Losing Control

Увидев, что Уилл потерял сознание, Ганнибал отреагировал импульсивно — отбросил нож, не удосужившись посмотреть, куда тот упал, и подхватил безжизненное тело Уилла, удерживая его у своей груди. Он не мог допустить и мысли о том, чтобы позволить Уиллу упасть на пол. Ганнибал опустил безвольную руку Уилла на свое плечо и, поддерживая, полудонес-полудотащил его к кровати в другом конце комнаты. Там он уложил Уилла на потрепанный плед. Потрескавшиеся и потертые половицы скрипнули под ногами Ганнибала, когда он сел рядом с Уиллом. Неистовый ветер с такой силой бился в дешевые, тонкие окна, что они слегка приоткрылись. Хотя дом полнился звуками умирающей природы, Ганнибалу отчего-то все казалось далеким и тусклым. Долгое время он просто разглядывал серебристую обертку от шоколадной плитки, лежавшую на полу. Ганнибал не двигался, продолжая сидеть на кровати рядом с Уиллом, постепенно теряя нить размышлений. В какой-то момент он задумался о том, чтобы отыскать нож и перерезать Уиллу горло, но в следующий уже ласкал кончиками пальцев его запавшие щеки. Комната погрузилась во мрак, все стало смутным. Единственным, кого он продолжал ясно видеть, был Уилл, лежащий без сознания. Почему не получалось мыслить ясно? Он должен был встать, найти нож и убить Уилла. Он обязан… Прямо сейчас… Ведь это чрезвычайно важно… Это жизненно необходимо. Но все доводы рассудка слились в единый вихрь и оставили сознание, не возымев никакого эффекта. Он даже не повернулся к двери. Что, если он схватит оружие и нанесет фатальный удар? Что будет дальше? Уилл будет мертв, будет лежать в луже алой крови посередине кровати… Ганнибал накроет его пледом. Глаза Уилла будут открыты от резкой боли, причиненной смертельной раной… Ганнибал сомкнет его веки. Ганнибал медленно поднял правую ладонь и накрыл ею глаза Уилла. Он попытался представить… Уилл мертв. Действительно мертв. Ганнибал убил его своими собственными руками. Сначала он чувствует удовольствие. Он сделал это, он освободился от опасной, навязанной зависимости. Да, он должен признать: испытываемые к Уиллу чувства были в какой-то мере зависимостью. Но теперь все кончено. Он победил. Он выиграл. Но что насчет завтра? Он проснется в своей темной спальне, понимая, что абсолютно одинок в этом мире, и у него не будет ни единой явной причины вставать. Будет очередной пустой и скучный день. Ничего не произойдет, и, на деле, не так много будет того, что могло бы произойти. Он сможет найти жертву и убить ее. Он сможет встречаться с пациентами на сеансах. Обычная повседневность. Рутинные события — почти автоматизированные и неинтересные. Безразличные ему. Неспособные как-то на него повлиять. Эта игра света… Мерцание лихорадки в этих светлых глазах… Уилл больше не появится в дверях его кабинета, не придет к нему внезапно, без предупреждения… А послезавтра? Очередной скучный день, похожий на все предыдущие. Темный, пустой, тихий… Все окрасится в серый. Что будет спустя две недели? Однообразие. Тупая, тихая апатия. Возможно, он попытаться найти что-то, стоящее его внимания, но это окажется бесполезным… Он не почувствует боли, не ощутит отчаяния… Он не ощутит ничего. Кроме лишенной всего, абсолютной пустоты… Что произойдет через год? Он привыкнет к этому. К череде идеально бесстрастных, бесцветных дней, ставших в порядке вещей. Внезапно Ганнибал коснулся волос Уилла и прилег рядом с ним. Он слышал, как наполняются воздухом его легкие, и каждый удар его сердца. Жар лихорадки Уилла проникал под кожу, заставляя Ганнибала повторять за Уиллом рваные, беспорядочные вдохи. Ганнибал прижался к Уиллу, желая почувствовать каждый дюйм его кожи на своей, почти придавливая своим весом измученное, слабое тело. Прильнул губами к тонкой коже на шее Уилла, вдыхая сладковатый запах болезни и ощущая ртом пульсацию артерии. Теперь он не просто представлял, что чувствует распространяющуюся по венам лихорадку Уилла, — Ганнибал был уверен, что этот жар