***
Уилл не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так же хорошо, как два дня назад, когда покидал дом Ганнибала. С того момента, как он вернулся домой, болезнь захватила его с удвоенной силой, и он был почти уверен, что на этот раз она не станет слабее. Уилл не мог решить, что было хуже: его сны и галлюцинации о смешении льда, рубиново-алой крови и отвратительных убийств или же реальность, в которой он отчаянно цеплялся за остатки своего здравомыслия. Он дрожал от лихорадки, когда боль прогрызала себе путь сквозь его суставы, и едва мог дышать от ужаса его кошмаров. Как только он пришел в себя, то осознал, что стоит на коленях на холодном ровном полу в своей ванной. Уилл попытался встать на ноги, хотя это было сложно из-за скользкого кафеля, и поймал мелькнувшее в зеркале отражение. Он был похож на труп. Щеки запали, кожа желтела восковой бледностью, а под глазами залегли темные круги. Уилл предпочел бы не видеть себя, от этого ему стало лишь намного хуже. Если это, конечно, вообще возможно — чувствовать себя еще более жалким, чем он уже есть. Он был вынужден отменить свои лекции на неделю. Как можно было думать о том, чтобы покинуть дом, когда его сил недостаточно даже для того, чтобы съесть хоть что-то на кухне? Он принимал полдюжины лекарств, но ничто не помогало. Прошлой ночью он едва не превысил дозировку жаропонижающих, но все они оказались неэффективными и не принесли облегчения от боли и лихорадки даже на час — лишь вызвали тошноту. Время от времени он задавался вопросом, как скоро наступит момент, когда он просто не сможет больше выносить усиливающуюся агонию. Единственным, что ненадолго облегчало его страдания, была картина, которую он держал на своей тумбочке — рисунок, украденный у Ганнибала. Он провел почти каждую осмысленную минуту последних двух дней, любуясь ею. Доктор изобразил Уилла и оленя из его кошмаров. Но для Уилла важно было не это, а то, как именно Ганнибал нарисовал картину. Темный, опутанный тенями лес, служивший фоном, напоминал тающий морозный узор на стекле. Уилл стоял впереди, его устремленный вдаль взгляд был полон скорби, словно он хранил печальную тайну, которую хотел скрыть ото всех. И там был олень, грациозно стоявший позади Уилла, горделиво вскинув голову. На рисунке Уилл касался рукой оленьей шеи, создавая впечатление, будто между ними существует нежная и сокровенная внутренняя связь. Уилл никогда не считал себя привлекательным, а тем более — достойной моделью для рисунка. И тем не менее он выглядел настолько ирреально, необычайно красивым на рисунке, что не мог себе представить, как доктору удалось придать им сходство. Таким его видит Ганнибал? При мысли об этом его сердце оборвалось. Но даже не красота, с которой он был изображен, поразила его в рисунке больше всего, а олень. И на самом деле он скорее пугал. Это был не просто рисунок оленя, похожего на того, из его снов. И дело не в потрясающем сходстве. Это был именно тот олень. Ганнибал нарисовал оленя, которого Уилл видел в своих кошмарах. Даже витые рога, оттенки, тьму в его глазах… Каждая деталь выглядела идеально. Разве такое возможно? Сложно представить, что доктор Лектер видел оленя таким же, каким тот являлся в галлюцинациях Уиллу. Есть ли хотя бы крошечная вероятность, что это может быть правдой? Это казалось сомнительным, если не сказать невозможным. В первый день Уилл ожидал, что рисунок изменится. Он предполагал, что это может быть заблуждением, что его измученный разум обманул его, но, как бы долго он ни рассматривал картину, ничего не менялось. И со временем он начал верить своим глазами. — Что ж, я говорил с ним об олене во время наших сеансов, — он попытался придумать правдоподобное объяснение, — я поднимал эту тему несколько раз. Возможно, я дал очень детальное описание и теперь просто не могу вспомнить, как говорил ему… И конечно, олени не такие уж и