***
Драгоценная миссис Шток отправилась домой в том же такси, что привезло Донни и Фрэнка на Берриз-Лейн. Когда поднялись в спальню, Донни остановился в изножии кровати. — Что? — спросил Фрэнк, стягивая мокрую футболку и видя, что Донни не двигается с места. — Мне следует тебе рассказать или поверишь на слово? — Донни осматривал Фрэнка с голых плеч до трусов. Фрэнк смолчал. Уже в дверях в ванную ответил: — Не суть. Я тебе верю. Позже, снова мокрый от жаркого пота, сворачивая простыню в кулаках и кусая губы, чтобы погасить стоны, Фрэнк ясно ощутил свою избранность. Сияющее счастье. Чувствуя кожей лопаток и плеч щадящие поцелуи Донни и мягкие разнимающие движения его члена, Фрэнк с изумлением отметил, что на губах его мерцает самодовольная улыбка. Донни не рассказал Фрэнку, как, только появившись на заднем дворе дома Кела Уайта, он был взят рыжим хирургом в оборот. Мак, ни слова не говоря, сходу притиснулся к нему и поцеловал. Донни, конечно же, ошалел от такой сговорчивости, но быстро пришёл в себя. «Ещё раз так сделаешь, сломаю нос и обе руки. На жизнь зарабатывать будет нечем», — мягко и без экспрессии, но с очень злыми глазами, сказал Донни. Мак вернулся к грилю, а Донни лёг в шезлонг. Где его и нашёл Фрэнк.***
Альма и Тодд Миллеры устраивали рождественскую вечеринку в своём доме по Берриз-Лейн, 1167. В этом году пришла их очередь собирать соседей. Донни останавливается перед калиткой миллеровского дома, оглядывает убранную украшениями лужайку и одновременно докуривает сигарету. Фрэнк чуть отстаёт, отвечая на звонок матери, поэтому Донни ждёт его, не спеша входить один. У Миллеров уже шумно и многолюдно. Слышатся весёлые крики из сада, в освещённых окнах резво передвигаются фигуры соседей. Фрэнк прикасается плечом к его, подходя со спины. — Всё в порядке с миссис Эшли? — спрашивает Донни. — В полном. Проведаем её на днях? — Проведаем. Фрэнк распахивает перед Донни калитку, делает рукой приглашающий жест. Тот преувеличенно благодарно кивает, входя и прижимая одной рукой к груди пакет с бутылками яванского рома, а в другой неся скуренную сигарету. На крыльцо в зелёном и пунцовом выплывает Тодд Миллер. — Вечер дебильных свитеров открыт, — под нос говорит Фрэнк. — А мы-то каковы, — кивает Донни. — Привет, парни! — Тодд уже разгорячён. Одною рукою придерживает пивной живот, другою приветственно машет Фрэнку и Донни. — Да не надо подарков. Выпивки море. — Расхожих приличий ради, — бросает Донни, непререкаемо впихивая в руки Тодда бумажный пакет. — Что ж, проходите. Прямо в сад. Я вас с братом познакомлю. — У тебя есть брат? — говорит Донни. — А то, приехал из Сан-Диего. Знаешь, он из тех, что до седины колесят по стране на «харлее». — Завидуешь? — спрашивает Фрэнк. — Очень. Жизнь для мужика. А не всё вот это вот… — Миллер мрачнеет. — Прекращай, старик, на тебе все надежды рода сошлись клином. Ты плодишь наследников Миллерам, — Фрэнк, широко улыбаясь, хлопает Тодда по плечу. — В пекло надежды рода, Фрэнк. Уверен, братец мой раскидал Миллеров по всем штатам, только его это не особо волнует, — Тодд выводит обоих на террасу заднего двора. Открывается ярко иллюминированная лужайка с омелами на растяжках, гирляндами и декоративными хлопьями снега. — Не спеши с выводами, — говорит Донни. — Уверен, твой братец с этим был осторожен. Фрэнк слышит узнаваемую интонацию: медленная, досадливая и прогнозирующая одновременно. Начинает оглядывать гостей, стремясь понять, что заставило Донни произнести сказанное. Долго искать не приходится. Среди гостей Фрэнк видит типа в чёрной косухе и тёртых-перетёртых лейбовых джинсах. Того самого, который позвонил в двери тогда ещё их нового дома на Берриз-Лейн, 1192. — С чего ты так думаешь? — спрашивает Тодд. — Гипотетически и вероятно, — пожимает плечом Донни. — Пошли, он вон там. Донни коротко смотрит