Легион встречает Конец Времен.

      Нет друзей на Пути к Славе. Только камни, что сильным и хитрым надо раздавить.             Граркакс Змеиный Язык.       Земля кипела. Темные Земли, отравленные магмой, детритом и пеплом миллионов разбитых душ, были местом, которого боялся любой здравомыслящий разум. Это было мрачное место, даже по меркам мира этого мира. Даже земля, изобилующая озерами лавы, была коварным местом, потому здесь даже просто неверный шаг мог привести к невероятно ужасной смерти.       «Какая земля, такой и народ» — подумал про себя Сэйл.       Заклинания и колдовской взгляд раскрыли ему еще больше об этом темном месте. Безумные крики летели по ветру, пепел тех кто их произнес был обречен вечность разлетаться по этому проклятому месту. Огромные груды костей возвышались то тут то там, безразлично сброшенные в холмы, что были выше Долганского мамонта. Невероятная и восхитительная смесь агонии представителей десятков отдельных рас и сотен различных народов продолжала пылать даже спустя тысячелетия.       Это было ужасным местом даже до пришествия расы, которая в настоящее время властвовала над Темными Землями.       «Какие секреты вы прячете под дюнами из пепла? Какую силу вы могли бы дать тем, кто достаточно ловок, чтобы ухватиться за них?»       Ветры снова завыли, принеся с собой новый зловонный запах. Зловоние пепла, серы и промышленности.       Зловоние Дворфов Хаоса.       Бессчётные полчища Тамурхана пронеслись по этим землям, словно голодная саранча по прерии. Дворфы стойко защищались, но даже их безупречная дисциплина не помогла им выиграть в этот день. Вместо этого их хобгоблинских рабов-воинов обратили в бегство, их дисциплинированные полки окружили и уничтожили, а их крепость-цитадели осадили. Достигнув этого, Тамурхан вступил в переговоры с их региональным лордом и, хотя чемпион Нургла уступил больше, чем должен был, он получил услуги одной трети Дворфов этой крепости.       Сэйл презрительно улыбнулся, будучи уверен, что он мог приобрести услуги двух третей Дворфов Огня, будь он лидером орды. Но это время еще придет, и, возможно, раньше, чем он ожидал.       На данный момент к нему пришел приказ явиться ко двору Тамурхана, на который он обязан был ответить. А посему он тщательно готовился, надевая свою железную кирасу, свой циклопоподобный шлем и зачарованные одеяния, которые притягивали к нему ветра магии, словно приманка рыбу. За последние несколько недель дорога к юрте лидера орды, и без того полная угроз, стала еще более опасной.       Великий Каган созвал свой военный совет, чтобы, как обычно, отдать новые приказы или выслушать советы своих «доверенных» лейтенантов. Это была арена амбиций и лжи, потому что каждый лейтенант давал «советы», которые в конечном итоге приносили пользу им одним, утверждая при этом, что они ищут славы лишь для Тамурхана и Богов. Сейл понимал это лучше всех, ведь в этом сонме подлецов и предателей он был величайшим негодяем.       С легким свистом он позвал к себе Ночную Пасть. Из самого темного угла его массивной юрты выпрыгнуло Отродье Хаоса, каждая из трех голов которого без умолка тараторило. Одна голова постоянно рассыпалось в лести, другая — в бесконечных угрозах, в то время как последняя то мяукала и бесконечно скулила, то начинала безумно смеяться или пронзительно реветь. Сейл, в свою очередь, проигнорировал что там бормочет то, во что превратился его бывший учитель и двое из его учеников в результате саботированного Сэйлом ритуала, поскольку магические заклинания связывания не позволили бы ему напасть на его. Щелкнув пальцем, Ночная Пасть низко наклонился, и Сэйл взобрался на существо, исполняющее роль его скакуна.       Хихикая, визжа и ругаясь, отродье пронеслось через лагерь с постоянно меняющейся скоростью. Иногда оно двигалось так же медленно, как искалеченный дворф, и такое расстраивало Сэйла, который был вынужден причинить страдания своему скакуну, чтобы заставить его двигаться быстрее. Однако в другие дни Ночная Пасть достигал невероятно высоких скоростей и мог обогнать сильнейших лошадей в армии Тамурхана.       Возможно именно благодаря благословению непостоянного божества сегодня отродье достигло своей наивысшей скорости. Сэйл промчался через Долганский лагерь, не забывая разглядывая многочисленных пешек, из которых состояло его племя. Большинство отводили глаза или кланялись, неповиновение давно покинуло их. Некоторые, лейтенанты, с благодарностью кивали, про себя, несомненно, замышляя предательство. На самом деле он знал, что они замышляют предательство; ибо своим волшебным взором он мог видеть различные пути в будущее, распутывающиеся перед ним, словно моток нитей, в головокружительный в своем разнообразии гобелен. Некоторые видения были ясны, другие едва скрыты, как будто он глядел сквозь плотный туман. Тем не менее, провидец мог видеть так же ясно, как другие видели цвет, кого он мог игнорировать, а кому он должен поскорее устроить преждевременную встречу с богами.       Его скакун продолжал проноситься мимо прочих фрагментов мозаики, которой являлась его воинство: бормочущие Долганские шаманы, их магия — жалкие фокусы на фоне его мощи; кровожадные воительницы, готовые прирезать собственные порождения, если их достаточно разозлить; Мародеры, чьи примитивные разумы были связаны с поисками добычи и славы; Долганские мамонты, гордость племени, которое ростом были выше маленьких холмов. Он мог легко прочитать их всех, их мысли, мотивы, замыслы и чувства, потому что его восприятие мира давно превзошло слабое восприятие простого смертного.       