Подарок

      Им нравилось заниматься сексом в номерах с зеркальными потолками.       Фрэнку нравилось видеть, как движется Донни. Как при погружении сжимаются в толчке и в напоре ягодицы. Как работают мышцы его спины, когда он обнимает и накрывает собою Фрэнка. Нравилось видеть, как его собственные руки сжимают Донни по спине, по плечам и тянут на себя его бёдра. Охватывают за шею. Красота тела Донни его возбуждала. Безупречная сложённость, почти божественность… Время от времени Фрэнк ощущал себя существом из влажной золотой и пластичной пыли в охватах Донни. Тот же, затащив Фрэнка на себя, смотрел, как исчезает и появляется между разведённых бёдер Фрэнка его член. Как прогибается умница Фрэнк под его руками. Видел свои ладони с жадно оглаживающими пальцами, ласкающие его колени, бёдра и стискивающие ему ягодицы. Донни возбуждала девственность Фрэнка. Его физическая чистота. Его абсолютная принадлежность Донни и его абсолютная распущенность. Потому что Фрэнк шёл на всё. Он мог, и соглашался, и делал всё, что хотел от него Донни. Но и сам провоцировал его на многое.       Донни знал на вкус и на ощупь каждый кусок его тела. Он знал, как Фрэнк дышит, стонет или кричит. Знал, отчего ему самому хотелось с Фрэнком кричать. Фрэнк был идеален. Именно целомудрие сделало его в глазах Донни таким. А что Донни был махровым идеалистом, он знал. Знал, что если бы сложилось так, как не стань он у Фрэнка первым и единственным, что случись когда-либо встретиться с тем, с кем был Фрэнк до него, Донни бы наделал глупостей. И, вполне вероятно, тогда бы это казалось ему абсолютно обоснованным. Но, к счастью, именно он оказался в заднице Фрэнка первым.       Донни был конкистадором. Временами на него находило, особенно в первые год-полтора. Когда, взвинтив себя наркотиками, Донни мог сбиваться со счёта, сколько раз ему удавалось взять Фрэнка за ночь. Им овладевала паранойя типа «Фрэнк оставит меня, исчезнет из моей жизни и примется трахаться с кем-нибудь другим». Заливаемый тошнотворной волной страха, гнева и отвращения к такой перспективе, мог измотать Фрэнка до полусмерти.       Такой эгоистичной настойчивостью Донни толкал Фрэнка на бунт. Приходилось затратить порядочно усилий, самому отхватить по лицу, прежде чем снова оказаться в горячем и желанном, нежном, к этому моменту уже совершенно свободном от его многочисленных домоганий заду Фрэнка. Прежде чем ему снова удавалось видеть в его странных золотящихся глазах с огромными зрачками вынужденную блажь. Прежде чем он слышал тот самый, наполненный досадой, болью и всё-таки желанием стон.       И вот тогда Фрэнк запускал ладонь в его волосы, скручивал их в пальцах, в кулак, притягивал за голову к своей. Донни становился нежным и медленным. Он следил за взглядом Фрэнка, удерживая его в своём. Фрэнк смирялся с ним: в себе и над собой. И как только Донни чувствовал его, это движение Фрэнка навстречу, видел, как разжимаются его зубы, чувствовал, как слабеют в волосах пальцы, тогда он опускал руку вниз, подхватывая Фрэнка под колено. И вдвигал до предела.       Фрэнк дёргался, снова стискивал волосы и отпихивал в плечо в новом стоне. Донни теперь уже вместе с ним сжимал зубы, сдерживаясь и позволяя Фрэнку начать самому. Золотой взгляд возвращался из-под ресниц. Фрэнк видел, как тяжёл от наркотиков и похоти взгляд Донни, как жёстко обозначались складки вокруг его рта. И как он ждал.       — Фрэнк, — говорит Донни предупреждающе и ведёт головой, желая освободиться от руки в волосах.       — Ублюдок.       Донни скидывает его руку:       — Скажи, если не хочешь.       Упирающаяся в плечо рука Фрэнка начинает тянуть его вниз.       — Я тебя всегда хочу, — говорит Фрэнк и вкладывает свои чудесные разбитые губы в тоже разбитые губы Донни. Рукой обнимает за шею, второй заскальзывает под мышку, цепляет за плечо со спины.       Донни упирается левой в кровать, правой подтягивает колено Фрэнка выше. Берёт Фрэнка медленно, нежно, давая ему время запомнить себя. Во Фрэнке мокро, потому что Донни уже кончал в него несколько раз. И потому что лубрикант и слюна. Фрэнк дышит в губы. Донни возвращает ему выдохи.       — Обожаю экстази, знаешь ли, Бобби, — выдыхает Фрэнк в улыбке и, толкаясь сильнее, выгибается под ним.       — Неужели? — выдыхает так же в улыбке.       Фрэнк кивает и тут же, стиснувшись, стонет, потому что Донни толкается сильно и глубоко.       — А как же я? — спрашивает, обминая губами Фрэнку шею.       — Ты охуенный, — шепчет Фрэнк.       Донни убыстряется.       — Сука, — Фрэнк зажимая его шею обоими локтями.       Они трахаются так тесно, что кожа на животах и груди становится мокрой. И запах их тел, секса и постели становится густым, накрывая обоих. Окна закрыты.       Донни знает, когда Фрэнка начнёт лихоманить в предчувствии. Тот предпримет неконтролируемые попытки выкрутиться из рук. И Донни знает, что нужно держать и не останавливаться. И он продолжает движение в глубоком скором ритме, в том, что зацепил Фрэнка.       