на Фрэнка. Видит, что тот тоже узнал Джека Миллера, но молчит. Пока идут до нужной группы, успевают кивнуть Элеонор Марриш, потом Стюарту Марришу. Затем миссис Хайнц. — Вот, — говорит Тодд Миллер. — Знакомьтесь, мой брат Джек. Джек, это Робин и Фрэнк, живут в самом конце улицы в доме с бельведером. — Это не бельведер, — коротко поправляет Донни. Джек Миллер протягивает руку сначала Фрэнку, затем ему. Фрэнк отслеживает, с каким титаническим усилием приходится заставлять себя произносить «привет, Джек». Донни же, похоже, ничуть не скован. Он держится с Джеком как с новым знакомым. Ни тот ни другой не показывают вида, что были прежде близки. «Весьма тесно», — язвит сам с собою Фрэнк. Мысли проносятся в его уме одна за другой, бесконечное количество. И словно бы всего лишь одна в то же время. Фрэнк понимает, что это может быть совпадением, то, что бывший любовник его мужа — брат его соседей. Вообще удивительно, как это Фрэнк до сих пор ни с кем из прошлых связей Донни не сталкивался. Интересно, а сам Донни никак не связал фамилии обоих Миллеров? И не знал ли он? Фрэнк начинает сатанеть. И вдруг чувствует, как ногти сжатой левой руки впились в кожу ладони. — Чем занимаетесь, Робин и Фрэнк? — говорит Джек Миллер, салютуя им горлышком пивной бутылки. — Донни барыжит застройкой и недвижимостью, — весело хохочет Тодд. — А Фрэнк… А Фрэнк Эшли у нас писатель. Фрэнк чуть прикрывает глаза. Решает, что нужно срочно начинать пить и курить. — Здорово, — говорит Джек. — Отличные свитеры. Семейный стандарт? — Драгоценная миссис Шток подарила на Рождество. В знак признательности не смеем снимать, — непрозрачно говорит Донни, улыбаясь губами. — Кто такая драгоценная миссис Шток? — Няня наших с Фрэнком детей. — Парни, вы тут сами себя развлекайте, а я схожу до Альмы, — говорит Тодд и рысцой пускается до фуршетного стола. — А Фрэнк не сильно разговорчив, — говорит Джек уже без приятной улыбки, потому что притворяться надобность отпала. — Таков уж он, — тоже без улыбки говорит Донни. — Или просто не удостаивает тебя ответом. А, Фрэнк? Донни оборачивается. Фрэнк курит, медленно оглядывая обоих. — Чего надо, Джек? — невежливо говорит Фрэнк. Донни коротко и тихо хмыкает. Джек мрачнеет. — Слушай, Донни, надо поговорить. Я, знаешь ли, сюда не за ради праздника приехал. — Говори, — пожимает плечом Донни. — Не здесь. Наедине. — Наедине не выйдет. Фрэнк будет присутствовать. Джек дёргает головой. Ему не нравится. Но, похоже, сообщить Донни то, что у него есть, для него важнее: — Мать твою, Донни, ты когда-нибудь можешь идти людям навстречу? — Временами. — Давай хотя бы найдём место потише, — отпивает из бутылки Джек. — Там у Миллеров типа лодочного сарая, за персидской сиренью. Пошли. Джек кивает и первым идёт к сараю. — Я не пойду, — говорит Фрэнк. — Фрэнк, давай, — сухо бросает Донни. Секунду спустя добавляет мягче: — Я прошу тебя. Фрэнк тоже идёт. В самом сарае можно зажечь лампочку на шнурке. И там, действительно, сложенная надувная лодка, двигатель, рыболовные снасти и садовый инвентарь. Пахнет удобрениями и увядшими листьями. Донни закрывает дверь и говорит, поворачиваясь к Джеку и Фрэнку: — Я слушаю. Фрэнк, на вид совершенно беспечный, стоит у стены, опершись о ту лопатками. — Вернись ко мне, Донни. Фрэнк бы дорого дал, чтобы описать молчание, повисшее в сарае. — Что, блядь? — Донни чуть суживает глаза. — Повторяю, вернись ко мне, — Джек, ничуть не смутившись, смотрит прямо в суженные глаза. — Я полагаю, мы всё решили несколько лет назад, — почти цедит Донни. — Выглядело так, но я не могу забыть тебя. Фрэнк опускает голову, уставившись на носок «конверса». Кое-что он понимает в цикличности Миллера. То, с каким упорством тот возвращается к Робину Донни. Если уж сам Фрэнк сидит на Донни плотно и в течение многих лет как торчок на героине, то