***
В царстве, где такие понятия, как время и пространство были лишены какого-либо постоянства, величайшие из бессмертных божеств царствовали в своих преисполненных грехами доменах, разделяя свое внимание на миллионы различных событий. Большая часть их внимания была сосредоточенна на Большой Игре, несконаемым конфликте между братьями из бесконечных битв, интриг, предательств и изменчивых союзов, направленных на то, чтобы вырвать себе превосходство над остальными соперниками и попытаться его удержать. Когда же они не были сосредоточены большей частью своего внимания друг на друге, они обращали взор на царство смертных, ибо оно было топливом для эфирных войн, источником усиления Царство Душ. Хотя Великая Игра являлась главной ареной войны богов, внимание божеств всегда было зацеплено на смертных сферах, ведь души их обитателей были единственной вещью во всем Царстве Душ, которой боги не владели изначально, и, как следствие, они голодно жаждали эти клочки эфира. Слишком уж смертные были очаровательны в своем разнообразии. Многие из них упорно сражались против Богов Хаоса в войне, являющейся совершенно бессмысленной, ибо повелители уничтожения выиграли ее в еще самом начале своим первым ударом. Их упорство озадачивало, забавляло, а в одном случае даже всколыхнуло богов. По большей частью смертные обеспечивали развлечение и крайне редко начинали представлять достаточную угрозу, чтобы бессмертные были вынуждены объединиться, дабы решить возникшую проблему. Часть из них признавала силу своих богов и искала их благосклонности, совершая с той предельной фантазией, на которую были способны, все более порочные деяния, дабы привлечь к себе внимание. Некоторые из этих чемпионов получали великие награды от своих богов, либо в качестве знака признательности их заслуг, в надежде, что этим их чемпионы еще больше распространят их славу (и приобретут новые души для своих божественных покровителей), либо просто развлечения ради или с божьей скуки. Их жертвы обеспечивали богов богатой и сытной пищей, ведь не было ничего лучше, чем души смертных, которые добровольно позволяли развратить себя. При описании Эфира, Варпа, Царства Душ и Хаоса, а так же еще тысяча имен этого измерения, я буду вынужден еще раз напомнить о невозможности апеллировать четкими смертными понятиями в сем месте, ведь ее композиционная структура выстроенная из бессчётных потенциальных возможностей, воплощающихся эмоциями, желаниями и мечтами, что изливаются сюда. Здесь нельзя говорить об определенности, кроме случаев, когда они соприкасаются или непосредственно связаны с конкретными воздействиями на царство смертных. Например, определенно можно сказать, что именно после жертвоприношения, совершенного шаманом-марионеткой Повелителя Теней, другие Боги Хаоса обнаружили Азерот и интерес к нему Тзинча. Что не является определенным тут, так это средство, с помощью которого это произошло. Возможно, результат был инстинктивным; возможно, боги знали об Азероте с того момента, когда эфир коснулся другого мира. В конце концов, разве великий головоногий из самых темных глубин океана не может ощущать даже самые дальние концы своих тянущихся на сотни метров щупалец так же хорошо, как и те, что были к его основному телу ближе всего? Возможно, это случилось во время первой битвы, ведь хотя «Изменяющий Пути» являлся также богом колдовства, он не имел монополии на магию; другие, даже Кхорн в ограниченном виде, использовали ее и имели к ней близость. И то и другое в Царстве Хаоса легко могло быть как правдой, так и ложью. Но позвольте мне предложить вам, дорогие читатели, другую теорию, историю из цепочки событий, приведших к этому открытию. Историю, основанную на моих собственных видениях и предположениях. Внести смертную логику в царство бессмысленности. Последовательность действий, что я лицезрел, оказавшись во время своих странствий в ловушке между пылающим кристаллическим солнцем и холодной и темной затонувшей землею. Это видение, что лицезрел лишь я, а потому его не следует считать непоколебимой истиной, ибо что она есть в землях лжи? Возможно, то что я вам изложу происходило именно так, как я вам поведаю, а возможно оно отличалось в критических деталях, а возможно является такой же ложью, как и все остальное. Теперь, вняв моим предупреждениям, давайте отправимся в Царство Хаоса.***
Я полагаю, что жертвоприношение на Расколотом Берегу была лишь обычной каплей в переполненные чаши, заполненные смертными жертвами богам. Кровавый Бог не мог заметить несоответствия этой капли на фоне других, когда пил из своей кровавой чаши, ведь Кхорна не волнует откуда течет кровь, пока она течет. Нургл так же не стал бы обращать внимания, ведь его кубок энтропии всегда был переполнен мертвыми душами, а Кирин-Торцы не испытывали особого отчаяния и не были больны какими-то незнакомыми для Бога Чумы болезнями. Нет, если кто из богов и мог заметить отличие, то это Слаанеш. Слаанеш, бог ощущений, та что бесконечно жаждет новых впечатлений. Жертва Кирин-Тора был для нее представлением о чем-то новом, окрашенным в странную, едва заметную магию и малейшим намеком на что-то большее. Я ярко могу вообразить, как андрогинный колосс сделал паузу в своем бесконечном глотке, кружа душу во рту, словно винодел, дегустирующий новое вино. Затем, когда она собиралась проглотить, дабы испытать прекрасное ощущение от переваривания, вкус исчез, ведь Царство Душ не было тем местом, куда должны были номинально направляться души отпрысков Азерота, и хотя часть души была срезана, большая часть была отправлена в Страну Теней. Это, конечно же, было лишь первый случай, произошедший до того, как повелители Хаоса обнаружили, как обойти это неудобство. Слаанеш был удивлен, взбешен, озадачен, заинтригован и испытал одновременно еще сто эмоций, каждая из которых такой силой, что испытай хоть тысячную долю одной из них смертный разум, даже способный на самые глубокие чувства, как эльфийский, то он бы мигом перегорел и умер. Затем все эмоции сменились одной — жаждой. Стремление обладать тем, чего у него не было, подобно тому, как самые богатые из нас, несмотря на все, чем уже обладают, лихорадочно жаждут иметь еще больше вещей, неважно, нужны они им или нет. Но Слаанеш не был каким-то испорченным отпрыском знати — Он и Она было божеством неисчислимой мощи. Сразу же он отследил источник вкуса, почувствовал незначительные, но все же намеки на присутствие своего брата Тзинча и раскусил желание другого бога утаить информацию о новом мире. Завидуя Тзинчу, что успел первым пролезть в место, обещающее наверняка еще много новых форм удовольствия и неизведанных ощущений, и желая бросить Изменяющему Пути вызов и заявить свое право на него, Слаанеш тут же приказал своим Демонеттам приготовится к битве. Слаанеш, как богиню чувств, часто рассматривали как одурманенного божка, ограниченного способностях принимать верные решения из-за непреодолимых желаний и одержимости их беспрерывно удовлетворять. Тем не менее, он был гораздо большим, ведь Слаанеш воплощал не только акт удовлетворения, но и процесс, ведущий к этому. Она была воплощением ментальных оправданий, которые смертные используют для оправдания своей зависимости, искусность незаметного подталкивания сознательного мышления к желанию потворству своих желаний. Даже самые рациональные люди могут использовать свой разум и логику, дабы утолить свою снисходительность. Вероятно Слаанеш знал, что его сил не было достаточно, чтобы одолеть хитрости Изменяющего Пути, но ему и не надо было этого делать. Нургл, Повелитель Распада, без сомнения, будет заинтересован в новом мире, дабы наполнить его болезнями и эпидемиями, гнилью и разложением. Несомненно, что Нурглу нужно было лишь услышать несколько соблазнительных слов Слаанеша, ведь он всегда был раз унизить своего главного соперника Тзинча. Кроме того, сама идея распространить радости жизни в новом мире могла вызвать самую кипучую деятельности у Владыки Чумы. Возможно последовала великая война, в которой чумоносные орды Нургла объединились с декадентскими воинствами Слаанеша, чтобы осадить