Фрэнк дышит так, словно его тошнит. Лицо бледнеет, но скулы горят. Донни подхватывает его под плечи руками, начинает стаскивать на себя в зацепе. Сам чувствует в животе тянущую, дёргающую струну. Фрэнк, обнимая его за шею, ловит губы и тут же выпускает, запрокинув голову. Дышит скоро сквозь зубы. Вжимается лицом в шею и плечо Донни. Тот — в его.       Оба — один вталкиваясь, другой подставляясь, — сцепившись руками, рычат и стонут.       Донни почти пуст, есть только вытягивающий спазм. И кровь Фрэнка с прокушенной кожи его плеча. И его дрожь вокруг Донни, крик и полная неподвижность.       Потом лежать рядом, замерев и без движения. Донни — лицом вниз, Фрэнк — лицом вверх. И почти не дышать, потому что все мышцы перетружены, одновременно взвинчены, усталые и словно заполнены воздухом.       Донни раскрывает глаза и видит, что Фрэнк, развернув голову, смотрит на него. Донни моргает. Фрэнк переворачивается на бок. Донни думает, что не видел никого красивее, чем Фрэнк Эшли. Никогда. Фрэнк молчит. Донни закрывает глаза.       — Бобби.       — Угу.       Не дождавшись ответа, Донни глаза открывает.       — Тебе нравится делать это со мной? — Фрэнк спрашивает тихо, почти не двигая губами. Сглатывает.       Донни тоже медленно переворачивается. Ложится близко, с трудом, но очень осторожно убирает волосы с его лба, словно кивает ресницами:       — Да.       Фрэнк делает движение головой вверх и вбок. Потом возвращается. Снова сглатывает. Приближает губы ко рту Донни. С усилием накрывает ладонью его ухо, часть щеки. От тёплой и тяжёлой ладони Фрэнка глаза Донни снова закрываются.       — Как очень? — Фрэнк шепчет у самых губ.       Донни складывает ладонь ему на бедро, потом соскальзывает на талию, смещает за спину. Медленно, но настойчиво притягивает к себе.       — Фрэнк, — Донни с тихим удовольствием рассматривает его подвижные зрачки, — каждый раз я хочу разорвать тебя на куски.       Взгляд Фрэнка замирает, остановившись в его.       — Каждый раз я готов вылизать все эти куски, на которые мог бы тебя... — прерывается, потому что Фрэнк смыкает свои губы с его.       Рука его на лице Донни чуть жёстче привлекает. Тот в ответ сильнее подтягивает. Фрэнк отрывается от губ, ведёт рукой вниз, берёт руку Донни и, прижимая, доводит до своей промежности. Донни, неожиданно для себя, судорожно вдыхает. Член Фрэнка в ладони большой, твёрдый, с нежной кожей. Донни хочет улыбнуться, но получается только взглядом.       Фрэнк возвращает свою ладонь Донни на лицо, обхватывает его затылок и начинает целовать. Не прерываясь, кусать, целовать, облизывать и сжёвывать губами.       Ласкающая рука Донни из нежной и медленной становится сжимающей крепко, требовательной. И ещё немного времени спустя он сам сдвигается вниз.       Фрэнк, запустив пальцы в его волосы, не отпуская далеко головы, сам вталкивается Донни в рот и горло, кончает, сжав зубы и запрокинувшись головой.       Донни пережидает хватку рук в своих волосах. Обсасывает Фрэнка, возвращается, ложится лицом к лицу.       — Ты любишь меня, малыш?       — Я боготворю тебя. Да ты знаешь.       Донни согласно кивает, делая глубокий вдох.       Счастье обоих заключалось в том, что их способ обладания друг другом считался ими самим собою разумеющимся. Тёмный огонь Донни и колючая искристая страстность Фрэнка. Острый, пробирающий до внутренностей драйв. В порядке вещей было, если Фрэнк, подойдя к занятому Донни, склонялся над ним со спины и зажимал его шею в локте. Губами прикасался к щеке и начинал крепко сдавливать локоть, пока Донни с усилием не отрывал душащую руку. Отбрасывал. Фрэнк тут же отступал на шаг и останавливался, окидывая медленным взглядом. Донни разворачивался на стуле и предупреждал:       «Успокойся».       Фрэнк отводил ресницы в сторону, снова осматривал его и уходил.       Донни возвращался к прерванному занятию, но уже через несколько минут поднимался и шёл следом. Находил Фрэнка курящим у окна, забирал сигарету, затягивался и вышвыривал её в окно. Потом подтаскивал Фрэнка за ремень ближе, одновременно второй рукой сильно стискивая ему руку чуть выше локтя. Фрэнк видел его жёсткий рот, упрямый подбородок и глаза, морщился, но прижимался.       «Успокойся», — говорил уже Фрэнк, останавливаясь губами у самых губ Донни.       Донни зажимал ему шею сзади, привлекая, но Фрэнк продолжал сопротивляться. И смотрел, как у Донни начинают дрожать ноздри. Сам же Фрэнк, не торопясь, забирался ладонью ему под футболку, вёл вверх до твёрдого маленького соска, растирал округляющим сглаживанием и сжимал указательным и большим.       «Твою мать, Фрэнк», — зло выдыхал Донни и на автомате отвешивал Фрэнку сильный шлепок по лицу. Тот, в свою очередь, толкал его в лицо всей пятернёй. Донни отступал на шаг, и Фрэнк видел, как сжимаются в кулак его пальцы. А Донни видел, как разгорается след от его руки у Фрэнка на лице.       