Лишь в небе с драконом нежнейший вальс

      Я ещё не до конца проснулась, но уже слышала голоса родителей. Когда я всё же открыла глаза и увидела вокруг себя ту же палату больницы, в которой уже однажды просыпалась, на меня набросились с объятиями, поцелуями, криками и слезами. Я лепетала что-то бессвязное, не понимая, кого я обнимаю в данный момент: маму или Тамако, а в совершенно пустой голове маятником билась одна мысль: всё закончилось. Всё закончилось. Я дома. Чёрт, как я была рада видеть белые больничные стены, а о том, что я чувствовала, глядя на семью, и говорить нечего. Слёз после пережитого уже не было, но я знала, что они ненадолго оставили в покое мои глаза.       Мне пришлось быстро придумать, что я сама вышла из дома тем ранним субботним утром, потому что мне показалось, что я увидела Нигихаями. Большего от меня не требовалось, как оказалось: на тот момент семье было куда важнее, что я была в порядке. Дальше я еле добилась от рыдающих родителей нужной мне информации. Перебивая друг друга, мама с папой рассказали мне всё, что я якобы забыла после пережитого шока. Тамако просто сидела на краю кровати, сжимая мою руку, которая, конечно, уже была отмыта от крови Рюити. Меня не было месяц: шла первая неделя июня. Группировку, которая занималась киднеппингом*, ликвидировали, после того, как нашли их логово на западе префектуры. Правда, при захвате похитителей, который проводил тот самый офицер Като, «завербованный» Дзэнибой, погиб старший брат Нигихаями, который оказал существенную помощь полиции. Сам Кохакунуси-младший жив и уже пришёл в себя. Нас сразу перевезли в родной город, так как угрозы для жизни медики не обнаружили. Две девочки тоже были без сознания, когда нас нашли (видимо, в помещении распыляли какой-то газ), но папа сказал, что их уже забрали родители. Я не просыпалась больше суток, ничто не потревожило крепкий сон, даже когда меня переносили в освободившуюся одиночную палату.       По возвращении в мир людей я снова смотрела на моих родных и, как в те самые летние дни, видела их будто впервые. Все очень красивые, по-настоящему, не журнально. Тамако — совсем взрослая девушка, чьи волосы успели отрасти за время нашего расставания. Сама она жадно смотрела на меня, будто боясь, что старшая сестрица опять куда-то пропадет. Мама, комкавшая в руках бумажные платки, с красными пятнами на лице от долгих слёз и тенями, залегшими под глазами. Папа, разговаривавший, как всегда, слишком громко, постоянно целовавший меня в макушку. И всё же… всё было иначе, потому что я была другой. Меня действительно фактически украли, но мой похититель пожертвовал жизнью ради меня и… того, кто уже пришёл в себя.       — Я могу увидеть Нигихаями? — выпалила я, прерывая сбивчивый родительский дуэт.       Папа недовольно посмотрел на меня:       — Тихиро! Ты только что очнулась, мы не видели тебя месяц, переживали за твою жизнь, а ты уже хочешь снова сбежать?       — Можете потом посадить меня под домашний арест, я приму это как должное, но, пожалуйста, дайте мне его увидеть.       — Я провожу тебя, я знаю, где его палата, — вызвалась Тамако.       — ТАМИ! — воскликнули папа с мамой.       — Могу разделить домашний арест с Тихиро, — невозмутимо сказала сестра, чем вызвала в моей душе прилив нежности. Я посмотрела на родителей, они — друг на друга. Мама вздохнула, и я поняла, что выиграла.       — Только сначала на тебя посмотрит врач, — сказала мама, — и тебе нужно одеться.       Я посмотрела на себя и, смущенно поняв, что на мне была только больничная рубашка, не могла не согласиться с ней.       