Чонгука эксцентричностью не удивить!

— Юнги-хен, нам надо серьезно поговорить! — Тэхен вваливается на студию к Юнги, мешая творить и писать будущие хиты. — Тэтэ, ты вот ща заглавочку спугнешь, я прям чую — пошла, родная, бери и записывай, — шепелявит Юнги. — Ты вот мне это не то! Это на менеджерах срабатывает, а мне похуй на заглавочку, потому что все ты уже написал! Ты сам давал послушать! — Тэхен поставил руки в боки и смотрел на Юнги зло так, шопиздец. — Ладно, мелкий. Хуй я вам что дам теперь послушать заранее, чтобы вы меня потом аргументированно за яйца не брали. — Лилмяумяу, я тебя сейчас не только за яйца возьму, но и кастрирую, — Тэхен злился еще больше. — А у нас пиздюшата с каких-то пор начали голосок подавать, я посмотрю… В себя поверил? — Шуге передавалась злость Тэхена и он тоже, кажется, начинал немного выходить из себя. — Ладно, хен, давай поговорим? — Тэхен примирительно скинул куртку Юнги с дивана на пол и присел на краешек. — Понимаешь, я не ругаться пришел. Тут дело такое… — Тэхен потеребил рукава рубашки, в которую был одет, — в общем, Чимин… — Бляяяять, ну что еще? — Юнги сделал страдальческое лицо и закрыл глаза рукой. — Ну в общем, понимаешь, он переживает. Очень. Может быть, не показывает так открыто, но переживает. — Тэхенни, это сложно очень… Я себе мозг сломал уже. Я проклял каждый миг поцелуя. Я каждую каплю соджу в себе возненавидел. Я с Джуном про машину времени два часа разговаривал — хочется прилететь в тот день, двинуть себе по ебалу и запретить целовать Чимина, а потом снова дать по ебалу. — Да что такое-то? Тебе что, так не понравилось с ним целоваться? — Тэхен выглядел расстроенным. — Не в этом дело, поцелуй был чудесным, у него губы пухлые-пухлые, мягкие-мягкие, как сахарная вата и сладкие очень, но это от бальзама для губ, конечно… — Ну, а что тогда? Что тебе не понравилось-то? Я же сам все видел, вы просто поцеловались и все, больше ничего не было… — И не будет! Если будет, то машина времени и по ебалу… — воскликнул Шуга, вскакивая со своего стула и опрокидывая его к хуям. — Я ни за что не прикоснусь к Чимину больше. Вот прям ни миллиметриком губ! — Ну так и скажи ему об этом! Не будь трусом и не отсиживайся в сторонке. Он, между прочим, плакал в Сингапуре. Плакал и мешал нам с макнешей всякими пошлыми вещами заниматься. — Вот все-то ты Тэхен сделаешь, чтобы тебе с макной трахаться не мешали! — воскликнул Шуга, но на диванчик к Тэхену присел. — Не в этом дело, Юнги. Просто я за него волнуюсь. Он всегда веселый такой, милый… А сейчас ходит поникший весь и улыбку вымученную натягивает, когда надо. А еще когда смотрит на тебя, пока ты не видишь, взгляд такой грустный-грустный становится. Не хочешь мне говорить, что там за ядерные тараканы у тебя в сладкой головушке завелись — не говори. С Чимином поделись. Мучается же парень. Даже если надежды нет и даже Хоуп не поможет — откажи и объясни причину. А вот так морозить — не по-хенски это, хен. Шуга в студию к себе Чимина затаскивает, несмотря на возражения, за руку крепко держит и ведет куда надо. В студии романтика — клавиши разноцветные сияют. Суши, которые Юнги заказал, манят их поскорее скушать. Неизданные никому неизвестные треки играют. — Я хотел сказать… — Юнги смотрит куда угодно, только не на Чимина. — Мин Юнги, в глаза смотри, когда отказываешь, — Чимин смотрит смело и прямо. — Я, в целом и общем… Боюсь я… В целом боюсь… И в общем — тоже… Я всегда воспринимал любовь одну — к музыке. А тут ты — любви хочешь… А если я не смогу, если подведу? Если вот раз и не получится? Ну или ты передумаешь… Ну или не передумаешь, а у нас до секса не дойдет…. В общем, я так себе поломал мозг, что ни любви не хочу, ни секса, ни музыки. — Юнги, — тихо-тихо начал говорить Чимин, — то есть у меня шансов нет? Музыка, любовь, страхи — это все понятно, а как же я? — А тебя я боюсь больше всего, — нервно сглотнул Шуга, — Я боюсь тебя разочаровать, понимаешь? — И поэтому бегал после поцелуя? — Да, я боюсь даже подходить к тебе. — Но хотел бы? — Чимин губы своим юрким языком облизывает, провоцирует. — Если бы был уверен — хотел бы, но сейчас моя любовь — музыка. Не ты. Прости. Чимин плечами пожимает, усмехается чему-то своему и из студии съебывает. «Боишься, репоголовый? Ну я тебе устрою» — думает Чимин, когда из студии в общагу возвращается.