отчего бы этому не происходить с кем-то ещё? — Я женат. У меня и Фрэнка дети, — Донни уже взял себя в руки и закуривает, смотря исподлобья на Джека, пока подносит зажигалку к сигарете. — Пф-ф… — насмешливо издаёт Джек, одновременно разворачиваясь к Фрэнку. Оглядывает, снова возвращается к Донни. — Послушай, я понимаю, что поступил глупо. Сейчас понимаю. Я сбежал. Пойми меня правильно, прошло больше десяти лет. Тогда я был молод. И ты тоже. Я здорово перетрусил. Но все эти годы я думал о тебе. И если… Если нужно измениться, чтобы ты был со мною, то я согласен меняться. — Закончили, — Донни разворачивается к двери. — Он бьёт тебя? Донни замирает, оборачивается. Понимает, что вопрос был задан Фрэнку. Сам Фрэнк, уже оттолкнувшийся плечом от стены сарая, останавливается. Он хочет ограничиться своим дежурным «иди нахуй», но само собою вырывается другое. И те досада и ярость, что Фрэнк видит в глазах Джека как ответ на свои слова, льют бальзам на его душу. — Бобби делает со мною всё, что ему вздумается. — Бобби?! — Джек психует. — Угу, — мрачно улыбается Донни. — Стой. Подожди, — Джек подходит к Донни вплотную. — Я исчез, не оставив тебе адреса. Допустим, ты не знал, где меня искать… — Я знал, где тебя искать, Джек. Я не хотел этого делать. И ты тоже послушай. Я сейчас счастлив. Постоянно. И только потому что со мною не кто иной, как Фрэнк. В нём моя жизнь. Отойди, будь любезен. Джек делает шаг назад, говорит странно: — В самом деле такая страсть? — Просто огонь, — говорит Донни. — Фрэнк, а что Донни делает с твоими бывшими дружками? — спрашивает Джек у Фрэнка, но смотрит только на Донни. — Он же патологически ревнив. Жизнь с ним может превращаться в ад. Фрэнк, не отвечая, становится с Донни рядом, чтобы видеть выражение лица Джека после ответа. — Нет никаких бывших дружков, Джек. У Фрэнка есть только я. — Донни, ты совсем дурной? — Джек выглядит взбешённым. — Посмотри на него! Его никто не пропустит. Тебя наёбывают… Осекается, когда видит улыбку Фрэнка: тёплую, понимающую, торжествующую и снисходительную. — Да ты не шутишь, — Джека озаряет. Он начинает обсматривать Фрэнка так тщательно, что Донни нервно собирает кожу на переносице мгновенным движением. — А ты, вообще, откуда, дружок? — Местный, — говорит Фрэнк. Разговор обрывается. Донни выходит в сад, но Фрэнк задерживается. — Слушай, Джек. Как бы жалко ты ни выглядел, понять тебя можно, — говорит быстро. — Бобби — мужик роскошный и охуенный. И ты его в своё время проебал. Я не говорю, что бы сделал сам на твоём месте. Мы оба видим, что я в более завидном положении и никогда на твоём месте не окажусь. Но понять тебя можно. — Ты тоже меня послушай, солнышко, — Джек качается с носков на пятки, оглядывая. — Я с тобой ещё не закончил. Если ты водишь Донни за нос, он об этом узнает. Я жизнь положу. Если есть на свете хоть один, кто трахал тебя в зад помимо него, Донни об этом узнает. А может, мне повезёт, и я встречу того, с кем ты развлекался, уже будучи мистером Фрэнком Робином Донни? Тогда твой муж сам тебя прикончит. Фрэнк видит, что Джек Миллер просто пытается зацепиться, считав его реакцию с лица. — Только ты хорошо копай, не заставляй меня и Бобби ждать. Я, знаешь ли, люблю, когда он меня приканчивает, — Фрэнк широко и белозубо улыбается и имитирует томный и развратный стон с соответствующим движением. Потом ещё раз показывает зубы и тоже выходит из сарая. — Какого рожна ты так долго там пробыл? — Донни успевает скурить сигарету до фильтра. — Мы рвали друг на друге платьица в драке за тебя, — равнодушно бросает Фрэнк. — Эй, — Донни останавливается. — Бобби, клянусь, если повезёт, скоро узнаешь. Пойдём. Под омелу, под омелу, — Фрэнк подхватывает его под руку, втаскивая за стену персидской сирени.***