На долю секунды Фрэнк опускает взгляд на губы Донни и возвращается к глазам. Шагает навстречу, снова оказывается рядом. Становится нежным. И когда Донни ощущает его губы и вкус его дыхания, закрывает глаза. Пока Фрэнк сосёт его нижнюю губу, голова мягко и тепло кружится. Фрэнк жмётся тесно, на отдаче, и кусает. Обнимает за шею в локоть и кусает.       Донни стонет от боли и бешенства. Он, зажатый в локте, кусает в ответ, сжимая Фрэнка в руках. Так сильно, словно хочет этой хваткой выразить интенсивность укуса. И как только чувствует в поцелуе кровь, не понятно — чью именно, начинает сжимать и растаскивать ягодицы Фрэнка. Тот меняется в дыхании. Донни знает, что Фрэнк возбуждается на это движение. А сам он на эту его упрямую податливость.       «Давай», — Донни расстёгивает ремень.       Фрэнк сглатывает, хочет отойти, но Донни удерживает его за шею ладонью и чуть понуждает. Оставляет ремень раздёрнутым, добавляет вторую ладонь, взяв шею Фрэнка в замок. Удерживает Фрэнка так до тех пор, пока тот не заканчивает с пуговицей и молнией.       «Хороший мальчик», — Донни давит его ладонями вниз.       Фрэнк опускается, берётся за его джинсы и стаскивает по бёдрам до колен. Член Донни многообещающе задирается вверх. Фрэнк оглаживает его сверху вниз и поднимает взгляд. Донни складывает ему руку на затылок, пытаясь заставить взять себя в рот как можно скорее.       Фрэнк откидывает его руку. Видит, как Донни сжимает губы и чуть отворачивается в сторону. Медлит ещё пару секунд и, по-прежнему не опуская глаз, берёт его в рот медленно, но глубоко. Он видит, как Донни закрывает глаза и как склоняет голову вниз и вбок. Головы Фрэнка не выпускает. Фрэнк обсасывает его без рук. Много слюны и скользко. А потом открывает глаза.       Донни видит его взгляд. Сдёргивает с себя за волосы. Нитка слюны провисает от члена до губ Фрэнка. Фрэнк отирает рот тыльной стороной ладони. Донни, удерживая его за волосы, заставляет смотреть вверх, на себя. Потом отталкивает.       Фрэнк опускается на колени и ладони. Донни — позади. Стаскивает с Фрэнка джинсы, оттягивает его правую ягодицу в сторону. Обсасывает два пальца и проталкивает, проворачивает в обе стороны. Мягкий и нежный изнутри Фрэнк сжимается. Донни берёт себя этой же рукой, цепляет Фрэнка за рубашку на спине. Оба стискивают зубы. Фрэнк от моментальной первичной боли и от неотвратимого напора. Донни от жара и накатывающей психологической эйфории от обладания. Он чувствует, как схватывается вокруг него Фрэнк, отчаянно справляясь с величиной и твёрдостью. Когда Фрэнк трезв, Донни знает, ему бывает сложно. Он видит, как Фрэнк сжимает пальцы в кулак. И слышит, как тот, провисая головой, стонет.       Донни входит наполовину, останавливается, за рубашку подтягивает Фрэнка вверх, чтобы прижался спиной к его груди. Кожа на шее Фрэнка влажная и едва солёная, когда Донни её целует. Он спускает обе ладони, скользя ими по груди и животу Фрэнка. Забирается пальцами в завитки волос, прижимает ладони и вталкивается до конца.       Что заставляет Фрэнка снова и снова позволять Донни брать его, бесконтрольно дрожать от боли, задыхаться, стонать под сгребающими руками и всё же прижимать его к себе? Что бы оно ни было, Донни принимает это, как должное.       Фрэнк скручивает футболку на его плече, закинув руку вверх, тянет на себя, шеей подставляется под рот. Донни подтаскивает его к себе медленно, но на максимум глубины. Он сжимает Фрэнка руками, задрав на нём рубашку поперёк голой груди. Фрэнк выворачивается вбок, ловит ладонью Донни за лицо, и тот замирает, оглядывая такое любимое и искажённое лицо.       «Ты же знаешь, — говорит Фрэнк, опуская ресницы и оглядывая его рот, снова возвращается к глазам. — Ты же знаешь, — я твоя ебливая дрянь».       И слабая улыбка пропадает с его лица, стёртая криками и сквернословием, когда Донни опрокидывает его вниз, наседая сзади с той похотливой яростью, на которую его спровоцировал своими словами и улыбкой Фрэнк.       И вот за это он любит Фрэнка. За то, что тот хочет его до таких границ. До того, когда он сам начинает кричать на взрыках, забывая об осторожности и милосердии. Погружаясь в ощущения рук, вминающихся в кожу бёдер Фрэнка, и члена, ёрзающего во влажном и плотном. А то, как Фрэнк начинает вырываться уже под выплеск, заставляет Донни цедить:       «Оставайся на месте, мать твою».       Фрэнка накрывает густой непрозрачной пеленой предчувствия катастрофы и осознания, что сам себе он не принадлежит…       А потом Донни валится сверху: мокрый, выжатый и задыхающийся. Соскальзывает на пол, лежит секунд пять, не двигаясь и не видя. Раскрывает глаза, натягивает джинсы и тихо говорит:       «Иди ко мне».       Фрэнк укладывается рядом в сгибе его руки.