Вдалеке он разглядел как горели костры других племен. Хорошо, что эти лагеря были довольно далеко, так как хотя Долганы и ненавидели друг друга, другие племена они ненавидели еще сильнее.       К счастью для Сейла это не стало проблемой, ведь в своей «мудрости» Тамурхан настоял, чтобы Долганы разместил свой лагерь возле лагеря основных сил Тамурхана, в явном проявлении идеи «держи врагов рядом». Сэйл, спроси его кто-то, кому он мог доверять (а таких конечно же не существовало), что он об этом думает, и тот ответил бы, что Тамурхан дурак, потому что для Сейла не имело значения, стоит ли его лагерь во внутренней части орды или на ее окраине. Его интриги все равно легко преодолеют или обойдут такое препятствие, как это было всегда.       Колдун бормотал слова сил, молясь божествам, чтобы они защитили его рот. Мудрая мера предосторожности, потому что теперь он вошел в лагерь Тамурхана, самой громадной и грязной, по мнению колдуна, выгребной яме болезней и зараз, чем где-либо в мире. Избранный сын Нургла наслаждался этим так же, как нормальный мужчина или женщина золотом. К сожалению, он также был гораздо более щедрым, чем любой другой человек своим «сокровищем», к большому неудовольствию и плохому здоровью все тех, кто не нес на себе благословения повелителя чумы. Но Сэйл знал, что именно в этом и состоит сила порождаемой инфекциями и болезнями отчаяния, ведь позор немощи и слабости может заставить впасть в отчаяние даже самых закаленных из северян. А с отчаянием приходили и мольбы к тому, кто питался этим.       И действительно, как Сэйл мог лицезреть своим потусторонним взглядом, лагерь был полон этой эмоции, подобно туману и спертому воздуху в болотах Призрачного Ада, через которые они совсем недавно шли.       По подсчетам главаря Долганов, не менее трех могущественных чемпионов хаоса сменили верность с начала похода, и, несомненно, еще больше сделает это к концу кампании.       Сэйл сильно потянул поводья, заставляя Ночную Пасть обежать оказавшиеся на пути лужи лимонного цвета. Состоящие из рвоты, экскрементов и боги знают еще чего, такие «бассейны» были обычным явлением в лагерях Нурглитов, поскольку они еще сильнее усиливали и без того зловещую атмосферу. Когда Ночная Пасть прошел мимо одной такой, крошечный маленький демон, булькая, вылез из лужи, и хихикая указал своим пальцем на Сэйла.       Чары и магические щиты на его доспехах стали светиться чуть ярче, поскольку они были вынуждены активно бороться с еще большим количеством окружающего его разложения. Он поспешил снова пнуть Ночную Пасть, чтобы отродье скакало еще быстрее. Воины-носороги, замечая колдуна, осмеливались смехом и хихиканьем провожать его. Сэйл постарался пометить и запомнить их лица для будущего возмездия, которое свершиться, как только поход будет закончена. О, там действительно будет много с кем нужно будет рассчитаться.       Наконец он добрался до центральной юрты, где располагался трон и жилище Тамурхана. Это было огромное строение, размером с один из тех полуразрушенных храмов, которые попадались Сэйлу на востоке. Но ему не хватало их очарования. Это было раздутым, уродливым и едва не разваливающими, а из стен и потолка текла странная жидкость, которая служила живой метафорой всего, что делало Нургла таким отвратительным. Слезнув с Ночной Пасти, не позаботившись о том, чтобы связать отродье Хаоса и наплевав на то, что оно съест кого-то, пока он был внутри, Сэйл вошел в логово Тамурхана.       Так уже были сотни существ, сформировавших два кольца. Внешний круг большего размера освещался только зелеными факелами, создавая атмосферу едва скрытой угрозы. В странном полупрозрачном свете стояли едва различимые существа, некоторые из которых имели гуманоидные силуэты, а некоторые — нет, и каждый из которых был великим чемпионом или лордом Хаоса. Сейл знал, что объединенным списком злодеяний, которые они совершили, можно будет исписать каждый дюйм этой обители, и он знал, что каждый их них, каждый мужчина, женщина и что-то, что никогда и человеком то не являлось, жаждет добавить к нему еще много строк. Через свое колдовское зрение он мог видеть все эти деяния, словно завешенные гобелены на стене, в головокружительных подробностях. И каким бы жестоким не был колдун Хаоса, некоторые из самых отвратительных злодеяний заставили даже его почувствовать тошноту.       Все прочие чемпионы, не являющиеся последователями Нургла, осторожно столпились во второй, внутренний круг, неровный овал, в котором мог бы свободно встать взрослый мамонт, и который был хорошо освещен зеленым светом, который сиял, казалось, из-под земли. Каждый, кто оказался там, были полностью сосредоточены на хозяине этого жилища, который сидел в самом дальнем углу на возвышающемся троне из детрита и смерти. Все, кто присутствовали здесь, знали, что их ожидает либо слава, либо гибель, и хорошо ведали, что вероятность встретить последнею всегда более высока, стоит только совершить одну ошибку.       