Лишь в небе с драконом нежнейший вальс

      — Бабушка, но ведь Хаку совсем меня не узнает. Что с ним случилось?       Это был самый первый вопрос, который я задала Дзэнибе. До этого я не могла вымолвить ни слова, только хваталась за платье колдуньи и заходилась в рыданиях. Ведьме пришлось нанести длинным ногтем какую-то руну на мою правую ладонь. Волшебный знак сначала обжег, а после охладил кожу и бесследно исчез. Это помогло мне моментально успокоиться. По словам Дзэнибы, эффект заклинания должен был продержаться несколько дней. А это, в свою очередь, не дало бы мне сойти с ума, о чем она весьма серьезно сказала мне.       Я не стала уточнять, что за чары наложила на меня могущественная колдунья: мне стало легче, и я будто уже прожила все свои эмоции и теперь вспоминала о них спустя много лет. Но я была уверена в одном: даже спустя годы меня будет волновать вопрос, на который я надеялась получить ответ. Дзэниба села в кресло и мановением руки пододвинула второе кресло так, чтобы я села напротив нее. Я послушно устроилась в нем и приготовилась слушать рассказ старой знакомой.       — Хаку… всё же я успела почти забыть об этом имени. Я ведь долго ждала тебя и знала, что ты найдешь дорогу в мой новый дом. И я расскажу тебе всё о драконе Хаку, если ты дашь мне одно обещание. — Она ненадолго замолчала и продолжила, — мальчик не должен знать о нашем разговоре. Ему нельзя услышать даже обрывка нашей беседы, поэтому я ненадолго остановила время. Пообещай мне, что ничего ему не расскажешь, Тихиро.       — Но почему…       — Я всё объясню, когда дождусь твоего обещания. Помни, мне ничего не стоит стереть тебе память, деточка.       Я успела подумать о том, чтобы плюнуть на всё и действительно попросить Дзэнибу стереть мои воспоминания о мире духов и всём, что связано с Хаку-драконом. Это помогло бы мне развить наши отношения сейчас, когда он сам сказал мне называть его по имени. Кто же знает, что за смысл он в это вложил! И почему я в такой момент вообще думаю о каких бы то ни было отношениях… Я, конечно, сказала совсем другое и ничуть об этом не пожалела:       — Я даю вам слово, бабушка. От меня Хаку ни о чем не узнает. А больше мне некому рассказывать о разговоре с вами.       Дзэниба кивнула и вздохнула. Она взяла меня за руку и не отпускала почти всё время, пока говорила:       — Тогда не перебивай меня, потому что всё это достаточно сложно. Дело в том, что это я виновата в том, что наш мальчик не помнит тебя.       Я открыла рот, но тут же захлопнула его, споткнувшись о предостерегающий взгляд ведьмы. Сердце заныло, но боль сдерживала руна на моей руке.       — Конечно, ты должна понимать: я ни за что не причинила бы вреда тебе или ему после того, как мы простили друг друга за прошлые неприятности. Мне пришлось изменить память Хаку из-за моей милой сестрицы.       Юбаба не хотела отпускать своего некогда ручного дракона в мир людей: это был бы знак того, что она проиграла и ему, и тебе… и мне, а вот этого она не могла допустить. Сестра заставила мальчика работать на неё еще год. Он с трудом, но согласился, так как не хотел нарушать условия магического договора. Ему не терпелось найти тебя, Тихиро.       Я слушала Дзэнибу, затаив дыхание и не веря своему счастью. Он хотел найти меня! Он думал об этом всё время, пока помнил меня…       — Юбаба долго вынашивала план о том, как не допустить вашей новой встречи. А в коварстве ей не было равных. В день, когда Хаку настойчиво потребовал расторжения договора — а он имел полное право на это — моя дорогая сестра произнесла формулу освобождения от службы… думаю, мальчик не успел даже обрадоваться, а работники купален Абурая не смогли начать петь прощальную песню.       Дзэниба замолчала, понурив голову, а я почувствовала, как моя рука, казавшаяся маленькой по сравнению с обнимающими её ладонями ведьмы, начала дрожать. Только тогда я поняла, какая тяжелая тишина стояла вокруг. Вот как бывает, когда время останавливается.       — Моя сестра, — бабушка Дзэниба начала говорить так неожиданно для меня, что я вздрогнула всем телом, — наложила на Хаку проклятие, мешающее ему принимать человеческий облик.       