***
Чонгук не пьёт после первого бокала шампанского. Ему нужна ясная голова, а не новое утро в чужой постели. Хотя вокруг снуют только родственники и друзья обеих семей — он ведь всё-таки на свадьбе, а не абы где, — велика вероятность, что среди них найдётся абсолютно свободная, не обременённая никакими отношениями девушка. Чонгук должен держать младшего боевого товарища в штанах, а мозг в ледяном спокойствии, и тогда всё будет ок. Он болтает с Чимином, явно не обременённым тем, что надо держать себя в руках при своей девушке напротив, и пьёт уже третий бокал вина за здоровье молодых. Чимин может: понадобится дюжина крепкого алкоголя, чтобы заставить Чимина визжать поросёночком. Он устойчив к алкоголю, да и даже когда пьяный, обычно мирный. Если и полезет целоваться к Соён, никто не воспримет это как домогательство — они же встречаются. Однако сам Чимин отдаёт себе отчёт в том, что поступать так не стоит. Ни пугать Соён, ни провоцировать Сомин или её семью, ни выглядеть неподобающе в его планы не входит. — Так что мы с Соён решили повременить, но не знаю, может быть, на последнем курсе и устроим что-нибудь скромное, — заканчивает Пак, чокаясь с Чонгуком. Чонгук пьёт сок и делает вид, что так и надо. Невдалеке заняты скорее собой, чем поздравлениями друзьям Хосок и Сыльги, уставшие после ночной смены, но радостные, что удалось выбраться куда-то вместе, особенно в такой благородный повод. Чонгуку немного завидно. Брат тоже вот-вот прыгнет в омут под названием женитьба, и ему как бы пора уже, тридцать минуло, а Чонгуку совсем не к спеху, никто не торопит. Молодость на то и дана, чтобы проживать её ярко, стихийно, непредсказуемо. — Чонгук! — доносится до него. Он выныривает из своих мыслей и обнимает подошедших Джина и Сомин. Они только что закончили свадебный танец, а Намджун и Юнги уходят по делам на работу, так что они подошли попрощаться. Джин выглядит так, словно куш сорвал. Так оно и есть. Но не забывает о насущных проблемах. — Я по поводу суженого-ряженого Хан Сонхвы пару слов сказать хотел, — Чонгук обращается в слух. — Мы нашли тех парней, что тебя избили, через пару дней после медового месяца я вернусь на работу, мне это дело передали. Ну как передали, я настоял, — ржёт новоиспечённый муж, и у младшего Чона глаза загораются. — В общем, если они показания дадут, а они дадут, куда денутся, плюс у меня побои зафиксированы, так что всё как по маслу, и мы скоро на этого гада выйдем. Но ты всё равно пока будь осторожен, ладно? — Спасибо, хён, — Чонгук обнимает Сокджина в ответ.***
Пуанты. Ровно сложены, с длинными выглаженными ленточками-завязками. Сонхва как-то говорила, что в детстве и балетом занималась, не выдержала, правда, тех издевательств в балетной школе, до которых доводили учителя и даже директриса, и забрала документы. С балета началась любовь к танцам. Не всякая любовь приносит счастье. Чонгук оглядывается, ступая внутрь класса. Он почему-то открыт в столь позднее время. Он прогуливался мимо университета и увидел свет в знакомом окошке. Было ясно, что никаких занятий уже нет, а значит, тот, кто находится в этом классе, совсем один. Та. Когда он поднялся, свет был уже погашен. Но слышится неровное дыхание в одном из углов. Опять пуанты. Опять стёртые в кровь ноги — Чонгук знает это чувство. Приятная усталость бывает только тогда, когда не загоняешься. Когда танцуешь ради наслаждения, а не ради глупой оценки. Не ради аплодисментов, а ради себя. Не ради того, чтобы всё забыть, а ради того, чтобы вспомнить. — Сон? — зовёт он. Она выпрямляет спину, поднимает голову, оглядывается на того, кто её зовёт. Пот стекает по лбу, руки сцеплены за спиной, на голых коленях синяки. Не надо быть гением дедукции, чтобы понимать, от чего она пытается забыться. Они ведь не виделись всё это время из-за чонгуковской подготовки к экзаменам, и он чувствует теперь, словно из жизни выпал ненадолго, а его место уже занял кто-то другой. — Что случилось? Расскажешь мне? — Ты что тут делаешь? — Шёл мимо, — честно отвечает Чон. Хочется приблизиться, но опасно. Хочется обнять, но чревато. Кто они всё-таки друг другу? Чонгук запутался. — Шёл бы дальше, — щетинится она. Чонгук не понимает, чем такое заслужил. — И вообще, наши занятия окончены, почему бы тебе не перестать сюда наведываться? — Я знаю, что закончены. Через неделю я экзамены сдам… — Забудь про наш уговор, — отрезает она. Чонгук стоит как вкопанный. — Не будет никакого свидания. — Не понял, — хмурится он. — Ты что, обиделась, что я не приходил всё это время? Извини, я правда готовился, я так хочу сдать всё в наилучшем виде… — Нет, Чонгук, — уже мягче говорит она, хотя в глазах всё ещё сталь. — Пора опомниться. Ты всего лишь мой студент, а я твоя преподавательница. Ничего не будет. — Ничего не хочешь объяснить? — начинает злиться он. — Что за резкая перемена? Не первая, кстати. В чём проблема? Или… — осекается он, задумываясь, а потом поднимает на неё ошарашенные глаза и решительно подходит, хватая за руку. — Скажи, тебе что, этот мудак всё ещё угрожает? Или… он ничего тебе не сделал? — Чонгук! — Сонхва пресекает попытки осмотреть её на наличие травм. А Чонгук начинает догадываться, что синяки на ногах вовсе не от жёстких тренировок. — Эта мразь тебе что-то сделала, — не спрашивает, а утверждает он. — Ты меня защитить пытаешься, что ли? — усмехается Чонгук, а Сонхва лишь хмуро одёргивает руку. — Так и есть. Почему ты такая умная, а делаешь такие глупые поступки? — Ты ещё подросток… — Мне двадцать два! Я уже давно не мальчик из старшей школы. И даже если ты старше, не ты меня защищать должна, а я тебя. Джин его шавок поймал, — сообщает он. — Так что найти его — вопрос времени. Не спрашиваю тебя, где он может быть, наверняка он тебе не показывал, где скрывается. — Не показывал, — шелестит её голос. Чонгук мягко касается щеки Сон, пытаясь удержаться от того, чтобы броситься искать ублюдка прямо сейчас. — Поехали ко мне? — предлагает он для начала, решая, что за сегодня точно ничего предпринять не сможет. Женщина противится, но Чонгук не собирается сегодня уехать домой один. Так или иначе, он ни за что сегодня её не отпустит.