Назад не смотри

      Гуро снова дежурил под дверью Маши, пока она не заснула, судорожно прижимая к себе трость мужа. Он вновь подоткнул ей одеяло и снова как бы случайно провёл рукой по обнажённой шее. Следователь вздохнул, не желая отнимать руки, но вернул самообладание и быстрым шагом вернулся в свою комнату.       Ночью ему не спалось. Казалось, будто бы что-то зовёт его в лес. Словно нужно ему что-то там сделать. Заглянув ещё раз в комнату Марьи Андреевны, и, убедившись, что она крепко спит, Яков Петрович вышел из дома. Ветер стих и на смену ему пришёл ночной диканьский туман. Дальше собственного носа видимости совсем не было. Свежий, почти морозный воздух бодрил и приглашал погрузиться в него с головой. Ночная прогулка по лесу не входила в планы Гуро, но он привык доверять своей интуиции, которая говорила идти. Ходил он больше часа. Почти что бесцельно слонялся. И вот, уже возвращаясь в хижину, почувствовал, что кто-то на него смотрит. Обернувшись, он увидел на пригорке фигуру своего писаря. Гоголь некрепко стоял на ногах и шатался из стороны в стороны, из чего Яков Петрович понял, что тот пьян.       «Что ж, пьяный Гоголь это не трезвый Бинх, » — подумал Гуро и, выждав, пока Николай Васильевич отвернётся, скрылся за деревом. Оттуда ему было видно, как какая-то девушка врезалась в писарчука. Она испуганно прижималась к юноше, чем заинтересовала следователя ещё больше. Он медленно, прячась за деревьями, сделал несколько шагов к ним. Пара озиралась по сторонам, и вдруг оба они побежали. Яков Петрович повернул голову туда, куда смотрели они, и увидел силуэт всадника, с которым прошлой ночью столкнулся лицом к лицу. «А вот это уже интересно, » — подумал следователь и, всё также оставаясь в тени, стал преследовать фигуру. Гоголя с девушкой всадник довольно быстро оставил позади. Сегодня они не были его целью. Он двигался вглубь, в чащу, где, к удивлению и радости Гуро, было довольно светло. Луна проходила через туман и рассеивала свои лучи сквозь него, становясь его частью.       Всадник не спешил, оглядывался по сторонам и иногда даже останавливался, будто думая, что было как нельзя кстати на руку пешему Якову Петровичу. Через некоторое время всадник спешился, и следователю пришлось искать расположение, при котором можно было в любой момент остановиться и наблюдать. Он не прогадал, ибо совсем скоро они оказались на поляне. Оставшись в кустах, Гуро начал наблюдать за тёмной фигурой. Она вышла ровно в центр поляны и замерла. Следователь заметил какое-то движение в кустах напротив него.       Спустя несколько секунд оттуда появилась бледная девушка с тёмными распущенными волосами, в одной длинной белой сорочке. Она поклонилась пешему всаднику и села на землю, оставаясь на некотором расстоянии от него. Следом за ней появилась другая, одетая в такую же сорочку. Она повторила действия за её предшественницей и села рядом с ней. Гуро заинтересованно подался вперёд, оставаясь в тени кустарников. За двумя девушками пришли и другие, такие же бледные. Они кланялись всаднику и садились вокруг него. Помимо девушек, стали приходить и другие существа, менее похожие на людей. Постепенно в кругу оказывались и черти, маленькие, чёрные, с хвостами и рожками, семенящие на коротеньких лапках еле-еле, и какие-то животные, похожие на собак, на свиней, на волков. Яков Петрович от такого цирка уродцев даже поморщился. Хоть и сложно было сказать, что удивился.       В день, когда Мария Андреевна Ленская приехала к нему домой, ему пришлось её прогнать именно из-за присутствия такого существа в его подвале. Александр Христофорович Бенкендорф заявился к нему несколькими днями ранее со словами: «Мне нужен Ваш подвал и Ваше время.» Подвал, до этого занимаемый склянками прислуги, в один день был опустошён и подготовлен. Лишних вопросов начальству Гуро не задавал, знал, что и без вопросов получит объяснения. Однако же в этот раз Бенкендорф всё отнекивался и отсрочивал свой приезд. Не выдержав бездействия, Яков Петрович устал говорить низшим чинам, что он болен, и послал главе третьего управления записку о том, что дольше ждать не намерен. Записку тот получил в дороге и вернул на пороге дома с улыбкой. Его доверенные люди спросили где вход в подвал, и вывели из брички низкого человека с мешком на голове. Гуро вопросительно поднял брови, на что получил ответ: «Пройдёмте в подвал». — Это существо, с Вашего позволения, — Бенкендорф присел на один из двух стульев, который спустили его люди в подвал, — было найдено побирающимся на помойке. Он представляет особый интерес со стороны нашего общества по причине своего возраста, коий не скрывает. — И сколько же ему лет? — невозмутимо спросил Яков Петрович. — Триста семьдесят четыре, — с восторгом произнёс Александр Христофорович. — Восхитительно, не правда ли? — Гуро одобрительно кивнул. — Так вот, он оказывал некоторое сопротивление при его задержании и пытался скрыться. Признаться, ему это почти удалось, но наши люди смогли его вернуть и, как видите, доставить сюда.       