Фокусник из трущоб

      Фома еще никогда не бывал в богатых домах. Просторный холл с начищенным до блеска полом сиял глянцевыми бликами под светом многочисленных лампочек, устроившихся на потолке в виде огромного квадрата. Подошвы берцев дурацки скрипнули о плитку — Фоме даже стало неловко от этого звука. Декор стен с искусственным камнем, кованая подставка под зонтики и те самые зонты в ретро стиле, классические лампы с двойными рожками — все это поражало с первого взгляда, Фома словно попал в какой-то сериал. Но больше всего удивило количество икон в массивных золоченых рамах. Они висели в специальных нишах, в ризах и без них, кое-где виднелись красные лампадки на цепочках. Холл был большим. Прямо с порога открывался вид на витую лестницу, очень светлую, с перилами из нержавейки, ступени не касались друг друга, и казалось, что вся конструкция просто парила в воздухе.       Немного нетвердым шагом Клим подошел к одной из икон, размашисто перекрестился, звучно ляпнул донышком осушенной наполовину бутылки о поверхность стеклянного столика и сбросил на пол свой пиджак.       Фома глупо засмеялся, но тут же спохватился и заставил себя умолкнуть. Клим обернулся к нему и взглянул с такой злобой, как будто своим смехом молодой гость опорочил его самые светлые намерения. Фоме стало совестно за подобное поведение. Святые с икон смотрели с укоризной, и он даже опустил глаза, чтобы по возможности ускользнуть от всех этих осуждающих взглядов.       Отвернувшись, Клим уперся обеими руками о столик, пожевал губами, словно о чем-то напряженно думая, потом выпрямился с таким видом, будто у него сильно затекла спина, и с выражением досады на лице направился к Фоме.       Оба телохранителя стояли неподалеку, в любой момент готовые пресечь любые сопротивления ночного визитера.       — Ты как посмел? — начал Клим безо всякого предисловия, упирая руки в бока, тем самым принимая позу хозяина, взбешенного поведением нерадивого щенка, щенка, которого подобрали с улицы, а он уже успел все изгадить. — Как ты посмел нарушить режим, а?       Фома чуть отстранился, чтобы сохранить между собой и Климом более безопасное расстояние. Он не особо понимал, что сейчас происходило, но совершенно не боялся. Да и какую угрозу можно было ожидать от человека, строящего церкви и содержащего достойный приют для бездомных? Сейчас покричит и успокоится.       Фома заложил руки за спину с видом ученика, готового слушать любые нотации.       — Деньги нужны были, — ровным голосом ответил он, глядя в выпученные от крика светлые глаза хозяина дома, чье полноватое лицо уже покрылось красными пятнами — такое всегда происходило, когда Клим нервничал, а в этот момент нервничал он очень сильно.       Фома глядел на него выжидающе и с любопытством, ему определенно нравился этот импозантный мужчина, глубоко веровавший в Бога и сам играющий роль всесильного перед остальными. В нем чувствовалось какое-то бешенство, звериная ярость и манящая скрытность. Все это чертовски привлекало Фому, интриговало его, не позволяя инстинкту самосохранения подключиться в нужное время и распознать опасность.       — В кровище весь, шмотки грязные, — продолжал Клим, уверенно поднося руку к лицу Фомы.       Фома напряженно замер. Сердце начало тяжело биться от волнения. Тело его будто жаром обдало. Со всех углов смотрели святые, один из охранников начал зажигать свечи в лампадках — разнесся терпкий запах каких-то благовоний.       — Ты бы себя со стороны видел, — не унимался Клим, как завороженный, захмелевшим сознанием путешествуя в янтарной глубине по-детски распахнутых глаз, распахнутых в ожидании чуда.       Клим отвел в сторону длинную челку, нарочно задевая рану на брови.       — А, — проронил Фома, поморщившись, но не попытавшись увильнуть от этих прикосновений.       Пальцы двинулись дальше, вдоль гладко выбритой щеки, пробежали по шее и неожиданно крепко вцепились в плечо:       — В ванную пошел! Пошел быстро!       Грубо пихнув Фому перед собою, Клим утер вспотевший лоб: он начинал заводиться не на шутку.       — Клим Анатольевич, нам идти с вами или у двери постоять? — в нерешительности обратился к нему один из телохранителей: подобной ситуации еще не случалось, и мужчина не знал, как правильно поступить.       — У двери постоять, — глухо произнес Клим, уже бросая на ходу, — в ванную.       Фома понятия не имел, где находится та самая ванная в таком огромном, как ему показалось в самом начале, доме. Но грубые толчки между лопаток, которыми Клим то и дело награждал его, позволили идти в правильном направлении.       Комната показалась Фоме просто сказочной: стоящая в центре огромная ванна, невысокая, с узорчатой окантовкой по широкому бортику, большой ворсистый ковер, белый, без единого пятнышка, просторная душевая кабина, целый бокс, отделенный прозрачной перегородкой. Кабина была такая большая, что в ней могло бы, пожалуй, с комфортом помыться человек шесть — Клим резко захлопнул дверь помещения, Фома даже вздрогнул от этого звука.       Не решаясь и шагу сделать в сторону ковра, Фома замешкался, обернувшись на своего конвоира.       — Раздевайся! Быстро! — рявкнул тот, в свою очередь стягивая туфли, небрежно, одна о другую.       Фома присел, торопливо развязывая плетение длинных шнурков. Все это промедление, возня просто колошматили и без того беспокойную душу Клима. Взгляд его путешествовал вдоль согнутой спины своего пленника, с непонятной нервозностью пробегаясь по выступающему под облегающей футболкой позвоночнику, опускаясь ниже, к линии ремня, где виднелись ямочки над привлекательными окружностями. Клим внезапно решил, что Фома намеренно принимает подобные позы, чтоб заставить его волноваться.       Второй шнурок не развязывался: узел затянулся слишком уж крепко. Фома пытался его подцепить и так и сяк, но все не выходило.       — Сколько ты можешь копошиться?! — Клим со злобой схватил его сзади за шею, сжав ее чуть ли не до хруста в позвонках.       Фома непроизвольно дернулся вперед, падая на колени, но тут же подобрался и отполз в сторону: это были странные игры, и они настораживали.       — Я сейчас, — узел наконец-то поддался, и второй ботинок расположился возле стены.       Клим хищно склонился над Фомой и, ухватив за ворот футболки, резко рванул того на себя, заставляя подняться на ноги. Взгляд Клима уже не сулил ничего хорошего, и все же Фому томил жгучий интерес: чего конкретно добивался хозяин дома? Если он был недоволен нарушением дисциплины или его поступком на ринге, то просто запретил бы возвращаться в Дом, ну устроил бы конкретный выговор, но сейчас…       Клим на шаг опередил его и распахнул дверцы душевой кабины. Не давая сделать ни одного лишнего движения, быстро и грубо он втолкнул Фому в стеклянный бокс, едва ли не ударяя головой о ближайшую стену. Фома только выпрямиться успел, как ему в лицо ударила мощная струя воды. От неожиданности он немного хлебанул и сразу закашлялся, пытаясь укрыться от такого напора.       — Давай, давай, умойся, — Клим стоял напротив, одной рукой удерживая душ, а другой опираясь на стену где-то в районе плеча Фомы.       Фома пытался отвернуться, но Клим намеренно то и дело ловил его лицо прохладной струей, заставляя парня чуть ли не отбиваться. Фома прикрыл лицо руками и уперся лопатками о стену: его одежда успела намокнуть, и вода темными ручейками растеклась у ног, смывая грязь, пот и кровь с уставшего организма.       Тогда Клим немного успокоился и повесил душ прямо над его головой: бурлящий дождь продолжал омывать тело, изнывающее после тяжелого боя. Пару раз несмело вздохнув, Фома отнял от лица руки, чтобы встретиться взглядом со своим мучителем. Клим с силой сжал точеные плечи, сократив до минимума расстояние между собою и пленником, получая эстетическое наслаждение от одного только созерцания того, как прозрачные ручейки стекали с черных волос, заставляя блестящие пряди прилипать ко лбу и вискам, как те самые ручейки путешествовали дальше, изломанными дорожками окаймляя высокие скулы, смачивая длинные ресницы, спускаясь к полным губам, чуть побледневшим от прохладной воды. Его взгляд продолжил спускаться, упиваясь созерцанием облепленной мокрой тканью так волнующей его фигуры: от холода соски проступили заманчивыми бугорками, грудь тяжело вздымалась, на руках появились пупырышки — Фома постепенно начал дрожать.       