В тихом омуте

— Ну и вот, а он ко мне подходит и начинает целовать прямо в губы, в этот момент я так возбудилась! — смеётся бабка, хлопая себя по бедру. — Вы меня слушаете, Арсений? — Ага. А хотя нет, вообще не слушаю, нахуй мне нужна эта информация вообще? — хмыкает Попов, вставая со скамейки. Вообще-то, Арсений пытается быть вежливым, чтобы не расстраивать Тошу, а точнее, чтобы и в этой игре он одержал победу. Будет интересно снова увидеть его личико, которое точно будет красного оттенка оттого, что он будет смотреть в его глаза и вспоминать тот поцелуй. Интересно, а Тоша думал об Арсе ночью? Трогал ли свои губы, облизывал ли их? Есть ли вариант того, что мальчишка влюбился? Однозначно нет, но Арсений сделает всё, чтобы этот длинный, зеленоглазый пацан был его и только его. Раньше у Арса не было стимула что-либо делать, выполнять указания психиатров, хорошо питаться, но сейчас почему-то ему хочется быть лучшим для мальчишки, чтобы он ходил только к нему, любил только его, как пациента или даже больше. И откуда вдруг такие требования? Разве его не раздражают люди? Что такого необычного в Антоне? Может... Потому что он похож на его дядю? Такой же высокий и красивый, с такими же зелёными глазами, заботливый. Но всё же одна большая и отличительная черта отделяет Антона от его дяди. Антон не делает ему больно. — Бр-р, холодно становится, осень... — кутается в свитер Арсений, наблюдая, как падают листья. Удивительно, как быстро пришла осень. Только недавно сияло солнце, листья на деревьях были зелёными и птицы никуда не улетали. Такая погода однозначно нравится Арсу, всё такое хмурое, будто просто выключили свет, а ты сидишь в самой тёмной комнате. Листья, деревья, тропинки такие желтые, что создаётся впечатление, будто ты оказался частью картины Ван Гога. Прекрасно. Рука уже не болит, медсёстры, на удивление, хорошо её забинтовали и обработали. Стекла убрали, правда Арс всё равно поранился, наступив на осколок, но это мелочи. Арсений всё может объяснить: поцелуй, дрожь от прикосновений Антона, да все. Но то, что он заплакал на его плече, прижимаясь так сильно, что больно дышать, он объяснить не может. Наверное, ему просто было больно.

***

Шастун сидит в автобусе и зевает, смотря на лежащий рядом портфель. Конечно же, он не забыл, что теперь он готовит Арсу, поэтому встал сегодня, как обычно рано, хоть это и далось ему очень сложно. Всё тело болит, особенно спина. И нет, ему не пятьдесят один год, просто Ира вчера нарисовала узоры на его спине. Какая же она ненасытная. Даже страшно. Он никогда не думал, что это скажет, но девушка чересчур любит жестокость, Антон даже вымотался. Конечно, ему всего восемнадцать, что ты вообще хотела от парня, который занимался сексом два раза в жизни? — Ну наконец-то, приехал... — бурчит Шаст, выходя из автобуса. В нём так воняло, будто кто-то сдох. Антон идёт к зданию, лениво перебирая ногами и смотря на оранжевые листочки. Красиво. Будто идёшь по ковровой дорожке. Удивительно. Они теперь с Ирой парень и девушка? Или же просто ебутся? Непонятно. Да и как-то всё равно, хоть и минет Ирочка делает просто мастерски. Годы практики, как никак. Интересно, сколько у неё было парней? Явно больше, чем у тебя девушек, Шастун. И чего она в нём нашла? Серёга и то получше будет. Мужественнее. — А я что, без тебя ходить не могу, что ли? Жирный, мерзкий старик... — Мне вообще-то только сорок! О, знакомый голос, такой манерный, сладкий, будто мурлычет кот. А точнее рычит. Только Антон, по-моему, просил быть вежливым. Ну, кто бы сомневался, что его не будут слушать. — Здравствуйте, извините, мой пациент совсем не знает, что такое вежливость, — улыбается, Антон, уводя Попова за руку к зданию. — Эй, я, кажется, просил быть вежливым, Арсений. — Ой, ты