***
У портала… История имеет свойство повторяться. Как что-то случалось прежде, так оно и случится снова. Снова вторженцы изливались из ворот толпами, их армия превосходила численностью защитников, словно повторяя битву, что произошла тут месяцем ранее. Снова ландшафт, груды камней и крупные обломки огранивали вторженцам возможность использовать численное преимущество, максимально укрепляя положение обороняющихся. Однако на этом сходство между норсами и Кирин-Тором заканчивалось, поскольку норсы ни на йоту не заботились о мире и жаждали битвы словно наркоман — очередную дозу наркотика на который он подсел. Эта жажда только усилилась за прошедший месяц, когда после полного истребления населения острова в потоке насилия норсы впали в самое страшное для них состояние - скуку. Становясь все более беспокойными из бессилия достичь столь желанной славы, которая, как они были уверены, ожидала их за горизонтом, и сокращения припасов, возможности для пополнения которых Расколотый Берег быстро исчерпал, в последние дни северяне стали все чаще устраивать стычки между собой. Они становились все более частыми и жестокими настолько, что лидер экспедиции про себя подсчитал, что если бы такое положение продержалось еще немного, на неделю или две, то число норсов, павших от рук сородичей, превысило бы число тех, кто погиб в битве с магами. Для северян, чтящих культ силы превыше всего, находиться в ситуации, в которой они были бессильны что-либо сделать, было одним из худших, которую они могли вообразить. И появление нового врага стало для них своеобразным спасением от этого. Вместо того, чтобы испытывать боязнь и нерешительность, норсы встретили новоприбывших с пылающей страстью. Жестокие морские налетчики бросились навстречу своим гостям из степей, каждая сторона ревела в виде боевых кличей свои названия для одних и тех же богов. Они сошлись в грохоте столкновения железа, дерева, мускулов и жажды крови. Отбросив всякие понятия тактики и хитрости, развращенные люди из двух разных племенных группировок убивали друг друга с безудержной дикостью. Это была ужасная схватка, потому что, хотя они и служили одним и тем же богам, норсы и кургане всегда видели друг в друге соперников за внимание Темных Богов. Каждый стремился доказать, насколько это возможно, свое превосходство в божественных глазах. И все же стиснутая обстановка на поле боя наказывала обе стороны, поскольку могучее оружие севера не очень-то подходило для ведения боя в подобной ситуации. Более чем один северян неосторожным ударом сокрушил череп своего соседа, а не своего врага, в то время как другие споткнулись и, не сумев устоять не ногах или сразу подняться, были затоптаны. Кургане также имели свои проблемы помимо этих, и несколько новоприбывших в суматохе были убиты в спину своими недругами среди соплеменников, которые в другой обстановке не имели шансов их одолеть. Однако в этой дикой схватке участвовали не только воины. В тылу армии Норски, засев на вершине скалы, Верлки и его шаманы громко распевали слова силы и делали дикие пассы конечностями, собирая энергию для заклинания из тонких ручьев, что были ветрами магии в этом девственном мире, вытекшие из портала за прошедшие недели. Когда напев достиг крещендо, Верлки взял магию, собранную его шабашем и обрушил ее всемогущим заклинанием на ряды курган. Подобно посланного по озеру лягушкой камню, большой магический сгусток, переливающейся всеми цветами энергии радуги, пролетел через сражающиеся массы людей, сначала ударив по рядам норсов, затем, отскакивая, несколько раз по курганам, а затем, в последний раз подпрыгнув, влетел в портал. И повсюду, где заклинание наносило удар, люди кричали, когда их плоть начала искажаться в немыслимых изменениях. У кого-то из тела вырывались новые конечности с ужасными когтями. У кого-то вырастали пучки щупалец. У других из их тел появились еще более странные изменения, вроде вопящих демонических или животных голов. От таких мутаций у большинства затронутых ясность рассудка сгинула в одно мгновение, и они без разбора нападали на себя или своих собратьев, забыв о каких-либо понятиях верности. Третьи мутировала еще дальше, превратившись в грозных Отродий Хаоса, которые своими десятками конечностей учинили ужасное кровопролитие в рядах сражавшихся. То, что немалое число из жертв заклинания стали норсы, Верлки совершенно не беспокоило. Сейчас он был в абсолютной ярости как на курган, так и на своих сородичей. Последние несколько недель он манипулировал участниками экспедиции, разжигая их недовольство и ненависть к Олвиру, ведь колдун Хаоса не забыл о своей клятве отомстить вождю за его угрозы во время битвы и намеревался их осуществить. Финал его работы уже был близко, подготовленное восстание, которое должно было свергнуть старого вождя должно было произойти в момент его долгожданного триумфа — когда члены экспедиции собирались начать погрузку на свежепостроенные корабли. Убийцы из рядов хурсалов уже были завербованы, планы составлены. Все ради того, чтобы Верлки мог взять в тайне главенство над экспедицией для себя. Его враг был бы уничтожен, а Тзинч в такой ситуации не откажет ему в своем благословении! Верлки зарычал; его планы были разрушены, причем не кем-нибудь, а последователями ненавистного ворона! Все еще полный злобы, он резко рявкнул на своих последователей-шаманов, чтобы те направляли ему больше магических ветров. Это было необходимо здесь, ведь несмотря на то, что ветра дули из портала уже больше месяца, магической энергии все еще было так мало, что он словно как будто снова оказался в пустынях Арабии. Требовалось прикладывать просто неприличное количество усилий, чтобы сотворить даже одно простое заклинание! Желая снова вымести свою ярость, Верлки начал сплетать новое заклинание, но затем резко остановился. Он почти физически почувствовал «рывок», когда что-то вырвало часть энергии из той массы, что он собрал для заклинания. Реакция Верлки была практически инстинктивной, он сразу начал осматривать поле боя, понимая, что случившееся значило: здесь был другой колдун. Гипотеза быстро себя подтвердила, когда всего лишь через несколько секунд с неба с ослепительной вспышкой ударила молния, испепелив дюжину норсов в задних рядах сражающихся. «Вот там!» В задних рядах курган, где его соплеменники дали ему свободное место, стоял одетый в богатые доспехи человек, на голове которого был шлем с единственным глазом, светящимся противоестественным светом, посередине забрала. То что это колдун было очевидно даже тому, кто не умел пользоваться дыханием богов, и Верлки не стал тратить время понапрасну, решив воспользоваться ошибкой противника; тот должен был сразу нацелиться на норского колдуна и его шабаш. «Дурак». — подумал старый Норс, ухмыляясь, когда пробормотал последние слога заклинания. Затем, словно лучник, он оттянул руку назад, чтобы затем резко выбросить ее вперед, посылая магическую стрелу в назначенную ей цель. Курганский колдун попытался поспешно сотворить какое-то контрзаклинание, но не успел. Стрела попала ему в грудь и человека охватил ужасающий Огонь Изменения. Верлки с удовлетворением наблюдал за изменениями, происходившими с телом другого смертного, ибо что такое огонь, как не изменение в его естественном состоянии? В конце концов ничто не изменяет мир так быстро, как ревущее пламя. Однако самодовольная ухмылка на лице Верлки быстро исчезла, сменившись недоумением, когда циклопический шлем исчез, сменившись тем, что обычно носят мародеры, а его доспехи пропали, словно их никогда и не было. Глаза колдуна расширились, когда норс понял правду; Доппельгангер! В панике Верлки попытался создать защитные чары, только что на полпути его внезапно прервал удар ураганного ветра, сдувший его и его помощников со скалы, отправив девять северян на встречу камням с десятиметровой высоты. Сейл, вождь долганов, которого очень часто называли «Безбожником», смотрел на свою работу с удовлетворением и немалым презрением. Он ухмыльнулся, обдумывая дело рук провидца норсов. «Дурак». — подумал он про себя. Он позволил своему посоху ярко и зловеще засветиться, и эфирные энергии, что плыли из портала, начали стремительно стекаться к нему, поднимая колдуна в воздух, когда его начала переполнять сила. Осторожный до крайности, он сперва обратил полученную силу в защитные барьеры, ведь несмотря на то, что его видение не указывало на наличие еще во вражеских рядах заклинателей, лишняя предосторожность никогда не помешает. Затем, направляя еще больше ветров магии в свое тело, он ухмыльнулся невероятно недоброжелательной улыбкой, после чего обрушил ненависть Степей на этот мир. Первыми его влияние почувствовали сражающиеся в первом ряду норсы, когда десятки из них спонтанно почувствовали невероятно тяжелое давление на свои плечи, заставляя многих склониться или даже упасть на колени. Пока они изо всех силы пытались побороть иллюзию, кургане не стали ждать, без колебаний и пощады рубя своих ослабевших врагов. Ряды норсов быстро начали приходить в расстройство. Понимая что происходит и видя падением Верлки с его самодельного насеста, Олвир поднес сигнальный рожок к устам, намереваясь