Фрэнк одевается раньше, чем Донни, поэтому сидит в прикроватной козетке, откинувшись на спинку и широко разбросав ноги. Несмотря на расслабленную позу и скуку на лице, Фрэнк взволнован, потому что оба собираются на оргию. А там Фрэнк ещё не бывал. Студенческие примитивные вечеринки с пивными фонтанами не идут ни в какое сравнение с тем, что ему описывает Донни. А Донни и не надо описывать. Он лаконичен. Но есть один момент. Когда предлагает Фрэнку подобное развлечение, сопровождает свои слова взглядом. Взглядом Пандоры, не меньше. И фразой «я так горжусь тобою, малыш, я хочу тобою похвастаться». «Оргия? — говорит Фрэнк. — Классическая римская патрицианская оргия?» «Полагаю, что почти, — соглашается Донни. Но добавляет: — Единственно, что Империя обходилась без трансов». Донни ходит по комнате, перешагивая через длинные разбросанные ноги Фрэнка, но его, похоже, это совсем не беспокоит. Фрэнк наблюдает, как Донни одевается. Он мог бы, закрыв глаза, воссоздать весь процесс облачения Робина Донни в голове: от белья до последней запонки и ручных часов от Филипа Патека с золотым хронометром и бриллиантами, которых Донни прождал пару лет. Фрэнк от часов отказался, повертев в воздухе перед носом мужа смартфоном с таймером. «Демократично как…» — Донни нос сморщил. Фрэнк следит за тем, как Донни застёгивает жилет, потом натягивает пиджак, высвобождает полувлажные и вьющиеся после душа кудри из-под воротника. Протаскивает сквозь них пятерню. В Фрэнке малодушно звенит восхищение на уровне низа живота. Но сам он молчит. Бросает взгляд на кровать. Там лежат две маски на латексной основе: чёрная шёлковая для него и золотое домино для Донни. — Суток двое, да, Фрэнк? Фрэнк оборачивается, смотрит с вопросом. — Я проплатил трое на две персоны. Ты слышал меня? — Нет, Бобби. — А о чём ты думаешь? — Донни разворачивается к нему, впихнув руки в карманы. — Как обычно, — Фрэнк пожимает плечом, — о тебе. Донни улыбается: — Я спросил, ты хотя бы двое продержишься? — Понятия не имею. Донни подходит и становится вплотную к краю козетки между ног Фрэнка. Смотрит сверху. У Фрэнка ещё раз сладко и тянуще звякает в животе от собственнического вторжения. Донни вынимает руку и протягивает её вниз. Фрэнк ухватывается. Донни вздёргивает его на ноги и становится тесно. И как обычно, но до сих пор вынимающе, только лица обоих оказываются так близко друг к другу, сцепляются взглядами и почти ртами до задержки дыхания. Поцелуя не наступает, но физическое ощущение его словно затягивающее в водоворот. — Я в гараж. Проверь дом, — медленно произносит Донни. Фрэнк не отвечает. Донни забирает маски с покрывала и выходит. Фрэнк проверяет чёрную и входную двери, электричество, ванные, выходит в гараж. Пока устраивается на пассажирском, думает, что бросаемые Донни непререкаемые фразы о том, что он однолюб, оправданы даже хотя бы тем, что автомобильные пристрастия Донни не уходят от завода «Ауди». А5 новая, но по-прежнему оттуда. — Что ты сказал моим родителям, когда отвозил Мину и младшего? — Что вернёмся в воскресенье к вечеру… — То есть те самые двое суток, — хмыкает Донни, ставя на ключ гаражную дверь. Фрэнк снова не отвечает, тогда Донни коротко смотрит на него. Понимает, что Фрэнк до сих пор в неясности от переливающихся перспектив, что разворачиваются перед ним в предчувствии оргии в «Оак холл». — Я пошутил. Если тебе не понравится, сразу же уйдём. — А что, сдачу с непотраченных трёх суток вернут? — Нет, на них, уверен, уже накуплено кокаина и водки. Фрэнк коротко смеётся. — Ты же знаешь, что на самом деле я никогда не делал ничего против твоей воли, Фрэнк Эшли, — Донни останавливается на светофоре. — Это уж верно, — соглашается Фрэнк. И через пару минут молчания добавляет: — С тобою вместе я могу быть сколько и где угодно. Донни, не отрываясь взглядом от дороги, улыбается сначала губами, но следом с зубами, чуть поднимая подбородок.