Моя амфетаминовая шлюха

      Сначала, мысленно игнорируя боль в ноге, Шуга долго лежал на кровати под музыку и пялился в потолок. Кофе вроде бы помогал, но с другой стороны, а стоило ли прогонять возможный сон, который в принципе даже мог бы случиться, учитывая шум отъезжающей от дома машины. Хотя, что сделано, то сделано, и теперь Юнги не знал, чем занять себя в ближайший месяц, а то и больше, и осознание того, что ему теперь некого убивать или по крайней мере выслеживать, по-настоящему пугало. Бывало время, конечно, когда он мечтал об отпуске в особенно загруженные работой дни и недели, но сейчас, получив наконец драгоценное время для отдыха, он вдруг понял, что, похоже, просто не способен на него.       Первой мыслью было найти у Чимина в комнате что-нибудь вырубающее, но, представив, как он закинется чем-нибудь совсем неправильным, Шуга пришел ко второй мысли: написать напарникам. Правда, как только ноутбук включился и загрузил страницу входа, эта идея тоже отпала, потому что воспоминание о разнице во времени сложилось простым вычислением в голове. Вздохнув, Шуга пошел обратно вниз за сигаретами, ощущая себя как будто вне пространства-времени с налетом зависти, ведь парни скорее всего сейчас на каком-нибудь задании или крепко спят в свободную ночь, хотя кое-кто обычно редко спит даже в такую ночь. А на кухне его уже ждал оставленный Чимином бардак.       Юнги как раз проходил мимо кухни с сигаретой в одной руке и пепельницей в другой и остановился столбом, уперев взгляд в пол. «Так я здесь, значит, еще и уборщицей должен быть?» — спросил он сам себя раздраженно, обходя стойку и внимательнее присматриваясь к красиво растекшемуся по паркету омлету.       — И в самом деле, нахуя я согласился на это? — недоумевал он, пожимая плечами себе же в ответ и уходя искать принадлежность для уборки. — Чтоб ты в аду горел со своим завтраком, Пак Чимин.       И убирая беспорядок, Шуга все думал, что, возможно, стоит вообще не подпускать Чимина к готовке, но тогда вставал другой вопрос, не более приятный: что же, теперь еще и поваром становиться? На секунду его разум воспроизвел сюрреалистичную картинку Шуги в роли стандартной домохозяйки и матери-одиночки, только в виде работы с бессонницей и клинической депрессией. Картинка, конечно, смешная, Юнги даже усмехнулся, а ситуация страшная на самом-то деле. Сразу после уборки ему в голову пришло уйти в запой на неделю другую, но отсутствие пикапа в гараже отправило его обратно на диван к телевизору с шоу и сериалами, в которых он не понимал ни слова. Это было похоже на мучительный кошмарный сон и длилось где-то три часа, пока нервы совсем не выдержали, и Шуга не пошел перекусить.       Тогда, точно так же, как утром, он остановился напротив окна и застыл взглядом на темном океане, шум волн которого с трудом доносился до слуха сквозь плотно закрытое окно. Лениво пережевывая сэндвич, он медленно пришел к решению пройтись по берегу, пока снова не стемнело.       Собравшись, он вышел через заднюю закрытую веранду. С другой стороны дома вниз сразу шла длинная лестница, ее деревянные ступени мягко скрипели под ногами, когда Юнги спускался к берегу. Сильный холодный ветер трепал его и так грязные, растрепанные волосы и пытался снять и унести прочь незастегнутую парку, забираясь под кофту к самой коже. Еще только ступив за порог, Шуга пожалел, что не надел еще пару кофт под куртку, но возвращаться не стал, потому что этот холод хотя бы отрезвлял и прогонял то необъяснимое, странное состояние, в котором он пребывал с раннего утра. Как будто голова начала очищаться от мусора, начавшего уже портиться и гнить, превращая все мысли в жуткое непроходимое болото.       