злишься? — ухмыляется Попов, смотря на мальчишку пронзающим взглядом, что пробирает до мурашек. — Совсем нет. Просто недоволен, — Шастун заходит в здание, открывая дверь Арсению. Ирочки, на удивление, нигде не видно. Оно и к лучшему, поговорим с ней потом. — Ну прости, Тош, — улыбается Арс, продолжая смотреть на Антошку, но потом замечает отметину на его шее, и улыбка меняется на злую ухмылку. А это ещё что? Отметина на его мальчике? Точнее, на его психиатре? Да кто посмел? Ох, Антоша, ты даже не знаешь, что сделал и что с тобой сейчас будет. Антон краснеет, пряча лицо в толстовке. Ну что ещё за «Тош»? Арсений, имей совесть, я вообще-то твой психиатр. Антон входит в палату Попова, прямо как в свой дом, и ставит портфель на стол. — Ну, сейчас будем кушать, — он смотрит на ужасно злое лицо Арса. — Что такое? — Что это? — указывает Арсений головой на шею Антона, складывая руки на груди. — Где? — совсем не понимая, спрашивает Шастун, размахивая руками. Он не знает, что случилось, но этот взгляд пугает, отчего мальчишка нервно сглатывает. Арсений злится. Сильно злится. Что это ещё за глупый вид? Будто он сам не видит, что это засос? — Это засос, — он давит пальцем на отметину. — Кто его тебе поставил? На минуту Антон забывает, как дышать, как говорить. Всё, что он чувствует, это страх, он даже сам не понимает почему. Это чувство схоже с тем, когда тебя обвиняют в измене, но какая нахуй измена? Арсений же не его... мужчина, прости господи. — Моя девушка. А какое это имеет значение? — Шаст осторожно смотрит на парня, чьё лицо сейчас злее всех лиц, которые он видел. — Антоша, — Арс запускает руку в волосы, нагибаясь к его лицу.— Это должен быть мой засос. Губы Арсения медленно ложатся на кожу Антона, нежно касаются фиолетового пятна и втягивают мягкую кожу Шастуна, отчего тот пищит. Губы Попова не такие, как у Иры, они нежные, а поцелуи и касания совсем-совсем другие. Девушка пометила его в порыве страсти, делая это грубо и больно. Однако Арсений же, наоборот, касается аккуратно, медленно и проводит губами по каждому участку кожи. Даже после того, как он уже сделал засос, Арс тут же проводит по нему языком, а после оставляет легкий поцелуй. Прекрасно. Так, стоп. Чего?! — Э-эй! Арс, ты чего делаешь?! — Шастун смотрит на Арсения, вспоминая тот поцелуй, и сразу краснеет, отводя взгляд. — Так-то лучше, — улыбается Попов, проводя кончиками пальцев по шее мальчишки и любуясь своим произведением. — Сначала поцелуй, потом это... Ты вообще в своём уме?! — Антон трёт свою шею, всё ещё помня эти мягкие и нежные прикосновения. — Я просто не хотел, чтобы на твоей шее была отметина, сделанная не мной. От этих слов почему-то становится так тепло и одновременно страшно. Что это ещё значит? Когда это Арсений стал таким собственником? Да и вообще, что за хуйня? — С чего это вдруг? Арсюш, пойми, я твой психиатр, не больше. Да и я не гей, — хмыкает Антон, доставая еду из портфеля. — Мой личный психиатр, — улыбается Арс, поправляя чёлку. — С чего ты взял, что я гей? — он смотрит на свои ногти. Давно бы пора подстричь. — Что значит «с чего я взял»? То-есть то, что ты меня поцеловал, поставил засос и всё прочее, не говорит о том, что ты гей? — Шастун, приподнимает бровь, смотря на Арсения, который спокойно пьёт чай. — Я тебя поцеловал, потому что хотел выиграть в твоей игре, это не значит, что я в тебя влюблён или что я гей. Так же как и то, что у тебя засос на шее от девушки, не значит, что она тебя любит. — Так, а вот это уже не твоё дело, — хмыкает Шастун, складывая руки на груди. — Ешь давай, остынет. — А если я не хочу есть? — Арс смотрит на Антона, игриво улыбаясь. — Ну что, мне тебя с ложечки кормить? — вздыхает Шаст, невольно улыбаясь. — Если можно, — Арсений делает невинное милое личико, улыбаясь