И целого мира мало. Всё будет хорошо.

Сложнее всего в ту ночь было заснуть и хотя бы на время перестать думать обо всём этом, поэтому Дима даже не уверен, что вообще спал, потому что даже сквозь сон ощущал внутреннюю тревогу и не мог успокоиться. Так и пролежав всю ночь на диване в гостиной, он принципиально не захотел подниматься в спальню, где, к слову, до сих пор горел торшер, и всё оставалось ровно на тех же местах, что и в ту секунду, когда они вышли из комнаты. Лестницу в доме нельзя было назвать крутой или особо опасной – она была не опаснее, чем любая другая лестница. И самое главное, что можно смело записать в её преимущества, она была деревянной... Не мраморной, не железной, не стеклянной, а деревянной. Ударься Поля головой об мрамор, всё могло закончиться гораздо хуже, потому что разница между камнем и деревом вполне очевидная, хотя искать в этом хоть малейший повод для радости было очень странной затеей. Полино утро началось в 8 часов утра, когда медсестра пришла повторно брать кровь и измерять давление. Такой разбитой, как этим утром, она не чувствовала себя очень давно, примерно с того самого дня, как потеряла ребёнка. Кое-как с помощью уговоров всё того же медперсонала она согласилась съесть пару ложек овсянки, до сих пор не испытывая чувства голода, но ребёнок внутри неё её чувств явно не разделял и остро нуждался в пище, которую и так не получал со вчерашнего дня. Полина сорвалась к подруге в десять утра, сразу после второго кормления, оставив дочь под присмотром мужа, потому как больше не могла ждать, полночи размышляя о случившемся. - Я даже не сомневалась, что ты меня из под земли достанешь, - невесело усмехнулась Пелагея, увидев подругу в дверях своей палаты. - Полька, я так за вас испугалась, - честно призналась она, приземлившись на край кровати и крепко обняв её. Их разговор продлился от силы минут пять, прежде чем с не менее бурными эмоциями в палату вошла Светлана Геннадьевна в сопровождении медсестры, что всю дорогу пыталась успокоить её и убедить в том, что с её дочерью всё в порядке. И пока Полина с её мамой причитали о том, как это всё ужасно и страшно, она молчала, не выражая абсолютно никаких эмоций, потому что понимала, что просто не справится с ними без помощи успокоительных. - Объясни мне, как можно было упасть с лестницы? - неожиданно поинтересовалась подруга, смерив её серьёзным взглядом. - С какой лестницы? - растерянно переспросила Ханова, выражение лица которой заметно изменилось, - Ты что, с лестницы упала? - Поль, скажи честно, это Дима? - продолжала развивать логическую цепочку она. - Ты с ума что-ли сошла? - спросила Поля, поражаясь, что такое вообще могло прийти ей в голову, - Он бы никогда не причинил мне вреда... - Когда он тебя ударил, ты тоже так говорила, - выдала Гагарина, заставив её маму невольно ахнуть. - Полин, закрой рот, - не выдержала она, едва не прожигая в ней дыру взглядом. - Что значит «ударил»? Вы вообще о чём? - недоумевала женщина, поочерёдно глядя на них. - Ты понимаешь, что это уже не смешно? Когда я, по-твоему, должна начинать опасаться за твою жизнь? - не унималась та, явно пытаясь докопаться до истины. - Не надо за меня опасаться, - отозвалась блондинка, чувствуя себя загнанным в угол зайцем, от которого немедленно требовали объяснений. И этот момент был самым неподходящим для появления Димы, который вошёл в палату следующим, предварительно постучавшись. - Всем привет, - безрадостно поздоровался он, закрыв дверь и сделав несколько шагов в их сторону, поставил возле шкафа небольшую сумку с вещами. - Дима, ты что, поднимал на Полю руку? - первой отмерла Светлана Геннадьевна, специально обойдя больничную кровать и сократив между ними расстояние. - Что? - непонимающе переспросил он, и вовсе не потому что не расслышал, а потому что просто не догадался, к чему этот вопрос. - Это ты её толкнул, - заявила Полина, недолго продержав эту идею в предположениях и быстро переведя в уверенное обвинение. - Да вы издеваетесь или что? - не выдержала Поля, больше не в силах слушать этот бред, - Меня никто не бил и не толкал! Я сама оступилась... - А так обычно все жертвы домашнего насилия говорят, - настаивала Гагарина, видимо, окончательно повредившись рассудком. - Полин, ты чё несёшь? Какое «насилие»? Я виноват, но я не толкал... - начал было объяснять Дима, но его монолог вовремя перебила жена. - Не надо перед ними оправдываться, - отчеканила она, вынудив всех вновь обратить внимание на неё, - Я вас обеих, конечно, очень люблю, но вас не касаются наши отношения, и я не хочу слушать весь этот бред про домашнее насилие и уж тем более не позволю обвинять в этом Диму. Мам, пожалуйста, не забивай этим голову и не переживай за меня... Главное, что с ребёнком всё в порядке. - Успокойся! Тебе нельзя нервничать, - напомнил Билан, заметив, что