***

      Идея принадлежала Фрэнку.       Не сказать, чтобы Донни многого ждал от этой затеи, но всё равно согласился. Кстати, он считал, что пробовать всякие ролевые игрища — это ещё не для них, потому что знал: в новой стимуляции для возбуждения с Фрэнком не нуждается. Но сам Фрэнк бросил:       «Да согласись уже наконец».       Поэтому теперь Донни сидит в баре и крутит в пальцах стакан с виски. Сидит в самом конце стойки, откинувшись плечами о стену. Потом просит пепельницу и курит. Его внимание привлекает высокий темнокожий мужчина в противоположном конце стойки, что заворачивает углом. Донни не видит его собеседника, потому что того заслоняет пара сидящих в ряду. Но по языку тела темнокожего понятно, что тот отчаянно клеит.       А затем Донни видит руку заслонённого. Она протянулась по стойке, пристукнув пальцами и сделав бармену знак подойти. Из-под рукава чёрной кожаной куртки оголяется запястье, обвитое шнурками и сегментированным металлическим браслетом.       Тело Донни тут же реагирует всплеском жара и импульсивным движением. Его выкидывает из расслабленной позы, выпрямляет на стуле. И останавливает. Донни сам себе приказывает оставаться на месте. Наблюдает, как, привлечённый жестом, движется в конец стойки бармен. Как средний и указательный пальцы узнанной им руки вскидываются вверх и опускаются.       Бармен отходит за заказом.       Клеящий касается руки.       Донни топит ярость. Но он помнит, что есть сценарий. Донни чувствует, как пальцам становится горячо. Оказалось, что он успел дотянуть сигарету до фильтра. Гасит её в пепельнице.       Двое, что заслоняют вид, поднимаются и уходят.       Теперь Донни его видит. На нём короткая куртка с воротником-стойкой и джинсы деним. Поднятые в укладке светлые волосы. Сидит, опустив левую ногу с подножки стула вниз, и вытягивает руку из-под ладони заигрывающего. Одновременно с этим прикрывает глаза и отрицательно качает головой. Донни знает подобные «невзгляды»: равнодушные, проскальзывающие и отказывающие.       Бармен приносит заказ.       Темнокожий, потеряв надежду, отходит.       Бармен спрашивает уже у Донни:       «Повторить?»       Донни кивает, почти не глядя, потому что смотрит на оставшегося в дальнем конце стойки. Тот сидит, опершись о неё локтями. Выпивает глоток, задерживает стакан, пьёт снова. И, повернув голову, смотрит в его сторону.       Донни ожидает всего, что угодно. Но взгляд не задерживается ни на секунду дольше, чем нужно. Снова поднимает стакан, пьёт, сжимает губы. И только после этого разворачивается на стуле в сторону Донни и смотрит долго, прерываясь только на глотки из стакана.       Донни смотрит в ответ, ощущая нечто, схожее с нереальностью. Его словно что-то сковывает, не давая встать и подойти. Донни видит, как тот вынимает бумажник из заднего кармана в джинсах, оставляет купюру на стойке, убирает бумажник уже в карман куртки. И всё это время он держит Донни взглядом. Потом поднимается, минуя Донни, идёт к выходу. Взгляд его текучий и золотистый и в последний момент соскальзывает.       Донни, сбросив оцепенение, спешит расплатиться. Как раз вовремя. Потому что успевает заступить дорогу темнокожему, что заигрывал за стойкой, а теперь направляется за вышедшим с золотыми глазами.       Секунды две смотрят друг на друга, пока Донни не предупреждает:       — Живо съебись отсюда.       — Ты чего, мужик? — искренне удивлён темнокожий.       Донни не отвечает.       — Да брось, парень-то уже взрослый, сам разберётся — кому давать.       И он хочет обойти Донни, но тот за плечо возвращает его обратно.       — Не вынуждай меня, — глухо говорит Донни.       