Невозможную Крепость Тзинча, создавая трещины в непостежимой цитадели Изменяющего. Возможно два божества решили противостоять ему напрямую и немедленно в том единственном месте, где они могли встретится мирно — Место Встреч, где древние пакты требовали нейтралитета, в не зависимости от того, как Великая Игра шла и в каком положении была каждая из сторон. Возможно это произошло после великой войны; возможно до. Независимо от этого, мы можем говорить что это произошло почти наверняка, ведь боги неизменно притягивало сюда бесчисленное количество раз в течении их Великой Игры. Занимая три из четырех секций в огромном кругу, владыки распада и перемен восседали друг напротив друга, соответствуя своей позиции главных соперников среди остальных. Владыка избытка имел здесь преимущество, ведь ему не нужно было беспокоится о своем главном оппоненте, что позволяло Слаанешу сосредоточится на двух других братьях-богах, не беспокоясь о истериках отсутствующего. К сожалению для Принца Удовольствий, это желание не будет выполнено. Грохотом, от которого сотрясался даже стоящий в центре стол, и ревом, достаточно сильным, чтобы обратить в пыль высочайшие горы, четвертый заявил о своем участии во встречи, заставляя с удивлением двоих увидеть его прибытие, в то время как третий просто сидел, его мысли были все также непостижимы, как и обычно. Кхорн, владыка войны, прибыл. Многие считали его глупым. Зачастую он доказывал обратное и часто с особо кровавыми результатами. Грубый, прямолинейный и часто предсказуемый, Кхорн, тем не менее, был очень далек от того, чтобы зваться глупцом. Несмотря на то, что Повелитель Битв не использовал шпионов и диверсантов, он, тем не менее, умел как глядеть вглубь Великой Игры, так и за ее пределы. Это на самом деле было не сложно. Если война ослабевала силы других богов, значит то они проигрывали. Когда они проигрывали, другие боги начинали наказывать своих наиболее невезучих последователей, как Кхорн сам делал часто. Демонов насильственно переделывали или швыряли в Кузню Душ, к которой Кхорн имел доступ как и все остальные, а потому владел информацией что там происходит. Если же другие боги не изгоняют своих наименее успешных слуг в Кузню Душ, значит они не обращают внимания на ход войны. А когда они не обращают внимания, они чаще всего плетут очередное коварство, как и положено трусам, которыми они, с точки зрения Кхорна, являлись. То, что все трое его соперников не обращали внимание на Великую Игру, означало только то, что они все троя плетут заговор, несомненно направленный против их брата, который ненавидел подобные вещи. В конце концов такое уже случалось не один раз. В Месте Встреч боги говорили не словами, а образами. Кхорн громко взревел, и это действие вызвало перед его соперниками воображаемые образы бессчётных смертных, вонзающих в спины друг другу кинжалы, пули и прочие подобные инструменты предательства. Были видения клинков, поднятых над спящими воинами, солдат, погибающих от отравленных намеренно чаш вина. Каждое видение было окрашено красным и пылало ненавистью. Над всем этим висел слабый запах колдовства, ультимативное обвинение в трусости и предательстве по мнению Кхорна. Затем встал Повелитель Перемен — аморфная гора извивающихся щупалец и бормочущих ртов. Он «заговорил» в разрушительном хоре звуков, собранных со всех концов мироздания. Среди них можно было услышать такие обычные, как щебетание птиц, шипение змей и тиканье машин. Другие были более изощренный смысл, если анализировать их вместе — протесты невинно осужденных, удивленный вопль застигнутых в врасплох хищником птиц, сводящий с ума смех двух встретившихся безумцев, отчаянный вздох двух переплетенных любовников двух различных рас — как знакомой, так и нет — застигнутых законными супругами. Это было показывания шока и удивления, или, по крайней мере, так думали другие боги. Не то чтобы они хоть на мгновение поверили в это, конечно же. Слаанеш немного оживился при виде сцены с любовниками, но его прервал его главный соперник. Кхорн снова взревел и ударил по столу, создавая великие каньоны этим ударом, что прорезались до глубин души. Тут не было необходимости в каких-либо словах; Кхорн не поверил. Дале встал Повелитель Чумы, Дедушка Всех. С булькающим тоном Нургл наколдовал образы жизни во всей ее плодовитости, от безнадежно больных до невинного чихающих. Некоторые из них были узнаваемы, несмотря на то, как болезни исказили их тела; другие же явно были существами, чье время давно прошло или даже еще не наступило. Дети, помеченные оспой, прятались друг от друга, напевая игривые песенки и указывая наружу в сторону Тзинча. Стоило видению с детьми завершиться как Изменяющий Пути уже пришел в движение, его многочисленные руки, выросшие во время «речи» Нургла, делали хаотичные пасы. Видения рыдающих заключенных под обвинительными взглядами их следователей, невинные, затаскиваемые на костры и праведники, объявленные ложными возникли во всех многочисленных вариациях. Тем не менее, среди них были также и другие сцены, вроде массивного красного топора, бьющего по синему щиту, их хозяева были невидимы. Исследователь в очках для усиления зрения, в десятый раз вгляделся в горизонт, полный надежды, отчаянно желая найти то открытие, что оправдает уменьшение бюджета. Обитатели глубин, взволнованно поднявшиеся со дна к поверхности, не обращая внимание на мелкую рыбешку, что плавала возле их открытых пастей. Живые падали замертво и снова поднимались. Со всем этим были смешаны странные сцены, вроде хихикающих гоблинов, непрозрачного песка, обращающегося в прозрачное стекло, и странно одетых детей, тыкающих в сторону закутанного в плащ незнакомца. Все это имело смысл. Все это было полная бессмысленность. На мгновение два бога в замешательстве переглянулись. Но не третий. Думайте что хотите, но Слаанеш не был ни глупым, ни тугодумным. В конце концов, он был богом похоти и любви, а какая еще игра опиралась на намеки тонкости больше, чем ухаживания? Тут было запрятано какое-то соблазнительно предложение, Принц Удовольствий был в этом уверен. Хрипя Нургл снова заговорил, его видение изображало помеченных оспой человеческих детей, играющих в песочнице. Трое детей, имеющих грубое сродство с присутствующими богами, строили замки из песка и топтали их маленьких обитателей. Но затем чрезвычайно пухлый мальчик огляделся в поисках своего третьего друга, но не смог его найти. Видение сменилось на изображение маленького хулигана, играющего на ковре с фигурками и замком в своем доме, в тайне от своих друзей. Обвинение в жадности и бесчестии витало в воздухе, когда толстый мальчик был доведен до отчаяния и гнева из-за того, что его вероломный брат украл у него то, что было его. Прежде чем Тзинч успел ответить, Кхорн снова взревел свои требования, бросив на стол череп. Видения крови, серы и огня накладывались друг на друга перед глазами собравшихся. Черепа были сложены в курганы, что были выше самых величественных храмов в смертных сферах. Никаких аллегорий, ни глупых сцен с детьми, ни шепчущихся в объятьях любовников. Кхорн просто показал, что ему причиталось и горе тому, кто попытается обокрасть или обмануть его. Слаанеш прекрасно понимал, на что намекали Кхорн и Нургл. Во время последней подобной встречи, гибель мира смертных — Маллуса — была провозглашена, а души его обитателей были поделены между четверкой богов. Кхорн претендовал на зеленокожих, род дварфов, что пытались овладеть демоническим искусством, огров, а также северной частью Инда и Кислева, ведь ни одна из земель людей не видела больше войн, чем эти. Слаанеш провозгласил свое давно уже объявленное право на весь род эльфов, а также декадентские царства юного Инда и заполонившие все державу Скавенов, если последних удастся вырвать из лап их жадного божка. Нургл пометил дварфов, с которыми у него была давняя вражда, Бретонию и мертвых, что отказывались оставаться мертвыми, чем оскорбляли Повелителя Распада. Тзинч, особо очарованный расой людей, требовал себе Арабию, Катай, Нипон, Тилию и Эсталию, ведь он долгое время манипулировал их развитием и