при этом, как ребёнок. — Господи, Арсений, тебе двадцать семь, — Шастун мотает головой, вставая с места и доставая контейнер с едой. — Что я вообще делаю? Парень насаживает на вилку макароны и погружает Арсению в рот, смотря на то, как язык Попова облизывает собственные губы. И почему всё, что делает этот мужчина, так красиво? — Вкусно, — выносит приговор Арсений и открывает ротик, прося ещё. Антон кусает губу, смотря на почему-то возбуждающую картину: Арсений с открытым ртом и невинным лицом. И что с тобой не так, Антон? Вчера у тебя был горячий секс с шикарной девушкой, а сейчас ты возбуждаешься от Арсения? Хотя, черт возьми, какой же он горячий! Шастун насаживает сосиску на вилку и подносит ко рту Арсения. Но тот не сразу её съедает, а сначала играет с ней, то попробовав кончиком язычка, то взяв в рот, а потом резко отпустив. — Ну кушай же скорее... — краснеет Шастун, нервно сглатывая, отчего мужчина ухмыляется и берёт сосиску в рот. — Хочешь попробовать? — смотря прямо в глаза Антону, спрашивает Арс, вертя вилку с сосиской в руках. — А? Твою сосиску? — Антон приподнимает бровь. — Ой, ну то-есть... Не твою, а... Ну ты понял, — он сильно нервничает, матерясь про себя. Арс усмехается, поднося вилку ко рту Антона. — Да, мою сосиску. Антон, не долго думая, откусывает кусок сосиски, после чего Арс доедает и свою половину. — А... Разве тебе не противно, что мы ели с одной и той же вилки? — перебирая свои пальцы, спрашивает Антоша. — Если на ней твоя слюна, то нет, — ухмыляется Попов, вытирая рот салфеткой. Чего? Что это ещё значит? Господи. Как же пугает это всё, все эти действия пациента, все эти прикосновения. Пугает и сам Арсений. С чего вдруг он так доверился Антону? Почему себя так ведёт? Будто они давно знакомы или же ведут какую-то игру. А самое странное, почему Шастуну это так нравится? — Арсюш, перестань говорить такие смущающие вещи... — заметно краснеет Шастун. — Почему тогда ты не стесняешься называть меня Арсюшей? — улыбается Попов. Всё это очень странно, Арс не может найти объяснения своим действиям, своему поведению, такой детской привязанности к этому мальчишке, которого он знает всего три-четыре дня. Он сразу понял, что Антон не такой, как все. Он никогда не называл Арсения психом, никогда от него не убегал в страхе. И даже когда тот сидел на полу в своей крови, парень не бросил его, а обнял, хотя по сути, он ему никто. Прямо сейчас хочется просто обнять мальчишку, откинув глупые споры, игры и то, что он всего лишь его пациент. Наплевать. — Ну я просто отношусь к тебе, как к... Не успевает Антон договорить, как его талию обнимают сильные мужские руки, а в его шею утыкается чужой нос. Но на этой раз его не целуют, а просто обнимают, обнимают так, будто сейчас он, как спасательный круг для Арсения, как любимый котёнок. Так, как Антона никто никогда не обнимал. — Арс?... Всё хорошо? — он гладит мужчину по спине, пытаясь взглянуть в глаза — Так как к кому ты ко мне относишься? Ты не договорил, — почти шепчет Арс, поднимая лицо и смотря в глаза Антону. А действительно? Кто ему Арсений? Обычный пациент? Нет. Однозначно нет. Тогда... Может быть, друг? Если подумать, единственный друг Антона — это Серёжа. Они с ним почти с самого детства, и это то, что можно назвать крепкой дружбой. Они вместе влюблялись в девчонок, вместе горевали, когда те давали им от ворот поворот. В общем, делали то, что обычно делают друзья. Но то, что он чувствует к Арсению, нельзя назвать дружбой, это что-то гораздо более глубокое и сильное, отчего хочется петь или же, наоборот, сесть и начать плакать потому, что ты не знаешь, что происходит. Так, может быть, это чувство называется... Любовь? Глупости какие. Не может же быть, что он гей. — Как... Как к тому, кого я хочу целовать.