***
Ганнибал предложил Уиллу отдохнуть, пока он будет готовить завтрак, но Уилл был неспособен просто сидеть и бездействовать, а потому последовал за доктором. Возможно, ему не стоило так поступать: вид Ганнибала, действующего только что перевязанной рукой, лишь усилил тревогу. Словно совсем не чувствуя дискомфорта, доктор Лектер взял кухонную утварь, заодно подхватив и вилки, хотя его пальцы были наверняка стеснены болью от неестественного чрезвычайного напряжения. Уилл хотел было помочь, но доктор сдержанно отклонил его предложение. Тогда Уилл надел пальто и вышел из дома, не имея сил и дальше наблюдать за тем, как Ганнибал себя истязает.***
Теперь ему было мерзко от собственного бегства. Он не знал, как поступить. Он должен был помочь хоть чем-то, но в действительности понятия не имел, как это сделать. Он вновь обрел способность ясно мыслить, лишь когда снял с себя одежду, встав под душ и позволив серебристой воде хлынуть на плечи. До этого Уилл не находил в себе достаточно сил, чтобы поразмышлять над видениями прошлой ночи. Но сейчас он попытался вспомнить. Там был олень с неземными глазами, полными тьмы… Кровавые следы на бесконечном белом полу. Лед. Все покрыто льдом. И среди всего этого еще один образ, который он мог вызвать в памяти быстро и без усилий. Он видел Ганнибала. Доктор Лектер появился в его галлюцинации впервые, тем более в такой озадачивающей. В его видении доктор притянул его к себе, заключая в сильные, жадные объятия. Он чувствовал себя странно, думая об этом сне, или видении, или чем оно там было на самом деле. Закрывая глаза, он все еще чувствовал руки Ганнибала, обнимающие его. Больно. Вокруг темно и пусто, у него кружится голова, и единственное, что остается реальным, это коленопреклоненный мужчина рядом с ним, приподнявший его голову над холодным твердым полом и удерживающий его в крепком объятии, которое способно скорее убить, чем успокоить. Хватка яростная, несдержанная, но, вопреки тому, насколько она болезненна, Уилл чувствует себя в безопасности. Будто доктор вошел в мир кошмаров, чтобы спасти его. Но это не то спасение, которое предлагают герои, это скорее похоже на сложную хирургическую операцию — возможно, более мучительное и опасное, чем сама болезнь. Стоя под душем, под холодной водой, стекающей по его измученному телу, Уилл нашел на руке зеленовато-черный синяк, там, где в видении его схватил Ганннибал. И хотя он был уверен, что это случайное совпадение, Уилл никак не мог оторвать взгляд от отметины. Он надавил на кровоподтек кончиками пальцев, до странного наслаждаясь возникшей болью. Казалось, она — единственное, что может вернуть его здравомыслие.***
Уилла беспокоила рана, которую он нанес Ганнибалу, и он боялся оставаться дома вечером один. Что, если у него случится очередной приступ лунатизма или припадок? Что, если, блуждая вдали от дома, он снова на кого-нибудь нападет? Он решил пойти к Ганнибалу на ужин, но понятия не имел, ждал ли тот гостей. Если у Ганнибала уже имелась компания на вечер, то было бы крайне неловко появиться без приглашения. Однако Уилл чувствовал глубоко внутри необходимость убедиться, что Ганнибал в порядке. Он отправился в магазинчик неподалеку, предназначенный для туристов, чтобы купить что-то вроде подарка. Ему хотелось хоть как-то загладить свою вину за то, что напал на Ганнибала с ножом, и за очередное внезапное появление у него на пороге, однако он не имел ни малейшего представления, что можно подарить такому человеку, как доктор Лектер. Все в магазине оказалось дешевым, банальным и низкопробным. Лучше было не пытаться вручить что-либо из этой мишуры Ганнибалу. Наконец он решил купить бутылку вина. Совершенно не разбираясь в марках, Уилл просто взял с полки самую дорогую бутылку, даже не взглянув на этикетку, и шаткой походкой приблизился к кассе. Хотя жар и слабость понемногу брали верх, он изо всех сил старался сосредоточиться на том, что делает.***
Когда Уилл наконец прибыл к дому доктора, он едва мог идти. У него так сильно кружилась голова, что он смог нажать на звонок лишь с третьей попытки. Прислонившись головой к косяку, он прикладывал все силы, чтобы не рухнуть прямо на пороге. Уилл не слышал, как Ганнибал открыл дверь, он понял, что доктор рядом, лишь когда тот сжал его руку и повел в дом. — Ты осознаешь, где находишься? — спросил Ганнибал, усаживая его на диван в гостиной. — Да, да, я сюда и шел, — пробормотал Уилл. — То есть я хотел убедиться, что ты не нуждаешься в помощи… Из-за раны… Я подумал, что мог бы чем-то помочь… — Я в полном порядке, — бесстрастно ответил Ганнибал, — а вот тебе, похоже, очень плохо. Ты принимал какие-либо лекарства? — Аспирин. — Уилл вздохнул, стараясь не поддаваться усталости, утягивающей его вниз. Он вспомнил, что все еще держит в руке бутылку вина, поэтому неуверенно протянул ее Ганнибалу. — Это тебе. Он планировал