действительно горит в его голове, скользит ледяной дрожью по позвоночнику и распаляет болезненное пламя в мышцах. Его губы все еще касались шеи Уилла, и он не мог заставить себя разорвать физический контакт. Он стал целовать Уилла, его лицо, его лоб, покрывая бледную дрожащую кожу слепыми отчаянными поцелуями везде, где только мог дотянуться. Понадобилось некоторое время, прежде чем он понял, что Уилл едва может дышать под тяжестью его тела. Осознав это, Ганнибал слегка отодвинулся, перенося часть веса на свои руки, по-прежнему обнимающие Уилла за плечи. Движение заставило Уилла тихо застонать. — Доктор Лектер, — простонал он, открыв глаза. Ганнибал ожидал, что Уилл оттолкнет его, попытавшись освободиться, но тот лишь посмотрел на него болезненными, безжизненными глазами и вновь слабо позвал: — Доктор Лектер… Ганнибал коснулся пальцами губ Уилла. И продолжил целовать его лоб. — Почему ты просто не убил меня? — голос Уилла был уставшим и полным боли. — Я не хочу знать, каково это — жить без тебя, — тихо ответил Ганнибал. Уилл прикрыл глаза, будто желая вновь впасть в забытье. — Тогда ты можешь отвезти меня в больницу, ты ведь понимаешь… Если… Если ты действительно не хочешь причинять мне боль… — его голос стал неясным. — Понятия не имею, что это за болезнь, но она убивает меня. И… И лихорадка… Ты можешь сделать это, пожалуйста? — Боюсь, что нет, — ответил Ганнибал между двумя поцелуями, — это означало бы потерять тебя. Когда Ганнибал убрал руку от лихорадочно горячей щеки, чтобы огладить взъерошенные, спутанные кудри Уилла, то заметил кровавое пятно на его лице, там, где секунду назад покоилась его ладонь. Он едва не задался вопросом, как Уилл мог пораниться, прежде чем понял, что кровь принадлежит не Уиллу, а ему. Досаждающий порез на левой руке испачкал бинты ярко-алой соленой кровью. Он вновь разошелся, хотя Ганнибал сшивал его вчера в третий раз. Он вздохнул. — Ничто и никогда не исцелит этот недуг, — мягко промолвил он. — В целом мире нет лекарства ни для тебя, ни для меня. И поцеловал висок Уилла. — Пожалуйста, приди в себя, — усталый шепот Уилла прозвучал едва слышно, — твоя рана снова кровит, должно быть, с ней что-то серьезное… Ты должен немедленно ее проверить. И… И ты должен отвезти меня в больницу, мне нужны сильные препараты, иначе я… — Я не могу, — тихо прервал его Ганнибал, — я не хочу возвращаться к знакомой пустоте прежней обыденности. — Тогда что ты собираешься делать? — беспомощная, уязвимая мягкость вопроса молила Ганнибала дать Уиллу то, чего тот желал, — твердый, успокаивающий ответ. Но Ганнибал не мог придумать ни одного. — Я не знаю, — прошептал он, снова уткнувшись в шею Уилла. — Позволь нам обоим утратить остатки здравомыслия. Мне все равно, что произойдет после. Что угодно может случиться. — Пожалуйста, прошу, просто отвези меня в госпиталь. Я никому не скажу… — Дыхание Уилла коснулось волос Ганнибала. — Или убей меня. Я не вынесу этого. Боль слишком сильная… Ганнибал поднял голову, коснувшись губами синяка на подбородке Уилла. И шепнул в ответ: — Я хочу понять, что значит принадлежать кому-то. Я хочу, чтобы мой мир окончательно стал твоим, а твой — моим. — Это будет мучить нас и в итоге убьет. — Уилл дышал с трудом. Его футболка стала липкой и пропиталась кровью Ганнибала. — Знаю. Но все равно хочу этого. А ты? Уилл взглянул на него влажными, затуманенными глазами. Кажется, он потерял остатки сил, позволявших ему держаться. Он кивнул, едва заметно, но Ганнибал уловил, и этого стало достаточно, чтобы любые здравые мысли покинули его голову окончательно. Он опустился на измученное тело Уилла, уткнувшись во влажный изгиб его шеи. Уилл в ответ слабо обнял его плечи. Спустя несколько часов они все еще продолжали лежать в той же позе в осязаемом холоде потемневшей комнаты. Изнуряющий, безмерный жар лихорадки утянул обоих в смутную, расплывчатую полудрему. Им обоим снился олень. Жуткий олень с неземными глазами, полными тьмы.