отдать приказ охотникам с луками целиться во вражеского колдуна, ведь сейчас это была единственная надежда его достать. Но его действия заметил Сэйл и ухмылка колдуна стала совсем зловредной, ведь он увидел возможность для отличной темной шалости. Стоящий в резерве погонщик мамонта услышал сигнал, приказывающий начать атаку. Он нахмурился, видя множество своих между мамонтом и врагами и недоверчиво посмотрел в сторону Олвира, ведь это должна быть какая-то ошибка. Но он увидел, что вождь дул в свой рожок и зная его беспощадную репутацию, обещавшую самую мучительную казнь за неисполнение приказов, погонщик, с неохотой и вознеся молчаливую молитву богам, чтобы его товарищи внизу догадались уйти с дороги, повел своего массивного зверя вперед, а остальные двое мамонтов последовали за ним. Олвир выругался и выдул еще один сигнал, приказывая наездникам остановиться, только чтобы вперед двинулись и великаны, на их огромных лицах читалась легкая растерянность. В ярости Олвир повернулся к полю битвы, чтобы увидеть, что вражеский колдун сейчас смотрит прямо на него. Поняв, что происходит, вождь спрыгнул со своего насеста вниз и быстро нашел укрытие, надеясь, что его память о том, что такое заклинание для действия требует для волшебника прямой зрительный контакт, его не подводит. Тем времен норсы тщетно пытались остановить наступление курган, которому помогала магия их лидера. Вожаки, не утонувшие еще в омуте жажды крови поняли сложность ситуации и начали выкрикивать приказы своим воинам сформировать стену щитов. Но меркам южан это было самое примитивное построение, которое могут принять войска, однако здесь это было то преимущество, которое норсы имели над своими единоверцами курганами, ведь у последних не хватало дисциплины и координации, чтобы сформировать даже такой строй. Конечно ирония необходимости полагаться на тактику прямо из трактатов тех, кого они считали «слабаками» и «скотом», была полностью потеряна для северян. Строй образовался и атакующие кургане, задержанные необходимость добить тех норсов, что проигнорировали или не успели последовать приказам своих командиров, врезались в него в грохоте ударов мечей и топоров об стену из дерева и метала. Конечно это была атака не слабых южан, а жестоких северян, чьи тела раздувались от мутировавших стальных мышц. Многие щиты были разбиты, а некоторые вырваны из рук норсов, иногда утягивая за собой и своих хозяев, однако строй привел к предполагаемому эффекту, погасив импульс натиска курган. Норсы может даже смогли бы начать оттеснять их назад, но… Внезапно послышались крики, но не спереди, а сзади. Великаны ринулись в атаку, игнорируя множество союзников-норсов между ними и курганами. Они были слишком опьяненные выпивкой, чтобы заботится об этом (хотя сомнительно, что они стали бы, будь они трезвые), так что великаны шли вперед, махая своими дубинками из вырванных деревьев. Норсы в панике ругаясь кинулись в разные стороны, но удача сегодня благоприятствовала не всем и даже сквозь шум битвы были слышен отвратительный звук того, как великаны своими ступнями давят людей. Некоторые, однако, стали бить великанов и их продвижение замедлилось, так как великаны нашли время, чтобы ударить в ответ тех, кто осмелился колоть их острыми предметами. А за великанами нерешительно вели вперед своих животных погонщики мамонтов. Они старались замедлить скорость своих скакунов, чтобы дать их товарищам больше шансов убраться с их пути, но все же продолжали движение вперед. И не смотря на это, все же несколько мародеров, едва увернувшись от ног великанов, не успели убраться с пути мамонтов и были либо раздавлены, либо сметены их хоботами и клыками. Парочку даже съели как закуску перед битвой, ведь под губительным влиянием Хаоса мамонты Севера давно стали плотоядными. Тем временем в тылу, уверенный, что вражеский колдун его больше не видит, Олвир снова подал сигнал, приказывая погонщикам мамонтов отступить, но из-за возросшего шума битвы сигнал уже было едва слышно. Одна погонщик сумел его расслышать и в замешательстве попытался замедлить своего скакуна, но мамонт, уже жаждущий крови, продолжил движение вперед. Не в силах это остановить, Олвир подал другой сигнал, приказывая своими Хускарлам, бронированным в духе Воинов Хаоса Севера воителям, выдвинутся вперед и занять место в образованном монстрами проломе. Сотня элитных воинов, каждый из которых был ветераном десятков жестоких налетов и битв, выдвинулись из резерва в удивительно точной пародии на дисциплину южан. Но конечно, как только схватка дойдет до них, каждый из них будет бороться только ради своей славы и чести. Затем Олвир послал еще один сигнал, приказывая группе людей с особой силой собраться возле него, потому что у вождя было предчувствие, что они ему скоро понадобятся. Тем временем в тылу, на груде лежавших на камнях тел, зашевелился единственный выживший. Слегка застонав из-за нескольких сломанных костей, Верлки, в панике успевший использовать магию, чтобы сделать из своих теперь мертвых помощников спасительную подушку, немного отдышавшись, произнес одно заклинание, сделавшееся его невидимым для любых, кроме самых наблюдательных, глаз. Затем, уверенный в надежности чар, старый колдун начал практически ползком двигаться в сторону кораблей, поскольку мог определить проигранную битву, когда он ее видел. Некоторые норсы, вынужденные сталкиваться с угрозами и спереди, и сзади, взглянули в небеса, молясь об помощи. И небеса дали им свой мрачный издевательский ответ, когда они резко почернели от темных наконечников стрел, которые беззвучно устремились к земле. Многие, кто это увидел, тут же в страхе подняли щиты, в то время как другие в недоумении смотрели на стрелы, не понимая, откуда они там взялись. Стрелы прошли насквозь через таких людей, не причиняя им вреда, в то время как те, кто посчитал их реальными, были буквально разорваны десятками иллюзорных стрел, когда вера жертв заклинания обратила иллюзию в реальность. Что же касается тех, кто изначально не видел стрел и не обратил внимание на предупредительные крики, то залп их совершенно не затронул. В худшем случае они чувствовали слабый дискомфорт, который их разум изо всех сил пытался логически объяснить. Однако вид множества их товарищей, внезапно падающих и кровоточащих от ран, нанесенных без оружия, посеял еще больше паники в их рядах. Худшее, однако, было еще впереди. Голоса сражающихся начали меняться, становясь более хриплыми и гортанными. Поле битвы начало приобретаться неприятный гнилостный запах, когда трупы, обильно устилавшие землю, начали стремительно разлагаться. Стаи мух вырвались из них, присоединяясь к потоку собратьев, струей устремившейся из портала. Вокруг самих врат растения, и без того искаженные магии варпа, за несколько секунд засохли. Портал помутнел, забурлил и начал мерцать, словно врата в ужасе пытались не пустить через себя то, что грядет. По всему полю боя, могучие воины как курган, так и норсов, что за всю жизнь не ведали болезней, начали чувствовать себя больными и слабеющими. Только Сэйл полностью понимал, что происходит. Он поспешно подозвал к себе одного из своих лейтенантов и приказал немедленно отступать, после чего сотворил заклинание Улгу, чтобы создать иллюзорных воинов, которых тут же послал в бой, дабы отвлечь врагов от отступления его долганов, пока те не поймут, что дерутся с галлюцинациями. Во всяком случае колдун был доволен. Он не только добыл для долганов честь первыми пройти через врата, но его племя первым пролило кровь и хорошо себя показало. Без всякого сомнения, это укрепит его авторитет. «Да». подумал он про себя. — «Пусть Повелитель Чумы развлекается. Я получил всю славу, которую хотел.» С шагами, звучащими словно удар грома, из портала полез целый поток огромных огров, чьи тела, от природы устойчивые к мутациям, были ужасно искажены демонической оспой их мерзкого покровителя. В этих монструозных созданиях, с мутировавшими конечностями, испускающими грязную слизь щупальцами и покрытой истекающими гноем язвами зеленоватой кожей уже с трудом можно было узнать тех, кем они когда-то раньше были. Даже Сэйл, после многочисленных встреч с ними, не мог полностью подавить инстинктивное отвращение, а потому не стал с презрением смотреть на тех из его долганов, кого вырвало при их виде. Ряды чумных огров расступились и из врат появилось новое существо, намного превосходящее их в размерах. Если шаги огров можно было сравнить с громом, то каждый шаг этого создания можно было сравнить с землетрясением, так как каждый шаг отображал не только физический вес, но и силу и мощь судьбы. В новый мир явился огромный, похожий на ящерицу, бегемот размером с большой дом, чье тело было раздуто и искажено благословениями его покровителя. Но этот чудовищный жабий дракон был лишь скакуном для сидящего на нем на своем троне-седле огроподобного полководца, чье имя сотрясало один мир и намеревалось сотрясти новый. Тамурхан прибыл. Чумной лорд не стал тратить время на речи, оценку ситуации или осмотр видов другого мира. Он сразу же атаковал. Громоподобные звуки от поступи чумного воинства превратились в подобие заставляющей