Мой бело-зеленый дракон…       — Почему она это сделала? — тихо спросила я, но тут же сама дала ответ, — чтобы он не смог найти меня?       Дзэниба кивнула:       — Я думаю, это была первая причина. А второй наверняка было её нежелание выпускать его в мир людей. Как ты понимаешь, драконам сейчас тяжело жить среди людей, особенно если они не оборотни.       — Но сейчас Нигихаями — настоящий человек! Я ничего не понимаю.       Бабушка улыбнулась и, отпустив мою руку, снова коснулась моей щеки:        — Как красиво ты произносишь его имя. Сейчас он человек благодаря своему мудрому решению. Вместо того чтобы растерзать мою сестру, он улетел ко мне. Признаюсь честно: я долго не могла понять, в чем же дело. Читать драконьи мысли — нелегкая задача, особенно если они постоянно прерываются одним и тем же женским именем… — она хитро посмотрела на меня и будто помолодела лет на триста от этого взгляда, — даже не думай спрашивать, что это было за имя. Не моей сестры уж точно.       Меня бросило в жар. Да я за всю жизнь столько не краснела, сколько пришлось с начала триместра!       — Я не знала, как подступиться к этому проклятию. Я перепробовала сотни заклинаний, но только измучила несчастного дракона. Мне пришлось пойти на поклон сестре, и там я тоже потерпела поражение. Мы с Бо в два голоса пытались заставить её снять проклятие, но сначала она лишь огрызалась, а потом нехотя призналась, что не знает, как это сделать. Я совсем потеряла веру. Уникальные заклинания, не имеющие контрметодов, — это худшее, что может сделать колдун или колдунья своему врагу. И я вернулась домой ни с чем. Хаку был в подавленном состоянии: он ничего не ел, почти не спал, не двигался. Только слезы текли, почти не переставая.       Примерно через две недели после этой жалкой жизни он хотел отправиться на поиски новой реки для охраны и жизни. Это означало бы отшельничество до конца его дней. Я не могла этого допустить, слишком быстро я привязалась к этому дракону. И мне пришла в голову сумасшедшая мысль: я не могу сделать так, чтобы он перестал быть драконом, но я могу запрятать его воспоминания о драконьей жизни и дать ему новые. Это очень сложная магия, на которую я отважилась бы только в крайнем случае. Болезненные трансформации, отнимающие много моих сил, ни единого шанса на ошибку. Я рассказала Хаку о своей мысли. Он долго думал, и я услышала его главную мысль: «Я не хочу расстаться с воспоминаниями о ней». Я долго уверяла его в том, что воспоминания останутся с ним, только очень глубоко, намного глубже, чем они лежали до вашей встречи в купальнях Абурая. Я пыталась, как могла, расписать ему то, что сделаю всё возможное для того, чтобы вы снова встретились, когда пойму, что он готов. Я пообещала ему найти тебя за него. В конце концов Хаку всё же согласился. Я не могу представить, как трудно далось ему это решение, ведь он знал: даже если вы снова встретитесь, он не узнает тебя и больше не будет помнить твоего имени. Но он храбрый мальчик, и спустя два дня моего непрерывного колдовства мне удалось создать ему новую личность, во многом, конечно, обладающую чертами прежней — моего славного умного внука Нигихаями. К счастью, все прошло успешно, и из спящего дракона он стал спящим подростком. Он спал очень долго. За это время я успела переехать в этот дом и слегка подправить воспоминания соседей, чтобы утром все они здоровались со мной, как с бабушкой Чи. Когда мальчик проснулся, он уже был другим. Тем, кто ходит сейчас с тобой в старшую школу. Тихим мальчиком, чьи родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда ему был год.       Дзэниба перевела дух и повела правой рукой. С кухни медленно выплыл небольшой глиняный чайник в компании двух чашечек. Чайник сам разлил чай и подтолкнул чашки ко мне и Дзэнибе. В воздухе приятно запахло жасмином. Я взяла чашку в руки, но пить не стала. Слишком трудно мне было переключиться на что-то. Дзэниба, напротив, тут же выпила весь чай и потребовала у чайника добавки.       — Думаю, пора возвращать времени право течь, как оно хочет. Да и мне уже надо меняться. Выпей чай, Тихиро, полегчает.       