Лекарь

      А потом мне стало совсем не до Эвклифа и удушающих мыслей в голове. Я куда-то бежала, что-то делала, на кого-то кричала и очнулась спустя двенадцать часов в объятьях бутылки красного полусладкого, нескольких бутербродов и рядом стоящей за стойкой Томой.       Тома девчушка безобидная, с приторно ласковой улыбкой и милыми ямочками на щеках. Тома работает барменом в гильдии с самого его первого дня, когда ещё сам Зереф (не путать с тёмным магом Зерефом) заложил первый кирпичик в это поистине прекрасное здание. Первые три этажа — это фасад, для непросвещенных обывателей, а вот то что скрыто под землёй. Бункер. Настоящая неприступная крепость. На нижнем этаже кроме лазарета, находилась ещё кухня, комнаты для персонала (повара, уборщики с их семьями) и душевые. А вот дальше, за неприметной нишей…       Даже под страхом смерти я не смогу ответить зачем я поперлась в эти катакомбы, когда нужно было сидеть на попе ровно и не отсвечивать. Я просто шла. Набредала на двери, изредка заглядывая внутрь пыльных комнат, удивлялась горячему источнику, что бил ключом из-под земли… Восхищалась убранством богато обставленных залов и рассматривала подолгу древние, выцветшие картины на стенах. Кровь, казни, толпы людей. Ни одного светлого пятна, только смерть. Эти картины были по своему прекрасны. А после галереи был зал, с огромным сероватым камнем по середине. Душа гильдии «Саблезубый Тигр», её оберег. На ощупь камень едва тёплый, приятный. Он не фонтанирует магией, не искрит или светится потусторонним светом, обычный камень неизвестной мне породы.       Уходила оттуда с грустью в душе и с чувством невыполненного долга. Тогда-то я и нашла бутылку вина и задумчиво распивала ту по пути наверх, а потом уже и сидя за барной стойкой. Тома подсуетилась и приготовила лёгкую закусь и развлекала меня рассказами о городе и гильдии в частности. В какой-то момент Тома просто ушла, приглушив свет и оставив меня в одиночестве. Я не ощущала вкуса алкоголя, даже не было чувства эйфории и опьянения, ни-че-го.       Возможно, я просто зря нагнетаю и бешусь почём зря? Меня не упрекают, не подстраивают под себя и не морят голодом. Я вольна делать, что захочу, общаться с теми с кем хочу. Да, пока ко мне нет веры и запрещено выходить в город без сопровождающего, но тут я сама виновата. И, наверное, все-таки нужно извиниться перед ребятами, они же старались, жертвовали собой… Да, нужно извиниться.       Скатываюсь с высокого стула и медленно бреду обратно в стационар, придерживаясь стеночки. Это только кажется, что алкоголь на меня не подействовал, но ножки не держат. В коридорах темно и я даже забредаю пару раз не туда, тихо извиняясь перед швабрами и овощами. Но я все же добралась, тихонько отворив дверь в свою новую обитель. Обхожу ширму и плюхаюсь на первую попавшуюся койку, даже не снимая обуви.       Что ж, могло быть все намного хуже. Например, сейчас я бы убегала от преследователей или пряталась в оврагах, а не лежала на мягкой перине, размышляя, а что если?.. А кому нужно сказать спасибо? Кого благодарить? — Чтоб тебе икалось, — раздасодаванно говорю я в пустоту, — ненавижу!       Я не говорила громко или серьёзно. Стинг мне был даже по особенному дорог и желанен. А поцелуи? Не знаю, кто его научил целоваться, но целуется убийца драконов так себе, слишком напорист. Боги, о чем я думаю? О чем мечтаю? Никогда не любила слезливые романчики в ярких обложках о большой и, непременно, жертвенной любви. Пресно, скучно, не интересно, но что-то в них все равно есть цепляющее. Такое воздушное и по-идиотски желанное. Ах, если меня спас сейчас какой-нибудь Петро (обязательно обаятельный и богатый), я была бы ему благодарна. До долгих болезненных поцелуев и лишения девственности. Потом бы пожалела о содеянном, но Петро меня бы утешил и все было бы хорошо. Но такого Петро нет, зато есть бутыль со спиртом, которая стоит одиноко у меня в зельеварне.       Поднимаюсь одним рывком и спешу туда, думая чтобы такого смешать, чтобы вкуснее получилось. Да, утром будет болеть голова, но мне это нужно. Выпить, возможно поплакать и снова быть собой: язвительной язвой, спасающей жизни и не просящей ничего взамен.       В зельеварне подозрительно тихо. Понимаю, что так и должно быть, но что-то не даёт мне покоя. Дверь открываю медленно, в надежде если что-то произойдёт, то я успею закрыть её, и осторожно заглядываю внутрь. Несколько длинных горящих свечей освещают комнату, отбрасывая на полки длинные тени. Чья-то фигура, ссутулившись сидит за столом на одном единственном табурете ко мне спиной. Фигура вздрагивает, резко поворачиваясь в мою сторону, и я замечаю тусклые голубые глаза и жёлтые пряди. — А, это ты, — хрипло произносит Стинг и поворачивается обратно.       Захожу и плотно закрываю дверь. Нет сил удивляться. Нос щиплет от резкого запаха плохо разбавленного алкоголя и корицы. — А ты чего тут? — подхожу ближе и легко провожу пальцами по линии позвоночника, заставляя мальчишку выпрямиться.       