землю дрожать каменную лавину. Тамурхан и следующие за ним чумные огры прорвались сквозь долганов перед ними, не удосужившись проверить, были ли те, кто оказывался на их пути, настоящими или иллюзиями. Бубеболосу, жабьему дракону и личному скакуну Тамурхана, потребовалось лишь три сотрясающего землю прыжка, чтобы пересечь разделяющее между порталом и рядами норсов расстояния, влетев в боевые порядки сарлов подобно громадному валуну в лес стеклянных статуй. Ряды норсов тут же развалились, словно на них рухнула целая гора. Их мораль, и без того подорванная приближающимися с тыла мамонтами и великанами, а также различной магией, которую на них напустил Сэйл, окончательно рухнула. Многие кинулись бежать, в то время как другие завопили боевые кличи смерти и кинулись в суицидальную атаку, надеясь получить хоть какую-то славу и умереть как истинные норсы, стоя лицом к лицу с врагом. Для Тамурхана это не имело значение, поскольку перед Чумным Лордом тут попросту не было врагов, способных представлять для него угрозу. Массивные секиры и мечи, способные в могучих руках северян легко разрубить человека пополам, попросту отскакивали от чешуи Бубеболоса, в то время как каждый удар когтей или хвоста дракона уничтожал людей дюжинами. Затем, раздражённый этими муравьями, Бубеболос разинул пасть и пустил в ход свое гнилостное дыхание, и попавшие под него несколько десятков норсов успели только вскрикнуть, прежде чем их тела растаяли, словно они были восковыми куклами. И за всем этим вблизи наблюдал Олвир. Он пришел сюда, чтобы вместе с его народом сыскать славы, как истинный лидер собираясь отбросить захватчиков назад через портал. Но старый норс прошел через сотни сражений и ему было очевидно теперь, что битва была проиграна. Невольно он стиснул рукоять топора, который он держал в руках, подавляя бурлящий внутри него гнев, направленный не на врага, а на его собственного покровителя. «Судьба переменчива.» — горько подумал он. Какой смысл поклоняться богу удачи, если он дарует проклятья не реже, чем благословления? По крайне трое других были более благожелательны в своих дарах, если так можно было сказать про богов чистого зла; даже Змей, бог причудливых прихотей, проявлял больше благосклонности своим чемпионам, чем Чар! Там, где дары Тзинча были едва видны на нем, чемпион Нургла буквально сиял подобно зараженному солнцу от благословлений своего покровителя. Норсов, которым не повезло сражаться с ним, кусали ядовитые насекомые, их скручивало от безумного кашля, а их конечности становились слабыми и вялыми от недомоганий. Даже Олвир, стоящий более чем в сотне метров от нурглита, чувствовал, как его охватывают чумные заразы, с которыми старый воин должен был бороться каждой клеткой своего тела. И все же, было ли это взаправду проклятьем, а не шансом, дарованным ему Чаром? Разве боги не всегда благословляют тех, кто проявляет решимость взять нити своей судьбы под свой контроль? Более того, Нургл был главным врагом Чара — на севере это знали даже дети. Если Олвир убьёт вражеского лидера, он как минимум сможет претендовать на славу для своего племени, а возможно даже на самым величайший из даров, который могут даровать боги! Постепенно пораженческие размышления сменились стальной решимостью. У него уже однажды был шанс достичь славы, в Ниппоне, когда лезвие его топора вонзилось в тело по настоящему умелого воина, который, как позже выяснил Олвир, был сыном и наследником правителя той страны. Он не смог тогда его добить, помешали телохранители наследника, а потому оборвалось его восхождение к славе, оставив его как одного из мелких вождей какого-то из бессчётных племен, живших под тенью Богов Хаоса. Он упустил тогда свой шанс, но он не упустит его сейчас! Среди какофонии и хаоса бегущих, сражающихся и умирающих Олвир выдул из своего рожка два последних приказа. Первым был приказ его людям отступать к кораблям, приказ, которому, он сомневался, сумеет последовать и половина, либо по тому что они слишком паникуют, чтобы обратить на него внимание, либо же они смирились со своей смертью воина и были полны решимости закончить свой жизненный путь здесь и сейчас. Второй приказ был для группы из тридцати его товарищей, которые конечно же его услышат благодаря своему обостренному слуху. Тем временем великаны и мамонты, пройдя через толпу норсов, наконец-то достигли врага, с которым они должны были сражаться. Великаны атаковали первыми и их атака пробила строй чумных огров точно также, как и огры до этого разметали строй норсов. Великаны теперь действовали куда более жестоко, чем раньше, их алкогольное опьянение развеялось и на ее место пришла ненависть. Хотя великаны не могли объяснить ее причину, но эта ненависть была инстинктивной, взращенной за тысячелетия с того момента истории, когда одна древняя цивилизация пожрала другую, более древнею и великую. Бубеболоса атаковал самый смелый, который тщетно попытался ударом сбоку перевернуть дракона, пока огры отбежали подальше, давая своему господину место для схватки. Скакун Тамурхана выдержал удар, потому что хотя он и был раза в четыре ниже великана, но его вес превышал в несколько раз вес его противника. Затем зверь атаковал в ответ, его челюсть сомкнулась на колене великана и, благодаря его гнилостному дыханию и мощи челюстей, тут же перекусили его. Великан взвыл, но успел в качестве мести обрушить свой кулак на голову дракона, когда падал. Тем временем Сэйл заметил приближение мамонтов и усмехнулся. По сравнению с теми, что принадлежали его племени, они были жалкими, менее крупными, небронированными и гораздо менее агрессивными. Тем не менее, они все равно были мамонтами и даже такие жалкие особи могли послужить долганам либо для разведения, либо в качестве боевых животных. Единственной проблемой были чумные огры, которые накинулись на мамонтов с дикой ярость. Разъеденные ржавчиной секиры замелькали, когда огры рубили ноги мамонтов, словно те были толстыми стволами деревьев или даже рвали их зубами в приступе безумного голода. Сэйл уже привел к выводу, что один мамонт уже был слишком ранен, чтобы его можно было спасти, что оставляло ему только двух в качестве возможного трофея. Нахмурились, Сэйл подозвал одного из своих многочисленных лейтенантов, который тут же склонился перед своим вождём. Его имя не имело значения, так как Сэйл редко удосуживался узнавать имена тех, кого он постоянно заменял посредством незаметных интриг в качестве меры против возможных заговоров и предательств. Сэйл велел безымянному человеку взять пару разведчиков и быть готовым убить погонщиков на мамонтах, как только он использовал свое колдовство, чтобы усыпить громадных зверей. Теперь надо было что-то сделать с ограми. Действовать необходимо было незаметно, так как если Тамурхан заметит, что Сэйл делает что-то с его любимыми питомцами, он просто убъет ненавистного ему колдуна на месте, получив должный повод. А у Сэйла уже были достаточно проблем после разгрома в Аштаире. Вождь долганов бросил взгляд в сторону чумного лорда. К его удачи, Тамурхан был занят своим боем и не особо обращал внимание, что происходит вокруг. Великан наконец-то застыл под огромным жабьим драконом, который своим разлагающим дыханием растопил ему горло. Довольный этой победой, чумной монстр задрал голову вверх и проревел в триумфе, после чего двинулся к следующему великану. Сейл тоже почувствовал некоторое удовлетворение, потому что смерть великана дала ему идею где найти идеальный инструмент, чтобы отвлечь огров. Огры были по природе прожорливыми существами, а чумные огры особенно. Весь их разум подчинялся этому чувству, который бросал вызов прожорливости даже самым голодным из людей, поскольку аппетит огра никогда не мог быть по-настоящему удовлетворен. Несомненно, они уже пускали слюни от перспективы после той битвы попировать мясом убитых ими зверей. Однако, если последнего великана наполнить магией теней и при помощи нее создать иллюзию, которая усилит его и без того острый аромат в десять раз, то… Сэйл усмехнулся под шлемом, когда чумные огры отвлеклись от мамонтов и кинулись на великана всей ордой, начав буквально разрывать его на части, несмотря на отчаянное сопротивление последнего. Тамурхан также не обращал внимания на действия его телохранителей, собираясь убить другого великана, чья спина была повернута к нему, пока он сосредоточился на избиении какого-то особо неудачливого огра. Бубеболос набросился на него и придавил к земле, после чего, несмотря на попытки великана вырваться из-под придовившего его дракона, который, вероятно, весил в несколько раза больше чем он, великий жабий дракон начал вяло вгрызаться в спину своей жертве, неспешно отрывая и пожирая куски мяса. Казалось, ни зверь, ни хозяин не спешили, так как они, как и Сэйл, видели, что битва уже была выиграна. Затем глаза Сэйла слегка расширились, когда он заметил своим магическим зрением, как две дюжины, или около того, человек с силой судьбы чуть выше средней пробираются сквозь ряды предавшихся чревоугодию огров, намереваясь напасть на самую ценную здесь добычу. Сэйл повернулся назад к мамонтам, уверенный, что чумной лорд сам сможет справится с