теперь планировал собрать урожай, а так же ящеролюдов, слишком уж сильно их души были пронизаны магией. И все выдвигали свои требования на земли Сигмара, поскольку из всех сил, что противостояли им в этом мире, он был одним из двух, что боги ненавидели больше всех. Конечно каждый из богов пытался обмануть другого в грядущем урожае душ. Слаанеш знала это, ведь она тоже это делала. Но соглашение было заключено и мир разделен. Тем не менее даже Слаанеш признавал, что войны и эпидемии смогут урвать больше, чем соблазнения. Вот что беспокоило Кхорна и Нургла — что обещание было нарушено. Что Конец Времен не наступит. Что обреченному миру позволят прожить еще немного, чтобы Тзинч мог потворствовать своему близорукому любопытству и любви к интригам. Тзинч начал возражать, его руки — теперь напоминающие когтистые лапы Завра — разрезали воздух, вызывая больше видений. Некоторые были глупыми и не стоящие внимания, как видения животных, выгуливаемых представителями различных рас, волков, воющих на луну, или детей, стучащих в горшки и сковородки, только чтобы вызвать больше шума. Некоторые содержали скрытые послания, как акулы северного океана, устремившиеся на юг ради новой добычи, или люди-исследователи Люстрии, умирающие от экзотической болезни посреди джунглей. Другие были более явными, как видение новых существ, вроде голубоватых гуманоидов с щупальцами, поклонявшихся карликам из света и, прежде всего, множество новых эльфов. Перед глазами Слаанеша было больше типов эльфов, чем он когда-либо видел ранее, разделенных не только культурой, но и в результате продолжительной эволюции биологией. И в этот момент образовался новый альянс. Слаанеш полностью понял намерение Тзинча — это не было сложно. Более того, любовь Тзинча к интригам тут была чрезмерна; Слаанеш в них тоже был хорош, и Принц Удовольствия обычно легко мог понять, что ему пытаются скормить. Однако, больше, чем что-либо в царстве смертных Слаанеш жаждала эльфийских душ, и хотя богиня знала, что никогда не сможет полностью удовлетворить эту жажду, она не могла прекратить наслаждать тем ощущением, которое даровала ей каждая проглоченная душа. Тут так же под рукой был и другой мотив. Хотя он старался скрыть это изо всех сил от своих темных братьев, Слаанеш был не до конца убежден в мудрости уничтожения мира. Она хорошо распробовала его многочисленные удовольствия и боялась, что такие радости будут потеряны, если царство смертных прекратит свое существование. Так что если Тзинч хочет отложить его гибель, чтобы удовлетворить свое похотливое желание поиграться с новыми смертными, то Слаанеш был склонен поддержать его. Несомненно, тут были скрыты и другие мотивы. С Тзинчем ничто никогда не было просто. Слаанеш воспользовался возникшей паузой, чтобы заговорить, шепча, словно любовник колеблющемуся партнеру. В свои слова он вплетал затемнённые обещания и манящие приманки, каждое из видений изменялось, чтобы полностью соответствовать каждому из тех, кому оно было отправлено. Кхорн видел кровавую кампанию, в которой обитатели нового мира были вырезаны клинками его 888 легионов, а из кровь и черепа были использованы, дабы поднять его трон еще выше. Обещание Кхорну было простым, ведь что еще более всего мог жаждать бог крови и черепов? Нурглу были видения болезней и эпидемий в новых, еще более захватывающих и безумных формах, каждая из инфекций давала ее носителям дары невероятно плодовитой жизни и новых глубин отчаяния. Перед богом энтропии явился новый мир, полный тех, кто когда-то был лишен его даров, но теперь объединившихся в восторженном восхвалении Дедушки за его подарки. Даже Изменяющий Пути был польщен видениями нового космоса в состоянии бесконечного искажения и разрушения, прекрасная картина для бога, отвергающего само такое понятие как стабильность. Видения различались, но в каждом была одна общая деталь — Слаанеш, который любезно взял большую часть смертных душ этого мира себе, поделив оставшееся между своими братьями. Однако, хотя и готовые опротестовать это, Нургл и Тзинч все же подались видениям, невольно польщенные вниманием, которое Слаанеш им оказывал, и уже искушенные перспективами даров, которые можно было получить с Азерота. Увы, для Темного Принца, Кхорн был слишком глубоко погружен в гнев, чтобы принять соблазны Слаанеша и новым громким ревом и ударом по столу разрушил заклинание. Дискуссия возобновилась, каждый из участников приводил свои доводы и аргументы, каждый из которых становился все враждебнее и агрессивнее. Тем не менее, контекст дебатов изменился с заклинанием Слаанеша. Больше никто, даже Кхорн, не спорил о том, следует ли новый мир проигнорировать. Вместо этого теперь все хотели претендовать на обладание новым миром и все готовы были воевать за него, если то потребуется. И, когда казалось, что трое богов собираются действительно начать ее, зайдя в тупик, Тзинч, молчавший с тех пор, как Слаанеш попыталась соблазнить своих братьев, предложил решение. Перед всеми богами возникло одно единственное видение, сцена из далекого прошлого, когда тысячи лет назад один человек-военачальник заключил сделку со всеми четырьмя Темными Богами разом. Слава, завоевание и победа в обмен на самое ценное, что у него было. Последовало сто лет жестоких сражений, когда царство смертных прогнулось под мощью этого смертного чемпиона. Даже великая человеческая цивилизация на востоке вынуждена была склониться и платить дань, в то время как низкорослые дварфы запада бежали и заперлись в свои горы, стараясь не связываться с этим воителем хаоса когда это было возможно. Тем не менее, наступил день отдавать долг и четыре могучих слуги Богов Хаоса спустились с небес, дабы забрать то, что было для этого чемпиона самым ценным — его единственных четырех сыновей, а с ними и надежду построить прочное наследие. Наигравшись, боги отвернулись от военачальника, но никогда не забывали про его сыновей. На самом деле, все они планировали использовать сыновей этого древнего воителя, чтобы ослабить различные смертные царства, своеобразная закуска перед кровавым пиром, который устроит Всеизбранный, которого скоро коронуют, но, возможно, что теперь их ждет более славная судьба? Видение Тзинча вывело богов из тупика, потому что даже его извечный противник Нургл видел достоинство этого плана. Каждый из богов взращивал этих четырех смертных наследников, давая им свои благословления, воинскую мощь и обещания гораздо большего, и каждый из них являлся теперь могущественным чемпионом своего бога-покровителя. Это было ровное компромиссное решение, по крайней мере первый взгляд, ведь каждый из божеств знал, что каждое слово и действие Изменяющего скрывало интригу, направленную на выгоду только нему. Конечно, каждый также уже строил свои подлые планы, собираясь разрушить планы других своих темных братьев. Даже прямолинейный Кхорн, который ненавидел интриги, редко когда-либо играл честно.***
Таково было сие видение среди многих прочих образов безумия, столь же правдивое или ложное, как и все прочее в Царстве Хаоса. Единственное, что я могу утверждать наверняка, так это то, как оно сказалось на материальном царстве, поскольку великие армии пришли в движение по всей территории Маллуса, каждая из которых намеревалась первой проникнуть в другой мир. Четыре орды, вместе исчисляющихся сотнями тысяч смертных созданий, маршировали через нестабильные Пустоши Хаоса, безжалостно подгоняемые их лидерами, чей разум был полон видений о славе, кою можно было обрести в неизведанных землях. Трудно сказать, когда начался сей марш, или какими путями Боги Хаоса направляли своих чемпионов, ведь Пустоши были наполнены энергией эфира, а потому законы смертного мира там не были столь категоричны. Учитывая, что известно об этом невозможном месте, не будет даже безумной звучать теория, что четыре чемпиона начали свой поход даже до того, как врата в другой мир открылись, ибо время в Пустошах не было чем-то постоянным. Единственное, что можно сказать наверняка — это то, что Сыны Кагана прибыли к вратам гораздо раньше, чем они должны были, учитывая различия в дистанции, географии и составах их армий.***