она не на шутку завелась от всей этой темы и невольно повысила голос. - Вовремя ты вспомнил об этом, - фыркнула Пелагея, не сумев промолчать. - Я и не забывал, - парировал он, тоже будучи не из тех, кто останется стоять в стороне и «будет умнее». - Так, ладно, я вечером ещё зайду, - заключила Гагарина, заметно поубавив свой пыл. - Полечка, я тоже пойду! Завтра заеду, - согласилась Светлана Геннадьевна, догадавшись, что их нужно оставить наедине. К тому же, ей было необходимо переварить услышанное, в которое совсем не верилось до тех пор, пока Полина не начала выдавать новые подробности взаимоотношений этой семьи и открыто обвинять Диму. Дождавшись, пока все желающие покинут палату, он не относил себя к их числу, планируя остаться и наконец-то нормально обо всём поговорить. Собрав сумку со всеми, по его мнению, необходимыми вещами, которые понадобятся Поле на время нахождения в клинике, он слегка запоздал с визитом, пропустив всё самое интересное. Неуверенно преодолев эти пару метров до кровати, он вновь приземлился в то самое кресло, где успел посидеть вчера вечером перед своим уходом. - Как ты? - спросил он, впервые со вчерашнего вечера посмотрев ей прямо в глаза, отчего невольно стиснул зубы, чувствуя, как непросто ему это даётся. - Да просто супер, - с сарказмом ответила она, закрыв глаза и в следующую секунду не сумев сдержать слёз. Мама с Полиной не вызывали у неё таких сильных эмоций, как Дима, даже когда обсуждали её падение и искали в этом виноватых. Ничего не действовало на неё так сильно, как он – человек, который был там и переживал весь вчерашний вечер вместе с ней. Человек, с которым только они вдвоём знали правду и понимали, как бредово звучат все эти предположения насчёт того, что он её толкнул. - Я привёз тебе вещи и телефон, - проговорил он, выудив из кармана своей кофты её айфон и положив на прикроватную тумбочку. - Перевези, пожалуйста, все мои вещи к маме, - неожиданно попросила она, прояснив этой просьбой очень многое, - Я не поеду домой после больницы... - Поль, ну, зачем сейчас всё это? - Ты понимаешь, что я опять чуть не потеряла ребёнка? - железным голосом сказала блондинка. - Опять ты? - горько усмехнулся Билан, уже было понадеявшись, что они прошли эту стадию. - Что? - непонимающе переспросила она. - Опять ты чуть не потеряла ребёнка? Не мы, а ты? - его до сих пор задевала эта формулировка, - Поль, я очень виноват и прекрасно это знаю, но... - Я постоянно нервничаю, когда ты уходишь; постоянно думаю о том, что ты там с этой Мариной, а я одна дома... Почему какая-то первая попавшаяся тёлка была для тебя важнее, чем наша дочь? Почему, Дим? - и вот здесь она окончательно перестала себя контролировать, начав ежесекундно всхлипывать. - Тише, Поля, пожалуйста, не плачь! - сам уже не выдерживая, проговорил он и, спешно поднявшись с кресла, пересел на край кровати рядом с ней. - Я не могу, - отозвалась она, жадно хватая губами воздух, которого катастрофически не хватало из-за слёз. - Тихо, послушай меня, - прошептал он, наклонившись и приблизившись к её лицу, а затем аккуратно смахнув несколько слезинок с её щеки, - Я никогда тебе не изменял, и между нами с ней ничего не было... Её самой больше нет и не будет в нашей жизни. Если ты хочешь пожить у мамы, если тебе так будет спокойнее, то я отвезу к ней вещи... Я сделаю всё, что угодно, лишь бы ты не плакала, слышишь меня? Ты и наша дочь – это самое дорогое, самое ценное, что у меня есть, и никого важнее для меня не существует... Сделав ещё один глубокий вдох, она вроде как начала потихоньку успокаиваться, а по телу пробежала мелкая дрожь. Прижавшись своим лбом к её, он сам ужасно хотел разрыдаться от накрывающих эмоций, но вновь сдержался, понимая, что ей от этого станет только хуже. - Я просто боюсь не выносить её, - призналась Поля, которой после вчерашнего стало по-настоящему страшно, - Я очень устала постоянно чего-то бояться, мне нужно время, чтобы отойти от всего этого... Поэтому, пожалуйста, не приезжай больше! Всё ещё не отстраняясь от неё, он молча прикрыл глаза и поджал губы, стараясь скрыть то, как тяжело ему даётся такое её решение, с которым сейчас будет очень странно спорить, учитывая, что минуту назад он пообещал сделать для неё всё, что угодно. Эта пауза... эта очередная пауза в их отношениях не предвещала ничего хорошего и вообще казалась невозможной в тот период, когда они ждут ребёнка. Единственное и, возможно, последнее, что он мог сделать в этой ситуации... что он пока ещё мог себе позволить, так это поцеловать её напоследок или на прощание – и то, и другое звучало одинаково паршиво. И конечно, она ответила на его поцелуй, потому что, как бы там ни было дальше, сейчас он всё ещё её муж, которого она даже при всей своей огромной обиде не смогла разлюбить за прошедшие сутки. Даже если бы очень хотела.