***
Это началось в понедельник вечером. На улице почти стемнело. Холодный ветер выл, кружа сломанные ветки и сухие серые листья. Ночь несла в себе отпечаток скорой зимы. В дверь позвонили. Ганнибал как раз собирался распустить галстук и войти в свой кабинет, планируя набросать контуры венецианского дворца, но, услышав звонок, аккуратно поправил пиджак и элегантно шагая подошел к двери. В дверном проеме стоял Уилл Грэм. Бледный, словно мертвец, с воспаленными от лихорадки глазами. У него, похоже, случился припадок или он был близок к нему, так ужасно его трясло. Ганнибалу оставалось лишь задаваться вопросом, как Уилл, находясь в таком состоянии, нашел дорогу к его дому. — Входи, — пригласил он без особой необходимости. Совершенно очевидно было, что Уилл сейчас его не слышит. Когда Ганнибал отступил в сторону, гость, спотыкаясь, ввалился в его жилище. Ганнибал помог ему снять пальто, а после провел в гостиную. Не в состоянии контролировать свое тело, Уилл упал на пол. — Я больше не могу, — прохрипел он, — я сойду с ума… Я не знаю, я… Он больше не смог ничего выговорить, лишь застонал, уткнувшись лицом в ковер. Ганнибал же спокойно сел на диван, наблюдая, как Уилл ворочается на полу. Он наслаждался моментом, но не из-за извращенного садизма, а потому, что это показывало, насколько он близок к достижению своих целей. Уилл почти сломан и вот-вот разобьется на части. Прошло около пяти минут, прежде чем Ганнибал все же решил немного помочь ему. Он тщательно продумал каждое движение, как и всегда. Нужно неспешно протянуть руку и коснуться его левого плеча. Он даже прочувствовал, сколько силы нужно вложить в кончики своих пальцев, чтобы утешить, но не быть чрезмерно заботливым. Уилл не должен полностью успокоиться. Ему лишь нужно почувствовать, что в комнате он не один, вот и все. Выверив жест, Ганнибал наклонился вперед, медленно протягивая руку… А в следующее мгновенье уже стоял на коленях подле мучительно сжавшегося Уилла, обнимая его. Не профессионально и сдержанно, нет. Он вцепился в Уилла так, словно хотел его сломать. Хваткой столь крепкой, что она причиняла боль самому Ганнибалу. Он чувствовал прохладу одежды Уилла, прикосновение его лба к своему плечу… его судорожное дыхание… трепет его сердцебиения… то, как сладкий, тяжелый запах болезни заполняет его легкие… Когда Ганнибал осознал, что делает, то внезапно разжал объятия. И дело было не в том, что для психиатра неуместно обнимать пациента с целью его утешить, и не в том, что это просто неправильно. Его удивило — и обеспокоило — то, что он совершенно не собирался так поступать. Что произошло? Его коленные чашечки ныли — должно быть, он рухнул на колени совсем несдержанно. Возможно, виноват Уилл. Он мог утянуть Ганнибала на пол, неосознанно ухватившись за его предплечье в горячке. Это бы все объяснило. Но Ганнибал знал, что такое объяснение — самообман. Уилл держал руки прижатыми к собственной груди, дрожал, и глаза его оставались закрытыми. Он не осознавал происходящее вокруг и никак не отреагировал на твердую хватку Ганнибала. Уилл прочно застрял в своих кошмарах и никак не мог схватить Ганнибала, когда тот собирался коснуться его плеча. Ганнибалу не нравилось думать, что именно он спровоцировал объятие, но никаких других разумных объяснений у него не нашлось, поэтому оставалось принять то, что есть. Он на время оставил эту мысль, помог Уиллу подняться с пола и уложил его на диван. Принеся с верхнего этажа плед, Ганнибал — с благопристойной аккуратностью — укрыл своего гостя.***
А затем принялся готовить блюдо на завтрашний день, понимая, что уже не уснет. Он был все еще недоволен тем фактом, что сделал что-то неосознанно. Это беспокоило. Признак начинающейся болезни?.. Не похоже. Он чувствовал себя физически таким же сильным и уравновешенным, как и всегда. Он положил разделочную доску на кухонный стол и, тщательно вымыв, поместил на нее брокколи. Выбрав подходящий нож, занес лезвие, чтобы нарезать соцветие, но необработанный овощ оказался слишком громоздким, и нож соскользнул. Ганнибал недоверчиво посмотрел на свою руку: по мышцам распространялась острая боль. Он порезал ладонь. Для обычных людей такие бытовые мелочи — часть повседневной жизни, но не для него. Он всегда готовил еду аккуратно, с педантичным вниманием к деталям. Он ни разу не резался во время приготовления пищи. Когда-то давно, когда он был юн — лет шестнадцать или семнадцать — ему часто снилось, что он режет мясо мечом-бабочкой*. Он начинал нарезать куски алого мяса на чистом светлом кухонном столе, стараясь с каждым разом отрезать как можно тоньше. Еще, и еще тоньше. В какой-то момент он осознавал, что режет собственную ладонь. Опустив взгляд, видел руку в луже крови. Но лезвие не останавливалось, продолжая отрезать от плоти тонкие, как бумага, ломти. Тогда эти сны его часто навещали. Не как кошмары, потому что он не чувствовал боли и ему не было страшно. Он никак не мог взять в толк, почему сон повторяется. Теперь, глядя на глубокий порез на левой ладони, выпускающий горячую темную кровь на кухонный стол, он вспомнил тот сон и почувствовал слабое беспокойство. Кровь забрызгала разделочную доску и зеленое соцветие брокколи — он не смог предотвратить это. Красные капли попали на шкаф и даже на пол. Это раздражало. Только сегодня вечером он тщательно убрал кухню, а теперь придется начинать все заново. Не говоря уже о дорогой рубашке, рукав которой насквозь промок от алой соленой жидкости. Крови чересчур много. Должно быть, порез слишком глубокий. Ганнибал решил пойти в ванную, чтобы воспользоваться аптечкой. Рану необходимо зашить.***