Врач осматривал меня чересчур долго, хотя, возможно, мне просто так показалось. Мне рассказали о том, что я почти в порядке, если не считать ссадины, синяки и лёгкое сотрясение мозга, из-за которого мне нужно было остаться в больнице ещё на четыре дня и стараться избегать физических и психических перегрузок. Я усмехнулась, услышав последнюю рекомендацию, чем заслужила осуждающее шиканье со стороны мамы. Доктор внимательно осмотрел и почти зажившую отметину на лбу — след от первого и последнего медицинского опыта Рюити. Всё же мне дали добро на короткую прогулку по больничному коридору. Папа принёс из машины мою домашнюю одежду: длинные тёмно-синие штаны с белыми кроликами и широкую однотонную футболку того же цвета. Переодевшись, я таки чуть не расплакалась. Мне казалось, что меня не было дома целую вечность. Тамако дала мне руку, я оперлась на неё — ноги всё же держали меня с трудом, — и мы вышли из палаты.       — Я вчера была у него, — тут же сказала сестра, — он хорошо себя чувствует, его скоро должны выписать. Только рука сломана, но ты, наверное, знаешь…       Я кивнула, пытаясь собраться с силами перед такой важной для меня встречей. Больше всего на свете я хотела и боялась его увидеть. Тамако молчала всю дорогу до палаты, находящейся в конце коридора, но, когда мы остановились, около двери, она резко обняла меня. Я чуть пошатнулась, но устояла на ногах. В нос ударил привычный запах кондиционера для волос. Я тут же подумала, что наверняка похожа на маску хання**. Мало того, что волосы не были невероятно чистыми, так ещё и растрепались в разные стороны, а резиночка была явно с моими другими вещами.       — Пожалуйста, я очень прошу тебя, Тихиро, не пропадай никуда. Никогда! — тихо сказала Тамако, всхлипывая.       — Больше никуда и никогда, — так же тихо сказала я, прижимая к себе младшую сестру, — думаю, теперь я вообще никогда не выйду из дома… ты же видела лицо папы?       Тамако всё-таки улыбнулась:       — Ему придётся смириться, что у нас теперь есть парни.       А сестрёнка не была настолько безутешна, чтобы не закрутить новый роман…       — Ну-ка, ну-ка, с кем это ты там начала встречаться без меня?       — А ты, я смотрю, не стала отрицать, что вы всё-таки встречаетесь с Нигихаями!       — Не меняй тему!       — Ты тоже!       Мы как-то незаметно перестали обниматься и начали препираться вполголоса, совсем как раньше… будто бы в прошлой жизни. Я и не надеялась, что всё это снова вернётся ко мне.       — Аситака, — просто сказала Тамако, даже нисколько не смущаясь.       — Давно пора! — воскликнула я, заставив обернуться двух пожилых дам, совершавших променад по коридору больницы.       — Ой, заткнись, а, — отмахнулась Тамако, — иди к своему зеленоглазому принцу. А мне тоже нужно кое-куда сходить.       — Передавай привет Ичиро, — улыбнулась я. Тамако показала мне язык и гордо удалилась.       Я же осталась в одиночестве впервые с момента пробуждения, и только тонкая больничная дверь разделяла меня и Хаку. Закрыв глаза, я снова увидела все ужасы, случившиеся у бирюзового озера, услышала крики, полные боли, почти почувствовала, как лёгкие наполняются водой. Я не знала, как вымаливать себе прощение у зеленоглазого полудракона, но понимала: я не выдержу ещё хотя бы минуты без него. Дрожащая рука потянулась к двери и толкнула её, открывая. На негнущихся ногах я вошла в палату-близнец моей собственной… и почти врезалась в Хаку, который ждал меня на пороге.       — Ну и кричала ты, ужас, — улыбнулся он, закрывая дверь правой рукой.       Левая рука была зафиксирована гипсом и поддерживалась бандажом. Я еле дышала. Хаку смотрел на меня, и его зелёные глаза почти светились. Он был одет в свою спортивную форму. После одного урока физкультуры я впервые поняла, что в нём живёт дракон. Дракон. Дракон. Человек. Он протянул мне руку, и на длинной узкой ладони я увидела розовую переливающуюся верёвочку, с помощью которой меня могли выследить несколько могущественных волшебников.       — Бо просил передать тебе.       Я взяла и машинально собрала волосы. Видимо, я сильно изменилась в лице, потому что Хаку перестал улыбаться и настороженно сказал:       — Я думал, ты чуть больше обрадуешься мне, Тихиро. Ты проделала такой опасный путь, и всё ради меня… с трудом верится.       — Нигихаями… — еле слышно выговорила я, опустив голову и начиная дрожать всем телом, как в лихорадке.       Его правая рука невесомо коснулась моего подбородка, но я тут же подняла голову, повинуясь этому лёгкому движению. Мы снова смотрели друг другу в глаза.       — Ты помнишь меня? — я понимала, что это очень глупый вопрос, но не задать его я не могла. Взгляд Хаку потеплел ещё сильнее.       — Забыть тебя, ну как же… никакая магия не справится с этим.       И тут меня что-то дёрнуло изнутри: сердце, душа, совесть — только ками знают, и я крепко обняла Хаку, прижимаясь лицом к его плечу, обхватив его талию до боли в руках, испещренных ссадинами и синяками. Ему пришлось отставить левую руку чуть в сторону, чтобы я не напоролась на гипс. Правая же рука обняла меня в ответ, чуть поглаживая по спине.       — Прости меня… прости меня, пожалуйста, Нигихаями… я знаю, что это невозможно, но вдруг случится ещё одно чудо, и ты сможешь это сделать.       Я не плакала, но каждое слово давалось мне с огромным трудом, я буквально вырывала его из себя. Как странно… я знала, что заслужила эту боль, но мне было невыносимо её испытывать. Я не понимала почему, но Хаку не отпускал меня.       — Это я должен просить у тебя прощения, а не ты у меня, — тихо сказал он, уткнувшись щекой мне в голову, — я мог причинить тебе вред. Ты увидела много страшного… смерть подобралась к тебе слишком близко.       — Если бы не моя глупость тогда, в парке, ничего бы этого не было! — от Хаку пахло не речной водой, как в моих снах, а свежепостиранной одеждой. Пожалуй, не так романтично, зато очень надёжно… и по-настоящему.       — Я выбрал свой путь много лет назад, и я долго шёл, чтобы дойти сюда. Без твоего падения я бы добирался дольше, но всё равно мы оказались бы здесь. Ты плохого мнения обо мне, если думаешь, что я не смог бы вспомнить наши прошлые встречи. Я наконец-то помню всё.       Я с упоением слушала его спокойный низкий голос и стук его сердца, выдававший волнение, которое совсем не слышалось в словах.       — Мне так надоело слушать про то, что всё, чему суждено сбыться, обязательно сбудется. Я же знаю, что я виновата и в том, что произошло с тобой, и с ним… с Рюити.       Я услышала тихий вздох, и моё сердце заныло.       — Рюити выбрал свою дорогу так же, как и я. Думаю, он не раз жалел, что наши с ним линии жизни пересеклись. Но я никогда не забуду, что он сделал для меня… пусть и ради тебя.       Я притихла: даже стала тише дышать. Он всё знает?..       — Дзэниба и Бо всё рассказали мне сегодня ночью. Я успел побывать дома, но решил вернуться, чтобы из-за меня не подняли очередную тревогу. К тому же… я очень хотел быть здесь, когда ты очнешься. Не чувствуй себя виноватой. Возможно, я тебя удивлю, но вокруг Тихиро Огино не крутится ни один из миров, поэтому не бери на себя слишком много. Повторяю: мы оба сделали свой выбор. Пусть я об этом не помнил, а Рюити жил с ним много лет.       — Он просил передать, что ему жаль… и что он сделал это не для меня, а для нас обоих.       Хаку немного помолчал, а после сказал:       — Что ж… видимо, он всё же свыкся с мыслью, что я считал его братом. Я ведь так хотел ему понравиться, но, сколько бы ни читал, всё равно получалось меньше, чем он.       Я невольно улыбнулась.       — А как остальные? Бо? Дзэниба? И ты… ты сам как?       — Я в порядке, можешь не переживать на этот счёт. Дзэниба потратила очень много сил на оборону мира людей от меня, поэтому Бо пока забрал её в купальни Абурая. Там она быстро придёт в норму и сможет встретить меня чем-нибудь вкусным через четыре дня… забавно, что Дзэниба не отказалась от меня как от горе-внука.       Я слушала вполуха и вдруг внезапно для самой себя сказала, поднимая голову, чтобы посмотреть в глаза Хаку:       — Я сделала выбор за тебя… Там, под водой я попросила Хозяина Рек дать тебе прожить жизнь в мире людей… я поступила, как эгоистка.       