Игра

Фигуры сброшены с шахматной доски, и убраны в ящик. Но судьба предлагает начать новую партию. И снова на шестидесяти четырёх монохромных клетках выстраиваются фигуры – стройные ряды белых и чёрных стоят друг против друга и ждут. И снова начинают белые. Таковы правила. Как шутят в морозной России: «Белые – смелые». Чёрным же всегда остаётся лишь два пути – или начинать борьбу, или сдаться. Вы смотрите на меня снизу вверх, и я не могу понять, что вы чувствуете. В ваших глазах весь спектр чувств от смятения и боли до нежности. Что из этого относится ко мне? Вы берёте мои руки в свои, и ваши пальцы нежны и прохладны. Я судорожно вздыхаю, пытаясь усмирить чувства, подчинить своей воле нахлынувшие эмоции. Тщетно. Тихий голос: -Ди, позвольте мне отправиться с вами. Как гром среди ясного неба. Я смотрю в ваши глаза и не знаю что ответить. Я просто не ожидал подобного, хоть и надеялся. Я надеялся? Неужели я так хочу, чтобы вы остались рядом со мной? Я хочу. Я желаю этого сейчас больше всего на свете. Я просто медленно сползаю с дивана на пол к вам, становлюсь перед вами на колени и нежно обнимаю ваше лицо руками: -Вы не можете, мой дорогой, мой бесценный маркиз. У вас есть долг перед вашей семьёй. Они не поймут, не простят вам, если вы оставите их. Они не смогут без вас…. Вы всё для них. Великий Шан-Ди, как же мне тяжело говорить эти слова! Как же мне хочется сказать вам совсем иное: «Останьтесь со мной, будьте со мной, не бросайте меня. Я не смогу без вас. Вы для меня всё». И что же я говорю?! Почему я не могу сказать то, что хочу на самом деле?! «У тебя есть долг» — звучит в голове голос отца. Я отстраняюсь и закрываю своё лицо руками. И чувствую, как из глаз катятся слёзы, горячие, настоящие. Я удивлёно собираю их пальцами и смотрю на мокрые руки. Я не плакал очень-очень много лет, с тех пор, как был совсем юнцом и оплакивал каждое убитое животное, каждое срубленное дерево. А вот теперь я плачу от одиночества. На миг мне кажется, что я падаю в непроглядную темноту, совсем один. И ваши небесно-синие глаза отдаляются от меня всё дальше и дальше. А со мной остаётся лишь боль и пустота, и ещё вечное отчаянье. Вы обнимаете меня и прижимаете к себе. Мне необычайно приятно чувствовать ваши прикосновения. Такое ощущение, что вы прикасаетесь не к моему телу, а к моей душе, задевая самые тонкие и спрятанные глубоко-глубоко чувства. Эти чувства натянуты до предела, и каждая вибрация их заставляет меня содрогаться о боли, заставляет моё сердце истекать кровью. И, то ли я сошёл с ума настолько, что перестал рационально мыслить, то ли вы затуманили мой разум настолько, что я уже ничего не понимаю, да и не хочу понимать. Но я поднимаю на вас своё заплаканное лицо, долго-долго смотрю вам в глаза, пытаясь вновь прочесть ваши эмоции и чувства, а потом…. Я не знаю и не понимаю, зачем я сделал это. Почему я стал вести себя как ненавистные мне люди? Но я, со всей нежностью, на которую был способен, легко, почти невесомо, коснулся губами ваших губ и прошептал: — Сможете ли вы, бросить всё и остаться со мной? Я стоял на крыше своего магазинчика и смотрел на горизонт. На Востоке, там, где когда-то жил мой народ, лениво выползало из-за домов утреннее Солнце. Сначала небо окрасилось фиолетовым и малиновым, постепенно розовея и светлея, пробились первые, ещё не очень яркие золотые лучи. Золотые, как ваши волосы. Я ждал. Я сбежал от вас на крышу и теперь стоял в нерешительности. Останетесь ли вы со мной, после всего того, что я наговорил сейчас вам? Найдёте ли вы меня? И вот, первый яркий луч пронзает и рассекает остатки тьмы, и призрачный ковчег обретает форму. Я слышу пение птиц шорохи животных, тихое рычание, и оборачиваюсь. Все обитатели магазинчика здесь, они готовы покинуть это, теперь уже враждебное место. Они готовы лететь со мной куда угодно, полностью доверяя мне, вручая в мои руки свои жизни. И они не понимают, почему я медлю. А я жду. На моём корабле нет места для людей. Но вы ведь не человек. Вам можно! Можно лететь с нами! «Ещё одну минуту. Подожди одну минуту. Хотя бы мгновение!» — твержу я себе и с надеждой вглядываюсь в дверной проём, ведущий с крыши вниз. А через минуту я улечу отсюда навсегда. Успеете ли вы, мой… дорогой… любимый(?) маркиз?