Позже он уснул в кресле в своем кабинете, оставив открытой дверь в гостиную, где отдыхал Уилл. Он просыпался каждые двадцать-тридцать минут, чтобы быстро проверить состояние своего гостя, а затем снова засыпал. Впрочем, его сон ни разу не был долгим — как только Уилл начинал шевелиться, Ганнибал просыпался тоже. Когда утренний свет прокрался сквозь щели между парчовых штор, Ганнибал поднялся с кресла. Он заметил, что порез кровил всю ночь. Возможно, шов оказался недостаточно прочным. В конце концов, он мог использовать только правую руку для зашивания. Нужно как можно скорей сменить повязку. Неуверенно, как пьяный, Уилл сел на диване. — Доктор Лектер? — позвал он хрипло и невнятно. — Вы там? Ганнибал вошел в комнату, остановившись прямо напротив него. — Доброе утро, Уилл, — произнес он. Он переоделся, сменив костюм, и выглядел таким же собранным, как и всегда. Уилл же представлял собой полностью противоположную картину: волосы растрепаны, кожа — смесь пылающего красного и болезненной желтизны, шея покрыта бисеринками холодного пота. Его светлые глаза казались темными от отчаянья. — Я… не могу вспомнить, — заикаясь, пробормотал он. — Какое твое последнее воспоминание? — терпеливо спросил Ганнибал. Уилл попытался сформулировать ответ, но, заметив внезапно перевязанную руку Ганнибала, замер. — О нет, — голос Уилла задрожал. — Я поранил тебя? — Уилл… — Ганнибал замолчал на мгновение, лишь сейчас осознав возможность, которую подарило ему это глупое происшествие, а затем добавил уже мягче: — Все в порядке. Ничего серьезного. — Но… Но это я? Я ранил тебя? — требовательно спросил Уилл с нарастающей паникой в голосе. — Да, — без колебаний солгал доктор Лектер, кивнув в сторону кабинета, где поверх стопки документов на его письменном столе лежал нож для бумаги. Уилл вздрогнул, увидев серебристое лезвие. Ганнибал продолжил: — Уверяю, это полностью моя вина. Я понимаю твое состояние лучше кого бы то ни было. Я должен был позаботиться о том, чтобы избежать подобной ситуации. — Что случилось? — Ты не понимал, что делаешь. У тебя был приступ, — уклонился он от прямого ответа. — Но как я порезал тебя? — Я уложил тебя на диван, а затем вернулся в кабинет, чтобы немного почитать, прежде чем подняться наверх и лечь спать. Внезапно ты оказался у книжных полок и схватил нож для бумаги. Я пытался отнять его у тебя, — его голос прервался. Уилл быстро и нервно потер лоб. — Можешь показать мне рану? — слабо попросил он. — Пожалуйста? Ганнибалу просьба показалась странной, но повязку все равно необходимо было сменить, так что он согласился. Подвинув стул ближе к дивану, он положил раненую руку на подлокотник, стараясь не запачкать драпировку окровавленной марлей, и принялся медленно разворачивать промокшую красновато-коричневую ткань. Уилл начал задыхаться, когда стала видна рана. — Нет, нет… — забормотал он. Обхватив пальцами запястье Ганнибала, он притянул его руку к себе, чтобы лучше рассмотреть порез со слегка разошедшимися краями. Руки Уилла тряслись неудержимо, тогда как пальцы Ганнибала оставались спокойными и твердыми, будто он не живой человек, а статуя изо льда. — Мне так жаль, доктор Лектер, — сорвалось с губ Уилла, глядящего на огромную опухшую рану с черными швами, пересекающую всю ладонь. — Я чрезвычайно сожалею. Мне принести лекарство? Или позвонить в скорую помощь? Или… — Тебе не стоит беспокоиться об этом, — ответил Ганнибал со снисходительной полуулыбкой. — Здесь действительно нет ничего такого, с чем бы я не мог справиться. Я могу позаботиться о порезе. — Я едва не рассек твою ладонь на две части. — Уилл с отвращением отодвинулся, продолжая следить взглядом за кистью, которую отпустил. — Я действительно опасен. И не должен появляться там, где есть люди. Мне стоит где-нибудь себя запереть. — Ты правда так думаешь? — Я… Я больше не знаю, что думать. Я мог убить тебя! — Последние слова окончательно выбили Уилла из колеи, и он уткнулся лицом в свои ладони. Ганнибалу понравилось эхо слова «убить», продолжавшее звучать в его голове. Он откинулся на спинку стула, не сводя глаз с Уилла. И почувствовал проблеск удовлетворения. Прошлой ночью был небольшой срыв, а причиной послужила, должно быть, обыденная усталость. Теперь же он превратил досадную случайность в выгодную ситуацию. Все закончилось. Он продолжит следовать своему замыслу, и все будет так, как должно быть.