такой засадой, а потому не видящий необходимости предупреждать Тамурхана. Ну, а если чемпион Нургла не сможет… Сэйл лишь пожал плечами. Боги отдавали предпочтение сильным и хитрым, и если силы Тамурхана окажется недостаточно, чтобы вести орду, то Сейл был уверен, что с его хитростью он справится с этой задачей… Именно в это мгновение скинвульфы и атаковали со всех сторон, их когтистые лапы были нацелены на сухожилия в задней части ног жабьего дракона. Бубеболос взревел от ярости и боли и тщетно попытался отбиться от нападавших, но из-за внезапности атаки понятия не имел, с кого начать. Тамурхан ругнулся и напрасно позвал к себе своих телохранителей. Дракон шатко покачнулся, а затем рухнул на брюхо, в процессе падения раздавив одного неосторожного скинвульфа, который не убраться подальше. Огры все ещё предлагались чревоугодию, однако падение дракона было достаточно громким, чтобы отвлечь от пиршества некоторых из них. Этим громилам хватило одного взгляда на происходящее, чтобы жажда плоти сменилась беспокойством за свои жизни, ведь они понимали, что если их Тиран погибнет, то все их племя будет перебито озлобленными северянами. Рыча, эти огры начали отталкивать от мяса своих товарищей, указывая впавшим в замешательство от такого обжорам на скинвульфов. Бубеболос может и был обездвижен, но из боя не выбыл. Его длинный язык — почти десятиметровое щупальце — неожиданно выстрелил из его пасти и обернулся вокруг одного из оборотней. Затем, прежде чем человек-зверь успел отреагировать и попытаться освободиться, язык скользнул назад, утаскивая кричащего скинвульфа к его гибели. Остальные скинвульфы продолжали рвать бока жабьего дракона, заставляя того шипеть от боли, совершенно не обращая внимания на его наездника. В отличии от Олвира. В то время как большинство скинвульфов в битве полностью теряли свое «я», уступая внутреннему зверю, лишаясь рациональности и даже человечности, какая у них осталась, стоило только крови начала течь, он был одним из немногих, кто контролировал зверя внутри себя, укоротив его подобно тому, как всадник украшал своего коня. Конечно, он все еще мог потерять контроль если зверь внутри не будет насыщен, но старый ветеран намеревался накормить его сидящем на троне-седле избранником Нургла. Оборотень хорошенько разбежался и одним прыжком оказавшись на спине Бубеболоса, кинулся на его наездника. Чемпион Нургла, хотя и был пойман врасплох, тут же отшвырнул скинвульфа назад, используя свою огромную физическую силу, но не ранее, чем Олвир успел нанести ему удар в челюсть, разорвав ее своими когтями. Тамурхан пошатнулся, однако никак на это не отреагировал и Олвир достал из-за спины свой топор, который он туда засунул, чтобы не потерять случайно во время прыжка. Тем временем чумные огры — или точнее те, кто отвлеклись от пожирания великана — добрались до скинвульфов. Те, кто додумался при этом взять с собой оружие — а многие бросили его во время еды — начали рубить и бить им людей-волков, на что те ответили с невероятной свирепостью. Те же, кто в спешке забыл про него, пытались голыми руками поймать и повалить оборотней на землю, что было опасной идеей, так как делало их полностью открытыми для когтей и челюстей скинвульфов. Олвир испытывал эйфоричное чувство триумфа и надежда снова вспыхнула внутри него. Это был величайший момент в его жизни, он ощущал на себе внимание самих богов! Вождь мародеров высоко поднял свой большой топор, а затем, с торжествующим ревом опустил его на врага, и в этом движении нити судьбы, струны, которые вели его всю его жизнь, были разорваны. Черная секира Тамурхана поднялась на встречу со скоростью лучших мастеров меча из далёкого Ниппона и встретила топор норса лоб в лоб. И топор вождя разлетелся на осколки, подобно мечтам при столкновении с реальностью. Олвир с ошеломленным недоверием уставился на обломок своего оружия в его руке. Почему Чар позволил ему зайти так далеко, чтобы оставить его в последний момент? Дуэль закончилась не топором или когтем, а грубым физическим ударом. Свободной рукой Тамурхан обрушил свой огромный кулак на череп оборотня. Сила удара была такова, что голова Олвира лопнула словно перезревший фрукт и его, теперь безголовое, тело бесцеремонно было сброшено следующим движением Тамурхана со спины Бубеболоса.***
На этом сага о Второй Битве у Замороженного Портала и закончилась. Поток вторженцев из портала становился все полноводнее, а оставшиеся норсы, а точнее та их часть, что не желала еще умирать, бежали к побережью, где стояли недавно достроенные корабли, надеясь сбежать на них. Увы, когда они достигли берега, многие упали на колени и закричали в отчаянии, поняв, что их ждет только гибель. Верлки успел добраться до кораблей первым и собрав достаточно экипажей для нескольких кораблей, отплыл, предав при этом огню остальные, как в жесте мести соплеменикам, так и чтобы гарантировать, что за ним не будет погони. То, что он обрекал этим на смерть сотни своих сородичей совершенно не беспокоило колдуна, который смотрел на них только как на инструменты для продвижения вверх своих повелителей и не более того. Они были пешками на шахматной доске, которые приносились в жертву, когда нужно было сохранить более сильные фигуры, и отбрасывались в сторону, когда игра была выиграна. Некоторые норсы, самые отчаянные из отчаявшихся, кинулись в воду, надеясь переплыть пролив; трудная задача, поскольку оба острова разделяло порядка двадцати миль воды. Остальные подняли свое оружие и повернулись в сторону врага, ожидая прибытие курган, дабы встретить свою судьбу. В лучшем случае их насильственно заставят вступить в чумные ряды последователей Нургла. В худшем нурглиты их поработят и принесут в жертву своему зловещему богу. И хотя норсы любили утверждать, что они ближе всех к Богам Хаоса, чем кто-либо еще в мире, они не особо горели желания с ними встречаться лично. Единственным третьим вариантом было сражаться, хотя они все понимали, что сейчас хотя бы для пировой победы им потребуется божественное вмешательство. И боги вмешиваться не стали.***
Из самого темного места острова Повелитель Теней наблюдал за вторжением нурглитов со смесью удовлетворения и опасения. Его план подорвать планы Тзинча сработали лучше, чем он рассчитывал, потому в Азерот был привлечен не просто один из Темной Четверки, а сам Нургл, злейший соперник Тзинча. Несомненно, что с разгромом экспедиции сарлов непостоянные планы Повелителя Судьбы будут отброшены на какое-то время, что давало Бе’лакору ценное время, чтобы исследовать и подчинить этот мир себе, не будучи задушенным паутиной интриг Тзинча. Однако когда день сменился ночью, а ночь сменилась днем, а затем ночь снова наступила, а изливающихся из портала полноводный поток смертных миньонов Нургла не показывал хоть каких-то признаков истощения, у Бе’лакора начали возникать подозрения, что его план сработал не совсем так, как он рассчитывал. Орда, что заполняла собой остров, была предназначена для завоевания народов и разрушения царств, а не для набегов и грабежа. С такой силой невозможно было действовать тонко! И только когда Бе’лакор крайне осторожно, чтобы не выдать себя богам, пригляделся к лидеру орды, он понял, насколько глубока была его ошибка. Тамурхан, Повелитель Личинок, был не просто могущественным лордом Пустошей Хаоса, поклявшегося в лояльности Властелину Мух. Он был одним из сильнейших чемпионов Нургла и для Демон Принца это было знаком того, что Нургл не собирался просто немного прогуляться по Азероту, посмотрев что другой мир может предложить; он намеревался претендовать на эти земли подобно тому, как чума претендует на зараженный ею организм. Часы тикали и теперь был только вопрос времени, прежде чем нации Азерота обнаружат вторжение. Демон Принц прекратил дезинформирующую связь с Кирин-Тором и той же ночью покинул остров. За эти недели он поглотил более достаточно магии, изливающейся из портала, чтобы поддерживать в этом мире свою сущность в течении пары месяцев при условии, что он будет экономить энергию. Кроме того, у Бе’лакор было предчувствие, что Ветра Магии скоро задуют, как шторм, по всей планете.***