Желание остановить во что бы то ни стало и, возможно, перспектива покалечить холодным намерением необходимости ясно читается в глазах Донни.       — Ёбаный психопат, — бросает темнокожий, разворачиваясь обратно.       На улице Донни оглядывается. Видит его футах в пятнадцати справа, идущего и закуривающего на ходу. Донни опускает руки в карманы и идёт следом. Минуты полторы. Не спеша. Хотя и борется с желанием ускорить шаг, догнать и развернуть к себе лицом.       Донни видит, как тот отбрасывает на проезжую часть скуренную сигарету, останавливается под сине-оранжевой светящейся вывеской гоу-гоу, оборачивается, проверяя, идёт ли Донни следом. Убеждается, что идёт. Можно поклясться, что он чуть улыбается. Донни замедляет шаг, но продолжает идти. Преследуемый им скрывается в проулке между зданиями.       Донни заходит следом. Здесь пахнет так, как обычно пахнет в таких местах: обмоченными газетами, бродячим зверьём, затхло и какой-то химией. По стене одного из зданий уступами вверх поднимается металлическая лестница с неярким свисающим фонарём: рассеянным и жёлтым. Донни заходит глубже. Шагов через десять замечает в стене приближающуюся нишу. Он уже знает, что нужный ему — там.       И верно. Стоит, прислонившись лопатками к запертой металлической двери.       — Привет, — говорит он. — Я Фрэнк.       — Привет, Фрэнк, — Донни на секунду склоняет голову вниз. — Ты свободен?       Донни снова возвращается взглядом к лицу Фрэнка.       — Как и ты, — отвечает Фрэнк и отталкивается от стены: втягивает Донни к себе, обвивая рукой шею и останавливаясь губами около самых губ.       — А твой… муж в курсе, как ты проводишь время, Фрэнк? — Донни улыбается одними губами.       — Думаю, что он понятия не имеет, — тоже вздрагивает губами Фрэнк.       Донни уже теперь хочет вжать его в угол между кирпичом стены и дверью и заставить выдохнуть со стоном.       — Мне кажется, он здорово расстроится, — почти шепчет Донни, чувствуя, как ладонь Фрэнка накрывает его между ног, медленно сжимает и гладит.       — Не то слово. Скорее всего, он прикончит меня.       Последнее слово Фрэнк уже выдыхает Донни в рот, потому что тот на рывке подтаскивает его к себе и сминает в ладонях ему зад.       Фрэнк очень податлив. Он запускает пальцы левой руки Донни в волосы на затылке, усиливая тем самым давление его рта. Правой быстро растаскивает ремень и молнию у себя на джинсах. Руки Донни тотчас оказываются на голых ягодицах Фрэнка, подтягивая ближе и прогибая. Пальцы оглаживают между и замирают. Губы останавливаются и размыкаются.       Фрэнк открывает глаза, чтобы видеть его лицо. Но времени на рассмотреть не остаётся.       Донни разворачивает его за плечо от себя и, снова опустив руку, уже совершенно ясно понимает, что Фрэнк носит в себе пробку. Он берёт Фрэнка за волосы и сгибает его головой вниз. Потом обхватывает шейку пробки указательным и средним пальцами, немного тянет на себя, чуть проворачивая.       Фрэнк, стиснув губы, тихо и сдавленно выдыхает через нос.       — Ищешь развлечений, малыш? — спрашивает Донни, окончательно возбуждаясь, оттого что, несмотря на готовность к сексу, Фрэнк пытается высвободить голову и волосы из руки.       Донни не даёт ему этого сделать. Сжимает сильнее, снова склоняет и освобождает себя. Берётся за пробку и медленно вытягивает её. Она из медицинской стали. Горячая. Быстро сунув её в карман, Донни впихивает вместо пробки член.       — Твою мать, Фрэнк, — стонет он, легко проталкиваясь в горячем и широком проходе и без усилий достигая глубины.       