***
На групповой терапии Портер задумчиво стучит ручкой по планшету, оглядывая подростков, сидящих в кругу. — Мы не можем избегать слона в комнате, верно? Я про выходку Алекса. — В нем много злости, что вполне понятно, доктор, — почти что рычит Джессика. — Мы все, мягко говоря, не в восторге от того, что с нами будет лечиться Зак. Голоса парней сливаются в единое: — Мудак. — Придурок. — Гореть ему в аду. Психиатр со вздохом откладывает планшет. — Я понимаю ваши чувства. — При всем уважении, доктор, нет, не понимаете. Не думаю, что друг вашего насильника лежал в той же психушке, в которой вы лечились! Голос Джессики звенит от злости. — Резонно. Я действительно не оказывался в такой ситуации. Но я изучал психиатрию, психологию, природу человеческих эмоций. Многих людей, в том числе и Зака. Думаю, то, что он оказался здесь, является достаточным показателем его раскаяния. — Бред, — кривит губы Тайлер. — Люди не меняются. — Уж кто бы говорил, сталкер! — Ты опять об этом?! — Слушай, не начинай, а?! — И что ты сделаешь? А? — А ну тихо! Всем заткнуться! — Портер вскакивает со своего стула. — Всем. Заткнуться. А теперь слушайте меня. Я не в восторге от всей этой ситуации, от вашего клуба по интересам в том числе. Но я здесь для того, чтобы помочь всем вам. Всем, Клэй, не смотри на меня так. Я понимаю, что в вас много злости, непонимания, отчаяния, потому что вы впервые столкнулись с несправедливостью в жизни. И может быть, может быть, Брайс не получит никакого наказания, может быть, его оправдает суд, но это не повод сдаваться. Это не повод… Черт, — Портер нервно трет лицо руками, подхватывает планшет. Стеклянным, ломким голосом заканчивает, — встретимся в понедельник, в то же время.***
— Тут даже доктора психованные, — выдыхает вместе с дымом Тони. — Слушай, можешь мне объяснить, как этого... Портера до практики вообще допустили? Клэй, как обычно, не отвечает. Кивает кому-то, тушит сигарету о бетон, встает с корточек. Делает шаг ближе к краю крыши. — Эй? Как думаешь, что дальше будет с Алексом? Тайлер говорил же, что это уже третий случай агрессии, да? Клэй? Дженсен вцепляется в свой локоть ногтями. Наклоняется над парапетом. — Чувак? Слушай, ты же не… Клэй опирается о парапет руками, словно готовясь сделать прыжок. В тот момент, когда он подбрасывает тело вверх, Тони хватает его поперек талии. Они валятся на землю клубком рук и ног. — И какого, блядь, хуя? — жарко выдыхает Падилла в ухо Клэя. Прижимает его шею локтем к земле, проводит рукой по груди. — Что, блядь, тут со всеми творится? — Ханна. Со всеми творится Ханна, — хрипло шепчет Дженсен. Хватает Тони за воротник, когда тот пытается отстраниться. Это его первые слова за пятьдесят пять дней. Это — его первый поцелуй с парнем в жизни. Неловкий, слюнявый, они прикусывают друг другу губы, стукаются зубами. Но взамен на ощущение того, что ты жив, что тебя не окружает эта проклятая невидимая пленка, Клэй готов потерпеть неудобства.***
Алекса выпускают из изолятора под утро. Слишком рано для завтрака, слишком поздно для того, чтобы лечь спать. Парня хватает только на то, чтобы сходить в туалет, ополоснуться, и устало повалиться на свою кровать. К сожалению, его мечты об одинокой и тихой смерти прерываются стуком в дверь. — Привет, — Тони заглядывает в палату. — У меня к тебе вопрос. — Жги, Бриолин. — Ну… ты себя ведь нормально чувствуешь? Мне то ухо откусывать не будешь? Алекс хихикает, садится. — Нет, ты невкусный. — Отлично, — Падилла садится на вторую кровать. — Так вот, я вечером поговорил с Клэем, и потом вспомнил, что док называл то же имя. Ханна Бейкер. Кто это? Алекс закрывает лицо руками. Стонет, падает на кровать. — Добрался до сути? Тони пожимает плечами, повторяет: — Так кто такая Ханна Бейкер? — Ханна Бейкер, — шепчет Алекс. Смотрит в потолок пустыми глазами. — Чтобы объяснить, кем она была для всех нас, нужно будет много времени. — Ну, я никуда не спешу, — Падилла садится на пустующую кровать. Алекс молчит. Открывает рот, пытается что-то сказать, но звуки не превращаются в слова. — Знаешь, — выдыхает наконец, — она была красивой. Нет. Вернее… Не как другие девчонки, о которых ты можешь подумать типа «о, классная задница». Грустная усмешка. Тони подталкивает его: — А какой она была? — Она была как… картина. Как искусство. Из тех картин, знаешь, которые не просто симпатичные пейзажи или портреты голых теток. А из тех, которые заставляют чувствовать что-то. Которые залезают тебе в душу и остаются там. Которые меняют тебя. — Ты так говоришь, как будто влюблен в нее по уши. Тони задумывается о том, что все жители психушки похожи друг на друга. Бледные, с бесцветными, выветрившимися голосами, полустертые. Интересно, задумывается парень, когда он станет таким? Когда он станет похож на Алекса? Когда он превратится в тень самого себя? — Может быть, — одними губами говорит Стэнделл. От разговора их отвлекает грохот в комнате отдыха. Голос Портера, взывающий к чьей-то осторожности. Звон струн. Тони с Алексом прибегают туда последними и видят всех пациентов клиники — не понимающих, рассматривающих пианино, установленное в углу комнаты, как диковинного зверя. — Док? — с напряжением в голосе спрашивает Стэнделл. — Я говорил с твоей матерью, Алекс. — О. И поэтому решили притащить сюда эту рухлядь? — Еще… после того инцидента со струнами гитары, сам понимаешь, я не могу тебе ее доверить. — Что? — Мы нашли струну, которую ты вытащил из гитары. Не хочу знать, что ты с ней собирался сделать. Нет, не говори, — морщится Портер, когда блондин открывает рот. — Как бы то ни было, видишь, мы тут добавили кое-что, — доктор указывает на замок, привинченный к крышке пианино. — Сам понимаешь… — Все нормально, док, — отмахивается Алекс, ставя стул перед пианино. — Ключ будет у меня, и я буду проверять наличие всех струн. — Да ладно, док, я понимаю. Он обрушивается на клавиши. В его музыке нет ничего приятного, успокаивающего, мелодичного. Она, как и сам Алекс, подобна буре, урагану, неподвластной человеку стихии. Его пальцы летают над клавишами так быстро, что за ними почти что невозможно уследить. Стэнделл резко останавливается, смотрит на Портера. — Спасибо. — Неплохо играешь. — Пошел нахуй, Зак, — беззлобно выплевывает Алекс, даже не оборачиваясь.