Ветер ударил в лицо мелкими, почти незаметными, солеными брызгами океана. Как будто моросящий дождь, только летящий горизонтально и не с неба на землю, а наоборот, кладущий огромный болт на гравитацию и все законы физики. Когда тяжелые волны опускались на берег белой пеной, ветер подхватывал взлетающие вверх капли и бросал прямо в лицо, словно прогоняя обратно в дом. Но Шуге там делать было абсолютно нечего, и пустое безделье пока слишком пугало его, чтобы попробовать с ним смириться и, было бы гораздо лучше, насладиться им. Так что, дойдя до подножия лестницы, кончавшейся небольшой площадкой, заметенной песком, Юнги сошел на узкую тропинку, ведущую куда-то вдоль берега через заросли сухой травы высотой до колена. Он не знал, куда она приведет и приведет ли куда-нибудь вообще, но это было совсем не важно. Закурив, он шел просто вперед, смотря на неспокойные воды океана и небо, затянутое серыми тяжелыми облаками. Дождь как будто собирался пойти, но не решался, а ветер все шумел в кронах высоких сосен и низких елей, теряясь где-то далеко в чаще леса. Дым от сигареты метался в стороны и попадал в глаза.       Тропинка то поднималась вверх по склону, то спускалась вниз, к мокрому песку, исчезала и появлялась снова. Казалось, много лет по ней уже никто не ходил, и закончилась она очень внезапно, упершись в заросли сухого кустарника. Поэтому, развернувшись, Шуга так же неспеша пошел обратно, на самом деле, вовсе не желая возвращаться в пустой дом, где на него неизбежно снова нападет сонливость вкупе с физической невозможностью уснуть. И все же он шел обратно и, дойдя до начала пути, поднялся по лестнице и вошел в дом лишь потому, что тело совсем замерзло, кажется, даже пальцы ног онемели, а о руках, которые он и не подумал спрятать в карманах куртки, говорить и не стоило.       Внутри оказалось очень тепло, даже жарко после холода улицы и пробирающего до костей ветра. Скинув куртку и обувь и пройдя через веранду на кухню, Шуга внезапно почувствовал сильный голод, и громко заурчавший живот это подтвердил. Но к готовке он приступил в итоге только минут через пять раздумий. Выбор, что приготовить, оказался очень трудным и пал на «просто рамен с курицей и овощами». Но, надо сказать, готовка — это все-таки занятие, и Шуга почувствовал себя гораздо лучше, когда время перестало пропадать зря. Ну, ровно до того момента, когда домой вернулся Чимин.       Сначала послышался звук подъезжающей машины, за ним — открывающегося гаража, а потом оттуда начали доноситься странный шум и разговоры с самим собой. Через минуту дверь из гаража открылась, и Шуга лицезрел ужасно неловкую попытку Чимина зайти в дом с огромной коробкой и звенящим пакетом. Кое-как протащив покупки за порог, он поставил их на пол и, разогнувшись с довольным вздохом, посмотрел на Шугу и радостно заявил:       — Шуга-хен, я купил синтезатор!       И в ответ на такое бурное веселье, помещение лишь наполнилось напряженной тишиной. Шуга смотрел на Чимина, уже как обычно, совершенно без эмоций, а потом после долгого молчания спросил, боясь услышать ответ:       — Нахуя?       — Не знаю? — Чимин выглядел так, как будто действительно не понимал, почему для покупки чего-либо нужна какая-то причина. А потом внезапно встрепенулся, взял пакет и прошел в кухню к свободным шкафам. — А еще я вина купил, хотел соджу сначала, но оказалось, здесь его не продают, а что это ты готовишь, это рамен? Так вкусно пахнет, я как раз голодный!       Он быстро расставил все бутылки в нижний шкафчик, оставив две на сегодняшний вечер, полез к верхнему и, чуть не уронив всю полку, достал два бокала для вина. Шуга наблюдал за всем этим, совершенно забыв о готовке, а когда Чимин закончил и уже собрался открыть первую бутылку, не дожидаясь начала ужина, спросил недоумевающе:       — И что, ты умеешь играть на клавишных?       — Ты умеешь, — просто и с улыбкой ответил Чим, легко вынимая пробку со звонким «чпоком» и наливая сразу в оба бокала. — Вина?       — То есть ты для меня купил синтезатор? — Шуга взял бокал, и они одновременно сделали по глотку.       — Хочу, чтобы ты сыграл мне, интересно послушать твои навыки, мне кажется, у тебя рамен скоро переварится.       Еще несколько мгновений Шуга смотрел на него все с тем же непонимающим выражением лица, пытаясь вникнуть в услышанное. Ему чертовски не хотелось признавать, что он теперь, по-видимому, еще и должен развлекать Чимина.       — И откуда ты вообще это узнал? — спросил он, как будто сам себя, возвращаясь к готовке.       