Демон Принц был не единственным, кто покинул остров на вторую ночь. Драк’тул тоже все это видел. Когда начался бой, он наколдовал глаз Гул’дана и отправил его повиснуть в сотнях метров над битвой. Он наблюдал за тем, как странные захватчики, которые разорили остров, в свою очередь тоже были истреблены новыми вторженцами. Эти новички также пахли схожей зловещей магией, как и те, кого они перебили. Тем не менее, запах несколько отличался. Теперь он напоминал ему о болезни и смерти. Бесконечным потоком легион за легионом выходил из портала в течение следующих нескольких дней, каждый час принося с собой новые ужас. Из глубин врат пришли люди, чья омерзительная внешность была за пределами описаний; огромные, похожие на Эттинов гиганты, закованные в черную броню; могучие животные, схожие с дренейскими элекками, но при этом высотой с гронна; рыцари в ржавой броне и ужасы из зияющих ртов и кустов щупалец. Казалось что это никогда не закончится, даже когда поток искаженных демонами людей сменился дисциплинированными полками дворфов, которые, казалось, излучали еще большую злобу, чем люди и монстры, что шли перед ними. Они тащили за собой целые поезда массивной артиллерии, которая была закована в цепи, и через Око Гул’дана Драк’тул мог видеть, что массивные орудия разрушения двигались сами по себе, без помощи тягловых животных. Видения оставили отшельника с большим количеством вопросов, чем ответов. Как эти люди и дворфы были искажены? Почему они вторгались в свой мир из портала? Какие еще ужасы скрываются за этими вратами? Не имея ответов на эти вопросы, Драк’тул был уверен только в двух вещах. Во-первых, такими темпами эта орда скоро займет собой каждый клочок острова. Он не сможет больше спрятаться в тенях, как он делал это ранее, и уж точно не сможет отбиться от такого количества врагов. Во-вторых, необходимо было предупредить правителей мира, и, хотя Драк’тул ненавидел идею прекратить свое отшельничество, это казалось единственным выходом в данной ситуации. Старый отшельник знал, что этот вариант был почти таким же плохим, как и вариант остаться здесь и быть убитым ордой вторженцев, поскольку он ничего не знал о нынешнем положении в мире, кто там сейчас и где правил, или даже о судьбе своего народа. И даже если орков не истребили, был крайне высок шанс, что они убьют Драк’тула, поскольку он был членом ненавистного всеми клана Бушующего Шторма и учеником самого Гул’дана! Тем не менее, насколько было известно чернокнижнику, в живых не осталось никого, кто мог бы послать предупреждение. Таким образом, с большим неохотой, Драк’тул достал из своего укрытия старую лодку и отплыл в ту же ночь в незнакомый ему мир.***
Удовлетворение, которое Тамурхан почувствовал от победы над последователями Тзинча, было крайне недолгим. Многие из норсов предпочли сражаться насмерть, а не сдаваться, а это значило, что чумного воинства было меньше потенциальных душ для жертвоприношения Нурглу после победы. Но это был лишь мелкое неудобство перед той бездной неприятных сюрпризов, которых преподнёс Тамурхану новый мир. Каждая новая проблема оказывалась столь критичной и неразрешимой, что все глубже загоняла Кагана в отчаяние и ярость. Корабли, построенные норсами, и являющиеся единственным способом покинуть каменистый остров, были сожжены. Фуражиры не смогли найти на острове пищу. Сам остров пропах присутствием Тзинча, бога, которому поклонялся самый ненавистный из его братьев. После осознания всей ситуации Тамурхан впал в самую черную ярость, так как путь к его мечте оказался перегорожен препятствием, которое он не мог самостоятельно преодолеть. Даже в другом теле чумному лорду было бы сложно совладать со своим гневом в подобном положении, а так как текущее тело принадлежало огру, Каган быстро узнал, что ему все сложнее становится удерживать самоконтроль над эмоциональными вспышками гнева. Вскоре представители других племен, составлявших часть его орды, начали бояться взаимодействовать с ним, так как Тамурхан начал попросту убивать приносивших ему плохие новости гонцов, а других новостей они в эти дни принести попросту не могли. И действительно, его массивная юрта приобрела зловонный запах разлагающихся мертвых тел… ну или точнее просто стала пахнуть им чуточку сильнее. Пошли слухи, что даже телохранители Кагана начали бояться стоять в присутствии своего господина и несли теперь стражу снаружи, а не внутри. Замершая на месте орда впала в напряженный застой, и между различными бандами и племенами начались мелкие стычки. Эти потасовки были лишь прелюдией к тому, что должно было начаться, когда съестные припасы, пополненные трупами норсов, закончатся и начнется голод. Если положения не изменить, то насчитывающая более ста тысяч воинов орда Тамурхана падет, и не благодаря армиям врагов или божественной магии, а из-за пустоты своих желудков. Сам Каган, не имея возможности переправиться через пролив или повернуть назад, так как это означало бы отказ от своей судьбы и дарованной его божественным покровителем миссии, начал одновременно умолять и проклинать небеса, равнозначно молясь и требуя спасения. Спасение пришло, хотя и не с небес, а от существ, на которых Тамурхан смотрел свысока, как в прямом, так и в переносном смысле. Это был Дражоат Пепельный, властелин Черной Крепости, кто придумал выход из грозящей гибелью всего похода положения. В тот день, когда ярость Тамурхана была наичернейшей, он прибыл в его юрту, окруженный тремя телохранителями из Железноклятвеников. Когда массивное тело Тамурхана в гневе поднялось со своего трона, дворф Хаоса обратился к нему со спокойным и уверенным тоном, каким говорил всегда о любом темном деле, обещающего ему какую-то выгоду. Дворф говорил не о проблемах, в отличии от предыдущих визитеров, чьи остатки сейчас гнили на земляном полу юрты. Перед превышающим его ростом в четыре раза, даже в его полном облачении пророка Хашута, человеком-огром Дражоат стоял спокойно и говорил о спасении. — Тысячи лет назад Темный Отец даровал моему народу господство над землей и власть что мы получили, такова, что наши ложные родичи не смогут с нею сравниться до скончания времен. Вся лава, что течет в жилах нашего или этого мира покоряется любым нашим приказам, которые мы возжелаем отдать ей, будь то испепеление наших врагов или формирование поверхности. Благодаря этому мы меняем мир, делая его с каждым годом все более подобным Темным Землям. Дражоат смотрел прямо, не отводя взгляд, в полные ненависти, но теперь обладающие искрой интереса глаза Тамурхана. — Дай мне то, что мне нужно, и клянусь, что за не более чем две недели я построю мост, который соединит этот остров с материком. Каган обдумал сказанное, но недолго. — Что ж, я внимаю, дворф. Скажи мне, чего ты хочешь, и если ты молвил правду, ты получишь мою милость. Тамурхан не стал говорить о том, что произойдет, если дворф соврал, но оно и так было понятно. Дражоат ухмыльнулся — Рабы для жертвоприношения. У меня их слишком мало для выполнения такой задачи. Мне нужен каждый мужчина и женщина, взятые в плен из армии, что мы победили. С ними у меня будет достаточно необходимого для ритуала топлива. Тамурхан кивнул самому себе, хотя и с неохотой. Да, ему не нравилась идея отдавать еще больше рабов дворфам Хаоса, так как эти жадные черти и так выторговали себе удвоенную, в сравнении с другими группировками орды, долю трофеев, но раз сейчас это было ради цели, а не просто из алчности… — И я хочу, чтобы моя доля трофеев была учетверена. Пребывающий все последние дни в крайне плохом расположении духа из-за непрерывного потока плохих новостей и взбешенный нахождением в положении, где он не мог сам что-либо изменить, а теперь столкнувшийся с неприкрытым вымогательством со стороны своего «союзника», Тамурхан наконец-то дал волю своему накопленному гневу. Он просто молча поднял и обрушил свой черный топор на стоящего перед ним обозревшего от наглости мелкого беса. Один из Железноклятвеников тут же ловко вскочил перед своим господином и блокировал удар своей огненной глефой, остановив удар лишь в нескольких сантиметрах над головой взирающего на это бесстрастно Дражоата. Однако не зря Тамурхан считался одним из самых могущественных чемпионов во всех Пустошах Хаоса. Взревев, чем привлек внимание свои телохранителей, тут же вломившихся в юрту, нурглит мигом нанес второй удар и разрубил адскую глефу, а так же следом вспорол панцирь дворфа-телохранителя в области живота. Удивительно, но Железноклятвеник не только не издал и звука, но и даже не упал, а просто прикрыл рану одной рукой, чтобы внутренности не выпали, а другой достал запасной короткий меч. И за всех этим молча и все так же бесстрастно наблюдал Дражоат, его глаза-бусинки даже не посмотрели на направленное на него и его охранников оружие десятка нурглитов-телохранителей. Тамурхан же молчать не собирался: — ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО МОЖЕШЬ ТРЕБОВАТЬ ЧТО-ТО С МЕНЯ?! ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ Я ТЫСЯЧИ ЖИВЬЕМ ХОРОНИЛ ВАШЕ ГАДКОЕ ПЛЕМЯ, А ЕЩЕ ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ СВОИМИ РУКАМИ ОТПРАВИЛ В ЗЕМЛЮ МЕРТВЫМИ! СОТНИ ТЫСЯЧ Я ПОМОГ ПОХОРОНИТЬ СВОЕМУ ОТЦУ, КОГДА МЫ ЕДВА НЕ СРАВНЯЛИ С ЗЕМЛЕЙ ТУ ГНИЛУЮ ЯЗВУ, ЧТО ВЫ ЗОВЕТЕ СВОЕЙ СТОЛИЦЕЙ! ТАК ЧТО ПАДИ НА КОЛЕНИ, ИЛИ ПОКЛОНИСЬ, С ТВОИМ РОСТОМ ЭТО НЕВАЖНО, А ЗАТЕМ ПРОВАЛИВАЙ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СДЕЛАТЬ ЕЩЕ ОДИН ЗЛОВОННЫЙ ВДОХ! Дражоат продолжал молчать, его взгляд не отрывался от перекошенного от ненависти лица Тамурхана. Мысленные шестеренки повернулись в его голове, когда Тамурхан фактически подтвердил теорию, в которую верили ученные мужи Жарра, о том кто он есть. Что ж, когда он вернется назад в Черную Крепость, он лично добьётся того, чтобы имя Тамурхана было записано в Жарр-Крон, Книгу Огня, куда записывались имена худших обидчиков расы дворфов Хаоса. Но это позже. Сейчас было время для прибыльной сделки. — Ты и твои рабы могут убить меня, владыка чумы, хотя я и мои телохранители успеем пролить твою кровь и кровь твоих шавок. Но в итоге, как бы ты не убил меня, ты будешь страдать сильнее. Твоя орда передохнет от голода, твое последователи бросят тебя, твой бог проклянет тебя. Путь к славе и судьбе будет навечно закрыт для тебя и в этом, и в нашем мире. Если каким-то божественным чудом ты сумеешь уцелеть в крахе твоей армии, то на тебя будут охотится все твои оставшиеся дни, потому что я знаю, человек, что мой бог наблюдает, и поверь мне, чумной лорд, он гораздо более неумолим и жесток, чем ты можешь себе представить. Так что… — дворф слегка наклонился вперед, продолжая спокойно смотреть в мертвые глаза Тамурхана. - …убей меня если посмеешь. Убей меня и будь проклят! На мгновение казалось, что чумной лорд именно это и сделает. Его черный топор дернулся, нацелившись словно по своей воле на дворфа. Но глубоко в глубине разума Тамурхана логика и мечты о славе восстали против его ярости. Борьба была яростной, но в конечном итоге желание чумного владыки достичь своей судьбы потушило гнев, заставив его снова гореть холодным пламенем, хотя про себя он поклялся отомстить дворфам и Дражоату самым страшным образом за это оскорбление, как только цель похода будет достигнута. — Я принимаю твои требования, пепельный дворф, и ожидаю, что ты немедленно приступишь к выполнению своей работы. Провалишь ее и я лично скормлю тебя по куску каждой из твоих адских машин. Сказав это, чумной огр отвернулся, не желая больше разговаривать с этим отвратительным существом. К его сожалению, дворф Хаоса не разделял это желание. — Ты не только согласишься с моими требованиями касательно увеличение доли трофеев. Ты также отплатишь за оскорбление моего рода, за свои угрозы и компенсируешь стоимость обучения телохранителя, которого ты убил, предоставив соответствующее количество золота и рабов. Тамурхан повернулся в полном замешательстве из-за последнего утверждения; он ведь никого сейчас не убил…*BANG*
Тамурхан моргнул, когда раненый телохранитель молча рухнул на пол, в его шлеме образовалась дыра от выстрела в упор, произведенного его бывшим хозяином. Пистолет еще дымился, когда Дражоат спокойно убрал его назад в кобуру. Пророк Хашута спокойно посмотрел на пребывающего в замешательстве чемпиона Нургла и тут же с готовностью объяснился: — Бесполезно цепляться за испорченный товар. Он был дрянным телохранителем, ведь истинный дворф никогда не позволит так легко привести в негодность свое снаряжение и оружие.***
Раз сделка, к великому недовольству Тамурхана, была заключена, то дворф Хаоса был обязан ее исполнить. В самый темный час ночи он собрал своих подчиненных в особый ритуальный круг, в котором восемь демонических кузнецов-учеников окружили четырех полноправных демонических кузнецов, которые в свою очередь собирали и направляли всю энергию стоящему в центре Дражоату. Вне круга зловещая Адская Стража тащила вопящих рабов к залитым расплавленным железом и медью ямам и скидывали их туда живьем. Это была жестокая и медленная смерть, потому несчастные не тонули, как это было принято представлять в других культурах, а плавились и горели на поверхности. Многие пытались выбраться, только чтобы быть молчаливые стражи сталкивали их назад своим оружием. Дражоат и его клика начали распевать свучные слова силы, которые эхом разносились по всему острову и многие из этих слов перекликались с теми, что были сказаны в те далекие времена, когда первый Колдун-Пророк дал свою первую клятву Темному Отцу. Медленно, лава начала подниматься со дна моря, сначала в виде небольших кусках, а затем ударила целыми гейзерами. Элементали земли закричали от мучений, когда их вытягивали наверх, в то время как элементали огня взревели от ярости, когда их насильственно порабощали. Их крики эхом донеслись до самого Водоворота, где разбудили одного смертного шамана, который теперь беспокойно ломал голову над источником этого нового волнения. Дворфы Хаоса не знали о боли, которую они причиняли этим живым существам, да он бы и на каплю не придали этому значения, узнай они об этом. Для Дави Жарр значение имела лишь прибыль, слава и клятвы, а не чужие муки и страдания. Когда четверо и один работали над тем, чтобы поднимать лаву, демонически кузнецы-ученики использовали секретные кузнечные приемы дворфов Хаоса, чтобы придавать ей необходимую форму, охлаждать и укреплять. На следующий день дворфы с удовольствием наблюдали, как глаза Тамурхана, каждое размером с яблоко, расширились от нескрываемого удивления, при лицезрении построенного за ночь первого километра моста. Каким бы большим не был скептицизм и обида повелителя хаоса, они тут же испарились при виде явного успеха и осуществляемости обещанного спасения. Так что он с большим удовольствием приказал, чтобы все рабы-норсы, что еще не приняли Нургла, были связаны и отданы на подпитку ритуала Дражоата. Гораздо больше бы предпочло Дедушку вместо выбора сожжения живьем, но Тамурхану сейчас нуждался в жертвах, а не в войсках, так что возможности выбирать им не предложили. Многие пытались убежать или сопротивляться, когда их судьба стала им очевидна, но это было бесполезно. Однако, без ведома Тамурхана, Дражоат столкнулся с проблемами. Ветра Магии, что были в этом мире, были еще очень слабы и требовали извлечения непосредственно из портала, что требовало просто феноменальных, серьезно превышающих изначальные расчеты, сил. Хуже того, сама земля сопротивлялась манипуляциям со стороны дворфов Хаоса и требовались дополнительные усилия, чтобы покроить ее, хотя дворфы все еще не осознавали ее разумность. Для них это просто означало, что требуется больше топлива для жертвоприношений и больше усилий, но после того, как ему пришлось заменить двух демонических кузнецов-учеников, так как их предшественники превратились в камень, потеряв контроль над своей магией, Дражоат неохотно признал, что ему придется рассказать о своей проблеем Тамурхану. Ему требовалось больше еще жертв, чем было норсов. Затем последовала еще одна напряженная встреча, в ходе которой обе стороны обменивались оскорблениями и выдвигали друг другу обвинения разной степени оскорбительности. Тем не менее, Повелитель Личинок не мог отрицать видимый прогресс Дражоата в его работе, поскольку мост, шириной в сто метров, пересекал пролив уже более, чем наполовину. Других вариантов у него все еще небыло, так что с некоторым нежеланием, Тамурхан все же уступил потребностям дворфа, при этом согласовав сокращение доли трофеев до троекратного размера, а также того, что тот отправит в жертвенные ямы часть своих хобгоблинов. Проблема, конечно, заключалась в том, чтобы выбрать, чем пожертвовать. Поначалу решение было достаточно простым и очевидным: Тамурхан потребовал от всех своих подданных, как нурглитов, так и не нурглитов, выбрать и отдать в жертвы своих самым слабых членов. Этот приказ был выполнен без особых проблем, поскольку каждое племя и банда Хаоса почитало сильнейших и презирало тех, кто был самым слабым звеном. Если не в качестве жертв, то таких проклятых людей регулярно подвергали насмешкам и издевкам, редко отличимых от пыток, убивали от скуки или даже использовали в качестве еды в трудные времена. Проблема возникла когда этих людей не осталось и Великому Кагану пришлось задуматься о политических последствий того, кого он выберет принести в жертву следующим. Если он пожертвует слишком большим количеством нурглитов, то это навлечет гнев его божественного покровителя. Если же он будет проявлять дискриминацию по отношению последователей других богов, которые составляли почти половину его армии, это вызвало неоправданное недоверие, возможно дезертирство и формирования фракций смутьянов, которые и без того уже были в его армии. Больше всего Тамурхан хотел отправить в ямы долганов Сэйла, в котором чумной лорд видел те же коварные черты, что и у самого ненавистного из его братьев, а так же (совершенно верно) подозревал, что долганы были ответственны за большую часть проблем, происходящих в лагере орды. Но все же выступать против наездниках на мамонтах было чревато открытой враждой с третьей по силе, после его собственных нурглитов и дворфов Хаоса, группировкой его армии. Хуже того, Сэйл был колдуном, известного тонкостями своих способностей, а потому без сомнения, способного при желании саботировать ритуал Дави Жарра. На самом деле Тамурхан был удивлен, что он этого еще не сделал просто из зловредности. Вместо этого Тамурхан решил принести в жертву тех, кто, как он знал, были связаны с долганами, чтобы сделать из них пример другим племенам и бандам что будет за попытки раскола в его орде. К несчастью для него, Сэйл быстро сообразил, в чем замысел Повелителя Личинок, а потому применил свою ворожбу, одурманив и направив эмиссаров к тем группа не-нурглитов, то еще или не присоединились к его фракции или были хоть сколько-то верны лидеру орды. Разозленные, но вынужденные подчиниться требованиям, эти группировки стали проявлять недовольство. Некоторые мелкие отряды, боясь, что они следующие на очереди стать жертвами для ритуала дворфов Хаоса, дезертировали, бежав назад в свой мир через портал. Получив постоянный поток рабов для жертвоприношения, Дражоат подтолкнул своих колдунов сперва до их предела, а затем и за него, ведь он дал клятву построить мост за двухнедельный срок и он его выполнит, плевать какие