Домашний

•Глава ведется от лица Эрена• Передергиваю плечами, холод забирается под тонкую майку и скребет по ребрам. Декабрь оправдывает себя и на улице уже который день стоит тридцатиградусный мороз. Спустя минуту меня начинает по крупному трясти, но я все так же продолжаю стоять на балконе не выпуская из губ тлеющую сигарету. Никотин, чуть-чуть, самую малость, но расслабляет. «На часах полдвенадцатого, где тебя носит?» Задаюсь я одним и тем же вопросом на протяжении последних полчаса, отсчитывая каждую минуту. Если бы я умел читать мысли, если бы я мог всего один раз залезть в твою голову, я бы нашел ответы на все вопросы, мучающие меня вот уже месяц. В груди горечь скребется черной кошкой. Порыв ветра обхватывает меня и, словно, дает пощечину. Затушив сигарету, я захожу в квартиру, ощущая как кожа неприятно щиплет и повсюду появляются ожоги. Доигрался, блять. Кидаю взгляд на часы, 23:32, отлично. Что ж, мне не в первой засыпать одному и просыпаться тоже. Все та же противная горечь скребет в горле, все тело словно обдали кипятком, и решив больше не мучатся, забираюсь в теплый душ, смывая с себя остатки дня, в основном осадок с вечера. Сегодня двадцать восьмой день, когда я засыпаю без тебя. И просыпаюсь тоже. Я прекрасно знаю, что ты приходишь домой, что спишь не со мой, в нашей общей постели, а на диване. На скрипучем, кожаном диване, который я ненавижу даже больше чем жизнь. А за что мне его собственно любить? За то, что заботливо подкинула мне соулмейта с вечно недовольной рожей? Или может мне любить себя, который так глупо и невинно влюбился в каменную глыбу, о которую проще разбиться, чем услышать хоть что-то ласковое? Может за то, что имею чуткий нюх, как, блять, у собаки, и прекрасно чувствую чужие духи на том самом кожаном диване? Кажется, кто-то сверху явно наслаждается и упивается моей тупой болью, которая не щадя каждый день размазывает меня по стенке. Снова и снова. Раз за разом. Я наверное сделал что-то не так в прошлой жизни, но это ладно. Но, что я сделал не так в этой? Когда именно все пошло наперекосяк, хотя начиналось все вроде бы нормально? Сколько я задал вопросов? И не на один вопрос нет нормального ответа, или хотя бы, что-то на него отдаленно похожего. Вода в душе охлаждает кожу, и жжение постепенно стихает, позволяя облегченно вздохнуть. Сквозь шум воды слышу хлопок двери и замираю испуганным зайцем, он тоже, я чувствую, как в квартире нависла напряженная атмосфера. И все что нас разделяет это лишь пара метров и толстая стена. Его, лично выстроенная стена, через которую я не проберусь и которую я не разобью, даже если очень сильно захочу и постараюсь. Не тот я человек, что добивается цели идя по головам других и снося все на своем пути. Я лишь скромный моряк на одноместном корабле, плывущий по течению. Стараюсь не поддаваться внутренней панике, как можно спокойно выхожу из душа и направляюсь прямиком в спальню, надеясь, что он в своем кабинете. Надеюсь, на то, что просто не услышал хлопка двери его кабинета. Но все надежды падают к моим ногам, когда в спальне я нарываюсь на его ровную спину, обтянутую белой рубашкой. Ммм, пришел таки за этим, да? Горькая усмешка против воли рисуется на моих губах и я просто отсчитываю секунды, когда он окажется рядом и возьмет, то что ему привязала природа или может быть судьба, черт знает. Его хватает ровно на двадцать секунд. Неторопливо развернувшись, он маленькими шагами подступает ко мне, словно гепард на охоте. Такой же бесшумный, плавный и грациозный. Такой же как и всегда — восхитительный. Синие глаза гуляют по моему телу, и каждый раз взгляд спотыкается на ключице, где чёрным и размашистым почерком с большими загогулинами выведено — «Л е в и А к к е р м а н, 1 4.0 2.9 8.» Не желая тянуть время, скидываю одну единственную вещь с себя — голубое полотенце с бедер и продолжаю стоять в ожидании. Оно не столь долгое, сколь томительное и отдается спазмами боли по всему телу. Но это можно и потерпеть. Он не задумывается о чем-то еще, просто берет то, что ему принадлежит, и не надо ни с кем спорить на этот счет, судьба давно меня пометила и отдала в его руки. А как по мне просто кинула в котел с кипящей водой, вот только не ясно — сварюсь ли я в этом котле или захлебнусь и уйду на дно со спокойной душой? Дурацкая надпись начинает гореть, стоит ему ко