Существо сидело на втором стуле. Связанные руки его были заведены за спинку стула и не видны. На голове всё ещё бы надет мешок. Та часть, которую было видно, была вполне себе человеческой. — Я предлагаю начать допрос, — потирая руки произнёс Бенкендорф. Его заплывшие жиром щёки заблестели от пота. — Снимите с него мешок, Яков Петрович, я хочу посмотреть на Вашу реакцию.       Следователь кивнул и аккуратным, но точным движением снял мешок. Под ним оказался совершенно обычный на первый взгляд мужчина средних лет и низкого достатка. Лицо его было испещрено язвами и шрамами. Во рту у него был кляп, которым служила, по всей видимости, его же тряпка. Он поднял глаза на Гуро и, только глядя в них, мужчина заметил хищный, почти звериный блеск. Глаза были похожи на глаза волка или, как минимум, собаки. Следователь удивился и вопросительно посмотрел на ухмыляющегося начальника. — А Вы кляп снимите, — кивнул тот. — Только осторожнее, он уже нескольких наших, знаете ли, покусал.       Яков Петрович повернулся обратно к пленнику и рывком вынул кляп. В месте, где была его рука, клацнули зубы, рванувшегося пленника. Бенкендорф от удовольствия захлопал в ладоши. — Ну, как Вам? — Право, Александр Христофорович, я не знаю, что Вы хотите от меня услышать. Вы привезли какого-то агрессивного нищего в мой дом, — констатировал Гуро. — Ох, Вы и шутник, Яков Петрович! — Бенкендорф поднял вверх указательный палец правой руки. — Это же десмондус ротундус. То есть, вампир обыкновенный. Можете себе такое представить?       Следователь снова посмотрел на пленника, который специально обнажил жёлтые клыки. По подбородку его стекала вязкая слюна. Гуро прищурился и наклонился к «вампиру» на такое расстояние, с которого тот не мог его укусить. — И что же, Вам действительно уже почти четыреста лет? — спросил он, но отвечать пленник не собирался, хотя и не успел бы.       В дубовую дверь подвала постучали, и оттуда послышался голос одного из помощников Бенкендорфа. — Там какая-то бричка подъезжает. — Вы кого-то ждёте, Яков Петрович? — обеспокоенно спросил Александр Христофорович. — Нет, — нахмурился Гуро. — Сейчас я разберусь и вернусь, — и он поднялся наверх, где в дверях уже стояла Мария Андреевна.       Спровадив девушку, Гуро вернулся в подвал и застал там разъярённого Бенкендорфа, размахивающего тростью и брызжущего слюной. — Ты мне, собака, не скалься тут! Отвечай по существу, когда, где родился, когда обратился? Как долго жил и будешь жить? Плюсы и минусы своей жизни!       Допрос длился всю ночь и под утро Александр Христофорович с Яковом Петровичем сидели в кабинете последнего с бумагами, в которых было написано следующее: «Когда и где родился — не помню. Обратился триста семьдесят четыре года назад, как не знаю, глуп был, да пьян. Сколько жить буду? Да пока кол в меня не вобьют, али камнями не забьют. Главный минус — напиться не могу. Ну, и ещё, крови человеческой хочется. А то всё собачья, да волчья. Плюсов не знаю, не замечал». Самого же пленника увезли утром так же, как и привезли, только с колом в сердце, как он и предсказал.       На поляне посреди леса оказывались и такие же существа, как тот вампир. Только глаза их выглядели по-другому, более удовлетворённо, что ли. Когда вокруг всадника собралось уже порядочное количество нечисти, а это была именно она, всадник вдруг перестал быть всадником и стал девушкой. Гуро не видел её лица, но со спины она была похожа на дворянку. Одета она была по-столичному в блузу и юбку, а светлые волосы собраны в аккуратную и прилежную причёску. Никто из присутствующих не удивился этой метаморфозе. Казалось, даже внимания не обратил. Значит, вся нечистая сила знала, кто есть всадник. Тем временем девушка в центре круга начала петь. Пела она на непонятном следователю языке. Мотив этой песни был тоскливым и даже заунывным. Круг постепенно подхватил песню нестройным хором. Яков Петрович сначала пытался разобрать или, хотя бы запомнить слова чуднОй песни, но бросил эту идею, увидев то, что происходило с поющими. Вокруг них образовывался купол света, освещающий не наружу, а внутрь. Песня будто бы струилась вокруг этого купола, становясь им. Она длилась и длилась, и казалось, будто бы нет у неё конца. Но конец был и как только последние звуки её стихли, купол рассыпался осколками на головы присутствующих. Они дождались, пока последняя часть его впитается в девушку в центре, и стали расходиться. Расходились быстрее, чем собирались, а всадник снова стал всадником и покинул поляну последним. Гуро попытался преследовать его, но в этот раз, он гнал лошадь и скрылся где-то в овраге.       