Чуя всё же умудрился уснуть на руках у Дазая. Последний бы с радостью не шевелился, наблюдая за милым спящем парнем, но, всё же, пришлось подняться и максимально аккуратно положить рыжего на кровать, так как мышцы окончательно затекли.
Прикрыв дверь в комнату Накахары, Осаму быстренько сходил в ванную переодеться и хоть немного привести себя в порядок. Свои вещи он перенёс из прихожей в гостиную.
Через какое-то время ему наскучило ходить по квартире, пытаясь найти хоть что-нибудь интересное, и он вернулся к парню, как можно осторожнее ложась рядом.
Как оказалось, разглядывать Чую, пока тот спит, — вполне себе интересное занятие. Даже очень. Во сне он не хмурится, не стискивает зубы до едва слышимого скрежета и не бьет по рукам, ещё и громко матерясь. Можно погладить по голове, и никто не оттяпает тебе руку.
Прижавшись непозволительно близко, Осаму провёл пальцами по щеке спящего, едва касаясь. Тот поморщился и повернул голову в другую сторону, но не проснулся. Красивый. Парень не растерялся и как можно аккуратнее перевернул Чую лицом к себе. Рыжие волосы растрёпаны, а ресницы едва заметно подрагивают. Их обладатель выпрямился, поудобнее устроившись и едва не касаясь своим носом чужого. Дазай, видя это, едва не запищал в голос. Это вообще законно быть таким милым? (Шатен уверен, что нет).
Но, хорошее всегда слишком быстро заканчивается.
Чуя умудряется проснуться именно в тот момент, когда Осаму тянется за поцелуем. Не растерявшись, последний, делая вид, что так и надо было, просто обнимает рыжего. Накахара, честно говоря, опешил. Ему показалось что ли?
Парень отполз подальше от этого ебнутого, но, немного не рассчитав, с грохотом полетел на пол. Охуительное пробуждение. Каждый день бы так. Настроение катилось в пизду просто с неебической скоростью.
— Я это всё в рот наоборот! — громко выругался Чуя. Посмотрев на пытающегося перестать смеяться Дазая, он разозлился ещё больше, — А ты чего ржешь, мудила бинтованная? Давно по роже не получал?
Последний, более менее успокоившись, помог рыжему забраться обратно на кровать, игнорируя все его попытки вырываться. Вот же неугомонный — только проснулся, а уже орёт, матерится и ненавидит всё вокруг. Истеричка.
Чуя, сдавшись, улёгся рядом с суицидником, стараясь игнорировать забинтованные руки, обвивающие его талию. Осаму уткнулся ему в шею, вдыхая приятный запах парня и едва сдерживаясь, чтобы не куснуть за оголенное плечико. Нет, нужно держать себя в руках. Хотя-я-я, лучше подержать Накахару на ручках, но тот как минимум сломает ему нос.
— Мы так и будем лежать? — слыша тихое "да", Чуя мысленно усмехается, позволяя себе слегка приподнять уголки губ и погладить шатена по голове. Последний едва не превратился в лужицу умиления, а сердце, кажется, пропустило удар.
Волосы Дазая оказываются очень пушистыми, что очень привлекает Накахару, заставляя того пропускать сквозь пальцы пряди, задумчиво глядя куда-то в сторону. Предположительно, в стену. Шатен точно сказать не может, слишком уж доволен и расслаблен. Внутри всё трепещет от счастья, сердце бьётся как бешеное. Как бы сопливо это не звучало, так и есть. Дазай чувствует себя глупым влюблённым мальчиком, который ни за что на свете не отдаст того, кого любит. Пускай тот так и не ответил взаимностью. Ничего, он привык, он подождёт. Как чёртов Хатико, будет сидеть рядом и ждать, преданно смотря в глаза. Вот не зря рыжий его как-то псиной назвал. Сходство: 11 тупых бинтованных кобелей из 10.
— Скажи мне честно, ты ебанутый? — Чуя поёжился и убрал руку, стоило Осаму всего лишь легонько подуть на шею парня. Кареглазый лишь усмехнулся и сделал так ещё раз, заслуженно получая по ебалу. Дазай начал ластиться, мол, да, виноват, ну вот такой я долбоёб, ничего с этим не сделаешь, — Бесишь.
— И я тебя люблю, — довольно мурчит Осаму куда-то в плечо Накахары, носиком уткнувшись в ключицу.
