oh wonder

      — я разлюблю тебя, когда эта роза завянет, — говорит донхёк, а чэнлэ хмурит брови и смотрит на ярко красный цветок в руках у старшего.       — но она ведь искусственная, — наконец-то произносит лэлэ, а хэчан лишь загадочно улыбаясь, поворачивает голову на друга (который больше чем друг) и смотрит в теплые карамельные глаза китайца.       — ааа,       до меня дошло, — немного отстраненно говорит младший и тоже расплывается в улыбке, в тот же момент закидывая на старшего все конечности и обнимая так сильно, как только может, вдыхает родной запах корицы.       донхёк дарил ему очень много цветов, и все со временем увядали, что постоянно расстраивало обоих, но сейчас чжону кажется, что именно эта роза является той самой, именно эта роза сделает жизнь счастливее, жизнь в которой хэчан будет самым важным для лэлэ человеком.       кореец обнимает его в ответ и шепчет что-то.       а чэнлэ верит всему, даже тому, что хэчан будет любить его всегда.

***

      — он такой классный, лэлэ, ты даже не представляешь, — увлеченно ведет рассказ донхёк. в руках у него ромашка, которую подарил новенький в классе, канадец, о котором как раз таки идет речь.       чэнлэ пытается не отвлекаться и делать домашнее задание, но кореец, который лежит на его кровати и вертит в пальцах настоящую ромашку от какого-то марка, не дает этого сделать.       — хэч…       — а ведь у него сейчас и мой цветок, — старший практически визжит, от счастья, или от стыда, непонятно. — ему так понравилась та пиона, ты бы знал, лэлэ.       — эй, хэчан! — чуть громче говорит китаец, и ли наконец-то обращает на него внимание. — прекрати говорить о нем. пожалуйста.       донхёк невольно следит за взглядом младшего, который направлен прямо на ту самую искусственную розу, подаренную им же три года назад. она стоит в вазе на полке, рядом с кучей фотографий, на половине, как минимум, из которых есть донхёк.       — солнце, не ревнуй, — тянет кореец и подходит к сидящему в кресле младшему. — но он правда милый, тебе…       — донхёк, — остановил старшего лэлэ и взял его за руку. — лучше помоги мне с алгеброй.       кореец улыбается и кивает, присаживаясь на корточки рядом, начиная решать задачу, над которой китаец думал уже как полчаса. и кажется все возвращается на свои места, но лишь спустя неделю чэнлэ находит ту ромашку в шуфлядке рядом с кроватью донхёка, а сердце кажется замирает.       хэчана часто нет дома, хэчан реже разговаривает с младшим, хэчан не обнимал уже три дня, не целовал пять и только сейчас лэлэ это все вспоминает и тяжело выдыхает.       в уголках глаз появляются слезы, но он запрокидывает голову и шмыгает носом. лишь бы ли не видел его слез, лишь бы не узнал, что чэнлэ знает об этом…

…о том, что ромашка не вянет.       — чэнлэ, иди сюда, — кричит старший с гостиной, а чжон выдавливает из себя тихое «ща» и кладет цветок обратно в шуфлядку. тыльной стороной ладони трет глаза и выходит из комнаты, закрывая дверь и представляя, что тем самым закрывает себя от всего, что только что узнал, увидел, понял.       но похоже, такое забыть невозможно. он видит их после уроков. видит того самого марка из канады, он и вправду милый, очень, с очками на глазах и в выглаженной рубашке, но при это не выглядит ботаном или что-то типа. он чертовски привлекателен, правда чэнлэ, конечно, смотрит не на него, а на хэчана, стоящего рядом.       на лице у старшего улыбка, такой лэлэ не видел никогда, в глазах восхищение и влюбленность. когда-то донхёк смотрел так на китайца, правда, это было давно, и несерьезно.       чжон ожидал этого и все равно приоткрыл рот от удивления и выпучил глаза. хэчан чмокает марка в губы и убегает в противоположном направлении, а на лице канадца появляется милая, такая милая и невинная улыбка, тогда как в лэлэ все внутри умирает.       и чэнлэ не знает, что сделал не так, чем заслужил это, когда оступился, хотя он почти уверен, что именно в тот момент, когда принял ту искусственную розу. это было ошибкой, все, с самого начала, надо было остановиться сразу же, как они поняли, что не являются предназначенными друг друга, но оба поступили иначе., а больно только лэлэ. чэнлэ становится на носочки и тянется за вазой на полке, в которой стоит роза и бережно опускает ее на стол.       даже прикасаться к цветку кажется чем-то совершенно неприемлемым, чем-то, что может задеть прошлое, сделать больно. он медленно тянет палец к бутону и касается, еле-еле, но на стол тут же падает тканевый лепесток, а затем второй, и третий.       чэнлэ не понимает, ничего не понимает, но сердце больно сжимается и китаец отдергивает руку от цветка.       — что ты делаешь? — слышит голос донхёка, который кажется только что зашел в комнату.       чэнлэ глотает ком в горле и поворачивает голову на старшего. смотрит в такие родные карамельные глаза, чувствует знакомый запах корицы. ему хочется закричать, заплакать, но он всего лишь тихо шепчет:       — кажется, она завяла, донхёк-и…