разные. Вероятнее всего, что ему на ум пришел вид оленей, идентичный тому, что я видел во снах. Но он знал, что этого недостаточно для ответа. То, чем заворожила его картина, был не просто физический облик животного — это можно было бы объяснить его многочисленными предположениями, — дело было во впечатлении, которое производил олень. Смотря на рисунок, Уилл почти чувствовал дрожащие листья, ледяной ветер, скользящий меж почерневших деревьев, кружащиеся тени леса… Это точно был олень из его снов. И он больше не был уверен, в чьем же сознании на самом деле живет олень. Его или доктора Лектера?***
Уилл сидел на диване в гостиной своего дома. Отопительная система вышла из строя пять часов назад, но он был слишком слаб, чтобы что-то предпринять по этому поводу. Уилл просто накинул одеяло на плечи и, опираясь своим ушибленным подбородком на согнутые колени, держал в дрожащих руках рисунок, продолжая пялиться на него. Он оторвал взгляд лишь тогда, когда на лист легла тень и Уилл осознал, что в комнате есть кто-то еще. Он был не до конца уверен, иллюзия это или реальность, поэтому болезненно медленно повернулся в сторону нежданного гостя, чтобы проверить. Ганнибал Лектер стоял в центре комнаты, скрестив руки. Его серое пальто было покрыто снегом — видимо, он долго был снаружи, на холоде. Уилл был уверен, что Ганнибал — не галлюцинация. У него никогда не было видений о докторе, за исключением того случая, когда он ощутил, как Ганнибал обнимал его на полу гостиной, но это было лишь раз. Как Ганнибал попал внутрь? Уилл же не забыл запереть дверь? Он смог вызвать воспоминание о том, как переступил порог дома с ключами в руке, когда вернулся. Неужели Ганнибал пролез через старое кухонное окно? Уилл счел такой вариант маловероятным. Должно быть, он все-таки забыл закрыть входную дверь. — Эм, здравствуйте, доктор Лектер, — поприветствовал Уилл гостя, не в силах скрыть своего удивления. — Почему ты разглядываешь этот рисунок как минимум два часа? — спросил Ганнибал спокойно, как будто то, что он стоял в доме, куда его не приглашали, было самой естественной вещью во вселенной. — Откуда ты знаешь?.. — Уилл осекся. Он понял, что Ганнибал мог узнать о том, что Уилл делал последние несколько часов, только следя за ним. — Ты провел два часа снаружи в снежную бурю, наблюдая за мной через окно?.. — возможно, ему не стоило упоминать об этом, однако мысль возникла, когда слова уже сорвались с губ. — Да, — сухо произнес Ганнибал. — Но вернемся к моему вопросу. Ответь, будь добр. — Что ж, извини. Извини меня за то, что я украл твой рисунок. — Уилл опустил картину на диван рядом с собой. — Это не ответ. Уилл прикусил нижнюю губу. Головокружение, вызванное лихорадкой, стало настолько невыносимым, что он едва нашел силы, чтобы сформулировать осмысленную фразу. Ему понадобилась пауза, прежде чем он вернул себе дар речи. — Я предпочел бы не говорить об этом, — произнес он и запнулся. — Зачем ты вообще пришел? Теперь настала очередь Ганнибала хранить молчание. Уилл почти засомневался, что доктор что-либо ответит, когда Ганнибал наконец медленно вздохнул и произнес: — Я пришел, чтобы убить тебя. Уилл ожидал, что сейчас комната покроется льдом, что кровь хлынет из углов или что-то в этом роде, потому что у пребывания в кошмарной иллюзии должны быть подобные жестокие признаки. Ему показалось странным, что из всего, что могло бы послужить симптомами галлюцинаций, он услышал только одно неправильное предложение, сказанное доктором, и ничего больше. Но он наверняка неверно понял фразу, это очевидно. — Ладно, извини, кажется, разум снова меня подводит, — произнес Уилл с усталой отстраненной улыбкой. — Повтори, почему ты здесь? Молчание. Сердце Уилла предательски дрогнуло. Он посмотрел вверх, прямо в лицо доктора Лектера, хотя редко делал подобное. Но сейчас он должен был увидеть, должен был знать наверняка… Глаза Ганнибала