Я послушно опустошила чашку, не почувствовав вкуса напитка. Взгляд уперся в частично выцветшую фотографию формата А4 в простой деревянной рамке, стоящую на комоде рядом с корзиной пряжи. На фото была изображена семья: сидящая на стуле мать — красивая женщина не старше тридцати лет, улыбающаяся до ямочек на щеках, держащая на руках маленького пухлощекого зеленоглазого мальчика; старший сын в форме начальной школы, стоящий за её спиной, — темноволосый, темноглазый, очень симпатичный ребенок; отец в очках с широкой черной оправой, за которой блестели светлые глаза, положивший руку на плечо старшего мальчика. Ком встал в горле, потому что я отчетливо поняла: таким будет Хаку, когда станет совсем взрослым. Как Дзэниба всё это сделала? И неужели брат, на которого так жаловался Кохакунуси, всего лишь фантом, дело рук колдуньи? Я побоялась спросить напрямую и, сморгнув слезы, с трудом отвела взгляд от фотографии.       Дзэниба встала с кресла, и я поняла, что она готовится творить волшебство, поэтому одной рукой крепко сжала ручку кресла, а другой — чайную чашку. Налетевший ураган отбросил мое кресло и посуду на свои места. Чашечка так рвалась на свое место, что, кажется, укусила меня за ладонь. Пришлось отпустить. Меня вжало в кресло и хорошенько тряхнуло, когда мы с ним стукнулись об стену, прежде чем занять положенное место. Часы затикали, зажжужала первая весенняя муха, на улице послышались детские голоса. Я посмотрела на Дзэнибу и вновь увидела бабушку Нигихаями Кохакунуси, которая поправляла золотой кулон, лежащий на её широкой груди. Теперь я знала, что её зовут бабушка Чи.       — У нас еще есть время, — сказала неузнаваемая теперь Дзэниба, — можешь пока задать мне вопросы.       Вопросы… да какие тут уже могут быть вопросы. Было ясно, что без руны на ладони мне пришлось бы тяжело. Одна мысль о том, что Хаку был проклят Юбабой, могла бы меня морально убить; одна фотография счастливой семьи, которой никогда не было у мальчика-дракона, могла бы заставить меня плакать несколько часов кряду. Что и говорить о том, что Хаку не хотел меня забывать и целый год жил с мыслью, что вскоре найдет меня…       — Почему вы сразу не отправили его в школу? — всё же спросила я. — Поначалу о нем много шептались. Сейчас, конечно, привыкли, но ведь это лишнее внимание.       — Ты права. Но хорошим чарам, как и хорошему саке, необходимо настояться. Я непременно хотела, чтобы Хаку учился с тобой. А ты являешься главным катализатором его прежних воспоминаний. Я боялась, что он вспомнит тебя и вспомнит себя. Но ты ведь наверняка пыталась узнать, помнит ли он хоть что-нибудь?       Я кивнула, снова смущаясь из-за своего поведения в день нашего нового знакомства.       — Значит, чары достаточно крепки, и я, как всегда, была права, — довольно сказала Чи-Дзэниба.       — Но бабушка, почему вы так боитесь того, что чары спадут? Вы ведь сможете наложить их еще раз? Вы же сможете ему помочь?       Женщина грустно улыбнулась:       — Я не всесильна. Даже богам многое не под силу. К тому же случилось то, что заставило меня отложить выход Хаку из тени еще на год. Дело в том, что моя прекрасная сестрица отправилась к нашим родителям.       — Что? — я была поражена, — Юбаба умерла?!       — Да. Сидя за своим столом и работая, как, думаю, она всегда хотела. Со смертью волшебника наложенные им чары не спадают, но могут измениться до неузнаваемости. Именно поэтому раньше, когда колдунов было в разы больше, многие магические дуэли кончались смертью обоих оппонентов. Просто один из сражавшихся посылал проклятье на другого и быстро вспарывал себе живот. Ни тебе, ни мне, как говорят… Я боялась того, чем могло стать проклятье Хаку, но оно никак не проявило себя в течение всего года. Я чуть выдохнула, и вот теперь вы одноклассники. К тому же, смерть сестры напомнила мне об одной вещи, — поймав мой непонимающий взгляд, волшебница грустно улыбнулась, — я вспомнила, что сама не вечна, и поэтому не могу привязать к себе мальчика. Он же стал намного веселее после того, как у него появились друзья.       Мы немного помолчали. Я не могла до конца осознать рассказ Дзэнибы и не была уверена, что когда-то смогу.       — Вы просили меня не говорить с ним о нашем разговоре, потому что боитесь, что ваши чары могут разрушиться?       — Именно. Если его настоящая личность прорвется наружу, я не могу сказать, чем это кончится. Он может умереть.       Я ничего не ответила на это. Мне было больно даже думать о такой возможности.       — Кто теперь главный в купальнях Абурая?       — Бо, но, пока он не достиг совершеннолетия, всем заведует Камадзи-сан. Так что жизнь там наладилась, насколько я могу судить.       Услышанное только что перемешалось с моими воспоминаниями, мечтами и домыслами в непередаваемое словами нечто. Я с надеждой в голосе спросила Дзэнибу:       — Может, вы тоже наложите на меня какое-нибудь заклинание? Я не знаю, как держаться с Хаку, со своей семьей…       Дзэниба засмеялась:       — Моя руна поможет тебе вести себя, как обычно. Что касается Хаку… тут я не сомневаюсь в том, что ты проявишь себя молодцом. Ведь после всех твоих рисунков, стихов и снов ты просто не сможешь причинить ему зло. Ты будешь держать себя в руках, Тихиро, верь мне.       — Как… вы знаете о рисунках?! И о снах? Откуда? — мне не хватало воздуха от неожиданности.       — Я приглядывала за тобой все эти годы, дорогая. Твоей жизнью интересовались многие наши общие знакомые. А мне было важно знать, что ты в порядке, хоть и вечно грустишь.       Дзэниба в облике бабушки Чи встала с кресла и перешла на кухню.       — Нигихаями скоро вернется. Надо бы ему чем-нибудь перекусить. Ты голодна?       — Я? Нет, спасибо, — после этой истории мне казалось, что ничего не будет прежним, какой уж тут разговор о еде.       Я посмотрела в окно и увидела, что Хаку медленно выехал из рощи на велосипеде, ставшем грузовым из-за обилия пакетов с продуктами и хозтоварами. Я тоже встала с кресла и, чуть не прыгая из-за онемевшей ноги, тоже дошла до уютной кухни. Я сказала Дзэнибе, что Хаку подъезжает, та кивнула, продолжая нарезать суши с лососем. Я искренне удивилась тому, как же ведьма заботится о своем бывшем недруге. Будто и вправду бабушка о внуке.       В этот момент я спохватилась, вспомнив о молчаливом Безликом, которому я так полюбилась в день своего появления в мире духов. Мне о многом хотелось спросить Дзэнибу, но я поняла это только в конце нашего разговора. «Совсем сбрендила на своем Хаку, — с раздражением подумала я, — но будто это какая-то новость». Всё же я подошла к женщине вплотную и, понизив голос, спросила:       — Бабушка, а где Безликий?       Она подняла голову и посмотрела на меня, как мне показалось, с настоящей горечью:       — Мы дали друг другу всё, что могли, и он ушёл.       Мне показалось, что она хотела что-то добавить, но тут почти бесшумно открылась входная дверь, и в дом зашел Хаку, навьюченный холщовыми сумками, словно мул.       — Долго же ты, милый.       — Встретил знакомого, ба, прости. Как твоя рука, травмированная?       Я посмотрела на Хаку, аккуратно поставившего сумки на пол и ждавшего моего ответа, и поняла, что Дзэниба была права. Я скорее откушу себе язык, чем подвергну его опасности. И старые рисунки я ни за что ему не покажу. Осознание этого придало мне сил. Я улыбнулась парню со словами:       — Всё в порядке. Мазь бабушки Чи просто спасение. А вы не могли бы дать немного для нашей подруги? Она сегодня сильно ушибла ногу.       — Да, конечно, — Чи-Дзэниба засуетилась и, помыв руки, сказала Хаку, — поешь перед выходом, а сумки оставь, я сама всё разберу.       — Хорошо, бабуль, — едва бабушка вышла с кухни, он с улыбкой закатил глаза, — и так каждый день. Ты тут не заскучала с ней?       — Нет, — совершенно искренне ответила я, — с твоей бабушкой не до скуки. Мы хорошо поболтали.       — О чем вы разговаривали? — Хаку помыл руки, тут же умылся и, не вытирая лицо, сел за стол. Его бледное лицо теперь блестело, а много ли мне, дуре, надо, чтобы моё сердце сжалось.       — Конечно, о тебе, — невозмутимо сказала я. Хаку поднял бровь.       — Что, бабуля рассказывала тебе все мои тайны?       Я повторила за ним эту насмешливую гримасу, про себя удивляясь его прозорливости:       — А у тебя много тайн?       Он немного помолчал и с улыбкой сказал:       — Пожалуй, нет. А о тех, что есть, бабушка не знает.       Я отчего-то очень смутилась и, поправив прическу, перевела взгляд на окно за спиной Хаку.