Если, конечно же, ты не достаточно опытен, чтобы избежать ее. Сэйл знал это, потому что Сэйл сам недавно сделал это. Всего лишь каких-то несколько недель назад его притащил и бросил к трону Владыки Личинок сам Хазик Оскверненный — неофициальный личный палач Тамурхана — готовый зарубить его за преступление, связанное с тем, что он повел большую часть зверолюдов орды в бесполезную атаку на Катайский форпост, несмотря на приказ его проигнорировать. В ответ на обвинение, Сэйл рассмеялся в знак неповиновения, а затем, к удивлению присутствующих, осмелился воззвать к самим богам, дабы те убили его, если хотя бы один из Долган участвовал в том сражении. Они этого не сделали, потому что Сэйл, который и устроил ту бойню, которая явится следствием того, что раздвоенные копыта Зверомордых попытались пнуть Небесного дракона, не намеревался в ней участвовать. Он просто хотел посмотреть, что будет, если напасть на форпост, без последствий, а потому просто стоял вдалеке и наблюдал вместе со своим воинством.       И в увиденном он не разочаровался, хотя зверолюды и понесли огромные потери, когда Катайцы сбросили на них с небес комету.       Поскольку Сэйл назвал имена богов и они его не покарали, его отпустили невредимым. Если бы Тамурхан приказал его казнить, он пошел бы против решения самих богов, а значит и рисковал навлечь на себя их гнев.       Конечно, враждебность к нему после этого не убавилась и на йоту.       Это хорошо было видно с того момента, как он вошел в юрту, тут же встреченный зловещим рычанием вожаков зверолюдов. Дюжина оставшихся после битвы лидеров Зверомордых проклинала его на своем грязном языке, обещая жестокую, и без сомнения, крайне мучительную смерть. Сейл в ответ лишь безжалостно рассмеялся, посох, который он всегда носил с собой, слабо засветился, давай понять что будет, если они осмелиться напасть на него. Если магия Сэйла не убьет их, то это сделает Тамурхан, так как только Тамурхан контролировал судьбу своих лейтенантов, и бросить вызов этому правилу значило бросить вызов самому Повелителю Личинок.       Другие, увидев его, зарычали или выкрикивали оскорбления. Сэйл знал, что он не популярен и наслаждался направленной на него ненавистью. Пусть они проклинают и ненавидят. Не было ничего лучше бессильного врага, который ничего не мог сделать. Третьи, последователи богов, который соперничали с божественным покровителем чумного лорда, смотрели на него со смесью недоверия, настороженности и нужды. Он один из собравшихся тут вожаков и чемпионов бросил вызов Тамурхану и сумел выжить после этого. Он мог бы стать лидером оппозиции, если бы он этого захотел, и в голове Сэйла, подобно подобно покатившимся с горы валунов, начали формироваться планы. Многие из тех, кого он тут видел, при нужном воздействии, будут делать как он скажет, а другим надо будет только дать необходимый толчок…       Только одна группа никак не среагировала на прибытие Сэйл; Дворфы Хаоса. Вместо этого они безразлично посмотрели на него, когда он вошел, их черные, слабо светящиеся красным глаза, несомненно, оценивали его так же, как он оценивал других присутствующих. Несомненно, вскоре они услышат слухи о прошлых деяниях Сэйла. Но на данный момент, однако, у него было преимущество, так как Сэйл был тем, кого послали договориться с Пепельным Королем. Несомненно, Тамурхан удостоил его такой чести из надежды, что он будет ужасно убит, если он оскорбит Дворфов Огня, ведь это был подвиг, который, как известно, очень легко свершить.       В который раз уже Каган недооценил его.       Смелыми шагами вождь Долганов подошел и занял рядом рядом с контингентом Дворфов Хаоса. Безмолвные телохранители, окружили их лидера, известного как Дражоат Пепельный, были поголовно одеты в свои огнеупорные доспехи и маски из костей. У каждого из них в руках было по алебарде, в длину вдвое превышающие их рост, и, несмотря на то, что их лица не были видны, каждый из них излучал с такой интенсивностью ненависть и презрение, что это заставляло магические чувства Сэйла чувствовать себя так, словно он лизал что-то ядовитое. Хотя они не делали никаких движений своим оружием, Сэйл не сомневалась, что они могли бы пустить его в ход в любой момент, если захотят.       Их хозяин смотрел снизу вверх на Сэйла, его маленькие глазки-бусинки скользнули взглядом по колдуну. Несомненно, он понял, что колдун пытается что-то донести до него. Он и его собратья уже знали, что Сэйл был ненавистной и двуличной персоной, и атмосфера интриг висела вокруг него подобно плащу вокруг ночного странника. И все же в их глазах было что-то вроде темного веселья, как будто они наблюдали за происками детей с их постоянной раздражительностью, нетерпеливостью и наглостью. Интриги Дворфов Хаоса, если судить из того минимума информации, которую Сэйл знал об их народе, часто были долговременными и приносили, хотя и неизбежно, результат только спустя века.       Для Сэйла это говорило только о превосходстве его народа, о том, что и повелители севера, и слабые южане сумели завоевать господство над миром гораздо быстрее, чем исчезающие старшие расы.       