Чимин только загадочно улыбнулся, допивая залпом свой бокал и наливая еще, пока Шуга заканчивал и разливал рамен по тарелкам. Он уже не мог дождаться, когда наконец они сядут и начнут есть, даже руки тряслись от голода и нетерпения, к тому же, он сегодня почти ничем не закидывался, и голод просто сводил с ума своей силой. Так что, как только Шуга поставил тарелки на стол, Чимин сорвался с места, чуть не расплескав по полу вино, и накинулся на еду, как обезумевший.       — Осторожно, горячо, — предупредил Юнги совершенно безразличным голосом и, взяв со стойки свой бокал, не спеша сел напротив и тоже начал есть, только гораздо более осторожно и не дыша, как Дарт Вейдер, потому что рамен действительно был очень горячий.       — Боже, как вкусно! — пробормотал Чимин с набитым ртом, еле пережевывая. — Шуга-хен, ты просто бог рамена, честное слово.       — Спасибо за комплимент, — Юнги все хмурился, наблюдая за парнем, который очень странно ел рамен и запивал его красным вином, и ища хоть какой-нибудь подвох в его словах.       — Может опробуешь синтезатор сегодня после ужина?       — Нет.       — Но почему нет? У тебя уже есть планы? — Чимин посмотрел на него таким по-детски наивным взглядом, но словно видя насквозь в том числе и то, что Шуга понятия не имеет, чем заняться не только сегодня вечером, а вообще все то время, которое им придется провести в этом доме на западном побережье США.       — Нет, планов нет, — под таким проницательным взглядом Юнги осталось только сдаться.       — Ну вот, значит сыграешь для меня что-нибудь! — улыбнулся Чимин, снова набивая рот лапшой.       Раньше Шуге было не по себе, когда ужин с кем-то проходил в напряженном молчании, но теперь он уже мечтал о том, чтобы Чимин замолчал и просто ел, потому что он продолжил болтать о всякой ерунде, даже когда рот был занят настолько, что произносить членораздельные слова было практически нереально. И что самое странное, Шугу это раздражало и одновременно…забавляло. Поэтому каждый раз, когда улыбка так и просилась растянуться от уха до уха, он брался за бокал, и в итоге они на двоих распили обе бутылки еще до того, как доели ужин. «Что ж, видимо, с таким соседом, как Чимин, можно уйти в запой, не выходя из дома, — подумал Юнги, с сожалением смотря на парня, идущего за третьей бутылкой. — Я же не люблю вино, так зачем пью его?».       — Еще бокальчик? — довольно улыбнулся Чимин, уже достаточно пьяный, чтобы не хотеть бежать в комнату за наркотиками в любую секунду.       — Наливай, и пошли посмотрим, что за синтезатор ты купил, — ответил Шуга, чувствуя, что еще пару-тройку бокалов этого чертовски хорошего вина — и он перестанет отвечать за собственные слова.       Он отнес коробку в гостиную, там было побольше места, а Чимин плелся за ним следом с двумя бокалами в руках и дико довольной и счастливой улыбкой на лице. Но стоило только Шуге посмотреть на чек, вложенный в коробку, как почти идеальную атмосферу в комнате нарушил его возмущенный голос:       — Две тысячи, Чимин?! Серьезно? Ты вообще деньги тратить не умеешь?       — А что? — искренне удивился тот, присаживаясь на диван и тут же прикладываясь к бокалу. — Я просто сказал, что мне нужен самый крутой, какой у них есть, неужели тебе не нравится?       Уже который раз за вечер, Юнги обернулся на него с озадаченным видом, ничего не ответил и только устало покачал головой, распаковывая синтезатор дальше. Когда он наконец избавился от всей упаковки, установил на подставку и подключил, Чимин подошел, протянув бокал Шуге, и они оба уставились на инструмент, рассматривая его.       — Опробуешь? — спросил Чимин, спокойно получая в ответ все тот же пронзающий взгляд.       Юнги ответил, только после того, как выпил вино залпом.       — Неси еще, — сказал он, протягивая бокал обратно.       И пока Чимин шел на кухню за бутылкой, допивая свой на ходу, Шуга взял стул, стоявший у пустого письменного стола, и принялся настраивать синтезатор, пытаясь вспомнить, как и что нужно нажать, чтобы эта дорогущая штука работала как надо. С горем пополам и низким уровнем английского языка у него это все-таки получилось, и Чимину даже не пришлось долго ждать, тихо стоя у него за спиной с двумя пока еще пустыми бокалами в одной руке и бутылкой вина в другой. Когда Шуга обернулся со вздохом, значащим, что настройка закончена, он сразу наполнил бокалы и выжидающе посмотрел на совершенно растерянного и уже опьяневшего парня.       — Ну, и что тебе сыграть? — спросил Юнги, обреченно глядя на клавиши и отпивая вина, которое, казалось уже не лезло, но которое он продолжал пить, отчасти, на самом деле, из-за того, что Чимин стоял слишком близко, прямо за спиной, почти облокотившись на него.       — Что-нибудь? — ответил тот, вроде бы вопросом, а вроде и нет.       Шуга взглянул на него, уже плохо различая черты лица в полутьме, и повернулся к синтезатору, зависая пальцами над клавишами и пытаясь вспомнить хоть какую-нибудь мелодию. Сложнее всего было, конечно, начать, но потом руки сами играли давно знакомую сонату, заставляя забыть абсолютно обо всем на свете и стать частью музыки, слишком красивой, чтобы быть частью мира, в котором он живет. Наверное поэтому Шуга уже очень давно не играл не только ее, но и вообще. Его руки привыкли убивать и совсем забыли, как создавать нечто настолько прекрасное, что пронзает душу, как пуля — сердце. И Юнги так сильно погрузился в музыку, что не заметил Чимина, снимавшего его на свой телефон.       — Шуга-хен, ты так красиво играешь! — вздыхал он, переключая на фото и делая несколько снимков дрожащими руками.       — Чимин, что ты делаешь? — спросил Шуга, искоса смотря на него и продолжая играть.       — Я фотографирую тебя.       — Зачем ты фотографируешь меня?       — Я не знаю?       — И почему все твои ответы звучат, как вопросы?       Чимин уже не мог ровно стоять на ногах, поэтому, когда выпил еще вина и попытался убрать телефон в карман джинсов, тот полетел на пол, а сам парень, пошатнувшись, на удивление ловко для пьяного человека развернулся на носках и присел Шуге на колени, не в силах больше стоять.       — Не все ответы, — прошептал Чимин, обхватывая его шею и осторожно целуя.       Это было слишком рискованно, ведь он ничего не подсыпал в этот раз в алкоголь, и, собственно, он даже не надеялся на действие одного только вина. И все же Юнги ответил на поцелуй, прижимая парня к себе, совсем как в том сне, который он забыл. Но это длилось лишь мгновение, пока до него не дошло, что они оба делают, и Шуга резко оттолкнул его.       — Какого черта, блять, ты делаешь? — возмутился он, спихивая Чимина со своих коленей и поднимаясь.       — Тебе не нравится? — с сомнением ответил Чимин, довольно облизывая губы.       — Не смей больше так делать, — приказал Шуга, метнув на него прожигающий ненавистью взгляд, и ушел к себе, захватив только с кухни сигареты.       Он закурил сразу, как вошел в комнату и закрыл дверь за собой на замок. Тишина и темнота встретили его нежными, успокаивающими объятиями. Подойдя к окну, Юнги открыл его настежь, позволив ледяному ветру ворваться в комнату с шумом и запахом леса, и тихо выругался на самого себя за то, что позволил себе потерять бдительность и пить с Чимином. «Эта чертова шлюха на любого готова запрыгнуть, — думал он, упираясь руками на подоконник так сильно, что тот уже потрескивал, готовый сломаться. — Пусть, блять, трахается с кем-нибудь другим, если так хочется». Сигарета тлела очень быстро, поэтому за первой он сразу закурил вторую, совсем не чувствуя облегчения. Только холод, пробирающийся под одежду и колющий кожу. Юнги чувствовал такую злость, пожирающую, сжигающую изнутри, но не понимал, что она даже немного не направлена на Чимина, ведь тот был прав. Шуге понравилось. Но он отрицал это изо всех сил, из всего своего упрямства и предубежденности, пока короткий, беспокойный сон не прервал его мысленную тираду, полную необоснованной ненависти.       А Чимин допивал бутылку вина в одиночестве под тихие голоса какого-то телешоу с приглашенной звездой. Он смотрел в окно на другую сторону, на океан, едва ли различимый в темноте ночи. Желание войти в эти холодные воды с карманами, полными камней, снова возвращалось, но, пока еще, Чимин готов был встретить его как старого друга. К тому же, в машине осталась лежать пара других сегодняшних покупок, способных в разы облегчить жизнь, которую он всей душой ненавидел. Об этом знала лишь ночь, и он грустно улыбнулся ей, оставляя пустой бокал на столе. Последняя капелька вина медленно стекала по идеально прозрачному стеклу, как слеза — по идеально красивому лицу Чимина.