были холодны, как миллион ледяных осколков, колющих кожу. Нет… Нет… Ганнибал опустил сложенные до этого руки, и Уилл смог увидеть, что в правой зажат нож. Нет, пожалуйста, нет… Пусть это будет сон… Пожалуйста. Уилл почувствовал, как Ганнибал схватил его за руку, сдернув с дивана и толкнув через комнату к стене. Уилл сильно ударился головой об оконную раму. О, ладно, боль куда лучше мыслей. Ганнибал стоял перед ним, вжимая Уилла в стену и держа лезвие у его горла. Все, что ему нужно было сделать, — один быстрый порез, и все закончится… Чего он ждет? — Почему ты ничего не спрашиваешь? Ты не хочешь знать почему? — прошептал доктор Лектер. Его руки слегка дрожали, а в глазах горел огонь, которого Уилл не видел никогда прежде. Нет. Уилл был неспособен говорить, но в своих мыслях беззвучно молил о смерти. Просто сделай это. Не дай мне времени осознать… — Я хочу, чтобы ты знал обо мне правду, — продолжил Ганнибал, не услышав от него ответа. Нет, нет, пожалуйста, не надо объяснений… Впервые Уилл хотел, чтобы лихорадка полностью овладела им, навсегда лишив способности думать. Ганнибал говорил, а Уилл старался не слушать, но невозможно было полностью отстраниться от всего, что тот произносил. Отношения Ганнибала с кем-то, в которые Уилл поверил… Доктор Лектер уходил не для того, чтобы встретиться с таинственной любовницей, а для того, чтобы убить… Почему он подчеркнул это? Уилл не хотел знать. Юная девушка… И другие жертвы… — Я убил так много людей, — голос Ганнибала превратился в отдаленное шипение. Хватит, перестань… Уилл закрыл глаза. Как много раз убивал доктор Лектер? Он не желал чувствовать это. Он не хотел знать, но его способность сопереживать серийным убийцам оказалась слишком сильна, и он невольно начал представлять… Он вспомнил сцену, когда Ганнибал был в машине скорой помощи вместе с пациентом… Кровь, так много крови… Доктор Лектер продолжал говорить, но Уилл был уже едва ли способен понять хоть что-нибудь. Вырезанные органы лежат перед ним на операционном столе… Все чисто, вымыто, расставлено… Миска с внутренностями слева от него… Кафель пола — фарфорово-белый… Сердце все еще бьется. Его алый цвет — такой безупречный… Вода, текущая из крана… Тихо капает… Скальпели звякают… Изо всех оставшихся у его разума сил Уилл открыл глаза и вытолкнул эту картину прочь из головы, хотя поднявшаяся впоследствии волна боли захлестнула его, заставив тело задрожать. — Уилл, Уилл, — он слышал, как доктор Лектер зовет его по имени, — ты в порядке? Зачем он спрашивал? Он собирался перерезать ему горло в следующее мгновение. К чему беспокоиться? — Уилл, скажи мне что-нибудь, — потребовал Ганнибал. — Что угодно. Уилл сглотнул, пытаясь подчиниться приказу и придумать ответ для доктора Лектера, но на ум не приходило ничего, что можно было бы сказать. Ему следовало начать проклинать и обвинять Ганнибала за то, что тот был серийным убийцей, за обман? Зачем? Он должен был понять, что связь, сформированная между ним и доктором, станет для него столь важной и особенной… Он никогда не предполагал, что такое чувство будет ему вообще доступно… Конечно, все это оказалось ложью. А может, ему нужно умолять не убивать его? Молить о пощаде? Спросить, почему он должен умереть? Или спросить, насколько больно это будет? Что он должен сказать? — Я благодарен тебе, — наконец прошептал Уилл. В конце концов, это единственное, в чем он уверен. Ганнибал уставился на него. Должно быть, слова Уилла его поразили. — Благодарен за что? — хрипло спросил доктор Лектер. Его лицо казалось призрачно-бледным в слабо освещенном сумраке комнаты. — За то, что убьешь меня сейчас. Наконец лихорадка взяла над ним верх. Свесив голову, Уилл рухнул на руки Ганнибалу. Он ожидал, что порез, оставленный острым лезвием ножа на его шее, будет последним, что он почувствует, но этого так и не произошло. Болезнь заставила мир перед глазами потемнеть.