Тем не менее, он не позволил ничего подобного презрению выскользнуть наружу. Вместо этого он поклонился, достаточно низко, чтобы показать уважение, но достаточно высоко, чтобы это не воспринимали как знак подчинения. Лицо Дражоата сморщилось от легкого раздражения, внутреннего стремления к господству, заложеное в сердце каждого сына Жарра, столкнулось с чувством оскорбления независимостью Сейла. Дворф Хаоса повернул голову к колдуну, словно вынужденный признать раздражающую муху.       Внутри Сэйл кипел от оскорбления, но снаружи излучал спокойствие, уверенный, что его маска была лучше, чем даже у адской стражи Жарра.       Пока другие вожаки возобновили свои мелкие интриги, прерванные его прибытием, разговаривая друг с другом шепотом и стараясь превзойти друг друга в фальшивой искренности, Сейл решил завязать знакомство с дворфами. Однако внезапно их лидер заговорил с ним первым, сразу зайдя с сути разговора.       — Я понимаю, почему тебя отправили заключать со мной сделку. Я тоже отправляю назойливых интриганов и одноразовые инструменты на подобные миссии, чтобы они меня больше не беспокоили.       Сэйл задумался, прежде чем ответить на это легкое оскорбление словами, скрытый смысл в которых был хотя и тонок, но достаточно очевиден, чтобы, как он знал, Дразоат заметил его.       — О, во имя богов, Пепельный Владыка, я расстроен тем, как вы смотрите на меня. Перед богами я пообещал вам свое товарищество и общее дело, так же как и вы.       Дражоат фыркнул; резкий звук, который звучал словно пар, выходящий из сломанного клапана машины Дави.       — Я пообещал свой легион, колдун, на томе из плоти и сухожилий, написанным во имя моего Темного Отца. Взамен я потребовал оплату кровью, душами и богатством. Я получу все это и еще больше, а взамен я буду соблюдать каждую букву договора.       — Но не дух, Темный Лорд, Хозяин Ужаснейшего Ада? Соглашение заключено с тем же намерением, что и ваша предыдущая клятва, что вы защитите Черную Крепость от всех угроз?       Дражоат поднял голову, наградив колдуна Хаосом взглядом, полным отвращения, презрения и, хотя дворф приложил все усилия чтобы скрыть это, удивления. Его предыдущая клятва явно не была общеизвестна. Но ни один секрет еще не смог спрятаться от магии Сэйла, и неважно что он принадлежал тому, кто измеряли свои этапы жизни годами, которыми люди измеряли всю свою жизнь. Если будущее Дражоата было скрыто, настоящее затенено, то прошлое было обманчиво ясным, и Сэйл провел много времени в одиночестве в самых темных местах своей юрты.       Сэйл позволил себе ухмылку, уверенный, что дворф не мог видеть сквозь его закрытый шлем, покрытый, зловещими колдовскими узорами.       Хотя Гном не мог видеть ухмылку, он все же смог ее почувствовать. Он тихо зарычал, в ответ на что его телохранители слегка изменили свои позы, как будто они ожидали, что их хозяин прикажет удостоить своего собеседника самой жестокой смерти.       — Придержи свой клеветнический язык, колдун, иначе я вырву его и брошу в рабский гальюн! Клятвы сыновей огня связаны железом! Черная Крепость защищают лучше, чем любой домен моего народа за пределами равнин Жарр! Даже вся ваша толпа воющих зверей и безумных умги разбилась бы об нее словно пепельный ветер об гору! Я не нарушаю клятву быть здесь, потому что я удостоверился, что она защищена в соответствии с моим обещанием, данному Верховному Пророку еще до того, как разум твоего отца посетила идея зачать тебя, умги.       «Какой обидчивый» — подумал Сэйл про себя. Но теперь он был уверен, что его первоначальные догадки были правильными, поскольку через свой колдовской взгляд он мог видеть амбиции и негодование, висящие над Огненным Дворфом, словно грехи, окутывающие душу. Сэйл, не привыкший к чтению представителей других рас, догадался, что данная перед Первосвященником клятва не была добровольно, и Дражоат был доволен своим нынешним положением не более, чем Сэйл своим. Когда дворфы — испорченные Хаосом или нет — приносили клятвы, то были обязаны чтить их до безумных крайностей. Дражоат был обязан исполнять данную им ​​клятву в каждой букве, которой она была записана, но с нетерпением ждал возможности избежать ее. И Тамурхан предоставил ему такую ​​возможность.       В некотором смысле, подумал Сэйл, мотивы Дворфы Хаоса были его полной противоположностью. Когда Тамурхан и его орда наползали на его земли, словно непреодолимое облако саранчи, Сэйл действительно пообещал Кагану дружбу и общее дело, стремясь к славе, богатству и тайным знаниям цивилизованных земель, хотя в то время он не знал точно, на какую именно южную нацию Тамурхан намеревался совершить набег. В некотором смысле Сэйл следовал «духу» экспедиции, стремлению к славе и добыче, но не к букве, поскольку он был предан Тамурхану не больше, чем до чумного лорда Шалкаину Мерзкому, Ордудиальскому Извергу, его собственным родителям и еще множеству прочих людей, которых Сэйл использовал в своих интересах за свою долгую жизнь.       И все же какая-то нить связывала их обоих, признал ли это дворф или нет. Не полностью преданные ни орде Хаоса, ни его командиру.       Сэйл решил сменить тактику.       — Возможно, это так, Сын Пепла. Как считаете, от этой экспедиции будет много пользы? Говорят, что сыновья Сигмара обладают магическими и технологическими знаниями, которые превосходят любую другую человеческую нацию, за исключением Поднебесной.       Снова звук свистящего пара; Дражоат фыркнул.       — Сыновья Сигмара превосходят и их. Самые могучие из всего вашего рода, умги, будь то южане или нет.       