Клим решительно положил раскрытую ладонь на его грудь: «Тук-тук», — ответило горячее сердце. Фома сильно дернулся от этого прикосновения: с ним такое было впервые.       Вся байка Клима тоже вымокла насквозь, волнистые пряди, спадающие с затылка, переплелись со шнурками, которые сейчас уже не казались абсолютно одинаковыми. Синие джинсы плотно облепили длинные ноги, бывшие белыми носки успели окраситься в серый цвет.       — Зябко, да? — хрипло прошептал Клим прямо на ухо Фоме, буквально вжавшемуся в стену под его напором.       — Да, — тяжело выдохнул тот, внутренне содрогаясь от одной только мысли о том, куда клонит Клим.       — Сейчас хорошо будет, — Клим протянул руку в сторону смесителя, снова приближая свое лицо к лицу Фомы.       Фома смущенно перевел взгляд в сторону, все это уже начало переходить определенные рамки.       — Ты вообщ-щ-ще никого не слуш-ш-шаешься? — Клим нарочно тянул шипящие звуки, носом касаясь то соболиной брови, то поспешно сомкнутых ресниц, то чувствительной мочки уха, — ты против правил?       — Нет, — слабо запротестовал Фома, пытаясь увернуться от этих прикосновений. Он все же был не готов, — я собирался вернуться, клянусь вам.       — Ну что ты, — Клим придавил Фому всем телом, чтобы тот и думать забыл про возможность ускользнуть от него, — что ты, — он заставил пленника поднять руки и, зафиксировав их у самых запястий, прошептал, почти касаясь губами кончика его носа, — ты бы рассказал все это на исповеди? Рассказал, как почти убил человека?       — Да! — Фома слабо затрепыхался: взгляд дымчатых глаз буквально лишал его силы.       Вода стала значительно теплее, она все текла и текла, продолжая поливать своими струями начинающие распаляться страстью тела.       Говорят, что с лица воду не пить. Но глядя на выразительные черты Фомы, Клим понимал, что именно с этого лица он просто жаждал пить воду. Языком он коснулся щеки, начинающей наливаться румянцем от смущения — Клим даже удивился застенчивости этого юноши, смело прошелся вдоль виска и нарисовал дугу правильно очерченного уха. Клим еще плотнее прижался к вздрагивающему под его напором телу — такая реакция вводила искушенного в подобных делах мужчину в легкое замешательство. Но это чувство распаляло его еще больше, требуя других, еще более острых ощущений.       Небольно прикусив мочку уха, Клим властно подцепил Фому за подбородок и повернул его лицо к себе — пухлые губы манили до головокружения, до хмельного желания ощутить их мягкость, безвольность, податливость. Клим до оглушительного, болезненного стука в висках хотел, чтобы Фома пассивно приоткрыл рот, чтобы позволить взять себя так, как хотел этого он, господин. Не дать опомниться и вздохнуть — сразу ворваться бесстыжим опытным языком во влажные недра томного удовольствия.       Фома попытался высвободить руки, но Клим не позволил этого сделать, продолжая удерживать запястья над головой.       Первый поцелуй сумасшедшим дурманом снес все преграды, которые еще существовали в тот момент в голове у Фомы. Волна страсти прокатилась по телу, и Клим с блаженством ощутил эту волнительную дрожь: никто уже давно не реагировал на него таким образом.       Фома неловко начал отвечать на поцелуй, настолько робко и неумело, что Клим завелся еще больше, властно прощупывая скользкое небо, требовательно прикасаясь к поджатому от неловкости языку, глотая воду, стекающую с нежной кожи, глотая слюну, словно нектар с восхитительного цветка.       Фома все никак не мог расслабиться, полностью отдаться накатывающему на него чувству. Это происходило впервые, Клим был значительно старше, опытней во всех делах, да он ему, можно сказать, почти что в отцы годился!       