Хаку поднял брови, ничуть не удивившись и не расстроившись:       — Так ты познакомилась с моим отцом раньше, чем я с твоим? Кажется, это немного несправедливо.       Я пошатнулась, но рука Нигихаями крепко держала меня. Отец?.. Я даже не смогла произнести это вслух, лишь вопросительно посмотрела на Хаку. Вечность смотрела бы на него.       — А я думал, это очевидно. Мы достаточно похожи. Но и тут ты не права: это не твой выбор, а мой. Просто ты его озвучила, в этом вся разница.       Я промолчала. Мне очень хотелось ещё поговорить про храброго и самоотверженного Рюити, но боль была слишком свежа и сильна. В голове вертелись тысячи слов, а я ничего не могла сказать. Я даже не могла до конца поверить в то, что мы уже достаточно долго стояли, обнявшись.       — Тогда понятно, почему я больше не могу колдовать… — задумчиво протянул Хаку, — отец всегда очень хотел, чтобы я остался с ним, поэтому не мог отпустить меня просто так. Конечно, я за эти годы успел отвыкнуть от чтения мыслей, но сейчас это пришлось бы кстати.       — Ты… потерял магию? — я закрыла глаза. — В этом ты тоже не хочешь меня обвинить?       — Всё, чего я хочу сейчас, Тихиро, — это вернуться в школу и закончить её вместе с тобой и нашими друзьями. Я больше ничего не должен миру ками и купальням Абурая. С Бо у меня нет никаких счетов. Единственный дух, перед которым я буду вечным должником, сейчас очень далеко от нас. Мне только интересно, могу ли я перевоплощаться, но пока я немного боюсь пробовать. Хотя однажды я не выдержу, потому что… думаю, ты знаешь почему.       — Почему? — ожидаемо спросила я.       — «Здесь и я, навеки идущий лишь за тобой, и я поставлю твой дом вверх чёртовым дном, если бросишь меня этой мерзкой весной», — не сводя с меня глаз, прошептал Хаку. От каждого когда-то написанного мной слова, меня всё сильнее вдавливало в пол.       — Ты всё понял ещё тогда, когда это читала Акира Араи, — так же тихо сказала я, опять чувствуя дрожь во всём теле.       — Да. Вот только я готов перевернуть не только дом, но и оба наших мира ради тебя.       Я судорожно вздохнула, и в этот момент Хаку накрыл мои губы своими. Совсем как во снах, но по-настоящему. От смущения, неожиданности и всего-всего, что произошло до этого, я ответила на его поцелуй не так, как мне бы хотелось. Однако это произошло. Я ждала столько лет для того, чтобы впервые поцеловаться с Нигихаями Кохакунуси. «Только Хаку на уме, да?» — пронеслась в моей голове фраза, сказанная Рюити, и я могла только согласиться с этим. «Я не забуду тебя, Каонаси», — подумала я, а вслух сказала то, что давно просилось быть сказанным.       — Я люблю тебя.       Губы Хаку шевелились в такт моим словам: мы произнесли эту заезженную, но святую фразу одновременно. Он засмеялся. Я поймала себя на мысли, что теперь Хаку стал по-настоящему собой. Не тем строгим мальчиком, редко улыбающимся, способным колдуном и не моим странноватым одноклассником, не знающим, что в глубине его души дремлет дракон. Стена рухнула. Рухнула стена и между нами, последнее препятствие было преодолено и оставлено позади.       — Думаю, этой новостью мы никого не удивим, — сказал Нигихаями, глядя поверх моей головы в сторону двери, — кажется, сейчас будет много слёз.       Я не успела задать очередной вопрос, потому что дверь в палату открылась. Губы Хаку растянулись в улыбке, и я тут же обернулась, чтобы посмотреть на наглых людей, помешавших такой минуте.       Наглыми людьми были два аса в больничных халатах, накинутых поверх школьной формы. Сиф и Тор. Хироко Кодзима и Тоси Вада.       