Фрэнк, слушаясь его руки, прогибается больше, опираясь ладонями о стену и становясь ближе и теснее к бёдрам Донни. Тот без рывков, плавно, но сильно подтаскивает его за куртку, зажатую в пальцах. Хорошо заведясь, Донни кончает достаточно быстро. Несколько секунд продолжает удерживать Фрэнка плотно к себе. Когда выскальзывает, то тут же вталкивает пробку обратно. Только после этого даёт Фрэнку выпрямиться.       — Что, тебе понравилось?       Донни показывает зубы:       — Я захочу тебя в постели. И я хочу, чтобы ты оставался мокрым и разъёбанным.       Он снова видит, как Фрэнк опускает ресницы. Донни прижимается губами к его ещё яркой и жаркой скуле.       И действительно, очутившись в постели, Донни снова берёт Фрэнка. Тот, обнимая коленями за бёдра, а руками за плечи и шею, запрокинув голову, принимает медленно и глубоко окунающегося в хлюпающего, расслабленного и необыкновенно горячего него Донни, наслаждающегося каждым спазмом и дюймом, каждым выдохом, срывающимся с губ Фрэнка. И Фрэнк сладко, до секундных болевых вспышек целует и сосёт ему шею, оставляя разнооттеночные следы на коже и заставляя Донни покрываться нервным, ярким, чувственным ознобом.       Донни, спустив руку вниз и подхватив Фрэнка под колено, меняет позу, выпрямляясь между его ног. Видит, как, вздёрнув подбородок, Фрэнк обтекает его взглядом.       — Что, хочешь? — Донни прекрасно понимает требование этого взгляда. Он переступает через бедро Фрэнка, поворачивая его чуть вбок. Левую ногу Фрэнка затягивает себе на плечо. Раскрывает ладонь, и Фрэнк вытрясает на неё из тюбика горсть лубриканта.       Донни медленно выбирается из восхитительного тепла и обмазывает себя из ладони. Смотрит на Фрэнка и чувствует под удерживающей ногу рукой, как в спазме предчувствия поднимаются волоски у того на коже. Он и сам, оглаживая себя, готовится, говорит, улыбаясь и целуя в щиколотку:       — Прощай, малыш.       — Не шёл бы ты нахуй? — отвечает Фрэнк тоже в улыбке, вот только мгновенно гаснущей, потому что Донни вдвигает обратно. После чего Фрэнк в судороге выдыхает: — Блядь…       Донни двигается скользко и легко, погружаясь неглубоко и часто. Он видит, как закрываются глаза Фрэнка и как дыхание его становится тоже частым и неглубоким. Ещё больше заводясь от вида, Донни, не в силах отвести глаз от лица Фрэнка, автоматически встраивается в его дыхание. Чувствует, как от блажи начинает запрокидываться голова. Поэтому, не меняя темпа, прижимается щекой к ноге Фрэнка.       Фрэнк хочет кричать. Крик топит его, сдавливает горло, вибрация в бёдрах бьёт вверх. Фрэнк натыкается рукой на подушку, прижимает ту к лицу. Гасит в ней короткий крик. Донни почти тут же подушку вырывает и отшвыривает.       — Смотри на меня.       Фрэнк смотрит с какой-то сложной ненавистью во взгляде. Донни погружается глубоко и резко. Фрэнка откидывает в тёмное и разнимающее. Член скользит легко и настойчиво, вызывая во Фрэнке ежемоментные россыпи ощущений. Как-то удаётся раскрыть глаза, чтобы зацепить взгляд Донни. Но говорить Фрэнк не может. Его перекрывает. Донни видит, как беззвучно двигаются его губы. Понимает, что это «нет». Любимое Фрэнком, запрещающее Донни останавливаться «нет».       — Конечно, малыш, — кивает, опуская ногу Фрэнка. Обхватывает его руками за талию, придвигается так, что их бёдра совмещаются в замок. Он дерёт Фрэнка так плотно и глубоко, как только может. Продолжает даже тогда, когда кончает сам, прижимаясь лицом к животу Фрэнка и почти теряя способность видеть.       Ему удаётся. Удаётся заставить Фрэнка кончать так, что тот выворачивается в бёдрах, вцепившись ему в плечи и сгребая волосы.       — Ты ебёшь, как чемпион, — говорит Фрэнк позже, вползая под одеяло.       Донни хмыкает.       — Тебе проще, ты не видишь себя. А я вижу.       — И в чём разница?       — Ты награда для чемпиона.