На доли секунды Клим остановился, чтобы перевести дух, а Фома запрокинул голову, позволяя череде последующих поцелуев страстно покрыть его красивую длинную шею. Он уже и думать забыл о деньгах, что лежали в кармане.       Теплые ласковые струи смешивались в шальном хороводе горячих, жадных поцелуев. Пылкие губы спускались все ниже, чувствуя биение жизненной силы — венка так и дрожала под их безудержным напором. Климу хотелось еще больше, еще ниже, сильнее, больнее… Он оставил руки Фомы в покое и оттянул ворот футболки, едва ли не вгрызаясь в треугольник ключицы.       — М-м-м… — простонал Фома, зарываясь пальцами в его влажные волосы.       Пойти дольше мешала ткань. Клим чуть отстранился от Фомы и выпрямился, глядя на прикрытые сладкой истомой прекрасные глаза. Сейчас, настало время!       Клим ухватился за низ футболки и стянул с желанного тела эту преграду. Прозрачные ручьи заструились по обнаженному торсу, стекая на плоский живот и скрываясь где-то там, под ремешком. Клим знал, что там тоже влажно, тепло и влажно, как нужно, как хотелось ему в этот момент. Он положил ладони Фоме на плечи и мягко начал скользить ими вниз, наслаждаясь красивыми очертаниями соблазнительной мраморной груди. Подушечками больших пальцев он провел по соскам, снова заставляя их затвердеть, при этом вынуждая Фому зажмуриться от удовольствия, слегка надавил, потом начал легонько массировать, не сводя глаз с раскрасневшегося лица своего невольника. Руки спустились ниже, пробуя на ощупь рельеф проступающих ребер. Такой тонкий и сильный… Клим обнял его за талию, крепко прижавшись своим восставшим естеством. Глаза Фомы распахнулись — ему стало страшно, он не был готов к подобному продолжению.       Левой рукой Клим обхватил Фому за шею, а второй начал водить вдоль живота, вниз и вверх, туда и обратно, пробегаясь по дорожке из черных волосков от пупка до той линии, заступать за которую Фома уже не хотел. Не терпящие возражений пальцы вцепились в пряжку ремня.       — Не надо, — умоляюще выдохнул Фома, с ужасом замечая, как почернели глаза его мучителя, в этот момент Клим был способен на все.       — Тихо, тихо, — Клим прильнул губами к уху, оставляя в покое ремень и спускаясь ниже, крепко сжал его член. — Гудвин, тихо…       Страх накинул на плечи Фомы колючую сетку, отчаяние придало сил, позволив оттолкнуть от себя возбужденного мужчину. Клим едва не упал, не ожидая от него такого отпора.       — Все, — Фома выставил вперед ладони, — все-все, прекрати!       Клим жутко осклабился — этот парень еще и брыкаться вздумал! Испуганный, мокрый, такой сексуальный. Там, на манеже, он казался абсолютно недоступным, на него смотрели десятки глаз, взгляды скользили по его телу, но трогать и ласкать победителя сегодня будет только он, хозяин жизни.       Клим резко стянул с себя байку вместе с майкой, тяжелым мокрым комом отбросив ее в угол кабины. Широкоплечий, полноватый, с выступающим животом и крупным золотым крестом на груди — он был именно таким, каким представлял себе его пару раз Фома перед сном. Вот только тогда он мечтал о нем, а сейчас безумно боялся.       — Прекрати! — повторил он, бочком, по стеночке пытаясь прошмыгнуть к выходу.       Алкоголь, адреналин и бешеная похоть затмили разум Клима. Он одним махом схватил не ожидающего ничего подобного Фому за талию и резко отшвырнул его в сторону — поскользнувшись на мокром полу, Фома упал, больно ударившись затылком о кафель стены.       — Я здесь решаю, — в тот же миг Клим оказался рядом и ударил его по лицу кулаком наотмашь, заставляя кровь ручьем хлынуть из тонкого носа.       Вода продолжала литься из душа, тут же смывая багряные разводы. Фома еле слышно застонал, пытаясь подняться, но новый удар по лицу не дал ему этого сделать. Перед глазами начало темнеть, но Фома все же подобрался и снова пополз вдоль стены, стараясь не выпускать из виду своего палача.       Клим был вне себя. Ему посмели отказать, причем так категорично!       — Что ты тут вякаешь? — он начал медленно приближаться к обессиленному Фоме. — Видишь, что у меня? — он красноречиво указал на натянутую желанием ткань своих джинсов, — с этим надо что-то делать! — Он присел на корточки возле Фомы, загнанному в угол и буквально приросшему спиной к покрытому испариной кафелю, — ты, шлюха, так просто пошел в душ, ты позволил себя трогать, а теперь чего-то там скулишь? — он вцепился Фоме в волосы на затылке, — читай молитву, которую ты знаешь, давай! — Отче наш! Повторяй! — в ответ Клим услышал лишь сдавленный стон, — сущий на небесах, — он ударил снова — на стене появились кровавые разводы.       Фома не мог сопротивляться. Боль была просто безумной, все смешалось: искаженное злобной гримасой лицо Клима, белая плитка и вода, очень много воды… Она текла, а все вокруг окутывалось паром, пар вокруг, а в глазах хозяина дома — дым. И это начало казаться нереальным. Фому затошнило.       — Да святится имя Твое! — новый удар, и Фома потерял сознание.       Когда Клим понял, что его жертва без чувств, первым делом он проверил пульс, приложив руку к артерии — полный порядок. Сердце билось, и между ног Клима оно билось тоже. Он не мог отступиться так просто. Пара накопилось слишком много, дышать становилось все труднее. Распахнув двери, Клим подхватил Фому под мышки и потянул к ванной, опустив его на мягкий ковер.       В паху все тянуло и начинало гореть от напряжения. Клим с остервенением начал сдирать с себя мокрые джинсы, выпуская на свет уже налитой, пульсирующий от нетерпения фаллос. Фома лежал на ковре, обессилено раскинув руки, из носа и разбитого виска продолжала сочиться кровь, пропитывая собою девственно чистый ворс. Клим никогда бы не подумал, что ему понравится вот так, жестко, оказывается, подобная прелюдия была не менее сладкой, чем обычная.       Полностью раздевшись, Клим подступил к своему желанному объекту. Пара движений — и камуфляжные штаны вместе с бельем поползли к бедрам. Клим освободил от одежды бесчувственного пленника, присев перед ним на колени, одной рукой обхватывая набухшую головку, а второй поглаживая чужой член. Клима очень сильно возбуждало беззащитное, привлекательное тело. Ему нравилось ощущение власти и вседозволенности. Он был пьян, пьян чрезвычайно, он привез к себе в дом красивого молодого человека, победителя, и намеревался овладеть им любой ценой.       Клим осторожно перевернул Фому на живот и раздвинул его ноги, наслаждаясь аппетитным видом округлых ягодиц. Дрожащей рукою Клим провел между ними, нащупывая тугой анус. Он попытался проникнуть пальцем вовнутрь, но насухую не вышло, зато сквозь щель глянцевой головки проступило несколько капель смазки. Клим аккуратно поддел их и перенес на сжатую звездочку, тем самым увлажняя вход.       Очередная волна возбуждения заставила Клима протолкнуть вовнутрь указательный палец — при этом его даже заколотило от страсти: богатая фантазия сразу нарисовала момент проникновения разгоряченного члена в заманчиво узкие недра. Он шумно сглотнул от предвкушения, полностью погрузив палец в вожделенное тело.       В этот момент Фома очнулся, слабо приподняв голову, при этом зарываясь ногтями в белый ворс. Клим понял, что медлить больше нельзя и, вытащив палец, силком раздвинул стройные ноги, пытаясь поскорее пристроится между ними. Сквозь все еще плавающую реальность Фома осознал, чего хочет Клим, но не было сил сопротивляться. В голове будто рой пчел поселился, а перед глазами то и дело мелькали черные мошки.       — Куда? — прорычал Клим, когда Фома все же умудрился взбрыкнуть и, приподнявшись на локтях, пополз в сторону ванной. Клим встал на ноги и даже препятствовать этому не стал, было очевидно, что Фома хотел ухватиться за бортик, чтобы встать, а сам Клим хотел взять жидкое мыло, которое стояло тут же. Нажим на педальку — и тягучая порция вязкого перламутра упала на широкую ладонь.       Пару секунд он стоял и смотрел, с каким трудом Фома пытается подняться, как он обеими руками обхватывает цветную окантовку, как сокращаются при этом мышцы красивого тела, как поджимаются ягодицы при каждом его движении. Клим смотрел и скользил рукой вдоль своего ствола, массирующими, хлюпающими движениями делая его еще тверже, еще больше и проворней. Он ждал, когда Фома поднимется на колени. Сам.       