Сэйл покачал головой.       — Южане слабы, Пепельных Лорд. У них нет силы воли или ума. Они сжимаются, как овцы, перед своими лордами в замках и способны сражаться только когда их сгоняют вместе в большом количестве. И из этих лордов Поднебесная — Катай — самая многочисленная и грозная.       — Что касается рабов, то они слабее, это правда. Они также недолговечны, неспособные просуществовать тысячелетия, словно гробская грязь, хотя им и далеко до ваших непостоянных племен, разносимых по степи словно пыль. У восточной империи есть некоторая хитрость умги с их странной магией, их маханиями конечностями и легионами, способные числом опозорить любого урка. Но Империя запада обучалась у других рас лучше, чем ваша — эльги обучили их искусству мистики и…       Здесь дворф внезапно запнулся, и в следующую секунду Сэйл едва инстинктивно не отскочил назад, потому что ненависть, с которой запылала душа Дражоата, была жарче чем у любого, кого он встречал до этого, кроме обитателей Запредельного. Дворф буквально пылал так же горячо и ярко, словно магма, чистой ненавистью. Затем, после момента, который показался вечностью, дворф выплюнул оставшиеся слова.       — …ложные родичи научили их своему искусству, какими бы дрянным оно не было. Лучшие учителя пришли к лучшим умги, сделав их более могущественным, чем все ваши дикие племена. Хотя они все так же не годятся ни на что, кроме как быть рабами, как и вся ваша раса.       Сейл проигнорировал оскорбление, хотя он лениво задавался вопросом, что такое «элги». Он был очарован откровением, что помимо Дави Жарра существовали и другие нации дворфов. Торговцы из Норски действительно говорили правду. Тем не менее Сэйл очень хотел, чтобы Орда отправилась в Катай, а не в Империю, и все еще не был готов уступить.       — Помогали твои «фальшивые родичи» или нет, бессчётные легенды расписывают вторжения в земли Сигмара, в то время как ни одно из них не смогло глубоко проникнуть в империю Императора Драконов за последнею тысячу лет.       — Трусы, — прорычал Дражоат, — которые прячутся за своим «Великим Бастионом» и свято верят, что его хватит для их спасения. Без него их нация рухнет, как спички перед ураганом.       — И все же, — равномерно сказал Сэйл, — никому не удалось сломать его великие стены. — Здесь Сэйл решил подколоть собеседника. — Даже твоему народу, если слухи правдивы.       Вместо того, чтобы злиться или ответить оскорблениями, Дражоат ошеломил колдуна улыбкой, чистой и искренней, хотя и отравленной вечной злобой его рода. Его ответ состоял лишь из двух слов, однако их хватило, чтобы заставить разум колдуна понестись вперед от скрывающихся в них загадке.       — Только пока.       Прежде чем Сэйл успел спросить, одни голос прервал все дискуссии среди собравшихся в юрте.       — Молчать! — Громкий голос прогрохотал с трона, вбиваясь в уши всех присутствующих.       По всей массивной площади юрты тут же разразилась жуткая тишина, ибо никто не захотел отвергнуть волю Чумного Лорда. Тамуркхан поднялся со своего трона из костей и желчи, его огрское тело грозило погрузить его в прогнившую землю. Медленно, с неловкостью проснувшегося гиганта, чумной лорд начал спускаться вниз и каждый шаг был словно тихое землетрясение, которое можно было услышать по всей юрте.       Наконец, когда он достиг подножья трона, повелитель чумы остановился. Взглядом не терпящего свободной воли тирана он окинул взором окружавших его чемпионов и вождей, словно пытаясь определить, кто был верным, а кто предателем. В этом, как и во многих других вопросах, Тамурхан был дураком, подумал Сэйл. Каждый чемпион здесь был верен исключительно своей собственной судьбе и был естественным предателем судьбы чужих. Даже Хазык Оскверненный отвергнет своего хозяина, если это позволит ему сделать еще один шаг на пути к славе.       — Вы были призваны передо мной в этот день, чтобы возвысить во славе нашего господина. Погреться в его сиянии! Ведь Нургл, Дедушка всего, благословил меня видениями погибели и славы, войны и чумы, принесенных тем, кто никогда ее еще не ведал!       Юрта тут же содрогнулась от громких криков, топаний ног, воплей и рева — стандартных ответом на обещания будущей славы. Лишь немногие были достаточно умны, и Сэйл разумеется был в их числе, чтобы распознать странность в словах Кагана. Рядом с ним глаза Дражоата слегка сузились.       Будучи убежденным в превосходстве Небесной империи, даже Сэйл, колдун из племени, расположенного за полмира от нее, слышал про нее, как и Империю, множество легенд и историй. Никто, даже те, кто относился к этим землям с большим презрением, не могли отрицать, что это были царства, которое повидали много войн и чумы.       — В своих снах я видел землю, покрытую лесом от конца до края, пышущей жизнью, оскорбительно незатронутой прикосновением Деда! Над всем этим возвышалось дерево, которое пронзало облака и могло донести наши бедствия на самих небес! Это была земля, отличающийся от любой, по которой я когда-либо ходил в своей жизни. Земля, которая была слишком цветущей, чтобы быть загнаивающейся Империей, и воистину, это было так!       