***

      — Поедешь со мною? — спрашивает Фрэнк.       — Куда с тобою поехать? — Донни поднимает взгляд от тарелки.       — В Бостон.       — Причина? Повод?       — У меня четыре презентации. В Бостонском университете, в Бостонской Общественной библиотеке и в паре книжных магазинов.       Донни медленно жуёт, одновременно осматривает Фрэнка:       — Презентация чего именно?       — Сборник стихотворений.       Донни резко, почти кинув, отправляет вилку на стол:       — Ты прозаик.       — Не совсем прозаик, — Фрэнк продолжает есть. С Донни глаз не сводит.       Фрэнк-младший выстроил из рыбьих костей и хлеба ежа.       Мина смотрит за отцами.       — Сразу четыре? — ещё раз уточняет.       — Сразу четыре, — кивает.       Донни выхватывает изо рта младшего крупную кость, одновременно для острастки выразительно на него глядя. Как и предупреждал, он не читает Фрэнка. Ничего. Но не пропускает ни одного мероприятия, что связаны с изданием его книг. В курсе рецензий. Ходит на презентации. И заявление о лирическом сборнике его шокирует.       — Стихотворения? — говорит Донни.       — Я читала, — Мина подаёт голос.       Донни всем корпусом оборачивается на дочь. Та ярко улыбается и коротко хохочет.       — Тебе шесть. Не рановато для поэзии от папаши Эшли? — Донни делает движение бровями.       — Я читаю с четырёх, — с достоинством напоминает Мина.       Донни возвращается вниманием к Фрэнку:       — В Бостоне зима.       — Заедем в бутик и купим пальто, — пожимает плечом Фрэнк.       — Сколько дней? — Донни снова берёт вилку, продолжает потрошить стейк форели.       — Три–четыре на всю возню.       Донни кивает.       — Возьми недельный отпуск, — продолжает Фрэнк.       Донни поднимает глаза. Встречается с абсолютно равнодушным взглядом Фрэнка. Если бы не дрогнувший уголок рта…       — Вот так?       — Ага, — Фрэнк задерживает его взглядом дольше, чем необходимо.       — Наши дети? Продадим на время цыганам?       — Драгоценная миссис Шток запросила по двойному тарифу, но согласилась въехать со вторника, — говорит Мина.       Оба смотрят на дочь, замерев.       — Вильгельмина, — строго произносит Фрэнк.       — Папа, я подслушала твой телефонный разговор с няней. Но это не-пред-на-ме-рен-но, — Мина, сведя брови, давит вилкой остатки горошка.       — Как понимаешь, — говорит Донни Фрэнк.       — Абсолютно ясно, — кивает тот.