Тем временем в Азероте Норсы прикладывали все больше усилий в стремлении сделать следующий шаг в своем путешествии. К этому моменту они тщательно исследовали свой маленький остров, и, за исключением нескольких племен странных рыболюдов и на удивление умных гарпий, они не обнаружили ни одного врага, достойного внимания. Норсам не потребовалось много времени, чтобы придумать решение, которое, по совпадению, было тем же самым ответом, который они использовали для любого другого случая, когда им было скучно там, где они в тот момент были; отплыть куда-нибудь еще. Северяне на протяжении всей последней недели работали день и ночь, чтобы создать небольшой флот из драккаров, которые, хотя и не были достаточно большими, чтобы суметь перевезти взятых в экспедицию великанов и мамонтов, могли вместить по восемьдесят воинов каждый. Эти, самые кровожадные и жаждущие славы представители экспедиции, были отправлены к видимой на далеком горизонте земле, дабы сражаясь и убивая ее, несомненно, слабых обитателей, как Темные Боги посчитают нужным, создать плацдарм для остальных сил экспедиции, занятые постройкой более крупных кораблей для перевозки монстров. Пять драккаров отправились в плавание к землям на горизонте с экипажами воинов, слишком нетерпеливых, чтобы дальше томиться на островке с вратами. Во главе со Скеггиксом Разящим Топором эти кровожадные воины жаждали лишь поскорее пролить кровь и благодаря работе чудовищно сильных конечностей, питаемой нестихаемой жаждой крови, северяне пересекли пролив за несколько часов там, где другим в их положении потребовался бы целый день. Кроме того, на каждом судне было больше воинов, чем оно чем было рассчитано конструкцией, что только послужило еще большему разжиганию ярости среди норсов. Корабли, рассчитанные на восемьдесят человек, были заполнены в почти вдвое большим числом, хотя количество медленно сокращалось, когда несколько человек выпали или были выброшены за борт. Те кто оказались бортом посылали проклятья быстро удаляющимся драккарам и их экипажам, которые оставили их позади. Если боги благоволят им, эти воины сумеют доплыть до берега, чтобы присоединиться к своим соотечественникам; если нет, то они будут пищей для уже собирающихся акул и прочих морских хищников Расколотых Остовов. Когда Норсы стали приближаться к береговой линии, на горизонте возникла яркая светящаяся фиолетовая сфера, которая в высшей точке была такой же высокой, как и некоторые районы гор Гороманды. Полностью непрозрачная и, казалось бы, лишенная дисперсии сфера, тем не менее, излучала магию с такой силой, которую даже самые опытные среди Норсов не встречали подобного ранее и не ожидали, что такое может существовать где-нибудь вне самых северных областей Пустошей Хаоса. Какое-то время Норсы стояли перед сферой, пораженные ею. Смелость и безрассудство северян сталкивалось с трепетом перед невероятной сферой и, не имея во флотилии собственных магов для противодействия этой странной магии, они решили оплыть вокруг нее с севера. Такая осторожность была быстро вознаграждена, поскольку через час они обнаружили поселение; наконец-то незнакомое царство, которое можно разграбить! Однако, когда они приблизились, Норсы с самым острым зрением замедлили свои боевые песнопения, когда их цель стала видна детальнее. Они взирали на прибрежную деревню в глубоком замешательстве, потому что высокие прямоугольные залы, их дизайн, даже общая планировка поселения казалась слишком похожей на их собственные. Многие Норсы вслух стали задаваться вопросом, был ли шаман действительно прав в своих заявлениях о том, что они являются первыми Норсами на этой земле. Затем, словно подлитое масло в костер, смятение превратилось в ненависть и гнев. Как смеют эти незнакомцы утверждать свое право на то, что было дано Сарлам самим Великим Богом Тзинчем?! Весла теперь гребли быстрее, каждый удар сопровождался постепенно нарастающей громкостью боевых Норских песен. Тем не менее, на этот раз их враг не был неподготовленным. Странные механизмы из металла и дерева были установлены на приморской стене, их расчеты состояли их высоких долговязых мужчин, которые ростом были выше, чем сыны Севера, которые сами были выше, чем слабые люди Юга. Мгновенное замешательство вернулось, поскольку даже самые опытные в набегах Норсы не могли вспомнить символы на рунических флагах, вызывающе расставленных на пляже перед ними. Возможно, это была одна из потерянных колоний или одна из многочисленных морских островных баз, которые Норсы создали по всему миру? Потерянные родичи или нет, а также зная того или нет, эти высокие Норсы совершили кощунство, и громкие клятвы мести были брошены на пляж. Сарлы заставят расплатиться.***
К сожалению для Норсов, врайкулы Яндвика был предупрежден о возможной атаке. Чемпионы, которые хотя и были тяжело ранены, тем не менее, были полны славы и доблести, которая могла бы заставить гордиться самого Одина, сумели сумели переплыть пролив и добрались до деревни несколько дней назад. Сначала Врайкулам удалось устроить засаду и схватить их, и некоторые из племени призывали к их немедленной казни. Однако, к их счастью, эти Врайкулы отличались от своих кровожадных северных сородичей, которые с радостью приказали бы убить их просто для того, чтобы увидеть, как кровь будет пролита на землю. В отличие от их Нордскольских родичей, жители Яндвика оставались верным Одину, Первому Хранителю. Хотя это могущественное существо не бродило среди его подданных уже на протяжении десятков тысячелетий, его учение и его священная вера в доблесть и мудрость по-прежнему оставались важными для этих Врайкулов. И не было ни доблести, ни мудрости убивать раненых чужестранцев, особенно если они пришли с миром. В этом не было доблести, ведь убийство таких чемпионов в их ослабленном состоянии плохо отразилась бы на чести племени, и в этом не было мудрости, ведь в мире магии злодеяния вполне могли быть раскрыты их сородичами, что привело бы к возмездию. Даже живя в глуши на окраине Сурамара, жители Яндвика слышали о силе Альянса. Конечно Врайлулы не боялись битвы — воистину, они жаждали ее, ведь только через славную смерть в бою они могли бы подняться в великие Чертоги Доблести — но они также не искали ненужных конфликтов, которые могли привести к уничтожению их племя. Именно благодаря здравомыслию Яндвик сумел выжить, зажатые между могучими племенами Штромхейма и эльфами этих земель. И поэтому лидер Яндвика, ярл Трондир, со сдержанным нежеланием, приказал дать чужестранцам немного еды и воды, прежде чем выслушать их рассказ. И о что это была за история! На самом деле ярл сомневался, что даже китобои смогли бы придумать такие причудливые истории с их баснями о проглатывающие корабли гигантских рыбах, людей-кальмаров из глубин и жестоких зеленокожих морских налетчиков. Не раз Трондир гневался, угрожая бросить их на угли, если они не скажут правду. Тем не менее пара, даже когда их стали допрашивать отдельно, повторяли историю друг друга. Наконец, все еще не веря, ярл призвал руноплетов и приказал тем выжечь на коже пленников руны, обязывающие говорить правду. Пара сопротивлялась, но будучи ослабленными после жестокой битвы и долгого заплыва они могли не более чем поцарапать или оставить синяки нескольким Врайкулам (учитывая их состояние, это был подвиг, который заставил ярла их неохотно зауважал). Тем не менее, они не могли надеяться одолеть сильнейшую расу на всем Азероте! Пара хрипло закричала, когда на их задницы были нанесены магические руны. Трондир вынужден был подавить свой смешок; это было бы совсем не по-мужски. Лишь слегка ухмыльнувшись, ярл приказал паре снова сесть, что вызвало болезненные визги как у человека, так и у эльфийки, от чего ярлу снова пришлось подавить желание хихикнуть с забавной, с точки зрения Врайкула, сцены. Затем авантюристам еще раз пришлось пересказать историю о том, с чем они столкнулись на далеком острове. К большому удивлению ярла они рассказали ту же историю, только на этот раз с полным ненависти взглядом и, в случае друида-калдорай, с удлиненными