Вернувшись в хижину, следователь по обыкновению записал всё, что видел при свете свечного огарка. На сон ещё было время, и он решил им воспользоваться. Наутро шёл дождь. Покинуть хижину оказалось невозможным, и Гуро сидел за столом, завтракая неизвестно откуда принесённой кашей, и перечитывал ночные записи, делая пометки. Мария Андреевна присоединилась к нему совсем скоро и тут же спросила: — Что читаете? — Очень интересные наблюдения, сделанные мной сегодня ночью, пока Вы спали, — не отрываясь, ответил Яков Петрович. — Не поделитесь? — Маша говорила то ли о каше, то ли о наблюдениях, но получила и того и другого. — Ночью мне посчастливилось стать свидетелем очень интересного ритуала, — начал Гуро. — Я бы даже назвал это шабашем. По всей видимости, вся местная, с Вашего позволения, нечисть, этой ночью собралась в одном месте и устроила некий обряд. Присутствовал и наш всадник, который, о, Вы удивитесь, Мария Андреевна, оказался женщиной. — Яков Петрович, зачем Вы морочите мне голову? — Маша скептически смотрела на распинающегося следователя. — Я говорю чистейшую правду, госпожа Бинх, — слегка обидевшись, произнёс Яков Петрович. — Если Вы мне не верите, тогда зачем так внимательно слушать? — женщина снисходительно кивнула, мол, продолжайте. — Так вот, теперь я с точностью могу утверждать, что все дела в Диканьке, которые не были окончательно раскрыты — проделки той самой нечисти на поляне. Остаётся только выяснить, что они там делали и, в конце концов, узнать личность всадника. Или, вернее сказать, всадницы. — То есть, Вы хотите сказать, что своими глазами видели нечто мистическое? — уточнила Марья Андреевна. — Если до безобразия упростить всё то, что я сказал, то, да, я видел нечто мистическое, — Гуро скорчил устрашающую рожу и усмехнулся.       На Машу слова следователя не произвели никакого эффекта. Её догадки о том, что в Диканьке происходят странные и необъяснимые вещи, подтвердились и не более. Важнее было то, что Яков Петрович, словно бы продвинулся в деле, что означало скорейшее её освобождение и возвращение к мужу. При одном только воспоминании об Александре Христофоровиче, Маше стало больно. Ещё и без трости остался. Как же он без неё теперь будет?       На самом деле, трость Бинху была и не нужна. Но ранение, полученное им во время службы, могло тревожить полицмейстера в минуты глубоких душевных переживаний. В такие моменты трость была ему просто необходима, как спасательный круг утопающему. Маша обо всём этом знала и перед тем, как заснуть вчера, крепко держала деревянную мужнину вещь и думала о том, как бы ему её вернуть. Речи о том, чтобы снова попытаться сбежать, и быть не могло. Гуро однозначно усилит контроль над ней и не станет теперь упускать её из виду. Значит, был только один путь — напрямик. — Яков Петрович, могу я обратиться к Вам с просьбой? — Конечно, душа моя, — Гуро даже оторвался от бумаг. — Александру Христофоровичу нужна его трость. Нельзя ли как-нибудь её ему вернуть? — Если она ему так уж нужна, зачем Вы забрали её вчера с кладбища? — резонный вопрос сопровождался наклоном головы. — Она бы просто-напросто набухла от ночной сырости и тумана. Набухла и испортилась. А где в Диканьке можно взять хорошую трость? — Мария Андреевна была готова к этому вопросу с того самого момента, как взяла в руки трость. — Вам лучше знать привычки Вашего мужа, — Маша не поняла, к чему это было сказано, и Яков Петрович пояснил: — Когда он будет не дома, мы с Вами сможем вернуть её. — Как-то Вы слишком просто согласились, — женщина сощурилась. — В этом есть какой-то высший план? — Лишь желание сменить Вам одежду, Мария Андреевна. В этой тоге Вы здесь совсем окоченеете, — мужчина вдруг резко схватил её ледяную руку и поднёс её к губам.       От удивления и неожиданности Маша даже не стала её отнимать. А следователь легонько подул на ладонь, в попытке её согреть.