На этот раз молчание было полным и абсолютным. В цивилизованных странах такое молчание можно было бы подчеркнуть шёпотами, признаками очевидных заговоров и сплетен. Но не здесь. Не среди последователей разрушительных сил. Никто не доверял друг другу настолько, чтобы сделать это. Шестерни в умах самых хитрых повернулись, и планы на будущее были переписаны. Что же до тех, кто для интриг был слишком твердолоб…       Чемпионы хаоса судили по делами больше, чем по словами, и до тех пор, пока действия лидера приводили к успеху, его выходки и чудачества были терпимы. Однако заявление Тамухана оспорило даже это общее правило. Сколько лордов, чемпионов, вождей, лидеров культов, зверомордых и прочих ужасных созданий было привлечено к звезде Тамурхана, словно мотыльки к пламени, связывая свои судьбы с ним, чтобы они могли пожинать сияние коллективной славы? Многие, включая самого Сэйла, оставили свой собственный путь, уцепившись за столь заманчивую возможность возвышения и радовались шансу вторгнуться в проклятое царство Сигмара, поскольку было хорошо известно, насколько боги презирают его.       И теперь, чтобы эту возможность упустили, и все по прихоти дурного сна…       О, они разумеется не будут бунтовать. Тамурхан был слишком силен, а его последователи нурглиты слишком многочисленны, и чувство великой судьбы, которой этот чемпион Нургла был помечен, все еще оставалось сильным. Более того, это был даже не первый раз за этот поход, когда подобный причудливый сон произошел. Но это было еще одно семя сомнений, которое можно было взрастить, еще один камень на пути к предательству, который Сэйл мог бы уложить поудобнее, если того пожелает. Сэйл видел это, его демоническое видение показывало эти гнилые плоды, которые однажды будут готовы с сбору урожая.       К своему удивлению, Сэйл обнаружил, что от удивления заговорил инстинктивно:       — Куда же мы идем, о господин? На кого теперь направлен гнева твоего войска? Фальшивые дворфы — Он посмотрел на Дражоата. — Позолоченные города Инда? Легионы Императора Драконов, которые так недавно опозорили нас? Промолчав про то, что-то поражение было результатом его действий, Сэйл очень надеялся, что орда пойдет против Катая.       — Нет! — голос Тамурхана стал угрожающим, почти что ревом. Очевидно, он не забыл ни об этом, ни об инциденте в Аштаре. — Никто из них, змееус! Боги, каждый из них, требуют — ТРЕБУЮТ — уничтожения тех, кто никогда еще не ступал на эту землю!       Молчание было нарушено непроизвольными вздохами, и Сэйл почувствовал, как его глаза расширились от шока. Был ли Тамурхан действительно настолько безумным, чтобы пойти на самих богов, ведь они были единственными, кто мог попадать под такое описание? Орда не боялась никого из смертных врагов, но бессмертные были за пределами их сил.       — Я говорю не о царстве богов, — продолжил Тамурхан, очевидно угадав, о чем подумали его подчиненные, — а о совершенно новом мире, полном новых смертных, которых можно будет убить, и новых земель, что должны быть осквернены во имя Нургла.       Многие смотрели на Тамурхана так, словно он был безумен, но Сэйл не был одним из них. Конечно, это было странно, но если служишь Хаосу, то странные вещи происходят регулярно. Он подозревал, что если это была бы армия одного из южных народов, в течение часа начался бы мятеж.       — УНБАРАКИ!!! — взревел новый, глубокий голос, закаленный веками использования. — Между нами, человек, был заключен договор! Клятва, подписанная твоей кровью! Мои боевые машины уничтожат стены твоего города, в обмен на что я получаю свою часть награды! Мой бог требует, чтобы ты сдержал свою клятву, умги!       Тамурхан медленно повернулся к дворфу. Если бы любой чемпион хаоса говорил с ним таким образом, он быстро встретил бы омерзительную и мучительную смерть. Однако с дворфом все было сложнее, поскольку Дави Жарра были технически не его подданным, а союзниками. Сражение с ними только повредило бы делу Тамурхана, а не помогло. Это могло бы даже навлечь на орду гнев самой империи Жарр, хотя Дражоат был просто командиром аванпоста.       Так что Тамурхан соизволил ответить дворфу Хаоса, телохранители которого уже начали формировать защитный круг вокруг своего господина.       — В нашей сделке говорилось о оставленном безымянным городе, который ты должен помочь мне взять. — Тамурхан сделал здесь паузу, и Сэйл почувствовал, что чумной лорд наслаждался тем, что скажет дальше. — В видениях, которые наш дед посчитал подходящими, чтобы благословить меня, были не только леса и деревья. Большие города неизвестных рас и народов, монументы размером с горы и посреди всего этого город, превосходящий размерами любой из тех, что я когда-либо видел! Город, нетронутый тысячелетиями, спрятан магией, неизвестной даже моему богу! Это твой приз, Лорд Пепла, сорвать плод, созревавший десять тысяч лет!       Многие, особенно среди нурглитов, были поражены таким заявленным призом. Он уже видел своими глазами планы и интриги, разгоревшиеся в их головах. Дражоат однако только сложил руки на груди.       — У меня нет ничего, кроме твоих слов, повелитель чумы. Ты говоришь безумные вещи. Впрочем твое племя всегда жило безумием.       Тамурхан резко засмеялся — громкий, сердечный смех, который, как казалось демоническим чувствам Сэйла, заставил трястись весь мир.       — Безумие? Безумие?! БЕееЕЗЗЗУуумИе?! — Тамурхан начал кашлять, хотя это был результат веселья, а не удушья. Чумной лорд наклонил голову к полу, скрыв лицо от глаз. Сэйл закатил глаза, понимая к чему все идет — и затем чуть не подпрыгнул, когда голова Тамурхана резко поднялась, все признаки веселья ушли, и на его месте был свирепый и полный злобы взгляд. — Я носил больше тел, чем у тебя было рабов, надзиратель! За тысячу смертных жизней, что я прожил, я отнял миллион жизней своей собственной рукой! Своим клинком я принес смерть бесчисленным империям и мелким узурпаторам, этим жалким подражателем моего отца, чье имя в этот день носит сто миллионов! — Тамурхан казалось стал еще выше, идя к дворфу хаоса, который закутался в завесу апатии, непробиваемую для тех, у кого были обычные смертные глаза. Телохранители Дражоата из числа Железноклятвеников приготовили свое оружие, но Тамурхан остановился вне радиуса их алебард. — В безумии величие, повелитель пепла, и когда я, самый могущественный из четырех сыновей, обещаю славу за гранью воображения, так оно и будет!       Его последние слова были встречены ревом толпы, которые теперь с энтузиазмом приветствовали его слова.       Дражоат, однако, молчал, его разум, несомненно, крутился вокруг того, что сам Сэйл также изо всех сил пытался разобрать. Хотя его взгляд мог видеть прошлое любого человека, Тамурхан был исключением, выглядя в его глазах словно непроглядным облаком гнилостного. Но если судить по сказанному только что, то может ли отцом военачальника Тамурхана действительно быть…       — Это безумие, я не отрекаюсь от своих слов, но, возможно, ты тоже прав. Безумие можно превратить в величие. — Затем дворф пожал плечами — А если нет, то мой легион будет идти достаточно далеко позади твоих орд, чтобы не разделить их судьбу, если твое безумие обернется глупостью.       Тамурхан сердито хмыкнул и повернулся к остальным, но…       — Я не закончил, Сын Нургла. Ты читаешь букву сделки, да, это так, но не ее дух. Во имя Хашута я пообещал своему повелителю не только дань, рабов и вечную славу, но и осмеять поделки людских инженеров! Чудеса, которыми, как говорят, обладают люди Сигмара, их военные машины, которые, как утверждают некоторые, могут соответствовать шедеврам моего народа. Это была невысказанная часть сделки. Из-за твоего безумного решения исполнить ее будет невозможно. Требуется компенсация. Толпа последователей Темных Богов мигом умолка и на собрание опустилась смертельная тишина. Но Сэйл почувствовал их вспыхнувшее предвкушение кровопролития, как если бы почувствовал дождь, падающий с неба.       — Я хочу, чтобы моя обещанная доля трофеев была утроена.       Тамурхан тут же развернулся, его огрское тело двигалось со скоростью, невозможной для его габаритов.       — Ты не получишь ничего, кроме того, о чем мы уже договорились, ты жадный маленький имп! Заговори со мной таким образом снова, и я добавлю твою гниющую голову к основанию моего трона!       Дражоат стиснул зубы, и предводитель телохранителей Железноклятвеников вытащил свой пистолет. Про себя Сэйл застонал — даже он знал, что нужно быть осторожным при нанесении оскорбления дворфу.       — Напади на меня и накличешь на себя гнев всех Темных Земель, человек. Даже мои злейшие поднимутся, чтобы уничтожить тебя, потому что ни одна из низших рас не может безнаказанно одолеть избранный народ Темного Отца. Пред адским огнем, черным железом и трудом наших бесчисленных рабов, ты и твоя свора будут обречены. Даже если нам потребуется загнать до смерти каждого из рабов, мы сделаем это, чтобы обрушить на тебя возмездие Империи Жарр!       Тамурхан в гневе выхватил свой меч, за ним это сделали и остальные нурглиты, а за ними, с некоторой нерешительностью, последовали и чемпионы других богов.       Сейл, провидец и предатель, мигом осознал, что значил этот момент.       Судьба похода висела на волоске.       Сэйл не сомневалась, что дворф хаоса говорит правду. Он умрет здесь, и его силы, собравшиеся в лагере снаружи, последуют за ним, но они возьмут с собой на тот свет многих из орды Тамурхана. Более того, каждый мужчина и женщина в орде будут заклеймены до конца своих дней. Хотя Дави Жарра ненавидели друг друга с нечеловеческой силой, они разделяли общее чувство превосходства над другими расами. Крупное поражение будет рассматриваться ими как удар по гордости всей их расы. И Сэйл не сомневался, что они узнают об этом, потому что у дворфов хаоса тоже были свои провидцы, и не один раз, во время своих ритуалов, долганский вождь чувствовал невидимое присутствие расчетливых и жестоких разумов, проецировавших себя через царство душ.       Но с другой стороны, если Тамурхан уступит, он покажет себя слабыми и в глазах смертных, и в глазах божеств. Поход провалится из-за распространившегося недовольства и смелых восстаний, в конечном счете орда превратится в тень того, чем она была изначально. Хотя Сэйл, в самых глубоких, самых темных частях своего разума, готовился к падению Тамурхана, даже пытался медленно разжигать инакомыслие, это было слишком рано. Пусть Тамурхан найдет свою славу, чтобы Сэйл мог украсть ее у него, или, в случае неудачи, сократить свои потери, и взять ту славу, какую он сможет.       Вот так и вышло, что именно он, самый коварный и подлый участник похода, вышел вперед, чтобы спасти его, завладев вниманием как лидера дворфов, так и нурглитов. Тот, кто был известен как Безбожник, заговорил, призывая стороны к… миру.       — Я, Сэйл, предлагаю компромисс, если бы вы, Повелитель Личинок, и вы, Пепельный Лорд, желаете его услышать.       Он сразу привлек к себе внимание и гнев обоих. Никто не оценил положительно его вторжение в их противостояние, и Сэйл знал, что в тот момент его жизнь, вероятно, была в большей опасности, чем когда-либо за всю его довольно долгую жизнь.       Это особенно касалось исходящей от Тамурхана угрозы, так как тот уже испытывал глубокую ненависть и недоверие к Сэйлу.       — Говори, змей. Я услышу твои слова, и, если они мне не понравятся, они станут твоими последними.       Сэйл повернулась к Кагану и смело заговорил, потому что только сила слов могла спасти его в этот момент.       — Они вам не понравятся, но вы все равно должны их услышишь, потому что боги обрушатся со всей своей ненавистью на вас, если этот поход развалится под своим собственным весом, как это, похоже, вот-вот случится. — Сэйл вдохнул побольше воздуха и продолжил, ведь то, что он скажет дальше, очень легко могло стать его последними словами. — Требуется компенсация, повелитель чумы. Дражоат — не ваш подданный, как я, он — ваш союзник. Более того, он является необходимым союзником, поскольку чума и мор не могут так легко разрушить стены, как машины Дави. Однако… Сэйл повернулась к Дражоату       — Тройная компенсация, когда никакие услуги еще не были оказаны, является поистине безумием. До сих пор славное воинство моего лорда принесло много пользы Дави Жарру. Именно Тамурхан разбил Черных Орков в Чешуйчатой ​​Дельте, и это был мой славный господин, благодаря которому Дракон Кошмаров, что мучил ваше царство на протяжении веков, был изгнан. Только славу и удачу принес вам мой бессмертный лорд, и вы стоите на пороге получения большей славы, чем любой из ваших соперников мог когда-либо мечтать.       Дражоат, не убежденный, лишь усмехнулся:       — Своими устами ты шипишь лишь бахвальство и ложь, змеиный язык. Все, что было достигнуто благодаря вашим усилиям, могло быть достигнуто и нашими, хотя по общему признанию, менее целесообразными способами. Вы сэкономили нам лишь расходуемые ресурсы, не более того. Излишек, сохраненный в результате причудливого изменения судьбы. Нет. Плевал я на твои жалкие попытки компромисса, я хочу и получу приметаемое мне вознаграждение.       Сэйл почувствовал, что невольно скрипнул зубами. Он недооценил жадность дворфов; даже чемпионы Слаанеша не был так одержимы, как они. Так же он чувствовал пристальный взгляд Тамурхана на себе. Повелитель Чумы уже представлял, как заставит Сэйла страдать за свою наглость.       Тогда вождь Долган решил попробовать другой путь. Если бы жадность была единственным, о чем заботился этот маленький бес, то он обратиться исключительно к жадности.       — Что вы будете делать, если чумной владыка не выплатит вам вознаграждение и не убьет вас здесь и сейчас. — Сэйл спросил экспериментально.       Драгхат посмотрел на него так, словно долган был исключительно глупым ребенком или особо тупым рабом, годного только чтобы стать пищей для адских машин. — Я уйду. Возьми свой легион и вернись в Черную Крепость.       Сайл тут же картинно и провокационно рассмеялся.       — Тогда ты вернешься как нищий, а твое имя станет синонимом глупости для твоего народа — Дражоат зарычал, но Сэйл не дал ему возможности ответить. — То, что предлагает вам чумной лорд, это шанс разграбить новый мир. Примите во внимание, что добыча, которую ты там обретешь, будет совершенно новой для твоего рода, так что любые претензии на отсутствие военной победы над Империей разобьются об доказательства безусловного триумфа.       Сэйл полагал, что это правда, потому что в летописях его народа силы дворфов хаосов редко проходили через его земли, чтобы нанести удар по далекому Катаю. Он предположил, что это работало и обратном направлении.       — Вам дается шанс подать пример в своем темном восхождении, по которому будут следовать другие. Ваши соперники будут проклинать славу, которую вы обретет, и ваш престиж в глазах вашего бога будет расти точно так же, как престиж нашего лорд будет расти в глаза его покровителя. Или — Сайл сделал здесь драматичную паузу — Оставь этот поход из спора по совершенно тривиального вопросу. Уничтожьте сам свой путь к возвышению и славе. Получи гнев своего Темного Отца за то, что отказал ему в праве господства над другим миром. Пусть ваше имя вызывает столько же презрения на вашем языке, как и Унбараки и Ваззок.       Дражоат зарычал, и на мгновение показалось, что дворф кинется на Сэйла. Посох колдуна зловеще засветился в ответ. Затем, через силу и с большой неохотой успокоившись, Дражоат, скрежетнул зубами в знак неохотного согласия. Конечно спор о доле трофеев не закончился, но дворф похоже неохотно признал точку зрения Сали. С гневом лидер Легиона Азога повернулся к Тамурхану.       — Как называется этот… новый мир, на который мы идем, о чумной владыка?       Тамурхан, чьи сузившиеся глаза уставились на Сейла с явным недоверием, долгое время стояли неподвижно. Затем глубоким голосом он произнесении он произнес одно слово, имя, которое будет определять судьбу каждого участника похода с этого момента.       -Азерот.