Хаку отпустил меня, и я машинально развернулась к ним всем телом. Первым, что я заметила, были тёмные, а не серые глаза Хироко, из которых обильно текли слёзы. Подруга закрыла рот руками: её трясло от рыданий. Я тут же подскочила к ней и крепко, как только что Хаку, обняла несчастную сэмпай. Она вцепилась обеими руками в мою футболку на спине, и сквозь истерику я услышала её слова:       — Я думала, что больше никогда тебя не увижу… Я… я так боялась, что потеряла тебя…       — Хироко, всё уже хорошо… я больше никуда не денусь, — я шмыгнула носом, но слёз по-прежнему не было, — прости меня за всё это, я здесь, я здесь.       Я не помнила, что ещё говорила подруге и как в итоге заставила её чуть успокоиться. Постепенно руки Хироко перестали подрагивать, она крепко обняла меня в ответ и старательно пыталась унять слёзы, шумно дыша.       — Эй, красавица Сиф, выпей немного воды, — сказал Хаку, отошедший вглубь палаты к тумбочке, на которой стоял графин с водой.       Хироко быстро закивала и отпустила меня, чтобы послушно выполнить указание Нигихаями. Передо мной остался только Тоси. Он тоже изменился со дня нашей последней встречи: его прямые волосы достаточно отросли, что ему, несомненно, шло. Только тогда я поняла, как была слепа больше года: ведь он очень походил на свою старшую сестру. Тоси хмуро смотрел на меня. Будто не было разлуки длиной в месяц, будто я просто сморозила очередную глупость. Я молчала, потому что чувствовала свою вину перед всеми в палате, но перед ним вина была едва ли не сильнее, чем перед Хаку.       — Я очень зол на тебя, — наконец выдавил Тоси.       — Эй, давай полегче, — раздался голос Хаку из-за моей спины.       — Ты вообще молчи, Хайо, не с тобой разговариваю, — огрызнулся Вада, снова переводя взгляд на меня, — я БЕЗУМНО зол на тебя, Огино.       — Я понимаю, — тихо сказала я.       — Да ничего ты не понимаешь! Героиню решила из себя построить? Эовин Роханскую***? Зену, королеву воинов? Какого чёрта, Огино? Куда ты сунулась? Никто тебе этого не скажет, так я скажу: никакая ты не героиня, ты дура, которая чудом осталась в живых, и я не понимаю, как это самое чудо вообще случилось…       Я сделала два неловких шага навстречу Тоси. Он, увлеченный разоблачением моей вселенской глупости, не сразу это заметил, но после всё же замолчал. Я разглядела в его злых глазах тоску, которую видела совсем недавно в глазах той, что когда-то звалась Ринтаро Вада. «Лишь бы чётки никуда не потерялись…», — подумала я, чувствуя, как в глазах всё же собираются слёзы.       — Даже не думай реветь, оставь эти штучки для Хайо. У меня своя есть, — кивнул он в сторону Хироко.       — Ну спасибо! — возмущенно сказала в нос Кодзима.       — Хочу и буду реветь, — сказала я, — ты мне не указ. Но я чертовски рада тебя видеть, Аса-Тор. Были моменты, в которые я была готова на всё, лишь бы снова услышать, как мой лучший друг называет меня мегерой.       По лицу Тоси будто прошла волна цунами, смывшая с него всю спесь и весь гнев. Буквально спустя пару мгновений я всё-таки ревела, уткнувшись ему в грудь. И, клянусь, слышала, как бог-громовержец Тор пару раз всхлипнул. Слёзы, которых так долго не было, больше не хотели уходить: меня пытались успокоить всеми способами: словами (Хироко), водой (Хаку), криками (Тоси). Зашедшие в палату Тамако и её скромняга-парень тоже прилагали все силы, чтобы заткнуть мой фонтан слёз. Безуспешно. Я проревела больше часа, о чём мне потом не раз любезно напоминал Вада, и за этот час моим друзьям приходилось отгонять от меня и родителей, и врачей, и медсестёр. Видимо, никак иначе мой исстрадавшийся организм не хотел принимать то, что я больше не одна. Что я никогда не была одной. Что я в безопасности. Что меня любят.       Хаку обнимал меня здоровой рукой, Хироко щебетала, вводя нас в курс школьных новостей, прерываясь на утирание своих и моих слёз. Тоси широко улыбался, отвешивая свои фирменные саркастичные шуточки. Тамако так же остроумно комментировала все истории Хироко, чем заслуживала восхищённые взгляды красавца Аситаки.       И пусть у меня болели душа и тело, пусть я чувствовала всю тяжесть усталости, пусть я не могла поверить во всё происходящее — я была дома. И я была счастлива.