ногтями, которые стали выглядеть почти как когти. Детали были точно такими же — портал в далекую землю льда и новой магии, странные события, которые произошли у указанного портала, экспедиция людей из какого-то далекого (и летающего!) города и, что было важнее всего, появление звероподобных монстров, которые являлись «наполовину Врайкулами, наполовину людьми и наполовину демонами» (на этом моменте Трондир про себя задался вопросом, неужели в других землях проводят подсчеты в отличной манере, чем было принято у Врайкулов). По-видимому, эти существа по ярости не уступали квалдирам и сражались, как самые безумные культисты Легиона или Древних Богов (здесь была взята пауза, так как дуэт должен был объяснить ярлу, кто это такие). Никакое количество магии не могло удержать орду полу-врайкулов от атаки на даларанскую линию; никакое количество потерь не смогло их деморализовать. В конце концов чужеземцы одержали победу, хотя для этого им пришлось перешагнуть через тела своих же сородичей. Дуэт наблюдал, как их друзья умирают, и сам получал серьезные раны, после чего был вынужден бежать, чтобы другие могли быть предупреждены о иноземных захватчиках. Трондир не купился на последнее. Он назвал их трусами и приказал снова бросил в железные клетки. Они протестовали, когда их уводили; друидесса с кучей проклятий, а жрец с аргументированными отрицаниями. Подумав и решив подождать с решением об их судьбе, ярл послал группу разведчиков посмотреть, что происходит у острова, и это был приказ, который Врайкулы выполнили с крайней неохотой, ведь по слухам остров Тал’дранат был проклят. Там стоял высящийся в небо зловещий храм некоего незнакомого Врайкулам бога, и, если верить историям, сам остров был дважды поднят и погружен в глубины неизвестными силами. Иногда ночью на острове можно было заметить странные огни, и ветром доносились страшные, мучительные крики, словно из самой Хель. Тем не менее, несмотря на презрение за бегство от врага, Трондир верил паре касательно захватчиков. Руна Истины не допустила бы такой лжи. Так что ярл приказал своим людям готовиться к войне, что было принято с радостью и отмечено большим пиром и попойками. Новый враг означал новые возможности обрести доблесть и славу во имя Одина и надежду вознестись в легендарные Чертоги Доблести! Перспектива сражения с новым противником принесла не опасение, а возбуждение! Воистину, если то, что говорили чужестранцы, было правдой, это могло быть благословением самого Верховного Хранителя! Слишком долго Врайкулы Яндвика были вынужден сражаться с приевшимися им врагами — соседними племенами Врайкулов, эльфами-изгнанниками, случайно забредшими сюда Тауренами Крутогорья — без какой-либо страсти или особой славы, поскольку все эти конфликты всегда были спорадическими, мелкими и, в случае эльфов, больше похожими на милосердное убийство, чем на настоящие сражения. Возможно, если бы та странная эльфийская раса когда-нибудь покинет свой скрытый магической сферой город, она дала им достойную битву, но, как это всегда было, когда выходцы из того города покидали его, они слишком скоро вырождались в не представляющих достойного вызова существ. Захватчики могут изменить это. Хотя в Врайкульском обществе было общеизвестно, что человечество было ничем иным, как их выродившимися потомками их северных сородичей, они могли хорошо сражаться если их прижать. А раз они сумели разгромить этих хваленых магов, то по мнению Трондира они должны были стать достойным вызовом. Так что когда Трондир стоял на вершине своей башни, наблюдая за приближающимися кораблями, через пару день после допроса, он испытал то волнующее чувство, которое он испытывал во время его первого набега на Штормхейм. На самом деле, это было даже странно, насколько эта сцена для него теперь напоминала его старый подвиг. Подобно его набегу, эти враги тоже плыли на длинных кораблях с низкой осадкой, яростно гребя по чистым водам залива, а каждый удар весел сопровождался резкими криками и ревом боевых кличей. Трондир ухмыльнулся, потому что их сходство только доказывало их грозность, потому что никто из живущих не мог сражаться также хорошо, как и отпрыски Одина! Ярл приблизил свой боевой рог к своим губам и подул в него его, сигнализируя своим гарпунерам, что время для боя уже близко. По его приказу расчеты Врайкулов зарядили свои мощные гарпунометы и через мгновение дали залп по вражеским кораблям. Десять гарпунов, трехкратно превосходящих в дальности полета стрелы из врайкульских луков, и со такой же многократной силой, ударили по приближающимся драккарам, заставляя насмехающихся над врагом до этого Норсов искать укрытия. Один гарпун ударил по щиту, разрушив его и пробил насквозь груди человека за ним. Ярл ухмыльнулся; если сейчас этого хватит, чтобы напугать захватчиков знанием, что защиты против гарпунов у них нету, то просто подождите, пока они не встретят упомянутые гарпунометы на более близкой дистанции, где силы снарядов будет достаточно, чтобы пробить дыры в их лодках. Тем временем, Норсы осыпали своих врагов проклятьями и руганью, ликование грядущего боя, что было мгновений назад, сменилось куда более ярым чувством презрения и ненависти к своим врагам. За всю их историю только слабаки с юга использовали подобное осадное оружие на поле битвы. Такая трусливая тактика свидетельствовала лишь о желании максимально ослабить сыновей Севера до ближнего боя, что, в свою очередь, демонстрировала их страх перед северной сталью и силой. Сарлы ожидал гораздо большего от других Норсов но, очевидно, они должны были быть разочарованы. Рассерженные, Норские гребцы стали бить по воде с новым рвением. Скорость кораблей увеличился, и с этим песнопения выросли в крещендо. Еще один залп гарпунов обстрелял драккары, сбив двух человек за борт и прибив ногу гребца к палубе. Разъяренные, Норсы новым потоком ругательств и ужасными жестами. Однако их угрозы и ненависть были все еще бессильны, и северяне должны были вынести еще один залп гарпунометов. Этот залп пронзил несколько Норсов, сметя их с палуб и пробил корпуса пятого корабля, «Испорченной Девы», от чего та стала набирать воду. На ее борту воины отчаянно пытались заткнуть дыру щитами, в то время как гребцы покраснели от усилий, налегая на весла. Четвертый залп гарпунов обрушился на палубы, но, к счастью, только два человека погибли на этот раз. Теперь защитники были в пределах досягаемости стрел, и горстка охотников сарлов на борту пустили в ход луки в мстительной ярости. Высокие Норсы поспешили спрятаться за щитами, но одному не повезло, и он получил стрелу в голову. В ответ еще один залп гарпун ударил по длинным кораблям, заставив Норсов снова укрыться, но на этот раз обошлось без потерь. Заметив это, Норсы разразились насмешками и опустили щиты, только чтобы погрузиться в ошеломленную тишину. Пара сотен женщин-воительниц, таких же высоких, как и мужчины, и одетыми, как мифические амазонки, стояли на стене рядом с гарпуннометами. В их руках были луки размером с весла, на которые были наложены стрелы размером с дротики. По звуку рога все они подняли свои луки и дали залп. Ругаясь, Норсы поспешно подняли свои щиты, когда вокруг них начали падать стрелы. Там и там было несколько проклятий, когда эти стрелы вонзились в неприкрытую плоть, вроде рук или ног; несколько булькающих хрипов, когда стрелы находили более уязвимые места. Однако к этому моменту Норские гребцы уже сумели довести драккары до берега. Жаждая мести за пережитое унижение, Норсы спрыгнули с кораблей на песчаный берег, даже когда вокруг них сыпались стрелы, нанеся еще потерь. По звучному приказу Разящего Топора Норсы сплотились, чтобы сформировать пять отдельных стен щитов. Построение практически аннулировало потери от стрел, и со второй команде Сарлы ринулся вперед в неровном строю. Глядящий на это Трондир был впечатлен этими «людьми-врайкулами» и их странной «черепахой». Он не никогда не думал о создании подобного формирования, так как с первого взгляда было понятно, что оно будет иметь ограниченную эффективность в типичных стычках, в которых сражались Врайкулы. Тем не менее, он