поблагодарить его за поддержку, однако сейчас был слишком слаб, чтобы выговорить что-либо сложное. Ганнибал забрал бутылку. Уилл видел все немного размыто из-за лихорадки, но все же понял по слабой сочувствующей улыбке, появившейся в уголках губ Ганнибала, что выбранное им вино оказалось крайне далеко от утонченного изысканного дара, который он хотел бы преподнести. — Благодарю, это очень любезно с твоей стороны, — произнес Ганнибал, вежливо отнеся бутылку в столовую, словно намереваясь открыть в ближайшее время, хотя Уилл был уверен, что он никогда не притронется к ней, не говоря уже о том, чтобы подать к столу. — Тебе нужно отдохнуть, — решительно сказал доктор Лектер, вернувшись к нему, — ты можешь немного поспать в гостевой. Он помог Уиллу встать с дивана, с властной решимостью сопроводил его наверх и открыл для него комнату недалеко от лестницы. Комната отражала любовь хозяина к дорогим украшениям: стены декорировал шелковый «бледный» дамаск, а кровать была изготовлена по индивидуальному заказу известным скандинавским дизайнером мебели. Ганнибал усадил Уилла на застеленную бронзовым кашемировым пледом кровать, придерживая, пока Уилл снимал ботинки и откидывался на подушки. Казалось, будто вся комната вращается вокруг него, и боль пылала в голове, как настоящий огонь. Ганнибал опустил здоровую ладонь на его лоб, проверяя температуру. — Можешь подержать так руку, пожалуйста? — попросил Уилл. Чувствовать прохладное, спокойное прикосновение на виске — приятно. Ганнибал подчинился, позволив своей ладони задержаться на его лбу. — Ты можешь защитить меня? — спросил Уилл слабо. — От чего? Уилл сделал глубокий мучительный вдох. — От меня самого. От монстра, которым я становлюсь. — Ты считаешь, что вы — одно и то же? Головная боль усиливалась. Уиллу было трудно выговаривать слова, но он изо всех сил старался сохранить сознание ясным. — А как считаешь ты? — ответил он вопросом на вопрос. Доктор смотрел на него равнодушно, с профессионально отстраненным выражением на лице. Тишина заставляла его чувствовать себя беспомощным, поэтому, прочистив горло, Уилл горько спросил: — Ты думаешь, я способен на что-то ужасное? Причинять вред другим? Убивать людей? — При определенном стечении обстоятельств на это способен каждый. Уилл закрыл глаза. Этот ответ толкнул его глубже в пропасть. Голова раскалывалась от боли, ему казалось, словно он прижимается лбом к расплавленному железу. — Поправлюсь ли я когда-нибудь? — устало спросил он. Ганнибал наклонился вперед, так близко, что их губы почти соприкоснулись. — Я помогу тебе стать тем, кто ты есть на самом деле, — прошептал он так тихо, что это казалось лишь дыханием. Уилл почувствовал, как пальцы зарылись в завитки его волос, как просел матрас под чужим весом, и ощутил себя в ловушке состояния, которое нельзя было назвать ни забытьем, ни реальностью. Ни чем-либо переходным между ними. Он осознавал лишь сбивчивый стук собственного сердца и тень Ганнибала, накрывшую его. Перед глазами затанцевали красные пятна, и все показалось вдруг тяжелым, бесформенным и удушающим…***
Когда он пришел в себя, то понятия не имел, сколько прошло времени, но он все еще лежал в той же позе, и Ганнибал по-прежнему находился рядом, склонившись над ним так, что между их телами оставалось лишь несколько дюймов пространства. Его темные глаза были затуманены неясными эмоциями. Он прошептал что-то. Уилл не смог понять ни слова и предположил, что это был другой язык. Мгновенье спустя Ганнибал уже выпрямился, поправляя примятые рукава рубашки. — Что это значит? — смущенно спросил Уилл. Ганнибал приподнял брови, показывая, что не совсем понял суть вопроса. — То, что ты только что сказал, — пояснил Уилл. — О том, чтобы обрести твое истинное я? — Нет, после этого. Лицо Ганнибала застыло. Он скованными движениями закончил оправлять костюм и несколько секунд хранил молчание, после чего сухо ответил: — Я ничего не говорил после. — Ты что-то сказал. На другом языке, — заметил Уилл. — Ты ошибаешься, — ответ прозвучал до странности холодно. — Это был твой родной язык? — Уилл продолжал настаивать на своем, хоть и понимал, что это невежливо. — Я ничего больше не говорил, — повторил Ганнибал, — вероятно, это была игра твоего воображения. Я советую тебе поспать несколько часов, ты, должно быть, устал. Я пока приготовлю обед. Уилл готов был уже поверить, что ему действительно показалось. Возможно, это была снова горячка... Но затем он заметил в глазах Ганнибала то, чего никогда не видел прежде — сомнение. Словно тот и сам не был уверен, говорил он что-то или нет. Ганнибал повернулся к двери, намереваясь уйти. — Твоя рана кровит, — сказал Уилл, глядя на алые пятнышки, проступившие на чистой белой ткани повязки. Ганнибал мельком глянул на быстро увеличивающиеся пятна крови на своей левой руке, а затем, ничего не сказав, вышел из комнаты.