***

      Из аэропорта Логана заехали в бутик за пальто для Фрэнка. У Донни тёплое пальто было.       Последняя неделя января отметилась довольно-таки низкой температурой для города, до четырнадцати по Фаренгейту. Но к вечеру по прогнозу ожидался снег, поэтому стоило надеяться на повышение в несколько градусов.       Прилетели в полдень. Номер забронировали заранее в «Бостон гарден». Пообедали там же. Решили, что стоит прогуляться по городу пешком.       Сумерки опустились часов с шести вечера. Можно было наблюдать, как красный кирпич старых зданий блёкнет и тонет во мраке. И как заливаются огнями фасады соборов и витрины магазинов. Быстро идущие по тротуарам прохожие, сведя плечи, спешили по домам. Озабоченный поток транспорта. Бродяги. Безлистые купы деревьев и кустов. Цветные викторианские многоквартирники.       — Не Калифорния, — слабо улыбается Фрэнк, сведя плечи вверх под кашемировым, застёгнутым на все кнопки-пуговицы, даже в воротнике-стойке, пальто. На Фрэнке шерстяная шапка мелкой вязки. Сильно сросшие волосы видны из-под неё над шеей, под висками, в чёлке. Фрэнк не достаёт рук из накладных карманов. Из левого видны сложенные вместе перчатки.       Донни мельком оглядывает его, потом снова возвращается взглядом к улице и кивком указывает на витрину книжного магазина:       — Вот он.       «Уютные книги» на стилизованной вывеске. Оба останавливаются между керамических кадок с карликовыми кедрами и ближе к витрине с антикварными изданиями.       Мимо продолжают жить горожане.       Завтра с одиннадцати тридцати утра здесь Фрэнк будет встречаться с поклонниками.       — Фрэнк.       — Да?       — Ты не любишь поэзию, — Донни улыбается губами. — Я слышал от тебя, что лирика — это насмешка над самим же собою.       — У меня нет выбора, Бобби, — Фрэнк странно смотрит.       Донни не в силах понять, что перед ним, поэтому требует, чуть сдвигаясь на Фрэнка и заставляя того отшагнуть под козырёк крыльца:       — Конкретнее.       Фрэнк ведёт глазами:       — Да, я так говорил. И говорю теперь. Но ты не оставил мне выбора.       Донни вздёргивает брови. Раскрывает глаза:       — Я?       — Ты, — Фрэнк оглядывает поток прохожих поверх тёмных плеч Донни. — Проза в отношении тебя бессильна и скупа. Она мне не помогает. Мне нужна гармония между метафорой и жизнью моего тела.       Донни внимательно смотрит на Фрэнка. Сглатывает. Отворачивается.       Фрэнк видит, как на завивающиеся густые волосы Донни, на белый шарф в несколько витков вокруг шеи, на чёрное сукно шинели с блестящими пуговицами начинают спускаться мягкие хлопья снега. Безветрие.       Донни возвращает взгляд, совершенно неожиданно ухватывает Фрэнка рукою в кожаной перчатке выше локтя, сильно стискивает и вталкивает в глубину крыльца магазина.       — Я не могу понять одного, Фрэнк, знаешь ли, — говорит он, процеживая слова сквозь зубы. — Почти десять лет. Я вижу тебя, живу с тобою, деру тебя почти десять лет. И я до сих пор шалею от твоих красоты, голоса, от всего тебя.       Донни встряхивает Фрэнка за руку. Тот, широко раскрыв глаза, смотрит в ответ.       — Что ты сделал? Что ты сказал тогда такого, от чего я продолжаю гореть? — Донни меняется в речи. Теперь это быстрые и чёткие слова, выговариваемые им Фрэнку почти в губы. — Ты ведь понимаешь, слышал, что невозможно человеку жить в постоянном стрессе. Нельзя страдать или наслаждаться во все тяжкие бесконечно. Тебя просто выключит. Твой мозг. Психологи обещают: ну, три, ну, пять лет — и всё, человек привыкает и успокаивается. Почему? Почему я до сих пор горю? Фрэнк, во мне словно неугасимое Солнце. В тебе что, тот чёртов гелий, или водород, или что там ещё, от чего меня постоянно вшторивает?       Донни останавливается. Близко, очень близко разглядывает лицо Фрэнка. И Фрэнк вдруг понимает, что не дышал. Делает вдох. Медленно, тихо, закрыв глаза. Чувствует, как больно ему от пальцев Донни. Сглатывает. Вынимает руку из кармана и тихо, медленно, нежно накрывает висок Донни ладонью, забирается пальцами ему в волосы, охватывает затылок и говорит на ухо:

— Смотри, в глазах моих увидишь, что сказать хочу я.

Ты жизнь моя, тобой дышу я.

Кричать хочу. Ты крики запираешь дыханием своим.

Ты знаешь.

Ты каждый стон с меня ладонью собираешь.

Полны отчаянной моей любовью уста твои, твои ладони.

Кричу я под тобой, сгорая. Ты яркий ад мой.

Не хочу я рая.

Тобою полон и пленён тобою, ты зверь и бог мой.

Солнцем и Луною ты для меня в высоком небосводе.

Ты жизнь моя и муж мой, Бобби.

      Фрэнк отстраняется. Чувствует, как слабеет хватка на руке, но Донни продолжает держать его. Видит, что Донни стоит, опустив взгляд.       — Какой я дурак, Фрэнк, — говорит он, поднимая ресницы и коротко улыбаясь. — Как долго?       — Почти десять лет, — Фрэнк тоже коротко улыбается.       — Мать твою.       — Ты не читал меня, — пожимает плечом Фрэнк.       — Я боялся, — Донни разжимает пальцы, но не отнимает руки, а ведёт ею до шеи Фрэнка. — Ты так понравился мне, малыш. Я боялся, что если узнаю о тебе что-то лишнее, то это всё поломает. Но я всегда так хотел понять тебя, разглядеть и догадаться.       — Бобби, ты всё усложнил. Всё это время ты подглядывал, а можно было попросить показать, — Фрэнк мягко льнёт к Донни и закрывает глаза.       Донни рукою в перчатке ласкает его шею.       — Всё, что бы ты узнал про меня…       — …только то, что ты меня любишь, — заканчивает за него.       Фрэнк кивает.       — Это стихотворение… Ты написал его для меня.       — Они все для тебя, — просто говорит Фрэнк. — Весь сборник для тебя.       Фрэнк целует Донни в холодные губы, натекая всем телом. Пропихивает руки под его шарф, добирается до кожи, охватывает ладонями. Донни крепко, но нежно обнимает его поверх пальто. Головокружительно и обещающе.       — Вернёмся в отель, — просит Фрэнк.       Снег идёт стеною. Он заслоняет Фрэнка и Донни от прохожих.