не мог отрицать его эффективность, так как построение черепахой уменьшило количество потерь от стрел почти до нуля. Кое-где более мощные гарпунометы прорвались насквозь человека или даже нескольких; однако враг оказался достаточно приспосабливаемым, чтобы учесть это, и новые щитоносцы быстро занимали место выбывших. А значит время для луков и гарпунов прошло и пришло время славного рукопашного боя. Перед тем как покинуть башню и кинуться на врага в ближний бой, ярл снова подул в рог, чтобы дать последнюю команду: всем в атаку! На его призыв к атаке ответило несколько сотен ревущих врайкульских глоток, каждый из обладателей которых также жаждал рукопашного боя, как и их противники. Неорганизованный, но яростный поток тел выплеснулся из поселения на берег и устремился к норским «черепахам». Когда им оставалось два десятка метров до Сарлов, Скеггикс вскрикнул приказ, и по его команде щиты опустились, топоры и охотничьи копья были подняты, а после чего со всей силы брошены в лицо атакующим защитникам. Внезапный залп обрушился на атакующий врайкулов, отправив десятки мертвых и раненых на землю и сбив их наступление, но это только сильнее разожгло среди остальных их жажду крови. В следующий миг обе стороны столкнулись словно два урагана в вихрях лезвий, щитов и кулаков. В эти первые несколько хаотических моментов врайкулы и норсы сцепились особенно яростно, ведь каждая из сторон фанатично стремилась собрать свою дань с врагов как расплату за их прегрешения и обратить ее в свою личную славу. Ибо так же, как норсы сражались за своего бога, даровавшего им право на эту землю, так врайкулы вступили в эту битву, чтобы защитить свой очаг и родню. Представления сторон друг о друге, что возникли в эти самые первые моменты Врайкульско-Норской войны, потом распространяться на весь конфликт, имея небольшие схожие черты, которые окажутся несколько неудобными для обеих сторон. Врайкулы не могли отрицать физическую и моральную стойкость своих противников, с которыми они столкнулись, что противоречило всему, что они слышали и сами рассказывали о человечестве. Судя по тому, что они смогли выяснить, человечество стало мягкотелым и слабым, забыв обо всем, что происходило в Нордсколе, вместо этого предпочтя жить в огромных городах — городах, где они предавались удовлетворениям всех своих мелочных избалованных желаний. Они были вырожденными потомками врайкулов как по духу, так и по плоти. Но даже самые упрямые из жителей Яндвика не мог отрицать, что люди, с которыми они сейчас сражались, ни в малейшей степени не соответствовали этому описанию. Их кожа была покрыта шрамами, их тела распухли от мускул, и глаза были полны жестокости и кровожадности, как у людей, хорошо привыкших к набегам и сражениям. Более того, в них было что-то ужасное. Кое-какие врайкулы начали замечать странные искажения тел у своих врагах, физические уродства, которые варьировались от едва заметных до совершенно очевидных. У одного была чешуйчатая кожа, словно у морских наг, в то время как другой таинственным образом изрыгал изо рта огонь. И это лишь пара примеров из дюжин других. Один, особенно сильный воин, использовал в качестве оружия то, что можно было описать только как крабоподобную клешню, которая заменяла ему руку. Он орудовал ею с крайней ловкостью, раздавив голову одному из щитолому, а затем следом мгновенно выпотрошив охотницу. Казалось, что у этих… мутаций, не было никакой понятной последовательности или причины. И пока тек бой, врайкулы начали замечать во врагах еще кое-что, что вызвало беспокойство даже у самых закаленных воинов. Жители Яндвика сражались во славу Одина и гордились тем, что были одним из немногих племен, которые делали это, в то время как другие сражались за проклятую Хелию или даже за какого-то ложного короля с севера. Они убивали от своего имени, прославляя своего покровителя в каждом акте победы, но не предавались жестокости сверх меры (или, по крайней мере, по меркам врайкулов). Убийства совершались во имя цели, а не ради самого процесса убийства. Захватчики, казалось, были полной противоположностью, получая гораздо больше удовольствие от кровопролития, насилия и садистских убийств, чем большинство врайкулов. Тем не менее, хотя врайкулам было неловко из-за характера их противников, то следует сказать, что норсы тоже испытывали затруднения. «Из всех рас людей, боги одарили одних нас, Норсов» казалось типичным бахвальством для других народов, но норсы свято верили в него. Но те, что сражались сейчас с врайкулами, начинали подозревать, что их своенравная родня, которая, казалась, слишком во многом отличалась от норсов, чтобы начать вызвать вопросы о связи, была намного сильнее и проворнее их. Норсы редко сталкивались с такими оппонентами среди людей, особенно теми, кто не нес благословений Темных Богов, которые у этих «высоких норсов» замечено не было. Линия фронта сдвигались вперед и назад, в зависимости от того на каком участке из нескольких сотен метров противостоящих друг другу стен из мышцы и железа наиболее напористее пытались сокрушить друг друга. Хаотические первые мгновения общей свалки сменились изнурительной битвой строй на строй, эдаким перетягиванием каната с участием силы врайкулов и мутировавших мускул северян. Это был ад для тех, кто был в передних рядах, так как их сдавливало от импульса давящих вперед, к врагу, задних рядов, клинки врайкулов и длинные мечи норсов были лишены пространства, необходимого для полного замаха ими, что вынуждала их обладателей пытаться колоть ими, если не вообще отказываться от них. В нескольких местах, раздосадованные отсутствием свободного пространства, врайкулы и норсы пытались пальцами выколоть глаза противнику перед ним, ударить в промежность или даже перегрызть горло зубами. Тем не менее, несмотря на свою жестокость ближнего боя и патовую ситуации на линии противостояния, норсы проигрывали, несмотря на все. Это было замечено командиром норсов Скеггиксом, и причина такой смены направления его судьбы вогнала в ярость норского командира. Врайкулы претендовал на победу не благодаря своей силе в ближнем бою, а за счет дальнего и магии. С возвышающаяся позади прибрежной стены гарпунометы и лучницы все еще обстреливали норсов, и, хотя они не осмеливались бить по тем, что сейчас сражался в ближнем бою с врайкулами, боясь нанести урон своим силами, но вот те, кто пытался обежать врайкулов и зайти им с фланга, сразу становились мишенями. Многие пытающиеся это сделать уже упали, словно олени, пробитые сильным броском копья, в то время как их противники с такой угрозой не сталкивались. Кроме того, врайкулы привели с собой на поле битвы магов, странных заклинателей в черных мантиях, которых окружали парящие руны. Периодически эти шаманы протягивали свои руки и хватал одну из рун, после чего разрывали ее на части, чтобы вызвать свою магию. Иногда меч кого-то из врайкульских защитников светился красным и рассекал щиты норсов гораздо легче, чем это должно было быть, и что они делали с тревожной легкостью в и без этого, так как главный отряд Яндвика был известен как «разрушители щитов» среди других кланов врайкулов, и они сейчас доказывали норсам, что их репутация и умения более чем оправдывали это прозвище. В других случаях магия оказала более прямое воздействие, поражая норсов огненными зарядами или молниями. Скеггикс усмехнулся. Если бы Сарлы были племенем Пса, они, без сомнения, оказавшись в такой ситуации просто от бессилия взвыли в небе и позволили бы их гневу разжечься до демонического уровня. Если бы Сарлы были племенем Ворона или Змея, то они бы предприняли несколько более действенное решение: он мог бы в долгосрочном плане отомстить врагам болезнями или просто поразить врагов ощущениями сверхъестественного наслаждения, после чего разделать их, пока они пребывают в смятении. Но нет, Сарлы был племенем Орла. Магия была их доменом. Хитрость была в их доменом. Обман и закулисные тактики тоже были их путем. Но, прежде всего, их доменом было… изменение. Сорвав с пояса мешочек их человеческой кожи, лидер отряда норсов достал из него девять