мне прикоснуться. Сердце начинает дребезжать как сумасшедшее, а температура крови поднимается на сто градусов выше нуля. Тело отзывается послушно. Принимая и отдаваясь, душа все еще разрывается на части, а ум трезво подкидывает пару проклятий. Все это длится недолго, всего-то полчаса, за которых душа окончательно разрывается на клочья, оседая осколками на сердце. Слезы предательски накатывают на глаза, потому что запах куда более стойких духов, оседает в глотке. Это не его и тем более не мои духи. Его духи это смесь чего-то сырого, ядовитого и сладкого одновременно. Мои это все сладкое, даже приторное, но это только в первый раз. Если к ним привыкнуть, они оставляют мягкий шлейф, едва ощутимого пряного аромата. Третий запах, который уже буквально въелся ему под кожу, это явно что-то цитрусовое. Явно не принадлежащее не ему не мне. Он лежит рядом, все так же спокойно и размеренно дыша, пересчитывая лампочки на потолке. А я стараюсь заснуть и откинутся в нестрашные, на данный, момент кошмары. Самый страшный кошмар происходит наяву и от него не сбежать. Тело ноет, но я просто обязан отвернуться и уткнуться носом в свою подушку, иначе просто задохнусь. От этого мерзкого запаха, на который у меня аллергия, от слез и от горькой обиды, заполонившей сердце. Утро на этот раз крайне необычное, по домашнему теплое и уютное, словно я вновь дома, где мама заботливо готовит завтрак, а отец, сидит за столом, читая свежую газету в слух. На талии, слишком тяжелая рука, спросонья я не понимаю чья, а потом меня прошибает разрядом в 220 В и я резко подскакиваю на кровати, скидывая с себя руку. Последнего делать точно не стоило, потому что тело начало подавать признаки жизни и вскоре из-под одеяла высовывается темная макушка. — Эрен…? — голос хриплый, даже растерянный. — Сколько времени? О, боже… Я проспал! Черт! Несмотря на это, на работу никто не собирается. Макушка вновь падает и зарывается в подушках. Я откидываю одеяло и намереваюсь встать, но меня хватают за запястье и с силой дергают назад. — Давай сегодня целый день проведем в постели? — я хмыкаю. С чего такая непозволительная вольность? В каком переулке сдохла кошка? Или это быть может наверху, сжалились и послали моему предназначенному немного сочувствия, эмоций? Спустя пару минут вновь слышится размеренное дыхание и я вновь принимаю попытку к бегству. Плевать, что на мне ни куска одежды, а полотенце валяется в самом дальнем углу и идти за ним не хочется, это тоже самое расстояние до ванны. Ванна вновь встречает меня теплой водой. В зеркало смотреться нет ни капли желания — видеть там пустой взгляд, так ненавистную за последний месяц, татуировку и в добавок, словно ножом по сердцу, россыпь засосов на груди. Это так отвратительно, что становится тошно и невозможно дышать. Отвратительно знать, какой он двуличный человек. Отвратительно от одной мысли, что тот, кто ему не безразличен может видеть его большую часть дня, может свободно прикасаться его, трогать везде и целовать, а я… так — запасной вариант на всякий случай или просто и тупо — дырка, с которой можно разве трахаться, а на какие-то чувства, например любовь, можно забить. Можно забить на мое существование в целом и вспоминать ли тогда, когда уж сильно припекло и хочется до звона в яйцах. Отвратительно то, что я ощущаю на себе цитрусовый аромат, который ненавижу не больше и не меньше чем жизнь. Ненавижу себя за свое существование, просто за то, что не могу говорить, о том, о чем хотелось бы кричать. О своих растоптанных чувствах, о разбитой вдребезги душе, о сердце, которое уже как тряпка и еще один такой удар не выдержит и разорвется на мелкие кусочки. Если бы я умел говорить, я бы спел песню об этом. Я бы часами напролет рассказывал о том, что любить не стоит, что любовь не всегда что-то искреннее и светлое. Я бы каждое утро шептал ему то самое заветное «люблю». Но мне остается молчать. Молчать и самовольно падать к его ногам и позволяя уничтожать себя заново. Каждый день. Но мне ничего не остается как писать два слова, которые уже смешались и спутались в клубок неразберихи. Два слова «н е н а в и ж у и л ю б л ю. л ю б л ю и н е н а в и ж у.» Ненавижу ровно на столько процентов сколько и люблю. P.S Ожоги на коже Эрена - это аллергия на холод. Это намного хуже и в разы сильнее ожога крапивы. Очень противное чувство.