расходы при этом будут. Погибло еще четыре ученика, один из которых полностью обратился в каменную статую, его глаза немигающе смотрели в вечной агонии. Адские стражи избавили беднягу от страданий, скинув его в лавовую яму. Дражоата ни каплю не заботили их смерти, самое главное чтобы строительство продолжалось без перерыва и с постоянным темпом. Так что когда один из старших адских кузнецов предложил замедлить постройку, чтобы дать время обучить учеников лучше, сократив тем самым потери среди них, Дражоат просто спихнул его в жертвенную яму, и эти жертва дала больше топлива, чем обычные рабы. После этого остальные адские кузнецы выражали свое недовольство только в виде ненавистного молчания, хотя все они приобрели больше камня на своих телах, ведь это была плата, которые колдуны дворфов платили за ошибки в использовании магии. Однако, в конце концов, заплаченная цена того стоила, по крайней мере для измученного ритуалом Дражоата, потому что постройка моста была завершена за час до окончания оговоренного срока. Крайне обрадованный этим Тамурхан тут же собрал свое воинство и на следующий же день пересек его, довольный тем, что мост был прочным и в конце не упирался в прибрежные скалы, а плавно поднимался вверх, к самой вершине обрыва. Зная дворфов, они могли бы попробовать стрясти с него плату за достройку моста, мотивируя это тем, что договор касался только постройки моста через пролив. Размер его армии и союзных контингентов был настолько велик, что для переправы всей его более стотысячной орды потребовался почти целый день, за исключением дворфов Хаоса, оставивших небольшой отряд следить за базой возле портала. Со времен Войн Древних, когда миллионы демонов вторглись в этот мир, эти земли не ведали подобного вторжения. Зеленые леса южного Сурамара, деревья, не ведавшие порчи в течении десяти тысячелетий, начали быстро увядать и гнить от массы идущих мимо них больных ужасными заразами тел. Даже те, кто сумели противостоять чуме, были вскоре раздавлены великанами, мамонтами и машинами дворфов Хаоса из союзных контингентов, следующими на приличном расстоянии позади нурглитов. В то время как многие из последователей Нургла громко праздновали начало распада нового мира, Тамурхан только молча и неотрывно взирал на видневшийся на горизонте фиолетовый купол. В видениях, что привели его к порталу, так же был город, скрытый под куполом, и своим архитектурой и жителями непохожий на что-либо, что он видел до этого. Тамурхан видел и другие видения — огромные леса, богатый в своем разнообразии зверьми, древо, что раскидывало свои ветви в небеса, но именно город больше всего выделялся в видениях. Это убедило Повелителя Личинок, что, без всякого сомнения, если он уничтожит этот город во имя Повелителя Чумы и принесет его жителей в жертву Нурглу, то его долгожданная цель — демонизм — будет наконец-то достигнута. Таково было жгучее желание Чумного Лорда достичь этой цели, которую он преследовал на протяжении тысячи жизней, что он не остановился, чтобы разбить лагерь, заставив свою орду маршировать всю ночь без перерыва. Однако это не было мотивированно только нетерпением. Тамурхан понимал, что если у врага есть разведчики или колдуны, то они, вероятно, уже знали о его приближении. Чем быстрее он заставит свою армию добраться до цели, тем меньше у защитников города будет времени приготовиться к отпору. Наконец, пребывав в движении весь день и ночь, изнуренная маршем орда достигла пурпурного купола. Колдуны в воинстве последователей Хаоса — даже самоуверенный Сэйл и уставший Дражоат — изо всех сил пытались подавить свой страх при открывшимся им зрелище. Хотя магические барьеры не были чем-то незнакомым, ни они, ни Тамурхан никогда не видели, чтобы целый город-государство был укрыт такой защитой. Хотя ни одного из них не было времени, что изучить магию этого мира, так как они были слишком занятыми своими собственными ритуалами и интригами, и Сэйл, и Дражоат признали уникальный розоватый оттенок колдовства этого мира в куполе. Более того, на вкус оно было… древним, старше чем что-либо, что они встречали до этого. И хотя его разум взбунтовался против этой мысли, Дражоат подумал, что купол, возможно, был даже более древним, чем сам Жарр Нагрунд! Конечно он был достаточно осторожен, чтобы не упомянуть эту мысль перед остальными адскими кузницами. Затем последовали предсказуемые приказы, и, с очевидным нетерпением, Дражоат приказал своим войскам развернуть осадные машины на гребне с видом на купол. Десятки Адских Пушек, ракетных установок «Вопль Смерти» и мортир «Ужасотрясатель» были выведены на позиции тягачами «Железный Демон», после чего их артиллеристы-дворфы зарядили свои орудия и по команде Дражоата дали оглушающий залп по куполу. Десятки снарядов, бомб и ракет, заряженных сущностями обитателей варпа, ударили по барьеру, высвобождая энергию чистого Хаоса. В местах взрыва непроницаемый фиолетовый щит становился розовым, словно напрягаясь под ударами, но тем не менее, несмотря на то, что обрушенной на него огневой мощи хватило для разрушения целого города, барьер устоял. Возмущенный этим Дражоат приказал продолжить обстрел, сам, наплевав на усталость и истощенность, время от времени присоединяясь к атаке, обрушивая на барьер сгустки пепла и лавы. Однако несмотря на все его старания, появляющиеся от атак на барьере розовые пятка слишком быстро снова становились непроницаемо фиолетовыми. Видя бесперспективность такой тактики, дворф, произведя необходимые расчеты, приказал дать залп в одну точку так, чтобы все снаряды взорвались одновременно. Оглушительный взрыв, слышимый на десятки километров вокруг, последовавший от такой атаки был такой мощи, что повредил бы даже легендарный Великий Бастион Катая, и тут он также имел кое-какой успех, когда щит, очень кратковременно, стал тускло-розовым и через него можно было смутно разглядеть контуры зданий. К счастью для жителей под куполом и несчастью для дворфов Хаоса, их артиллерия за свою мощь платила слишком долгим временем, необходимым на перезарядку, и как бы командиры расчетов не подгоняли своих подчиненных, они не успели воспользоваться успехом взрыва, прежде чем щит снова восстановил себя. Видя это, многие нурглиты начали в открытую насмехаться над дворфами, ведь их крайне натянутые отношения с их повелителем были в орде всем хорошо известны. Сам Тамурхан молча и неподвижно сидел на своем жабьем драконе, но его не высказываемая издевка во взгляде, который он бросал время от времени на Дражоата, была более чем ощутимой. Сам Дражоат покраснел от ярости и стыда, понимая, что если он, после всех его клятв и бахвальства, не найдет способ уничтожить барьер, то будет обязан присоединиться к адской страже в их молчаливом марше к смерти. Возможно сам Хашут вмешался, дабы спасти своего пророка, потому что в этот момент великий телец спустился с небес и, когда крылатый бык преземлился возле Дражоата, с него слез младший адский кузнец, которому было поручено надзирать за базой у врат. Тот тяжело дышал от усталости, но когда он открыл рот, чтобы рассказать, что произошло, Дражоат прервал его, так у него и так не было терпения и желания выслушивать очевидные вещи. И так было понятно, что адский кузнец столкнулся со вторжением с другой стороны портала, потерпел поражение и примчался сюда, чтобы предупредить основные силы. Так что Дражоат в резких тонах задал только один вопрос: кто? Когда повелитель Черной Крепости услышал о армии последователей Кхорна, он предложил молодому адскому кузнецу выбор: или за позор поражения одеть благословленную маску Хашута и занять место в адской страже, или умереть как жертва Владыки Быков. На переданную Дражоатом новость Тамурхан среагировал с яростью, вызванной кошмарным раздражением из-за нового неожиданного препятствия на его пути, но быстро приказал прекратить обстрел барьера, и всей орде срочно выдвинутся назад к мосту. Он не собирался оказаться пойманным на неудобной позиции между барьером и армией безумных берсеркеров Владыки Резни, а значит у сыновей Жарра было время, чтобы придумать, как разрушить барьер. И вот снова Тамурхан снова шествовал во главе орды, безжалостно гоня свои войска сквозь ночь. Несколько мелких вожаков и чемпионов, раздраженные его бескомпромиссностью и желая найти свою собственную славу, ночью попытались покинуть орду со своими жалкими силами, надеясь что чумной лорд не заметит их уход. Но он заметил, а так как Повелитель Личинок понимал, что если он это проигнорирует, то на следующий день дезертиров будет куда больше, то он приказал Хазику Оскверненному и его Гниющим Рыцарям выследить беглецов и сделать из них предупреждение всем, у кого еще возникнут подобные мысли. Вскоре выжившие дезертиры были преданы самым жестоким казням, пока остальная орда шла мимо них. К первым лучам рассвета Тамурхан достиг конца моста и обнаружив, что вражеская армия еще только движется по нему, не достигнув конца, немедленно приказал дворфам Хаоса занять позиции на скалах обрывистого берега по бокам моста, а сам разместил своих чумных чемпионов на концу моста, надежно блокируя возможность его покинуть. Пойманную между стойкой