особых осколков, каждый из которых был таким же зеленным, как сама Луна Хаоса. И действительно, шаман, который дал их ему, утверждал, что эти осколки на самом деле были когда-то частью проклятой луны! Скеггикс быстро двинулся вперед, вкалывая эти осколки прямо в шеи тех павших мародеров, в которые еще цеплялись за жизнь. Вопросы и протесты были проигнорированы, ведь Скеггиксу вообще не было дела до того, что своими действиями он накладывал проклятие на души «добровольцев», которые служили под его командованием. Только победа имела значение… и слава, которая последует за ней, конечно же. Тела уколотых осколками раненных быстро начали быстро биться в диких и неконтролируемых судорогах, пока их тела начали стремительно мутировать. Ужасная магия сначала исказила их, затем изменила их, а затем, наконец, отвергла от них. Там, где минуту назад лежало девять умирающих мародеров, появилось девять Отвергнутых. Поначалу они неустойчиво стояли, поскольку лишения их разума из-за мутаций высших психических функций затуманило их ныне звериные умы. Оцепеневшие Отвергнутые пытались осознать изменения их тел, взглянув на свои руки, которые мутировали в массу костяных лезвий и когтей, став отдаленно похожими на конечности ящеролюдских завров. Крошечная часть их высшего сознания закричала от испуга и ужаса при виде столь ужасных мутаций, и через мгновения существа испустили самый ужасный крик, который можно было услышать даже по другую линию противостояния, где гиганты-врайкулы задались вопросом, что же это за звери там могут быть, чтобы издавать столько жуткий рев. К сожалению для них, один из отверженных повернул голову и увидел врайкулов. Он издал пронзительный вой, который казался отчасти наполненным ненавистью, отчасти голодом и привлек внимание других, тут же присоединившихся к нему. Затем, побуждаемые инстинктом убивать, уничтожать и калечить всех тех, кто не преклонялся перед Темными Богами, звери бросились в атаку. Норсы кинулись в стороны, так как если им не везло и они не успевали убраться с пути полу-отродий, то они были или растоптаны или даже зарублены дикими взмахами мутировавших конечностей. Врайкулы заметили переполох во вражеских рядах, хотя и не догадывались о причине. Несмотря на это, они полностью отдались горячке боя и стали сильнее наседать на разрушающийся строй норсов и использовали замешательство, чтобы убить еще нескольких. Они были совершенно не готовы к натиску отверженных. Мутанты вылетели из рядов норсов словно медведи, выскакивающие из зарослей, чтобы захватить добычу. Натиск врайкулов застопорился, не сколько от кошмарного и противоестественного вида новых врагов, столько и от того, что они впервые за бой столкнулись с врагами, которые были сильнее их. Строй врайкулов пришел в смятение и едва не рухнул, так как многие врайкулы сосредоточились на новой угрозе, забыв про норсов, причем некоторые из них на мгновение были парализованы из-за ужасающей внешности полу-отродий. И обладатели костяных лезвий и острых как бритва когтей использовали каждое мгновение растерянности врагов, чтобы нанести им как можно больше урона, и даже ярл получил глубокую рану в живот. Затем один из отверженных закричал еще раз — только на этот раз это был визг такой агонии, что дезориентировал как норсов, так и врайкулов. На мгновение нечестивое создание было окутано чистейшим светом, его тело было освещено тем, что могло показаться миниатюрным солнцем. Затем свет погас, а вместе с ним исчез и мутировавший человек. Только пепел на мгновение задержался там, где прежде стоял отверженный, прежде чем и его развеял ветер. С небес на еще одного мутанта упал гигантский массивный медведь, повалив его на землю, а затем друидесса с дикой яростью разорвала его на части. Ошеломленные на мгновение тем фактом, что их пленники внезапно стали их союзниками, врайкулы быстро сплотились благодаря проявляемому чемпионами героизму, как это много раз случалось с войсками Альянса до этого. Они бросились на норсов с новой силой, чему также способствовали защитные заклинания руноплетов. Оставшиеся отверженные, изрыгая гной и кровь из своих искаженных тел, встретили натиск врайкулов в лоб. Кровь, такие же черные, как смола, проливались, когда дровосеки врайкулы рубили мутировавшие конечности, в то время как многие полугиганты проклинали и рычали, когда хитиновые когти в ответ вспарывали животы и отсекали руки, разрывая кожу и броню словно ножи шерсть. Норсы также усилили натиск, хотя теперь делали это с немалой осторожностью, поскольку северяне прекрасно понимали, что их мутировавшим бывшим собратьям теперь не хватало ума или терпения, чтобы отличать союзников от врагов в пылу битвы. С крепостных валов лучники продолжали посылать стрелы, хотя теперь они были почти полностью нацелены на полу-отродий, а не на рядовых норсов. Это был неэффективный ответ, потому что мутировавшие тела отверженных поглощали стрелы словно также самые прочные доспехи, в то время как их разумы слишком мутировали, чтобы их волновал дождь из стрел. Из каждого уже торчало несколько, а у одного даже дюжина или около того стрел, но это совершенно не мешало им продолжать сражаться, не показывая признаков усталости или неудобство. Только гарпунометы оказались эффективными, их болты были слишком массивными, чтобы даже разум, потерянный в метафизическом безумии, мог их игнорировать. Гарпуны размером с копье с лёгкостью пробивали их панцири, приколов так двух к земле. Они не могли вырваться, но все еще опасно размахивали своими конечностями, пытаясь разорвать любого, кто окажется в досягаемости. Тем временем Скеггикс был в смятении. Хотя отверженные нанесли немалый урон противнику, они не смогли переломить ситуацию. Будь прокляты эти отвратительные метательные машины! Более того, у его врага еще не закончились сюрпризы. Из-за спины врайкулов послышался вой гончих и звук бега десятков мохнатых ног. Прирученные племенем ворги были выпущены на свободу, и эти волки присоединились к битве со звериной жаждой крови. Некоторые кинулись напрямик в схватку, проскальзывая между ног своих хозяев врайкулов, вгрызаясь северянам в ноги или куда могли дотянуться. Другие, более хитрые, обошли строй врага со флангов, чтобы атаковать людей со всех сторон. Скеггикс зарычал, его врожденное норская жажда сражаться сейчас сражалась с желанием как тзинчита благоразумно отступить и отплатить врагам в другой день. В конце концов, повторная атака — на этот раз более масштабная, усиленная монстрами, такими как скинвульфами и ледяными троллями — почти наверняка будет успешной… Наконец, он выбрал первое, решив, что другие Норсры скорее всего предадут его ужасной казни, если он вернется с пустыми руками. Жертвоприношение через сожжение на костре, подношение акулам этих новых вод или даже (сама мысль об этом заставила норса вздрогнуть) ужасный ритуал кровавого орла. Нет, лучше сражаться в битве с наименьшими шансами на выживание, чем вернуться туда, где даже благословений Тзинча было бы недостаточно, чтобы спасти его. Бог судьбы был конечно непостоянен, но он разделял со своим братьями презрение к неудачникам. Проревев свой боевой клич Скеггикс кинулся в бой, растолкав своих товарищей, а затем обрушился на врага. Его топор — длинной со взрослого человека, большой даже по меркам его противников — разрубил одним широким взмахом трех врайкулов, магии клинка оказалась достаточной, чтобы рассекать словно траву и щиты, и доспехи, и плоть. Вокруг него гибли его люди, но на мгновение звезда Скеггикса ярко вспыхнула, и он стоял, словно кроваво-красный цветок посреди луга из врайкулов, его топор с каждым взмахом собирал богатую жатву из жизней врагов. Правда, размер его оружия делал его довольно громоздким, и враги использовали это как возможность нанести ему несколько ран, однако доспехи чемпиона норсов уберегли его от самых опасных из этих ударов, и на остальные Скеггикс просто стиснул зубы и проигнорировал. Его погибель пришла не спереди, а сзади. Норс закричал от боли, когда в его спину вонзились словно изогнутые мечи клыки ночного саблезуба, чью форму приняла калдорайская