— Ты невыносим.
Приходится смириться с тем, что этот многоэтажный нарушитель спокойствия так просто в покое не оставит. Сначала выебет мозги, потом просто выебет. А потом уже не будет выбора, потому придётся его терпеть. Одним словом — цирк уродов. Причём хер ты от этого бинтованного клоуна избавишься.
Вздохнув, Чуя снова начинает перебирать волосы Дазая, иногда слишком сильно оттягивая запутавшиеся пряди и слыша тихо шипение. А потом очень удивляется, когда Осаму, убирая руку рыжего от себя, приподнимается и кусает за щёку.
— И что это сейчас было? — явно недовольный парень трёт укушенное место, перед этим прописав охуевшему кареглазому по челюсти, — Берега попутал, моряк? Так давай я тебе компасом по роже заеду или картой отпизжу, вдруг поможет. Как раз на тебе и проверим.
— Ну Чу-у-уя, — издевательски растягивает гласные Дазай, — ты мой самый любимый маленький берег.
— Я сейчас кому-то якорь оторву, тебе ясно?
— Это жестоко, между прочим! — шатен отворачивается от Накахары, делая вид, будто обиделся. А на самом деле, он тот ещё актёр. Театр по нему плачет. Ну или дурдом. Мнения расходятся.
Чуя промолчал, зевая и поднимаясь с кровати. Заебал, честное слово. По дороге на кухню он взглянул на часы и понял, что они впустую потратили почти что два часа.
Готовить что-то вычурное было, откровенно говоря, лень, потому Накахара подумал, что яичницы хватит. Поставив сковороду на плиту, он достал из холодильника яйца и колбасу. Рыжий даже не заметил, как пришёл Дазай, увлёкшись готовкой.
— О, так ты не только сердца разбиваешь профессионально, но и яйца, — усмехнувшись, сказал Осаму, удобно устраиваясь на стуле и не прекращая наблюдать за уверенными движениями Чуи.
— Твой юмор такой же уёбищный, как и ты сам, Дазай, — Накахара даже не посмотрел в его сторону, нарезая хлеб ровными кусками.
Когда всё уже было готово, Чуя накрыл на стол и сел напротив Осаму.
— А в еде нет яда? Вдруг ты от меня избавиться хочешь.
— Конечно есть, что ты. В снах уже снится, как ты умираешь и больше не ебёшь мой мозг своим существованием, — рыжеволосый, как ни в чём не бывало, начал есть.
В ответ Дазай лишь обиделся, надув губы и фыркая. Сердце от чего-то неприятно закололо. Осторожнее со словами, Накахара. Они иногда ранят посильнее, чем нож.
После еды Чуя нашёл какой-то фильм, потому чуть ли не за шкирку притащил Дазая в гостиную. Последний молча ждал, пока хозяин квартиры бегал туда-сюда, то притаскивая шоколадные шарики, то молоко и стаканы.
— Тебе не кажется, что ты что-то неправильно делаешь? — Осаму щурится, наблюдая за тем, как Чуя, запихнув себе в рот горстку шариков, запивает это всё молоком.
— Если тебе что-то не нравится – отвернись и не смотри, умник. Выёбываться будешь не здесь, — рыжий отворачивается, жуя.
Шатен удивился, ведь парень выбрал ужастик. Если память ему не изменяет, то фильмы именно этого жанра Накахара не любит. Он тут же задумался, представляя, каким альфа-самцом будет выглядеть, если он бровью не поведёт, пока они будут смотреть, а вот голубоглазый будет доверчиво прижиматься к нему, пугаясь. Мысленно бинтованный даже удовлетворенно хмыкнул. То, что надо.
В итоге, оба от страха орали так, что соседи пару раз стучали по батареям, намекая, чтобы парни вели себя тише. На особо страшных моментах они чуть ли не залезали друг на друга. Рыжий даже умудрился пару раз подавиться шариками и чуть ли не начинать задыхаться. Пару раз приходилось ставить фильм на паузу.
— Чуя, — зовёт его Дазай, когда фильм давно уже закончился, а сейчас по телевизору показывают какую-то сопливую мелодраму, которую парни совершенно не смотрят, даже не вслушиваясь в происходящее на экране. Никто из них уже не помнит, в какой момент они обнялись, чтобы было не так страшно, но отпускать друг друга никто из них пока что не собирается. Шатен ложится на спину, удобно располагая Накахару на себе и начиная гладить того по голове. Тот довольно улыбнулся, но постарался это скрыть.