Стинг не отвечает, отпивая намешенное пойло из стакана, даже не кривясь. Щеки у него пылают, а взгляд мутный-мутный, как у алкоголика со стажем. Страшно представить сколько он уже здесь сидит. Один. — Где Лектор? — обеспокоенно спрашиваю я. — Ты и о нем знаешь? — на удивление язык у него не заплетается, а ум ясный. — Я все обо всех знаю, — шепчу я, вставая за парня и начиная поглаживать его плечи и шею, — например о том, откуда у тебя эти рубцы или о том, как ты бросил своего друга умирать, — мои пальцы сами смыкаются на шее Стинга.       Эвклиф даже не дернулся, а пульс остался спокойным. Он не боится меня. — Я никого не бросал, — хрипло рычит он. — Да? Тогда почему ты сидишь здесь и напиваешься? — не выдерживаю и разворачиваю Стинга лицом к себе. — Почему ты оставил меня? — Я боялся остаться там навсегда, — горько произносит Стинг, не смотря на меня, — боялся, что не смогу достигнуть большего… А теперь её нет, — хрипло дышит он, сдерживая слезы, — моя Роуз умерла.       Всё-таки Стинг был пьян. Вусмерть. — Я видел её могилу, — в никуда продолжает говорить Эвклиф, сжимая края моей рубахи, — видел то, что осталось от дома… Я не успел, — ласково глажу Стинга по голове, зарываясь пальцами в мягкие пряди.       А саму внутри все трясёт. Почему они не сказали? Почему люди, которым я помогала, уничтожили все, что когда-то было дорого мне? Тянусь через парня за стаканом и выпиваю содержимое одним глотком. Горький алкоголь встаёт в горле, заставляя морщиться от слез и вкуса. Как он это пьёт? Мутнеет в голове сразу же.       Стинг продолжает шептать что-то тихо-тихо, уткнувшись мне лбом в живот. — Стинг, — зову я парня, — ты не виноват.       Эвклиф мотает головой, размазывая слезы по рубахе. Его руки смыкаются у меня на боках и тянут вниз. Приходится встать на колени. — Ты не виноват, Стинг, — словно заведенная повторяю я, — ты не виноват…       Остальное я помню смутно. Мы, кажется, ещё раз выпили, пришли в себя и разошлись по койкам. А может мне просто все это приснилось. И не было никаких разговоров, поцелуев и признаний.       Отмокая в душевой, в голове крутилась мысль, что что-то вчера вечером произошло, что-то важное, что-то… Но я точно помню, что Стинга мне не было тогда жаль. — Роуз! — врывается в душевую Минерва. — Тебя вызвали. — Куда? — смотрю на Орландо с отвращением и неприязнью. Гонца когда-то и казнили за плохую весть.       Девчушка сначала опешила, открывая и закрывая рот, как выкинутая на сушу рыбешка, а после схватила меня за руку и потащила к выходу. — Да погоди ты! — вырываю руку. — Дай хоть одеться. — Прости, — смущается Минерва, разглядывая во все глаза мое неприкрытое ничем голое тело.       Гордиться нечем, но приятно. Очищаю заклинанием одежду и быстро надеваю её, даже не вытеревшись. Мокрые волосы неприятно липнут к рубахе, но что делать. — Ты должна отказаться, — тем временем говорит она, — но тогда потеряешь авторитет и тебя выгонят из гильдии. — Чаво? — вырывается у меня. — Объясни толком! — Все собрались, — неожиданно появляется рядом с нами Чени, будто из ниоткуда. — Что происходит? — Тебя вызвали на поединок, один на один, — наконец-то отвечает на мой вопрос Роуг, — прилюдное унижение. — Видимо, шансов у меня нет, — заключаю я, — что ж, было приятно со всеми вами познакомиться.       Что ж, вся беготня по городу видимо была зря. Что за идиотизм? — Чени, ты сможешь так же переместить меня, как ты только что это сделал? — план прост и идеален: нужно действовать на опережение. Да, из меня плохой боец и маг, но я ещё побарахтаюсь. — Веди, — прошу я Орландо, зачесывая пальцами чёлку назад.       Возле здания гильдии собрались все присутствующие. Даже Мастер вышел на балкон, лениво оглядывая толпу магов. — Хлеба и зрелищ хотите, уроды?  — вырывается непроизвольно у меня и сжимаю, разжимаю кулаки, чтобы успокоиться.       Сработает ли моя задумка? Если вообще смысл драться за место под солнцем?       Блондинистую макушку Эвклифа я замечаю сразу же. Стинг стоит в стороне от толпы, морщась от громких голосов согильдевцев. Никто не смеётся мне в след, не свистит или подбадривает. Даже Минерва не желает мне удачи.       Впереди стоит мужчина: низенький, с коротким ежиком красных волос и в доспехе. Я не знаю его, не знаю его имени или того, чем я ему не угодила. Впереди обрыв, в сзади толпа. Победа или вечное унижение. Если я проиграю, потеряю всё то уважение, которое заработала благодаря попытке пойти против Мастера. Не зря ведь за мной гонялись лучшие из лучших? Полуденное солнце приятно греет кожу, а горный ветерок обдувает волосы и одежду. Хорошо.       Делаю шаг в сторону, концентрируя магию в правой руке. Секунда и я проваливаюсь в никуда, чтобы оказаться рядом с мужчиной и ударить кулаком ему в грудь. Тот отлетел на добрую сотню метров, за обрыв. Я же скуля от боли, сижу на земле, прижимая к груди перекореженную руку. Кровь тонкой струйкой капает на землю, маги чему-то радуются, а мне снова плохо. Ну почему у меня все не как у людей?