друидесса. Затем, прежде чем северянин успел поднять свой топор, ночная эльфийка сбила его с ног. Дюжина воргов тут же кинулась на лежащего норса, словно стая волков на раненую добычу. Норс сломал шею одному рукой, но ничего не мог поделать с остальными, когда они на ощупь начали находили слабые места в его доспехах. Своей последней испуганной мыслью Скеггикс Разящий Топор смог только проклясть свою судьбу, потому что быть убитым каким-то дворнягами не была почетной смертью для норса… Со смертью их лидера, строй норсов полностью рассыпался. Некоторые из северян кинулись бежать к своим кораблям, надеясь сбежать на них. Другие остались и продолжили сражаться, избрав славную смерть в бою, чем позорное трусливое бегство. Конечно, судьба обеих этих групп была одна и та же, так как тех, кто попытался отступить, не хватило числа, чтобы суметь увести корабли из-под обстрела гарпунометров и лучниц, дождем стрел и гарпунов осыпающих пытающихся сбежать. Спустя пятнадцать минут ярл стоял, уставший и раненый, но торжествующий, над последним норским трупом. Его дух был приподнят боем, и Трондир сейчас был в отличнейшем настроении. Достаточном, чтобы решить отпустить чужеземцев, хотя он имел право убить их за побег из тюрьмы. Но ярл считал себя честным врайкулом и признавал, что помощь, оказанная двумя чемпионами, вероятно, спасла жизни нескольких его людей. Кроме того, после того, как он увидели, что они сражаются, даже ему пришлось признать, что слова «трус» и «слабак» были им произнесены в их адрес совершенно преждевременно. Тем не менее, ярл решил, что должен был наказать их за своенравие, что-то вроде последней прощальной насмешки, чтобы они запомнили его. «Впрочем у них уже есть напоминающая обо мне… метка». Ярл откинул голову и глубоко рассмеялся. Он указал на павших норсов. — Это те ужасные враги, которые заставили вас спасаясь бегством, словно горных коз перед охотником? Они хорошо сражались, с истинной дикостью, я согласен с этим. Но они не смогли сравниться со сталью детей Одина! Его последние слова прозвучали как рев, потому что это было уже обращено ко всему племени. Они тут же присоединились, их торжествующие кличи и рев по громкости не уступали его. Тем не менее, они потеряли многих, больше, чем они теряли когда либо в любом из набегов, и падших им будет недоставать в будущем. Однако ярл знал, что без всякого сомнения сложившие сегодня голову обрели более чем славную и почетную смерть, достаточную, чтобы пройти через врата Одина. Сегодня вечером будет исполнено много песен о славе, триумфе и победе. Он снова взглянул на чужаков и с удивлением заметил, что на их лицах, не было ни одной из эмоций, которые он ожидал увидеть. Там не было гнева, обиды, смущения или стыда, скорее… жалость. Калдорай просто покачала головой, в то время как у человека на лице была лишь настороженность. Разозлившись на их реакцию реакции, ярл зарычал, но его прервал второй искатель авантюрист, человек-жрец. «Ярл Трондир, ты одержал победу сегодня, но она не столь значима, как ты считаешь. Я не узнаю ни одного из мертвых, и, кроме того, их тут не столь много, как их было у врат. Все вот это…», — священник указал на мертвых норсов. — «…ничто иное, как просто разведывательный отряд».***
Тем временем на Расколотом Берегу прошла неделя. Не ведая о судьбе своих разведчиков, норсы прикладывали все больше усилий для постройки новых кораблей и каждый день состоял из того, что все больше деревьев вырубалось и все больше набегов на этих странных рыболюдов или женщин-гарпий совершалось. Нападения норсов были безжалостны, и хотя они были встречены яростными контратаками и сводящими с ума проклятиями, никто из островитян не смог сдержать этот прилив хаоса. Их лачуги были уничтожены ради строительных материалов, их сокровища использовались захватчиками как безделушки и инструменты, даже их тела и кладки яиц использовались в качестве еды. Целые племена погибли, как это случалось везде, куда приходили норсы. Только в одном месте у норсов возникли трудности. Это был крошечный островок рядом с основным, на котором издалека северяне сумели разглядеть то, что казалось лачугой. Несколько нетерпеливых норсов собрались в рейдовую группу из шести человек и отправились на остров, желая первыми претендовать на любую добычу, которая могла там оказаться. Затем, когда на следующий день группа не вернулась назад, норсы послали еще одну группу мародеров, на этот раз в три раза большую, чем предыдущая. В ту ночь на островке были замечены вспышки яркого зеленого света, а ветер доносил ужасные крики. Вторая группа так и не вернулась. Наконец, заинтригованные и ободренные перспективой истинного вызова, более двухсот норсов на драккарах в сопровождении двух шаманов отплыли к острову, намереваясь положить конец таящейся там угрозе, какой бы она не была. Они прибыли на остров только чтобы найти несколько обгорелых или иссушенных трупов, причем последние выглядели так, словно из них высосали всю жизнь. Подозревая, что обитатель острова мог быть вампиром, шаманы обыскали весь островок своей магией, но ничего не нашли. Из тени другого островка старый орк-отшельник Драк’тул наблюдал за захватчиками с опаской и нарастающим чувством дежавю. Он видел портал, изливающихся из него кровожадных захватчиков и чувствовал слабый запах демонов, хотя он и не был таким же, каким он помнил его в прошлом. Тем временем в самом темном месте острова демон Бе’лакор тайно трудился над тем, чтобы не позволить Кирин-Тору обнаружить вторжение. Посредством магических артефактов, понимания которых он извлек из разума его кратковременной мясной марионетки, демон-принц отправлял магам отсчеты, записываемые на волшебном пергаменте, буквы на котором который магическим образом тут же переносились на связанный с ним пергамент в Даларане, рассказывая о новых открытиях (и иногда делясь идеями), но при этом создавая образ, что исследование портала ведется крайне осторожно, и пройдет много времени, прежде чем будут получены результаты. Из всего, что демон узнал до вторжения норсов о лидере экспедиции, крайняя осторожность полностью соответствовала личности архимага Арлока, и его начальству нет основания не доверять подсовываемой им липе. Тем не менее, демон-принц беспокоился что кто-то из Даларана решит без предупреждения посетить портал и задавался вопросом, должен ли он будет лично вмешаться, чтобы избавиться от нежелательных визитеров. Бе’лакору не стоило беспокоиться об этом, поскольку Кирин-Тор прислал ему известие о усиливающихся напряженности между Альянсом и Ордой в районе Серебряного Бора, где переселенцы из Гилнеаса, обеспокоенные возможными намерениями Отрекшихся атаковать их с применением чумы, начали активно совершать налеты на их линии снабжения. Так как сейчас Даларан возглавляла Джайна, чья приверженность нейтралитету была столь же тонкой, как син’дорайский шелк, Кирин-Тор начал склоняться к поддержке Альянса, несмотря на оппозицию части членов Совета Шести. Этот шаг был встречен со смешанной поддержкой среди населения, многие из которых хотели восстановить связи с Альянсом, в то время как другие полагали, что сохранение нейтралитета был бы лучшим путем для города. Внимание совета было привлечено к этому конфликту, и хотя многим его членам было интересно узнать о том, как продвигались исследования врат, им или не хватило времени или они были слишком заняты своими исследованиями, чтобы высказать сейчас что-то большее, чем простое легкое любопытство. Когда Бе’лакор узнал об этом, он отреагировал с немалой настороженностью, подозревая руку своего главного мучителя Тзинча в происходящем. Однако здесь он зря параноидальничал, так как причиной очередного противоречия между двумя главными союзами этого мира были не интриги Бога Хаоса, а совершенно простой факт того, что Альянс и Орда были… Альянсом и Ордой. Однако это не означало, что этот кризис не ускользнул от внимания Великого Изменяющего Пути, который всегда был заинтригован конфликтами, как лучшей средой для изменений. Уже были сотканы новые нити судьбы, многие из которых были синими или красными.