С намокшей челки Фомы продолжала стекать вода, его плечи болезненно вздрагивали, а из груди готово было вырваться надрывное рыдание — такого унижения Фоме испытывать еще не доводилось.       Клим не стал больше тянуть. Он бесцеремонно придавил Фому виском к бортику ванной, вызвав тем самым слабый вскрик, и заломил его правую руку за спину, позволяя второй рефлекторно ухватиться за керамический выступ.        Почувствовав обжигающее прикосновение налитой головки к своему анусу, от безысходности Фома просто зажмурил глаза и стиснул зубы. Клим настойчиво толкнулся вперед, тяжело захрипев от упования на то, что будет очень хорошо, но что настолько, даже не подумал. Он погружался в беззащитное тело туго, с напором, Фома весь напрягался при этом, доставляя мучителю еще большую порцию наслаждения. Толчок за толчком Клим доводил себя до экстаза, а Фома тем временем тихо стонал, до крайней степени отвращения насыщаясь металлическим вкусом крови, текущей из носа, и соленой горечью слез, предательски льющихся из крепко сомкнутых глаз.       Ноги Клима задрожали, он перестал удерживать Фому и обеими руками ухватился за бедра, крепко сжимая их до вероятных синяков. Фома замер, понимая, что его страдания подходят к концу.       Трепет исступления охватил все тело Клима — даже показалось, что он совершенно протрезвел.       Наконец-то ощутив свободу между ягодиц, Фома облегченно вздохнул и, облокотившись о край ванны, подтянул к себе колени, обхватив их руками.       — На! — Клим небрежно бросил в его сторону белый махровый халат, словно собаке кость швырнул, пренебрежительно и с барского плеча.       Фома утер глаза ладонью и потянулся за одеждой, упавшей в полуметре от него.       — Не сбежал, шлюха, — самодовольно проговорил Клим, оборачивая вокруг пояса большое полотенце и победоносно поглядывая на кутающегося в халат Фому.       — Я не шлюха, — в голосе Фомы зазвучал металл. — Я бомж, неуч, но я не шлюха, — он поднялся на ноги, потуже затягивая пояс, — спасибо за первый опыт, я этого никогда не забуду, — он взял первое попавшееся полотенце и принялся вытирать волосы и лицо.       — Гудвин, тебе лет сколько? — нотки сомнения зародились в голосе Клима. — Двадцать пять? Двадцать восемь?       Фома бросил окровавленное полотенце ему под ноги:       — Двадцать, мне двадцать лет. И меня зовут Фома, — он утвердительно кивнул головой.       Клим признался себе, что в белом халате с взлохмаченными волосами, торчащими в разные стороны, Фома выглядел просто бесподобно. «Сколько? Двадцать? Первый опыт? — словно эхом пронеслось в голове у Клима. — Быть этого не может».       Тем временем, босой, слегка покачиваясь, Фома подхватил свои берцы и мокрые штаны и направился в кабину за футболкой.       «А если это правда? — Клима даже в пот бросило. — Это ж грех-то какой!» Изнасиловать шлюху Клим не считал чем-то зазорным, но сделать то же самое с порядочным человеком — это уже казалось недопустимым.       Тем временем Фома немного оклемался и постарался как можно скорее выйти из ванной, прижимая к груди мокрые вещи и берцы.       — Стой, — Клим опустил ему руку на плечо. — Давай, сейчас тебя в Дом отвезут. Маньяк на улицах все-таки.       — Я уж сам как-нибудь, Святой отец, — процедил Фома, высвобождаясь от захвата.       — Пусть уходит, — дал команду Клим, когда дежурившие тут же охранники сделали дружный шаг вперед, преграждая Фоме дорогу.       Когда мужчины расступились, Фома обернулся и окинул хозяина дома печальным взглядом. В этом взгляде было столько боли и разочарования, что Клим почувствовал, будто сделал что-то очень нехорошее.       Фома хотел покинуть ужасный дом как можно быстрее. Он даже обуться решил на улице, чтобы не оставаться в логове зверя ни единой лишней минуты. Один из охранников проводил его до самых ворот, кидая на гостя сочувствующие взгляды, и очень скоро Фома оказался на улице, вдыхая аромат воздуха свободы.