наковальней из воителей Нургла и сокрушающим молотом стрелков и артиллерией дворфов, армию кхорнатов ждала настоящая бойня и не раз видя подобные битвы, Великий Каган сомневался, что его потери будут сколько-то значительны. А затем Тамурхан разглядел символы на знаменах, которые развевались над армией последователей Кхорна и застыл посреди раздачи приказов. В его рту стало сухо, что казалось невозможным событием, ведь он всегда был полон мокроты. Ненависть вскипела внутри него, словно лава в вулкане, и зрение древнего лорда Хаоса стала красным, ведь он не видел эти штандарты уже тысячу лет и надеялся, что никогда их больше не увидит. Затем ненависть и ярость сменились злобным и жестоким предвкушением, ведь грядущий забой вражеских сил только что стал в миллион раз приятнее. Он подловил своего врага в наихудшей для того ситуации и он, при всем невероятном таланте, не сможет изменить итог битвы, ведь у Тамурхана сейчас были все преимущества. Но как только Тамурхан открыл рот, чтобы отдать приказ дворфам Хаоса начать обстрел вражеской орды, внезапный разряд агонии охватил каждую клетку его тела, заставив его едва не упасть с его трона-седла. Глаза Кагана закатились, и, внезапно, Тамурхан был не перед выстроенным дворфами Хаоса мостом, а стоял напротив Дражоата, пожимая руку того в ненавистной теперь сделке. Он был его отцом, дающего клятву перед алтарем посвятить по одному из своих сыновей каждому из богов в обмен на славу. Он был человеком в черном, стоящим перед вихрящимися вратами, бесконечно громадными в своих размерах, бормоча темные и проклятые обещания внимающей пустоте. Это были видения, и в течение нескольких мгновений повелитель чумы бормотал, что не понимает, прежде чем откровение поразило его. Это были пакты и сделки, но при чем тут… Сцена изменилась, теперь показывая невероятно роскошный тронный зал, где некто в черных доспехах и со светящимися зеленым глазами восседал на троне в окружении стражи в золотых доспехах, в которой он узнал эльфов Ультуана. Тамурхан с недоверием покачал головой — даже он знал о ненависти, которую испытывали к друг другу два народа эльфов, хотя он никогда не бывал в их землях. Прочие видения замелькали в быстрой последовательности, показывая крысолюдов, строящих заговоры с зеленокожими, чемпионов разных богов, координировавшие свои действия друг с другом и еще множество прочих, пока, наконец, Тамурхан не понял к чему это было. Видения закончились и Тамурхан снова сидел на своем троне-седле. Все еще горя от ненависти, но послушно подчиняясь божественной воли, он громко приказал орде ждать, а затем в одиночку выехал на встречу вражеской армии. Кхорнаты смотрели на него с недоверием и отвращением, но не спешили бросаться в атаку, видимо сдерживаемые таким же приказом. Затем их ряды расступились и вперед выехал всадник, восседающий на огромном чудовище из меди и крови. Медленно, с очевидной неохотой, они начали сближаться друг с другом. Они остановились в паре дюжин метров друг от друга, каждый глядел на того, кто был перед ним, так, словно взором действительно можно было убить. Затем, словно намеренно неспешно, главарь кхорнатов спешился, заставляя Тамурхана повторить это действие. Эти двое шли друг к другу, не сводя друг друга полные ненависти и неприязни взгляды. Когда-то, давным-давно, в юртах забытой империи, Тамурхан был вынужден физически смотреть снизу вверх на того, кто сейчас стоял перед ним. Теперь же он возвышался над ним вдвое, но глядя на чемпиона Кхорна, Повелитель Личинок не сомневался, что тот сумеет при первой же допущенной ошибке со стороны нурглита одолеть тело огра. Затем, когда между ними оставалось всего лишь пара метров, они замерли. Долгое время они стояли молча, а вокруг, несмотря на сотни тысяч глаз, что смотрели на них сейчас, опустилась абсолютная тишина. Никто, даже самые безмозглые и кровожадные монстры, не смели проронить и звука, чуя важность этого момента и ожидая что произойдет дальше. Наконец чемпион Кхорна заговорил. Его голос был твердым и стальным там, где голос Тамурхана был хриплым и полным мокроты, но даже так чемпион Нургла практически физически ощущал едва подавляемую ненависть и ярость, и с ироний подумал, что стоящему перед ним эта встреча дается куда труднее, чем ему. — Давно же мы не виделись… брат.***
Внутри укрытого магическим куполом городе, Сурамаре, атака дворфов Хаоса, несмотря на его провал, не осталась незамеченной. Многие жители города, что оказались возле подвергнутой обстреле демоническими орудиями стороны барьера, с любопытством взирали на изменения в куполе, и хотя и не могли разглядеть вражескую армию с другой стороны, они доложили о происходящем телемансерам, которые так же с любопытством отреагировали на аномалию. Никто не догадывался, что причиной этих колебаний могла быть вражеская армия, так как подавляющее большинство жителей города была уверенно, что Азерот был уничтожен демонами более десяти тысяч лет назад и только благодаря милости великого магистра Элисандры их город выжил, теперь плавая посреди пустоты. Те, кто открыто выражал сомнения в этом, объявляли безумцами и лунатиками. Только Элисандра, правительница Сурамара, знала правду. Мир не погиб от когтей Пылающего Легиона, и что каким-то образом то жалкое сопротивление Калдораев сумело одолеть захватчиков. Когда Великий Раскол утих, она сперва собиралась опустить щит и позволить оставшимся в живых Сурамарцам восстановить славу Старой Империи. А затем она использовала Глаз Аман’Тула, чтобы заглянуть в будущее. И видения, что она узрела, были настолько абсолютно ужасающими, что потрясли ее разум до самого основания. Она узрела павшую армию, устилающую улицы чужого города. Тела, закованные в сталь и железо заполнили собой улицы и переулки, а скорбящие живые окружали многие тела, называя умерших по имени и умоляя небеса о спасении. На мгновение показалось, что их мольбы были услышаны и мертвые восстали. Но эти было лишь издевательством над тем, что оплакивающие просили, когда глаза умерших засветились синим, отражая дикий голод и чужую волю. Крики радости сменились криками ужаса, когда живые мертвецы накинулись на своих друзей и семьи, чтобы пожрать их. Она узрела возвращение Пылающего Легиона, еще с более могучей армией, чем во время Войны Древних, на массивных кораблях, что плыли по небесам с легкостью, недоступной даже самой умело выполненной волшебной гондоле. По сотне демонов приходилось на каждого из защитников, рискнувших выйти против вторжения. Азерот был поглощен адским пламенем, а над миром нависал огромный колоса размером с саму планету. Она узрела как безобразные монстры подымаются из глубин, безликие ужасы из самых забытых и кошмарных легенд. Они истерично смеялись, сводя в бездну бесконечного безумия каждого, кто услышал их шепот. Подобно муравьям из растревоженного муравейника, насекомоподобные Акиры вырвались из туннелей, раскинувшихся под поверхностью планеты, и набросились на узурпаторов, заселивших мир, который когда-то им принадлежал. Возвращение Черной Империи сопровождалось роями, что покрыли собой полностью всю сушу, подобно саранче прерию, и все, кто встал на их пути, были истреблены. Она узрела еще большее видений. Странные вторжения из потусторонних миров, хронологические аномалии и элементальные возмущения. В самом последнем видении она увидела слабый проблеск огромных левиафанов, что занимали собой пустоту между звезд, чудовищных в своих немыслимо колоссальных размерах и силе монстров, на фоне которых огненный колосс из прошлого видения был не крупнее планктона на фоне кита. Чудища раскрыли свои раскинувшиеся на все небеса пасти, и накинулись на Азерот подобно глубоководным хищникам на жертву. Здесь ее самодисциплина и контроль над собой рухнул и она заплакала, лицезрев Повелителей Бездны, ибо как можно надеяться даже сопротивляться таким монстрам? Она больше никогда снова не использовала Глаз, боясь снова увидеть грядущее. Она так же не стала опускать щит. Элисандра поклялась, что ее народ проведет время до конца мира в роскоши и безделье, лишь в конце познав ужас конца, но не раньше. Тем не менее, она порой потворствовала своему любопытству, магией следя за положением дел в мире за куполом и не могла не впечатляться достижениями смертных рас. Но даже несмотря на это, она была полностью уверена в неизбежности того, что узрела в будущем, а потому считала все, чего смертные добились, напрасным. Когда доложили новости о колебаниях купола, она тут же распустила свой двор и закрылась в своих покоях, откуда, к своему удивлению, обнаружила массивную армию недалеко от ее города. Точнее даже две армии. Они были похожи в основной массе на людей, но явно искаженных чем-то неизвестным, ведь оно было не похоже на характерное зеленное воздействие Скверны Пылающего Легиона. Она заметила десятки массивных орудий в одной из армий, и видимо их использовали против защищающего Сурама барьера. Но кем они были, зачем и откуда пришли, и что за сила направила их сюда? Пока она размышляла об этом, глядя на магическую панораму, на Расколотом Берегу из портала появились отмеченные символами Темного Принца первые разведчики третьей армии.