— Что? — голубоглазый прикрыл глаза.
— Ты так и не хочешь рассказать мне про того парня? Прости уж, если мы об этом не поговорим, то я точно не засну, пока не узнаю.
— Это... мой бывший лучший друг, если того можно так назвать, — по его голосу Дазаю сразу стало понятно, что это не самая приятная тема для Накахары. Но последний, словно смирившись с тем, что рано или поздно ему пришлось бы про это рассказать, тяжело вздыхает, — мы были хорошими приятелями, пока он не начал вести себя... очень странно. Я даже пару раз спрашивал у его родителей, всё ли с ним в порядке, ибо он правда вёл себя не очень адекватно. Тем более, по отношению ко мне. Те не понимали, что не так, и говорили, чтобы я не забивал свою голову всякой ерундой, — Осаму очень внимательно слушает, не прекращая гладить по голове, — а потом... потом случилось кое-что, из-за чего мы навсегда перестали общаться. Ты, наверное, спросишь, почему же тогда наша совместная фотография до сих пор висит на холодильнике. Так вот, я вряд ли смогу ответить на этот вопрос. У меня довольно смешанные чувства по этому поводу.
Накахара, не сдерживаясь больше, начинает тихо всхлипывать, а потом и вовсе плакать. Дазай даже на какое-то время застывает, не зная, что ему делать. Резко стало очень стыдно за то, что он своими вопросами довёл парня до слёз. Чёрт.
— Тише, тише, Чуя. Всё в порядке, я с тобой, — бинтованный садится, а рыжего усаживает на свои коленки и заставляет посмотреть в глаза, — я ни за что не дам тебя в обиду, понятно? Ты – сокровище, которое я буду беречь до конца наших дней. Не плачь, пожалуйста, из-за твоих слёз у меня у самого сердце сжимается, — парень ласково вытирает слёзы со щёк Чуи, а потом укладывает его голову на своё плечо и начинает успокаивающе гладить голубоглазого по голове и спине.
Через какое-то время Накахара успокаивается, засыпая, а Осаму переносит его в комнату, укладывая на кровать и укрывая. Сам же уходит на кухню, ибо ему есть, о чём подумать.
Он заваривает себе крепкий кофе, садится на подоконник и смотрит в окно. Молодец, Осаму! Своими дебильными расспросами ты довёл Чую до очередного приступа истерики. Пять баллов за старание! Ну ничего больше не скажешь. Охуенно.
Кофе заканчивается прежде, чем Дазай успевает обматерить себя полностью. Боже, какой он идиот! Ну вот как можно так облажаться?
Парень моет за собой кружку, убирает молоко в холодильник, а упаковку с шоколадными шариками на их место. После всего этого направляется в комнату Накахары.
Скинув пару подушек на пол, он устраивается там и прикрывает глаза. Осаму чувствует себя верной и преданной псинкой, которая охраняет своего хозяина даже во сне. Не самое приятное ощущение, если честно. Но совесть не позволяет ему лечь рядом с рыжим.
Через пару минут Дазай засыпает на полу утыкаясь носом в подушку, которая приятно пахнет Чуей.
***
Я, честно, не знаю...
Я буду твоею любовью, надеждой и верой…
Я, честно, не знаю важнее и искренней, слов.
Пусть люди вокруг осуждают и строят барьеры.
Я буду тебя охранять от несказочных снов…
И даже когда целый мир от тебя отвернётся,
Я буду держать тебя за руку, глядя в глаза.
Ведь ты для меня, как для неба весеннее солнце…
Я сердцем скажу то, о чём без любви не сказать…
Я буду с тобою делить вечерами печали,
Когда за осенним окном хмурый дождь заскулит…
Я буду молиться, чтоб нас небеса охраняли
От смутных сомнений и зря утаённых обид…
Я буду твоим самым близким и преданным другом,
Который поймёт, где советовать, где промолчать…
И лет через двадцать в тени у цветущего сквера
Под шорох листвы и под топот чужих каблуков
Ты скажешь: «Люблю…» и посмотришь с надеждой, и верой…
Я, честно, не знаю важнее и искренней, слов…
