспедицию группы авантюристов, которые саму гробницу регулярно посещали, что там максимум могут быть только несколько задержавшихся в этом мире призраков, запретил ученикам и адептам покидать самостоятельно лагерь без разрешения, а полноправным магам вне лагеря передвигаться разрешено было исключительно группами. Что до самих врат, то архимаг был уверен, что он совершил удивительное открытие, которое могло бы серьезно всколыхнуть Кирин-Тор. Надо понимать, что в мире, где межпространственные и межпланетные вторжения стали, к сожалению, привычным явлением, довольно сложно было сильно взбудоражить магов Кирин-Тора, особенно такого опытного как Арклок. За последние тридцать лет почтенный архимаг стал свидетелем вторжения с другой планеты, расположенной в этой вселенной (Старая Орда), вторжения из измерений, являвшихся частью этой вселенной, но существовавших на отдельном плане бытия (Огненные Просторы, Темные Земли, Изумрудный Кошмар), нападения путешественников во времени на прошлое, настоящее и будущее (Драконы Бесконечности), вторжение из измерения, существовавшего вне времени и пространства (Круговерть Пустоты), и наконец, словно целая мозаика, вторжение с другой планеты, расположенной в другой вселенной, которая во временном плане отставала на тридцать пять лет от нынешнего Азерота… Честно говоря, Арклок всегда чувствовал ярость, когда размышлял обо всех этих безумных событиях, через которые его мир был вынужден пройти. Серьезно, иногда из-за этого у него начинала болеть голова, просто пытаясь понять, как такое вообще логически возможно. Он готов был поклясться, что это все наверняка проделки какого-то безумного божества, которое раз за разом устраивало все эти статистически невозможные события, дабы удерживать жителей Азерота в состоянии никогда не заканчивающейся войны. Вот почему Арклок не особо сильно удивился своему открытию, ведь это уже стало нормой для Азерота, но его куда сильнее взволновали последствия открытия. Планета за порталом точно не была Дренором или Запредельем, двумя проявлениями одних и тех же физических и метафизических законов, которые были общими и для Азерота. Насколько Арклок мог сказать, магии в мире за порталом не существовало, точнее той же магии, что существовала во вселенной, частью которой был Азерот. Но какая-то магия там была, в этом он был уверен. Когда элементали были посланы через портал (людей решили не посылать, пока было неизвестно точно, насколько это безопасно), они вернулись назад с некоторыми образцами, от которых, казалось, исходило что-то, от чего его кожу покалывало, но он не мог сказать от чего именно. Один из образцов — камень, который передали специализирующемуся на геологии архимагу Транту — светился ярко-зеленым. К счастью, как это много раз уже бывало, на помощь пришли гномы. Один из членов экспедиции, гнома Маг-Инженер Триш Уизглэджетт привезла с собой кучу защитных очков, через которые, как она утверждала, можно было видеть различные спектры магии Азерота и тут они тоже оказались полезны. Однако с исследованием сразу же возникли проблемы. Все магические исследования в Даларане требовали тщательной и много раз перепроверенной документации касательно проводимых работ. К сожалению, хотя все и сошлись во мнении, что в другом мире есть какая-то форма магии, но никто не мог сойтись в едином мнении о том, как ее можно описать. Некоторые, в том числе и Арклок описывали ее как видимый ветер или поток воды, который постоянно случайно менял свою скорость и ширину, при этом будучи окрашенным во множество цветов, делавшим его похожим на радугу. Другим все это представлялось по иному. Триш Уизглэджетт заявила, что видела множество заполнивших небо и сцепленных друг с другом разноцветных пластин, двигавшихся так, словно они были частью какого огромного механизма. Высший эльф Алрич Огненосец рассказал о гобелене из нитей различных размеров и цветов. Самая крайняя реакция была у молодого ученика Оливера Нортона, довольно проблемного юноши с не самым приятным прошлым. Тот, когда одел очки, сперва болезненно застонал, затем начал безудержно смеяться, кричать и бормотать что-то на неизвестном языке, пока Аркантиум не сорвал с него очки. Один из сопровождающих экспедицию авантюристов, жрец Фабиано Хэйс, с момента инцидента ухаживал за мальчиком, но на данный момент не сумел добиться каких-либо особых успехов в излечении. Лучшее, что Хэйс смог разобрать в бессвязных бормотаниях Оливера, то это то, что когда тот надел очки, то увидел бескрайнее небо, заполненное араккоаноподобными существами, уставившимися на мальчика злобными и голодными взглядами. А над всем этим возвышался чудовищный аморфный колосс, который казалось каждую секунду менял свою форму в бесчисленных вариациях, излучая при этом такую ауру безумия и ненависти, что рассудок бедного юноши лопнул, словно воздушный шар под ступней огра. Вскоре добавились еще причины для беспокойства. Архимаг Трант полностью погрузился в изучение зеленого камня с ненормальным рвением, проводя в своей полевой лаборатории дни и ночи, стремясь раскрыть его тайны. В своих присылаемых отчетах, он возбужденно утверждал, что светящийся камень был затвердевшей субстанцией магии другого мира, которая уже начала сочиться из портала. Со все более начинавшей проявляться манией, он заявлял, что камень можно использовать как отличный источник энергии, катализатором для мощных заклинаний и основой для повышающих физические возможности зелий. Трант все чаще отказывался работать со своими коллегами и подчинёнными, и не позволял никому работать вместе с ним над изучением камня, и это серьезно начало волновать не только его команду, но и Арклока. Хуже того, этой ночью, всего лишь час назад, в лаборатории Транта произошел взрыв, сопровождаемый криком боли. После того, как возникший от взрыва пожар потушили, Транта нашли на земле, укрывшимся за защитным барьером. Тот утверждал, что с ним все в порядке, хотя по ожогу на руке было понятно, что это не так. Когда же Арклок попытался убедить того обратиться к жрецу-авантюристу за помощью, тот крайне агрессивно отказался от помощи, что было крайне неадекватной реакцией по мнению Арклока. Решив не обострять обстановку, Арклок оставил Транта, решив отправить послание Кирин-Тору с отчетом об инциденте и попросить, если возможно, прислать кого-то на замену. К тому же что-то не так было с тем ожогом, он был скорее похож не на ожоговую рану, а на… чешую. Когда Арклок уже собирался войти в свою палатку, чтобы написать послание своему начальству, в небо, со стороны портала, взлетело несколько сигнальных заклинаний, запущенных расположенными у портала часовыми. С той стороны что-то приближалось!